Страна Свободных Джиннов (СИ)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ: ОБ ИБРАГИМЕ

Ибрагим медленно шел по улице и думал, так ли он действительно любил Халимар. Он давно понял, что она никогда не ответит ему взаимностью. Еще тогда, когда она бегала с ободранными коленками по синей траве, Ибрагим знал, что она не для него. Вокруг нее всегда было полно друзей, она всегда была в центре внимания. Ибрагим, скорее всего, завидовал ей. Сам хотел быть лидером и заводилой, как Халимар. А с ним никто долго не выдерживал общения. Ни в какие игры не мог найти он себе партнера. Если кто-то играл хуже, чем он, Ибрагим смеялся и делал замечания. Если же кто-то играл лучше, Ибрагим злился и сам первый прекращал игру. Ему нравилось только побеждать. Скорее всего, именно поэтому он и возжелал Халимар. Для него она просто стала воплощением его детской мечты о победе. Иметь возле себя Халимар в качестве послушной и заботливой жены — это означало для него утереть нос всем своим сверстникам.

Зачем она нужна была ему? Сейчас Ибрагим понимал, что у Халимар далеко не ангельский характер. Постоянные шуточки, розыгрыши! Характер несносный! С такой женой хлопот не оберешься. Зачем она нужна была ему? Если бы можно было все вернуть! Он бы ни за что не приблизился к ней, пусть бы морочила голову своему бездарному художнику.

«А я бы вернулся в Страну Свободных Джиннов, нашел бы подругу, женился и жил бы себе нормальной вечной жизнью. А что сейчас? Как я смогу вернуться в ССД обесчещенный? Как я взгляну в глаза своим родителям, сестрам и братьям? А как они потом будут смотреть на меня? Нет, лучше здесь!»

Ибрагим мог бы остаться жить у Аркадия. Но не захотел. Там все напоминало ему о том, что произошло. Ибрагим мог бы наколдовать себе все, что угодно. Ведь он по-прежнему оставался джинном. Но после того, как он лишился своих золотых туфелек, что само по себе было большим позором для джинна, у него опустились руки. Ему ничего не хотелось. Махнул на себя рукой и стал потихоньку опускаться.

Был он по-прежнему молодым и красивым, как все джинны. Высокий брюнет с карими глазами, с чертами лица, способными свести с ума любую девушку на земле и на небесах. Но в старой одежде, босиком, с отросшими волосами, небритым лицом и тоской в глазах он вызывал только жалость и отвращение.

Он мог бы в одну секунду сменить одежду, сделать новую обувь вместо потерянных навсегда золотых туфель, но не хотел. Не ел, не пил. Просто ходил по улицам бесцельно или сидел в сквере на скамейке. Ел только тогда, когда случай посылал ему какую-нибудь добрую старушку, делившуюся с ним булочкой или пряником.

Ибрагим опустился на скамейку в парке. Его босые грязные ноги привлекали внимание и вызывали у людей недоумение. На его скамейку больше никто не садился. Он уже привык к этому. И даже рад был, что рядом никого нет. Вдруг на скамейку села чистенькая старушка, от которой так приятно пахло. Очень аккуратная старушка, модная старушка, в розовых брючках и бежевой блузе.

— Проблемы? — спросила она без предисловий. — Может, я смогу чем-то помочь?

— Ненавижу стариков и старух! — сказал Ибрагим.

— Я сама их ненавижу! — совсем не обиделась на него старая женщина. — Вечно жалуются на болезни, говорят только о своих внуках. Как будто в мире больше ничего интересного не осталось! Я, например, очень люблю ходить в кино, и делаю это регулярно, раз в неделю. Вы любите ходить в кино? Пожалуй, нет. Босиком в кинотеатр вряд ли пустят. А хотите, я куплю вам туфли? Тогда вы сможете сходить в кино!

— Мне уже никто и никогда не сможет вернуть мои туфли, — с горечью произнес Ибрагим.

— Ваши — нет. Но можно купить другие. Какой у вас размер обуви?

— Я не знаю, какой у меня размер. Для меня размер не имеет значения.

— Тогда вы посидите здесь, а я скоро вернусь!

«Зачем она делает это? Какое ей дело до того, что у меня нет обуви? Какое ей дело до того, что я голоден или мне холодно? Я ведь ясно дал ей понять, что ненавижу стариков, в том числе и ее.

Внезапно Ибрагиму в голову пришла мысль, что не так уж и уродливо морщинистое лицо. И выцветшие от старости глаза людей бывают добрыми и лучистыми.

Старушка вернулась через тридцать минут. В руках она держала картонную коробку.

— Вот! Нравятся? — она протянула Ибрагиму пару кожаных туфель. — Это еще не все. Вот носки, чтобы ноги не натирать. Надевай!

Старушка незаметно для себя перешла на «ты».

— Не стесняйся! Считай, что я даю это тебе в долг. Вернешь, когда сможешь. Ты теперь совсем другим человеком себя почувствуешь. Вот увидишь! Это волшебные туфли.

— Что ты знаешь о волшебных туфлях, старуха?! — горько рассмеялся Ибрагим впервые с того момента, как его прекрасные золотые туфли разлетелись вдребезги.

Тогда он собрал золотые осколки, сложил в мешочек и до сих пор носит его на груди.

— Да, да! Не смейся! Поверь, что чудо произойдет — и оно произойдет. У меня сын пропал. Три года его не было. Не звонил, писем не присылал. Я верила, что случится чудо, и он вернется. И что ты думаешь? Я была не права? Он вернулся! Оказывается, он отработал сезон в какой-то артели старателей. Плохой артели. Он отработал честно, а его выгнали и ни копейки не заплатили. Он три года домой шел! За тарелку похлебки на работу нанимался к людям. Некоторые люди жалели его, давали денег и кормили. Другие — в лицо плевали. Как будто не понимали, что жизнь может иногда человеку такой фокус показать! Никто не должен относиться к человеку жестоко! Жестокость может вернуться к тебе увеличенная во сто крат. И вот мой сын вернулся домой. Правда, жена его за три года себе другого нашла. Но это не страшно. Теперь у него новая жена. А у тебя есть жена? — спросила старушка?

— Была невеста. Но она другого полюбила. Бездарного художника.

— Ничего! Ты тоже встретишь девушку, которая будет тебя любить. Ты молодой, красивый. Только руки опустились у тебя. Тебе нужно найти работу. Будешь среди людей, люди помогут тебе снова на ноги подняться.

Ибрагим принял подарок молча, без благодарности.

«За что благодарить? За эти кожаные туфли, которые рано или поздно придут в негодность? Потом их все равно придется выбросить. Я столько времени служил людям, выполнял их желания. Могу я теперь хоть что-то получить от них?»

Старушка пожелала Ибрагиму всего хорошего и ушла. Она радовалась, что совершила такой благородный поступок: почти половину своей пенсии отдала человеку, нуждающемуся в ее помощи. Ведь счастливее всегда тот, кто совершает благодеяние, а не тот, что его получает.

«Ну, ничего! У меня сын есть, он мне поможет. А у этого бедняги, похоже, никого нет. Парень такой несчастный! Может, благодаря моей помощи и у него дела наладятся. Может, он работу себе найдет хоть какую-то. А пока он босиком, все на него смотрят, как на бродягу».

Ибрагим, могущественный джинн Ибрагим принял помощь старушки. Он мог бы сотворить для себя все, что угодно, но пережитое горе придавило его к земле.

Так случилось, сто именно те, кого он больше всего презирал, проявили к нему наибольшее сочувствие. Старушки делились с ним скудной едой, а старички давали деньги и свежие газеты для чтения.

Ибрагим, носивший на груди мешочек с золотом наивысшей пробы, брал монеты у стариков и складывал себе в карман. Он не тратил деньги, ему не хотелось ни есть, ни пить. Иногда только покупал себе мороженое.

В новых туфлях было жарко. Он снимал их и часами сидел в парке на скамейке, уставившись в одну точку.

Однажды какой-то старик опустился рядом с ним на скамейку.

— Ай-ай-ай! Нехорошо так опускаться. Такой молодой, а сидишь без дела. Я давно за тобой наблюдаю. Я старый, у меня сил нет трудиться, а то бы я здесь не сидел! А хочешь, я отвезу тебя к себе на дачу? Мне жена там всего-всего насадила, а сама умерла. Наверное, все сорняками заросло. Проведешь там лето, может, что из овощей поспело. Голодным не останешься!

Ибрагим молчал. Ему было все равно. У него не было никаких желаний.

— Посиди тут! — предупредил старик. — Я только ключ возьму от домика. И деньги на автобус.

Ибрагим ждал. А что ему оставалось делать? Он не знал, чем ему заняться и как жить дальше. Поэтому позволил решать за себя другим, в частности этому доброму старичку.

Старичок вернулся довольно скоро: он жил неподалеку.

— Поехали! Живи там хоть все лето! И осенью там можно жить. А если печку построить, то и зимой можно будет жить. Там посадка рядом, дров заготовишь, если захочешь. Все-таки не бездомный. Там моя жена насадила овощей, в саду что-то созреет. Голодать не будешь. А если соседи захотят, чтобы ты и за их дачами присматривал, они будут привозить тебе продукты. Знаешь, как обидно, когда что-то твое у тебя из-под носа тянут!

— Знаю.

Это было первое слово, сказанное Ибрагимом старичку.

— О! Заговорил! — обрадовался старик. — А я думал, что ты глухонемой.

Ехали на дачу долго. Минут тридцать. Ибрагим, привыкший передвигаться на огромные расстояния за несколько секунд, с интересом смотрел во время поездки в окно, рассматривал дома и деревья.

Вышли на нужной остановке, пошли пешком.

— Мне жаль расставаться с этой дачей. Мы ее купили с женой, когда были молодыми. И соседи у нас здесь хорошие. Но сил у меня уже нет землю обрабатывать. А дети далеко живут, им моя дача ни к чему. Не думал, что моя Надежда Петровна раньше меня уйдет: я на одиннадцать лет старше ее! А что с тобой произошло? Почему ты бродяжничаешь?

Ибрагим не отвечал.

— Не хочешь — не говори. Это твое право. Поживешь у меня на даче. Тебе понравится! Я буду тебя навещать иногда, — пообещал старик.

— Здравствуйте, Михаил Александрович! Давненько вы не приезжали, — поздоровался мужчина, поливавший помидоры на соседней грядке.

— Здравствуй, Леня! Горе у меня, Леня, один я остался. Умерла моя Надежда Петровна. Некому теперь будет за огородиком смотреть.

— Ой, а я не знал ничего! Простите! Думал, что это соседи не приезжают? Я ваш огород поливал. У вас так все взошло хорошо, жалко было, что пропадет.

— Спасибо, Леня! Вот родственник мой поживет пока на даче. Заодно и за твоей присмотрит, чтоб воры не лезли собирать твой урожай.

— Это хорошо! Я только раз в неделю приехать могу. Вот в отпуск пойду, тогда поживу здесь недели две. А родственника как зовут?

Старик ничего не мог ответить. Он даже не знал имени человека, которому почему-то решил помочь. Но не мог же он сказать соседу, что привез к себе на дачу совершенно незнакомого человека, бродягу.

Старик посмотрел в глаза Ибрагиму. Ибрагим понял, что происходит в душе старика. Ведь джинн по-прежнему умел читать мысли.

— Ибрагим, — сжалился над стариком повергнутый джинн.

— А меня Леней зовут! Михаил Александрович, Ибрагим! Идемте ко мне пить пиво с сушеными кальмарами! Ибрагим, ты пиво любишь?

— Любит, любит! — обрадовался Михаил Александрович, что все обошлось.

Ибрагим, привыкший к благородным напиткам в квартире Аркадия, узнал, каким вкусным может быть охлажденное пиво. Сосед угостил их еще сорванными на грядке помидорами и огурцами и картофелем, сваренным в кожуре.

Ибрагим, привыкший к изысканным блюдам, не мог понять, почему ему так понравилась такая простая еда.

Когда старик уехал, Ибрагим решил последовать примеру соседа и повырывать сорняки на огороде. Работа эта была для него абсолютно новой. Как, кстати, любая другая. Ведь до этого Ибрагим вообще ничего не делал. Он просто творил чудеса. Сейчас он совершенно не чувствовал усталости, ведь был он могущественным джинном. Ему по силам была любая работа, а он всего лишь рвал сорняки. Он так увлекся, что очистил от сорняков весь участок.

— Ибрагим! Побереги силы. Оставил бы что-то на завтра, — посоветовал Леня.

Леня уехал домой, а на следующий день Ибрагим взялся за его участок. Он истребил все сорняки на огороде соседа.

Через пару дней все соседи Михаила Александровича по даче уже знали, что у него живет родственник. Соседи приходили, приносили угощение и хлеб. Просили, чтобы Ибрагим присматривал и за их дачами.

Ибрагиму понравилось обрабатывать землю. Ему нравилось, что во время прополки и окучивания ему не надо смотреть в небо. Он работал, не покладая рук и не поднимая головы, чтобы не смотреть туда, в небо. Он не хотел вспоминать о Стране Свободных Джиннов, в которую теперь путь ему был закрыт.

Ибрагим подружился с Леней, который приезжал на дачу по субботам. Леня подсказывал Ибрагиму, что нужно делать на огороде и в саду. Леня рассказывал Ибрагиму о себе, о работе, о семье. Ибрагиму ничего не хотелось рассказывать о себе. Он только слушал.

Однажды Леня приехал и привез бритвенный прибор и ножницы.

— Ибрагим! — сказал Леня. — Твоя борода — это твое личное дело. Не хочешь от нее избавляться — не нужно. А вот волосы тебе надо обязательно подстричь. Здесь двух мнений быть не может.

Ибрагим согласился с этим. Конечно, Леня не был профессиональным парикмахером. Но он умел делать элементарные мужские стрижки. У него была большая практика в этом деле, когда он был моряком. За шесть месяцев рейса он, моторист, успевал не раз подстричь всех членов экипажа. Все тридцать человек! От капитана до повара.

Теперь Леня уже не ходил в рейсы, работал на буксире в порту, а свое умение делать мужские стрижки решил применить к Ибрагимовой голове.

Леня очень хорошо сделал свою работу. Стрижка получилась отличной!

— Ну, что? Бороду брить будем? — спросил сосед.

— А! Ладно, брей, — согласился Ибрагим.

Над лицом Ибрагима Леня трудился значительно дольше, чем над прической. Когда работа была окончена, Леня сказал:

— Зачем тебе нужна была борода? Ты, наверное, скрываешься от кого-то? Иначе зачем прятать такое прекрасное лицо? Я думал, ты намного старше. Тебе никак не больше двадцати пяти лет!

— Да, — ухмыльнулся Ибрагим, — никак не больше двадцати пяти лет.

«Если бы знал этот смертный, сколько мне на самом деле лет. Как он был бы удивлен!» — подумал Ибрагим.

Теперь, когда связь Ибрагима с джиннами прервалась, волей-неволей приходилось довольствоваться обществом людей. Ему приятно было общество Лени, которому было сорок семь лет, у которого была жена и двое взрослых детей. У детей — своя жизнь, а у жены — своя. Она вдруг внезапно поняла, что от нее уходит молодость, увлеклась разными оздоровительными гимнастиками, омолаживающими чистками и массажами. А для мужа у нее оставалось все меньше и меньше времени.

А у Ибрагима — в целом мире никого. Вот эти двое мужчин и стали друзьями. И хотя Ибрагим по-прежнему ничего о себе не рассказывал, зато о Лене он уже знал абсолютно все. Даже то, о чем сосед ему и не сообщал: ведь джинны умеют читать мысли.

Еще что-то очень важное произошло в сознании Ибрагима. Он уже не считал, что старики уродливы и портят внешний вид города. Он вдруг осознал, что без стариков в мире была бы нарушена гармония.

«То, что произошло со мной — большое несчастье. Я никогда не смогу вернуться в Страну Свободных Джиннов. Живу, как самый обычный человек. Я даже чувствую себя иногда человеком! А много ли найдется джиннов, которые могут сказать о себе то же самое?»