Глава 37

Полуденное солнце заливало белые пески Эльфрании.

На берегу кофейного острова, чуть дальше того места, где Августин пытался «расчленить» Николая, собралась толпа. Три десятка эльфов, «вооруженные» канатами из переплетенных толстых лиан, один за другим ныряли в прибрежные воды. Ныряли лишь с одной целью — для того, чтобы обвязать веревками стальную махину.

Коллективные усилия не пропали даром, и вскоре покореженная «птичка» оказалась на берегу.

— Здорово! Великолепно! — Профессор, напевая незамысловатый мотив и чуть ли не пританцовывая, забегал вокруг вертолета. — Ну-ка, здоровяк, подсади!

Наебуллин забрался в салон. Брезгливо осмотревшись, переместился в кабину пилота. Минуту или две из нее не доносилось ни звука…

— Есть! А-а-а! Есть, едрить меня в копыто! — вдруг раздались его вопли. — Нобелевка! Нобелевка моя!

«Гнида старая, дорвался-таки до хреновины. Я все же надеялся, что ее расфигачило при падении или что-то типа того…» — раздосадованно подумал Николай, но, когда профессор появился в двери, сделал радостное лицо и протянул ладонь:

— Отличные новости! Хватайтесь, помогу слезть.

— Так нечем хвататься! — Наебуллин продемонстрировал нежно-голубой шестигранный куб, зажатый в одной руке, и коричневый чемоданчик из кожзаменителя — в другой. В чемоданчике гремело что-то стальное. — Самолично слезу.

«Самолично, сука!» — Грубанова это слово раздражало.

Наебуллин ловко — для своих лет — спрыгнул на землю.

— Там в кабине труп пилота, — безразлично сообщил он. — И в салоне еще одного мертвяка видел.

Николай махнул рукой в сторону вертолета:

— Разберитесь!

И поспешил за стремительно удаляющимся профессором.

— Но-обелевка, Но-обелевка, Но-бе-лев-ка, — вполголоса напевал тот.

— Значит, это и есть «хреновина»? — поравнявшись с певцом, полюбопытствовал избранный.

— Нет, Коля, едрить твои уши, я просто взял из вертолета безделушку на память! Не задавай глупых вопросов.

— Ясно… А она вообще работает? Безделушка на память?

Наебуллин, не останавливаясь, покрутил хреновину в руке:

— Черт ее знает, вроде не работает. По крайней мере кнопки на прикосновения не реагируют.

Эта новость Николая непомерно обрадовала.

«Не получишь ты премию, образина престарелая! А то Нобелевку захотел… Так и сдохнешь здесь в безвестности!» — злорадно подумал он.

— Хотя экранчик вроде как рабочий, — продолжил говорить Наебуллин. — Видишь, горит?

— А что на нем за цифры?

— Девяносто, шестьдесят, девяносто? Это текущие координаты острова. Шестьдесят градусов южной широты, девяносто градусов западной долготы… А первая цифра — точка входа в параллельный мир. Высота.

Вдалеке показался портал, ведущий в Эльфранию. Профессор заговорил быстрее:

— Раз координаты на экранчике высвечиваются, значит все не так уж и плохо. Думаю, смогу хреновину починить! Видишь снизу болтики? Надо будет снять крышку и глянуть, что с начинкой. Хоть корпус и водонепроницаемый, но все равно нужно посмотреть, есть там внутри вода, нету, замкнуло чего, не замкнуло… — Он погремел чемоданчиком: — Я нашел в кабине вертолета инструменты, поэтому как придем домой сразу займусь ремонтом. Возможно, уже вечером получится вернуться в наш мир!

— Жду не дождусь…

Профессор не расслышал в голосе Николая язвительно-недовольных ноток и продолжил воодушевленно говорить:

— Надо только первые «девяносто» уменьшить до единицы и указать другие координаты «выхода». Иначе шлепнемся в океан со стометровой высоты! У нас в НИИ, к слову, используется почти такой же куб, но он подсоединен к генератору через компьютер, все настройки задаются с помощью панели управления. А эта хреновина — механическая, координаты каждый раз настраиваются вручную, кнопочками. Которые, как я говорил, пока не работают… Впрочем, можно обойтись и без кнопочек, если есть отвертка и голова на плечах!

Они подошли к порталу и замерли возле него.

— Из-за того, что хреновина механическая, «капсулой» может быть все, что угодно, — заканчивал рассказ профессор. — У Августина это был вертолет, не зря же устройство лежало в неглубокой нише на приборной доске. У нас же вертолета нет, поэтому придется креативить. Например, мы можем использовать… даже не знаю… Да хоть обыкновенную бочку! Чем не «капсула»?

Договорив, Наебуллин шагнул в портал.

«Надо было сказать Румпу, чтобы они вертолет опять утопили, — подумал Николай. — Не хватало еще, чтобы эльфийки его увидели… и начали задавать неприятные вопросы. Но возвращаться — лень… Ладно, не горит, остроухие на кофейном практически не появляются. Успею еще!» — И поспешил за стариком.

Вскоре парочка очутилась в Стране Потекших Кисок. Но, к удивлению Николая, профессор направился в противоположную от поселения евнухов сторону.

— Я попросил бесчленных мужиков соорудить мне хижину поодаль, в лесу, на полянке, — пояснил тот. — В их деревушке постоянно стоит ужасный шум — то ветки ломаются, то костры жгутся, то молотки стучат, то еще что-то. Не сосредоточиться! А в лесу меня никто не потревожит и от мыслей не отвлечет. Разве что матерящиеся птицы, но к ним я уже как-то попривык.

Грубанов невольно улыбнулся, вспомнив того самого «попугая», который сначала обложил его матом, а потом еще и обгадил.

«Нужно будет найти эту пернатую скотину и зажарить», — решил он.

— Нам сюда! — тем временем сообщил Наебуллин.

Сойдя с проверенной дороги, ведущей к поселению светлых, парочка по узкой заросшей тропинке направилась вглубь леса.

— Знаешь, Коля, а ведь когда-то я мечтал жить в подобном месте, — полной грудью вдыхая свежий воздух, признался профессор.

— На острове, полном грудастых эльфиек?

— Нет! Хотя, будь я немного помоложе, ответ был бы другим, — чуть повернувшись к шедшему следом Николаю, через плечо рассмеялся Наебуллин. — Я мечтал жить на природе. Подальше от городской суеты, выхлопных газов, носящихся людей и ненатуральных продуктов. Чтобы вокруг — лес, речка, запах хвои, комары…

— Комаров тут нет.

— Точно! Зато есть разумные говорящие птицы. Обязательно потом распоряжусь, чтобы мне их наловили… десяток-другой. Для опытов.

Грубанов, понимая, что разговор может потечь не в то русло, вернулся к предыдущей теме:

— Вы сказали, что всегда хотели жить на природе…

— Не «всегда», а «когда-то».

— Так может… — Николай сделал паузу, — ну ее, эту науку?

Наебуллин, как показалось, вздрогнул. Резко остановившись, повернулся к собеседнику:

— Коля, ты что?

— А что⁈ — взъерепенился тот и, не давая профессору вставить и слово, поспешно заговорил: — Не надоело вам гоняться за всякой ерундой? Генераторы, капсулы, устройства, говорящие птицы… К чему эта гонка? Не думали, что на старости лет судьба дает вам шанс? Возможность спокойно жить-поживать, без всяких нервов? Дышать свежим лесным воздухом, кушать экологически чистые фрукты, загорать на берегу моря и размышлять о вечности… Красота же!

— Красота-то красота, — согласился Наебуллин, — и я действительно мечтал… Мечтал, Коля! В прошедшем времени! А в настоящем я мечтаю получить Нобелевскую премию. И мечтаю об этом куда сильнее, чем о спокойной, но скучной старости!

Профессор развернулся и вновь зашагал по тропинке.

— Значит, вас ничего не переубедит⁈ Никакие мои слова⁈ — вдогонку прокричал Николай.

— Никакие, Коля! Никакие! Мир должен узнать о моем открытии!

Грубанов зарычал от бешенства, а перед глазами впервые в жизни возникла кровавая пелена. Сжав кулаки и издав особенно громкий рык, он бросился к профессору.

Наебуллин, увлеченный фантазиями о Нобелевке, услышал приближающегося Николая в самый последний момент. За секунду до того, как избранный, навалившись всем телом, повалил его навзничь.

— Коля, ты что творишь? Прекрати немедленно!

Но Коля, усевшись на профессора, его не слышал.

— Никто! Никогда! Не должен! Узнать! Об этом! Месте! — сопровождая каждое слово хлестким ударом, продолжал рычать избранный.

Голова Наебулина моталась из стороны в сторону.

— Коля… Пожалуйста… Во имя… науки… пре… крати…

Но сейчас наука интересовала Николая не больше, чем амбассадора пива — детское шампанское.

— Я не позволю вам все испортить!

Удар.

— Здесь я — хозяин всего!

Еще удар.

— А в нашем мире я был никем!

Следующий удар.

— И я не собираюсь туда возвращаться!

Грубанов вновь занес руку.

— Сдаюсь, — разбитыми губами прохрипел профессор. — Я… я все… я все понял… никакой Нобелевки… Только не бей…

— Точно? Не врете? А то…

— Да, точно… клянусь.

Николай, тяжело дыша, встал. Пелена злости начала спадать, и ему стало стыдно за свое поведение.

«Черт! Что ты творишь? — мысленно раскаялся он. — Бить старика! Это каким же надо быть дерьмом? Ты ведь не такой! Избранность развратила тебя…»

Наебуллин сел. Ладонью вытерев сочащуюся из носа кровь, с опаской потер распухшую бровь:

— Коля, я ведь не знал, что у тебя все так серьезно. Почему ты не рассказал мне о своих переживаниях? Уверен, мы смогли бы найти вариант, который устроил бы всех.

Николай покачал головой:

— Сомневаюсь. Потому что вариант только один — вы не вмешиваетесь ни в мои дела, ни в дела острова.

— Да понял я, понял… — вздохнул профессор. — Дай руку, помоги встать.

Грубанов протянул Наебуллину ладонь и рывком поднял того на ноги:

— Надеюсь, мы обо всем договорились.

Но хитрый старик был другого мнения! Подсев под Николая, он извернулся и быстрым движением выдернул нож, что болтался в ножнах на поясе избранного.

Короткий замах.

Удар!

Грубанов с трудом отскочил назад, и сверкнувшее на солнце лезвие лишь распороло кожу на животе.

— Сука, профессор! Какого хрена⁈

— Никто не отберет у меня Нобелевку, — наступая, процедил тот. — Я шел к ней всю свою долбаную жизнь. Для чего? Чтобы на старости лет какой-то кунивьед-обычный лишил меня славы? Ну уж нет.

Выпад!

Но Николай был готов к этому неловкому удару! Отступив, он перехватил руку профессора и — в попытке отобрать оружие — вновь навалился на того всей массой тела.

Наебуллин не выдержал тяжести соперника и, поскользнувшись, снова грохнулся на спину. Грубанов, затянутый следом, рухнул сверху да так и остался лежать, не давая противнику даже возможности пошевелиться.

А тот, уставившись в одну точку, выпучил глаза и захрипел.

— Профессор, вы чего?

Наебуллин не отреагировал. Издав последний слабый хрип, старик смолк, а его пустой взгляд застыл на переносице избранного. Изо рта полилась тонкая струйка крови.

— Профессор! Вы… чего? — испуганно повторил Грубанов и привстал.

Ручка ножа, по-прежнему зажатая в ладони Наебуллина, торчала из солнечного сплетения деда.

— Твою мать!

Николай вскочил. Не сводя глаз с покойника, обхватил руками голову.

— Сука, сука, сука, что же делать? Я ведь не хотел убивать… — пробормотал он и огляделся в поисках любопытных глаз. Вроде — никого. Но, зная охотничьи навыки эльфиек, в этом нельзя было быть уверенным до конца. — Старый пердун, даже после смерти жизнь мне портит. Но видят боги, я не специально… А, ну да! Уже не видят!

Он с опаской подошел к мертвецу. Присев, с отвращением извлек из тела нож и, вытерев кровь об одежду убитого, убрал его в ножны. Затем, подхватив безжизненного профессора подмышки, стащил его с тропинки в лес. Скинув тело в канавку, задумался — как избавиться от трупа?

Закопать? Вряд ли получится голыми руками вырыть достаточно глубокую могилу. Да и с помощью ножа — тоже вряд ли.

Скормить вагиномонстру? Неплохой вариант, но Грубанов очень сомневался, что сумеет быстро отыскать его пещеру. Да еще и с дохлым профессором на плечах!

«С другой стороны, а зачем избавляться от тела? Это ведь просто несчастный случай, — здраво рассудил он. — Нет! Даже не несчастный случай, а нападение на господина! Который просто защищался… Да и что мне будет? Я же избранный! Поэтому пойду и расскажу все матери Льюти!»

И тут его осенило.

Болото! Он вспомнил, что в полусотне шагов позади видел небольшое болотце, скрытое за кустиками. Вот оно — готовое решение!

…Когда зеленая жижа засосала тело профессора, избранный облегченно вздохнул — теперь никто и никогда не узнает, куда запропастился деятельный старикашка!

— Пожалуй, от тебя я тоже избавляюсь, — пробормотал он и без сожаления отправил нежно-голубой куб в трясину. — Покойтесь с миром. Оба!

Загрузка...