Страна Потекших Кисок

Глава 29

Глобальный замысел Николая был прост, как две копейки — если он, в статусе избранного, остается в Эльфрании навсегда, то должен сделать все, чтобы эльфийская раса не вымерла от нехватки самцов и продолжила существовать и после его, Николая, смерти. Но для этого нужно было предпринять определенные шаги.

Перво-наперво — вернуть на «материк» бесчленных секс-рабов, чтобы те трудились на благо эльфийского общества и занимались теми делами, с которыми сам Николай, в силу природной лени, не справился бы — выращивали овощи-фрукты, разводили птиц, рыбачили, строили дома. Прислуживали, в конце концов… В общем, налаживали быт.

Конкуренции со стороны бесполых евнухов — в плане ебабельности эльфиек — Николай не боялся. А вот со стороны эльфов-самцов — еще как! Пусть те и жили во грехе мужеложства, никогда не пробуя девичьих дырочек… но хрен их знает, вдруг в будущем взяли бы да и распробовали! Даже одного смазливого гетеро-эльфа хватило бы, чтобы спустить его, Николая, вниз по трахательной лестнице! А если таких эльфов будет десяток?

Этого избранный допустить не мог. Поэтому вторым шагом стало решение оставить «самцов» там, где они прекрасно жили и раньше — на острове Глессэ. Да, это не совсем вязалось с желанием не дать эльфам вымереть, но мужчина был уверен — он сам, в одиночку, прекрасно справится с обрюхачиванием как светлых, так и темных сучек.

И, наконец, третий шаг к существованию эльфийской расы — новорожденные мальчики больше не должны были отправляться на эльфосецкое воспитание.

По замыслу Николая именно мальчики — когда вырастут — и станут поддерживать популяцию острова. Ведь сам избранный к тому времени будет слишком стар для заделывания новых эльфинят. Возможно, его «отбойный молоток» к пятидесяти годам уже перестанет «долбить», а от тестостерона останется лишь «тесто», поэтому ему будет совсем не до баб. А может, он вообще к тому времени помрет. От изобилия секса! Сердечко не выдержит нагрузок, бац — и вот над Николаем два метра земли… Ну или как остроухие хоронят соплеменников? Знать этого он не хотел.

…Грубанов, словно на природном троне, восседал на вершине пригорка и ковырял землю отобранным у Августина ножом. Место отдыха было выбрано не случайно. С пригорка — мужчина специально уточнил этот момент у Румпельбекинса — отлично просматривалось место открытия портала с Эльфрании. Николай терпеливо ждал, когда за ним явятся эльфийки, и был немного удивлен, что этого до сих пор не произошло. Неужели, размышлял он, ночная пропажа избранного не взбаламутила оба племени на поиски? Должна была! А по факту — никого. Даже обидно.

Хотя, подумал он, это и не удивительно, наверняка эльфийки сначала прочесывают свои земли — леса, поля, берега, пещеры. Ищут Николая на своей территории. Но рано или поздно доберутся и до кофейного острова. Нужно лишь подождать…

Едва он довел рассуждения до логического конца, как воздух на «портальной» площадке внезапно шелохнулся. А затем, скручивая выжженную траву, по земле кругами, словно от брошенного в воду камня, начали расходиться обжигающие порывы ветра.

Пространство в центре площадки разорвалось от всполохов маленьких молний, которые, переливаясь всеми цветами радуги, стали стремительно увеличивались в размерах и сплетаться воедино, превращаясь в пеструю трещащую сферу.

Вспышка!

Николай прикрылся рукой — настолько ярким и ослепляющим был «взрыв». А когда убрал ладонь, то увидел, как из возникшего портала одна за другой появляются взволнованные эльфийки.

— О, это за мной, — улыбнулся он и помахал рукой: — Эй, дамочки! Я здесь!

— Избранный! Избранный нашелся! — загудели остроухие.

Спрятав лезвие в ножны, отобранные у подельника Августина, Грубанов подвесил их на трусы и поспешил вниз по склону.

Из портала вынырнула Хьюсти. Не скрывая радости, бросилась к мужчине.

«Красиво бежит, — любуясь, как в такт бегу прыгают ее сисечки, подумал тот. — Но без лифчика было бы красивее».

Пепельноволосая с разбегу упала в его объятия.

— Ты жив, господин! Как же я рада! — всем телом прижимаясь к «избранной» груди, защебетала она. — Где ты пропадал⁈ Мы искали тебя почти сутки!

— Боги… Боги забирали меня с собой, — осторожно сообщил он.

Хьюсти заинтересованно отпрянула:

— Боги? Зачем?

— Они поведали мне о своих планах. Сейчас расскажу.

Дождавшись остальных эльфиек, Николай затянул длинную заготовленную речь — и про богов, которые больше не прилетят на остров, и про указания, касающиеся эльфов-самцов, и про бывших секс-рабов с дарованной им свободой, и про все остальное. Он старался говорить как можно убедительнее, приводил доводы и доказательства, но оказалось, что остроухие, словно дети, на слово верят в любую чушь, сказанную избранным.

Да, да, да — во все выдуманные распоряжения богов эльфийки поверили так же просто, как и эльфы чуть ранее. Никто даже не усомнился в словах Николая! Сначала это показалось ему удивительным, но чуть позже он понял — удивляться нечему! За годы слепого поклонения и почитания боги стали для эльфиек той непреложной истиной, теми существами, о решениях которых нельзя даже думать с сомнениями, не то что высказывать их вслух. Все это напоминало мужчине жесткую «земную» диктатуру, когда «всенародно любимый вождь», равный неприкасаемому божеству, десятилетиями мог безнаказанно творить любую дичь.

Вскоре Грубанов закончил речь и облегченно вытер вспотевший лоб — вопросов или возражений так и не последовало.

— Раз боги сказали, значит так тому и быть, — лишь произнесла Хьюсти. Остальные согласно закивали.

Вскоре поисковая процессия засобиралась на «материк», к ним примкнули и секс-пленники. Но, как и ожидалось, не все гомо-рабы разделили идею о свободе. Семеро из них решили остаться на кофейном острове, чтобы и дальше подвергаться насилию и унижению со стороны хозяев. Николаю, который хоть и не слыл ханжой, святошей или моралистом, такой выбор все равно был непонятен и даже омерзителен.

«Мужик должен спать с бабой, а женщина это или, к примеру, эльфийка — неважно, — подкладывая соломку, размышлял он. — Все остальное — неправильно. В средние века за такое наверняка члены рубили!»

Но переубедить гомо-пленников Николай оказался не в состоянии. Да и не горел особым желанием.