Страна Свободных Джиннов (СИ)

ГЛАВА ПЕРВАЯ: ЗЕЛЕНЫЙ ФЛАКОН

Хому никто не называл по имени. Только в глубоком детстве. Но это было так давно! Многие вообще считали, что это и есть его настоящее имя. Да и сам он давно уже привык к этому, и когда знакомился с девушками, представлялся:

— Хома.

Некоторые удивлялись, говорили:

— Ах, какое редкое имя!

Другие воспринимали это равнодушно. Хома так Хома! Эка невидаль! И не с такими знакомились!

Хозяйке квартиры он тоже так представился:

— Хома.

— Хома неверующий? — спросила женщина.

— Почему неверующий? — удивился Хома.

— А я о других не слышала. Только о Хоме неверующем, — объяснила женщина.

— Нет, Хоменко я. Просто Хомой все зовут, — объяснил парень.

— А! Понятно! Ну, как? Нравится квартира? — спросила хозяйка.

То, что именовалось квартирой, на самом деле было комнаткой два с половиной метра в длину и немного меньше в ширину. Очевидно, когда-то это просто был шкаф для одежды или, как сейчас модно говорить, гардеробная. Вот для одежды это было бы еще ничего, но жить в этом лифте…

— Думайте, только недолго. Квартира хорошая. На нее клиент сразу найдется. Вход отдельный, кухня своя, санузел, мебель.

Мебель — это старый продавленный диван с неопределенного цвета обивкой и еще более старый комод. Эти предметы, пожалуй, можно было бы назвать антикварными, из уважения к их почтенному возрасту.

— Так что, берете? — спросила хозяйка.

В этот самый момент у нее в кармане халата заиграла музыка.

— Алло! — ответила хозяйка. — Комната? Да, освободилась комната. … Отдельный вход, своя кухня, санузел. … Адрес? — она прикрыла рукой трубку. — Так что, берете? — снова обратилась к Хоме.

Хома утвердительно кивнул.

— Нет, уже занята комната! … Пожалуйста!

— Только у меня правило такое: деньги наперед, за два месяца, — предупредила Хому. — И мне хорошо, и вам лучше! Раз заплатил — и живи себе два месяца! Где вы еще такое жилье за семьдесят пять долларов найдете?

— По телефону мы договаривались за шестьдесят, — вспомнил Хома.

— За шестьдесят? Значит, это случайно вырвалось. Я девчонке, что вчера съехала, сдавала за шестьдесят. Начинающая модель! Она без работы сидела несколько месяцев, вот я и брала с нее шестьдесят. Шестьдесят! — хмыкнула хозяйка. — За шестьдесят и комнату в коммуне трудно найти, а у меня отдельная квартира!

По телефону размеры жилища указывались слегка иные. Может, перегородку поставили, пока Хома ехал в троллейбусе? И комната стала меньше.

— Ну, так что? — ждала денег хозяйка. — А район какой! Шесть остановок на троллейбусе — и уже в центре.

Шесть не шесть, а восемь остановок действительно надо было проехать на автобусе, чтобы добраться до центра. По масштабам крупного города это совсем ничего. А потом еще девять кварталов пешком по прямой и два квартала направо, чтобы попасть в магазин бытовой техники, в котором Хома работал охранником. Работа не пыльная: стой себе у входа с кобурой на поясе и тупо смотри на входящих и выходящих посетителей. Конечно, в дипломе экономического университета у Хомы значилась совсем другая специальность. Только устроиться с дипломом на работу было гораздо сложнее, чем в этот самый вуз поступить. Выпущенные пачками специалисты оседали на рынках, лотках, в магазинах и других торговых точках. Страна развивала внутренний рынок, ей требовались работники. Хоме еще повезло: он нашел себе место охранника. Думать не надо, считать не надо. Портупею надел — и стой. «Как надену портупею — все тупею и тупею!»

Квартиру Хома сначала снимал в центре, но вовремя понял, что так ему долго придется донашивать гардеробчик со студенческих времен и питаться в дешевых столовках, которых, кстати, в городе становилось все меньше и меньше. А еще у Хомы были проблемы с женским полом. Долго еще ни с одной девушкой не встречался. Куда повести, что-то подарить — на это едва хватало денег после расчета за дорогую квартиру в лучшем районе города. Он и снимал-то хорошую квартиру, чтобы не стыдно было к себе девушку пригласить. В последнее время он встречался с одной девушкой почти полгода. Ничего так девушка, благополучной наружности. Но вдруг она другого себе нашла. Нашла так нашла. Ушла бы себе молча, он бы и слова ей не сказал: насильно мил не будешь. Но она такое сказала! Хома теперь не мог ее слова выбросить из головы. И девушку, следовательно, тоже не мог забыть.

«Все! Никаких девушек! Буду только работать и писать картины. А потом, когда удача повернется ко мне лицом, девушки сами поплывут ко мне, как рыба на нерест, против течения! Девушки только удачливых любят!»

Вот нашел себе жилье почти в три раза дешевле. Сюда уже точно никакую девушку не приведешь. Да ну их, девушек! Как они могут иногда обидеть человека, незаслуженно обидеть.

Хозяйка удалилась на некоторое время, затем снова вошла в комнату. Со двора, через отдельный вход снаружи дома, по крутой лестнице на третий этаж. Принесла комплект постельного белья.

— Так я сейчас приду убирать. Эти модели такие неряхи! Хотя бы веником когда махнула! Пыль развела, паутину. А собиралась в спешке, даже колготы свои дырявые не выбросила.

— Что, карьеру сделала? — спросил Хома.

— Может, и карьеру. А может, просто дядю богатого нашла. Так девчонки часто себе карьеру делают. То хлеб одалживала, мыло не за что купить было, у меня просила. А то вдруг сразу духи дорогие, шмотки модные появились. И съехала. Комната теперь для нее маленькой стала. Так что счастливая эта комната! И ты съедешь когда-то. Как разбогатеешь! Только не забывай платить за два месяца сразу, — напомнила хозяйка.

— Вот, возьмите, — Хома протянул ей несколько банкнот.

— Вот и хорошо! — сразу повеселела хозяйка. — А я сейчас приберусь здесь. Фу, до чего комнату довела!

— Не надо убирать сегодня, — попросил Хома. — Я устал очень. А завтра целый день буду на работе, тогда и убирайте.

— Хорошо! Значит, завтра уберу, — согласилась хозяйка и ушла.

«Интересно, как в этой комнате летом будет? Может, жарко или душно?»

Сейчас, в начале мая, в комнате было свежо и прохладно. А как будет дальше? Хома прилег на ободранный диван. Это старье теперь будет служить ему кроватью. Не совсем удобный диван, но жить можно. Лег на спину, руки под голову положил. Снова подумал о девушке, которая его бросила. Как она могла такое сказать! Хома полежал немного. Потом пошел на кухню, заварил чай, налил в большую чашку. Вернулся в комнату. Решил немного порядок навести. Чего только не оставила здесь начинающая модель! Коробки, пакеты, старую обувь со стоптанными каблуками. И пыль. Фу! Везде пыль! Хома нашел пустой пакет и решил освободить комод для своих вещей. Сгреб все из ящиков, бросил в пакет. Что-то мелькнуло зеленое, с бутылочным блеском. Какой-то флакон. Наверное, в нем духи были. Флакон красивый! Хома знал толк в красивых вещах. Бутылочка, как будто сделанная из цельного куска изумруда, конечно же, была стеклянной. Очень радует глаз. Хома присмотрелся к надписи на флаконе. Буквы какие-то непонятные. Не похожи ни на латинские, ни на греческие, ни на буквы родного языка. Почему-то захотелось стереть пыль с красивого флакона, прежде чем отправить его в пакет с мусором.

Внезапно Хома ощутил, что кто-то есть за его спиной. Он резко обернулся. На подоконнике сидела девушка.

— А ты чего здесь? — сердито спросил Хома, почему-то не удивившись ее внезапному появлению.

— Я? — удивленно спросила девушка.

— Ну не я же, — ответил с раздражением Хома.

А сам подумал: «Из-за той козы, что меня бросила, теперь мне везде девчонки мерещатся».

— А почему она тебя бросила? — спросила девушка.

— Она сказала… Нет, я не могу это повторить, — Хома замолчал. — А тебе что до этого?

— А ты не повторяй! Просто вспомни, — предложила девушка.

— Такое забудешь, — хмыкнул Хома.

Девушка внимательно посмотрела на парня, подняла руки ладонями к лицу, как будто собиралась умыться.

— Это правда? — сочувственно спросила она.

— Что правда? — не понял Хома.

— То, что она сказала, — напомнила девушка.

Парень разозлился.

— Вас, баб, только это интересует. А больше ничего, — Хома сердито выругался.

— Меня не интересует, — быстро сказала девушка.

— Врешь, — не поверил парень.

— Как хочешь. Можешь не верить, — ответила девушка.

Некоторое время они сидели в тишине, не глядя друг на друга.

— Чай будешь? — спросил Хома.

Девушка кивнула. Вдруг шкафчик на кухне, который хорошо был виден из комнаты, открылся, оттуда вылетела чайная чашка, опустилась на стол у маленького чайничка. Чайничек взлетел, плеснул немного заварки в чашку и вернулся на место. Электрический чайник сам включился: на нем зажглась лампочка.

— Я горячее люблю, — сказала девушка.

Парня совсем не удивил фокус.

— Ты из цирковой школы? — спокойно спросил.

— Да, из школы, — с иронией ответила девушка.

Чайник закипел, сам отключился, как это делал обычно. Но затем поднялся в воздух и налил в чашку кипятка. Ящик стола выдвинулся, оттуда выпорхнула чайная ложка, дважды нырнула в стеклянную банку с сахаром. Размешала чай.

— Я сладкое люблю, — объяснила девушка.

Ложка подлетела к мойке, кран открутился, и оттуда полилась тоненькая струйка воды. Ложка помылась и свалилась на стол.

— Где кухонное полотенце? — спросила девушка.

— А на фига оно мне? — уныло спросил Хома.

— Ложку вытереть, — объяснила девушка.

— Сама обсохнет.

Еще миг — и чашка с горячим чаем оказалась в руке у девушки, сидящей по-прежнему на подоконнике.

Хома внимательно посмотрел на девушку.

«Ничего девчонка, симпатичная. Только одета как-то странно».

На девушке была бирюзового цвета блуза и такие же шаровары. Блуза была очень короткой, а шаровары — широкими. Блуза закрывала только грудь, а шаровары открывали талию. Рукава широкие, прозрачные, а шаровары расшиты бисером. На голове — ярко-оранжевая чалма. Или тюрбан. Хома не знал, как это правильно называется. Из-за этого головного убора голова девушки была похожа на большущий апельсин. Самой странной в ее наряде была обувь: золотые туфельки совсем без каблуков, но зато с длинными и заостренными, поднятыми вверх носками.

«Красивая девушка, — снова подумал Хома. — Но одежда дурацкая».

Один миг — и девушка уже сидит на подоконнике в джинсах и точно таком же темно-синем свитере, какой был на Хоме.

— Ух ты! — сказал Хома. — Как это у тебя получается? А в купальник переодеться можешь?

— В купальник? А в каком тебе хотелось бы меня видеть? — спросила девушка.

— Не знаю, — сказал Хома, а сам подумал, как подошел бы к ее медовым волосам красный купальник.

Еще один миг — и девушка уже сидит на подоконнике в красном купальнике.

— Нравится? — спросила.

— Нравится! Только переоденься: холодно в купальнике.

Девушка снова оказалась в своем наряде. Туфли, чалма, только блуза и шаровары с бисером были теперь ярко-красного цвета. По-видимому, чтобы угодить Хоме.

— А ты что вообще здесь забыла? — уже миролюбиво спросил Хома.

— Флакон. Зеленую такую бутылочку. Я живу в ней, — объяснила девушка.

— Шутница. В бутылках только джинны живут!

— Так я и есть джинн.

— Ты хочешь, чтобы я поверил, что ты джинн? Огромное красное чудище с телом из облака? — спросил Хома.

— У тебя неправильное представление о джиннах, — сказала девушка.

— Ну, во-первых, джинн — это мужчина.

— Это твое заблуждение. Кстати, не ты один думаешь, что джинн — это всегда мужчина.

— А что, бывают и женщины? — с ухмылкой спросил Хома.

— Но ты же видишь меня! Кто скажет, что я мужчина? — спросила девушка.

— Да, фокусы ты показывать умеешь! Но это еще не доказывает, что ты — джинн.

— Может, тебе чудо сотворить? — предложила девушка.

— Сиди! Не нужны мне твои чудеса. Напрасно будешь силы тратить. Я все равно тебе никогда не поверю. Я что, пацан, по-твоему, чтобы меня сказками развлекать?

Вдруг посреди комнаты появилась птица с ярким опереньем. Она сразу же снесла яйцо, яйцо треснуло, и оттуда стал просачиваться розовый дым. Дым быстро заполнил всю комнату. Стало холодно и сыро.

— Мы в облаке, — объявила девушка.

— Убери это немедленно! Только розовых облаков мне здесь не хватало!

Розовый дым мгновенно исчез.

— Ты все равно мне не веришь? — спросила девушка.

— Отвяжись! Мне нет до тебя никакого дела.

Тогда девушка стала крошечной, примерно, как спичечный коробок. Она переместилась по воздуху с подоконника на кровать, села, положив ногу на ногу, и спросила:

— А теперь веришь?

— Нет, — сказал Хома. — Это какой-то обман зрения. Или гипноз. Ты гипнотизируешь меня, и я вижу вместо тебя эту крошечную твою копию.

— Ладно! Не веришь — не надо. Тогда я пойду в свою бутылку.

Хоме показалось, что девушка разозлилась.

— Нет! — закричал он. — Только не лезь в бутылку!

— А скажи, что ты мне веришь, тогда не полезу! — потребовала девушка.

— Верю.

— Скажи, что ты веришь, что я — джинн! — продолжила девушка.

— Ты — джинн, — согласился Хома.

— Вот и хорошо! Теперь ты мой повелитель, а я буду выполнять все твои желания, — сказала девушка и снова увеличилась до нормального человеческого размера.

— Все-все-все? — недоверчиво спросил Хома.

— Все-все-все! Могу тебе даже увеличить что-нибудь, если это тебя так волнует.

Парень побагровел от злости.

— Мне ничего не надо увеличивать! И вообще, я в твоих услугах не нуждаюсь.

— Как хочешь. Только я теперь все равно твой джинн, хочешь ты этого или не хочешь. И пока не исполню тридцать три твоих желания, ты не сможешь избавиться от меня, — предупредила девушка-джинн.

— Тридцать три? А я думал, что желаний всегда три.

— Я джинн, а не золотая рыбка! Глупый ты, Хома!

— Попрошу не оскорблять! — потребовал Хома.

— Вот и первое желание. Слушаю и повинуюсь! Повелитель мой, господин мой, хозяин мой! Никогда, ни при каких обстоятельствах не буду тебя оскорблять. Даже если ты будешь вести себя, как идиот, и нести полную чушь собачью. А какое будет следующее желание? Предупреждаю: осталось ровно тридцать два. Так что думай, прежде чем ляпнуть какую-то глупость.

— А ты, правда, можешь все? — недоверчиво спросил Хома.

— Аб-со-лют-но! Могу даже осуществить твою самую сокровенную мечту. Любую. Даже если тебе самому она кажется несбыточной. Хочешь, твои картины назовут гениальными, и их будут раскупать за большие деньги по всему миру? — предложила джинн.

— Нет у меня никаких картин, — возразил Хома.

— Но ты же хочешь, чтобы они были?

— Откуда ты все знаешь?

— На то я и джинн. Я не могу знать обо всех всего, но о своем хозяине, господине и повелителе я обязана знать все. Это означает, что я соответствую занимаемой должности. А если я чего-то не знаю, значит, я плохой джинн. А так не бывает. Джинн не может быть плохим или хорошим.

— Правда? А каким может быть джинн?

— Есть джинны черные, а есть белые. Черному джинну нравится служить злым людям.

— А ты белый джинн? — спросил Хома.

— Ты на редкость проницателен, повелитель мой, — Хоме показалось, что он услышал иронию в словах девушки.

— А черный джинн может служить доброму человеку? — спросил Хома.

— А куда ему деваться? К кому попадет — тому и служит. Я же сказала: служит злому человеку с удовольствием. А доброму — без удовольствия. Но служит. А куда деваться?

— Так значит, джинны так же несвободны, как и люди? — заметил Хома.

— Почему несвободны? Выполнил тридцать три желания тридцати трех клиентов — и все! Лети себе в Страну Свободных Джиннов! И живи себе там свободно!

— Сколько?

— Сколько времени, ты хочешь спросить?

— Ну да. Сколько лет живут джинны?

— Всегда.

— То есть, ты хочешь сказать, что вы — бессмертны?

— Время, смерть, бессмертие — все это для вас, для людей. А у нас совсем другие категории.

— А скоро ты полетишь в Страну Свободных Джиннов? — поинтересовался Хома.

— Я вернусь туда, когда выполню тридцать два желания моего тридцать третьего клиента.

— То есть, тридцать три? — напомнил Хома.

— Уже тридцать два.

— Так я…

— Да, сообразительный мой господин! Ты и есть мой тридцать третий клиент, — призналась девушка-джинн.

— Тогда не быть тебе скоро в Стране Свободных Джиннов.

— Это почему же? — спросила девушка.

— А потому, что у меня нет никаких желаний.

— Это пока нет, а потом появятся. У тебя девушки нет, работа не требует вдохновения. Любви у тебя нет. А когда появятся любовь и вдохновение — тогда и желания появятся. Успевай их только мне заказывать! Как бы мне еще справиться!

— Врешь ты все. И не джинн ты вовсе. Фокусница! Или гипнотизерша. А может, ты только в моем воображении и существуешь.

Девушка пожала плечами, обиженно вздернула нос и снова стала маленькой. Она гордо направилась к своему флакону.

— Не уходи! — крикнул Хома. — Только не лезь в бутылку!

Но было уже поздно. Обиженная девушка сидела во флаконе, сердито поджав губки.