Страж Ордена 2

Глава 12

Когда мы прибыли на Выборгскую сторону, нас встретил не просто гул завода, а плотная, почти осязаемая атмосфера страха. Рабочие жались к стенам, провожая наш экипаж испуганными, затравленными взглядами. Даже грохот парового молота, казалось, звучал приглушенно, как барабан в похоронном оркестре.

У ворот завода нас уже ждал бледный, трясущийся городовой и рядом — заводской управляющий.

— Слава Богу, прибыли, ваше сиятельство! — забормотал управляющий, обращаясь к Шувалову. — Беда у нас! Люди хворают десятками, с ног валятся! Говорят, лихорадка… Но токмо какая это лихорадка, если они потом… сохнут, как мумии!

— А в подвале, — подхватил городовой, — в подвале под пакгаузом — нечисть! Наряд мой туда час назад спустился, двое бравых ребят… и тишина. Словно их там и не было. И вонь оттуда идет… как со скотобойни. Как есть, нечисто!

Шувалов, не говоря ни слова, кивнул двум своим агентам, которых я уже знал: хмурому мастеровому и тихому поповичу— менталисту. Они встали по сторонам улицы, отгоняя любопытных.

— Вы, — обратился граф к полицмейстеру, и в его голосе звенел металл, — вместе с моими людьми охраняйте территорию. Никого не впускать, никого не выпускать! Ваши люди здесь больше не нужны.

Он повернулся ко мне. Его лицо было серьезным. Он уже видел достаточно, чтобы понять, что это дело — не для обычных людей.

— Михаил, — приглушенном голосом спросил он. — Что вы думаете?

— Вероятно, граф, у нас там внизу новый вид хищника, которого я так сразу не могу определить — ответил я. — И он очень голоден! Пожалуй, я спущусь туда один.

Шувалов на мгновение нахмурился, его рука легла на рукоять пистолета, скрытого под сюртуком.

— Это рискованно. Может вам помочь?

— Боюсь, вы только помешаете, особенно если вы или ваши люди попадетесь ему под руку, — отрезал я. — Вы здесь нужнее. Держите оцепление. И будьте готовы ко всему.

Шувалов, помедлив, мрачно кивнул.

— Надеюсь, Михаил, что в вас сейчас говорит не бравада, а трезвая оценка. Полагаюсь на вас. Действуйте!

Медленным шагом я двинулся ко входу в пакгауз, на ходу ощущая мощный, гудящий, зловещий фон, сочащийся откуда-то из-под земли. Он был на порядок сильнее того, что я чувствовал здесь в прошлый раз. Прореха, питаемая энергией гигантского заводского организма, разрасталась.

Массивная дверь пакгауза была не заперта. Я толкнул ее, и она со стоном отворилась, впуская меня в огромное, гулкое, как собор, пространство. И я попал в зоопарк.

Воздух здесь буквально кишел магическим планктоном. Сотни, если не тысячи, «светлячков» тусклыми роями плавали под высокими стропилами. По полу, среди ржавого лома, копошились целые клубки «червей», похожие на клубки полупрозрачных змей. А в дальнем углу я заметил тошнотворно-яркую зелень. «Клеть». Она уже успела раскинуть свои смертоносные сети на добрую сотню квадратных футов.

Я криво усмехнулся. Полицмейстер беспокоился о пропавших людях, в то время как у него под носом вырос полноценный филиал Ведьминого леса.

Разбираться с этой мелочью поодиночке было бессмысленно. С моей руки сорвался, шипя и треща, длинный энергокнут. Я не целился. Я просто начал хлестать им по воздуху, по полу, по стенам, превращая пакгауз в гигантскую электрошоковую камеру. Раздался оглушительный треск, воздух наполнился запахом озона и горелой органики. «Светлячки» лопались, как мыльные пузыри. «Черви» корчились и испарялись. Я направил несколько точных ударов в центр «Клети», и та, взвыв на ультразвуке, пожухла и обратилась в прах.

Через минуту все было кончено. Пакгауз был стерилен.

Я отозвал кнут, тяжело дыша. И замер. Что-то было не так. Да, воздух стал чище, но главный, давящий, зловонный фон никуда не делся. Он не стал слабее ни на йоту. Он шел снизу. Из подвала.

Значит, все это… вся эта кишащая мелочь… была лишь верхушкой айсберга. Прелюдией.

У зияющего черного провала, ведущего в подвал, я остановился. Удушливая вонь — смесь гниения, озона и чего-то еще, металлического, ударила в нос. Это был не просто запах. Это была аура хищника, который так долго пировал, что перестал даже прятать остатки своей добычи.

Где-то внизу глухо гудел паровой генератор. Осторожно, активировав энергозрение, я начал спускаться по скользким каменным ступеням.

Здесь, внизу, царила абсолютная, неестественная тьма. И абсолютная пустота. Ни одного «светлячка». Ни единого «червя». Но я «видел». Я видел ауру гигантского парового генератора, тускло гудящего в глубине подвала. И я видел его. Огромный, темный, пульсирующий сгусток чужой, хищной ауры, который затаился в тени за генератором. Он был один. Главный хищник, который сожрал всех остальных.

И, словно в ответ на мои мысли, из темноты впереди раздался звук. Не рев, не шипение. А спокойный, размеренный звук шагов, и тихий, почти вежливый щелчок взводимого курка.

Из темноты, освещенный лишь тусклым светом, пробивавшимся из вентиляционной решетки, на меня вышел городовой. Высокий, плечистый урядник, с густыми усами и спокойным, почти безмятежным лицом держал в руках штатный гладкоствольный револьвер, направив его прямо мне в грудь. Прелестно, просто прелестно!

— Стоять, — произнес он ровным, бесцветным голосом. — Посторонним вход воспрещен. Идет следствие.

Его глаза, пустые, стеклянные, лишенные всякого проблеска разума, были прикованы ко мне. Но энергозрение позволило мне увидеть за этой пустотой холодный, чужой, анализирующий интеллект рептилии. «Клещевик». Но какой… какой продвинутый. Какой совершенный!

Выстрел грянул без предупреждения, оглушительным эхом прокатившись по подвалу. За долю секунды до того, как палец марионетки нажал на спуск, я создал перед собой плотное, точечное электромагнитное поле. Пуля, вылетевшая из ствола, наткнулась на эту невидимую стену. Ее траектория исказилась, и она, вместо моего сердца, улетела в бетонную стену, откуда отрикошетила одержимому в его собственное плечо, вырвав клок серого сукна и заставив его пошатнуться. Он даже не поморщился. Боль для этой оболочки уже не имела значения.

Поняв, что огнестрельное оружие бесполезно, тварь внутри изменила тактику. С грацией, немыслимой для такого грузного тела, одержимый бросил дымящийся пистолет и ринулся на меня, переходя в рукопашную.

Это был не бой, а кошмар. Без всякого преувеличения могу сказать: я кое-что понимаю в боях с людьми. Но этот клещевик, очевидно, провел на Земле достаточно времени, чтобы досконально изучить биомеханику человека. Он не просто дергал за ниточки. Он был виртуозом. Тело полицейского в его руках стало смертоносным оружием. Он не лез напролом. Он уклонялся, подныривал под мои удары. Он использовал армейские приемы — резкие выпады в болевые точки, подсечки, захваты. Раненая рука ничуть не мешала ему: он использовал ее наравне со здоровой, нанося тяжелые, оглушающие удары, пытаясь сбить меня с ног, прижать к стене.

Пытаясь парализовать его, я снова и снова посыл в тело городового точечные нейроимпульсы. Но Клещевик плотно, как броней, окутал нервную систему своей волей. Каждый мой удар давал лишь миллисекундное замешательство, крошечную паузу, которую он тут же использовал для яростной контратаки. Я оказался втянут в вязкий, изматывающий ближний бой, где каждое мое движение встречало противодействие.

С сожалением я понял — оставить жизнь этому полицейскому не удастся: тварь вросла в него слишком глубоко. В сущности, она уже была им.

И тогда я отбросил все попытки действовать тонко.

Улучив момент, когда он пошел в очередную атаку, я шагнул не назад, а навстречу, принимая на предплечье его тяжелый удар. Боль обожгла руку, но я уже был в нужной позиции. Вложив всю свою ярость в одну атаку, я позволил силе вырваться наружу, и с моей свободной руки сорвался, шипя и треща, толстенный иссиня-белый кнут из чистой молнии.

И вот против этого враг оказался бессилен. Первый же удар кнута пришелся ему в грудь. Мундир вспыхнул, плоть зашипела, тело выгнулось в страшной, беззвучной судороге. Но Клещевик был умен. Он понял, что эта оболочка обречена.

Прежде чем я успел нанести второй, добивающий удар, из груди полицейского, из выжженной кнутом дыры, вырвался темный, маслянистый сгусток. Тело-кукла безжизненным мешком рухнула на пол. А тварь, извиваясь в воздухе, стремительно метнулась сторону гудящего, вибрирующего сердца этого подвала — к паровому генератору.

Темный сгусток ударился о массивный чугунный корпус и растекся по нему, как капля чернил, на мгновение став почти невидимым. Но я чувствовал его. Он прятался в металле, в сложном переплетении труб и вентилей, сливаясь с гудящей энергией паровой машины.

Он выжидал. Он знал, что я ранен, что бой отнял у меня силы. Генератор был его крепостью, его источником питания. Электричество, которое вырабатывала машина, поддерживало его, не давая рассеяться. Но он не мог оставаться в нем вечно. Кроме грубой энергии машины, ему, как и любому Клещевику, был нужен живой носитель, источник биотоков, чтобы не утратить свое самосознание и не впасть в кому. Он покинул генератор лишь потому, что учуял нас. Теперь он ждал, пока я (или кто-то еще) подойду ближе, чтобы совершить прыжок и завладеть новым телом.

А вот фигушки.

— Шувалов! — крикнул я, подойдя к лестничному пролету, но не сводя глаз с генератора. Мой голос гулко разнесся по подвалу. — Пошлите людей на завод! Найдите главный паровой вентиль! Отключите этот генератор! Немедленно!

— Будет сделано! — донесся до меня сверху чей-то крик.

Пока люди отключали генератор, я, превозмогая боль в предплечье, начал осматривать подвал. То, что я увидел, заставило меня содрогнуться. В темных углах, за штабелями бочек, под лестницей, повсюду лежали тела. Их было не меньше десятка! Рабочие в грязных робах, пропавшие полицейские… и все они действительно были как будто «высушены», словно из них высосали всю жизнь, оставив лишь пустые, ссохшиеся оболочки.

Ндааа… Картина сложилась, конечно, так себе. Этот клещевик оказался на редкость умной бестией. Он буквально создал здесь себе «ферму». Генератор давал ему постоянную, мощную подпитку. Заманивая в подвал одиночных жертв, он использовал их как временные «батарейки», марионеток для дальнейшей охоты. А когда тело истощалось, он просто сбрасывал его в угол и ждал нового носителя. И так — снова и снова. Вот цена нашего нерадения! А ведь стоило бы заняться этой прорехой сразу — и такой беды не было бы…

В этот момент грохот парового молота в цехе наверху оборвался. А следом начал стихать и гул генератора. Люди Шувалова нашли-таки вентиль.

И тут тварь поняла, что оказалась в ловушке.

Лишенный подпитки, темный сгусток вырвался из остывающего металла и тут же метнулся к единственному выходу — к лестнице наверх, где были люди, где была свежая, живая плоть.

— Даже не думай, — прорычал я.

Ощущение боли смешалось с чувством яркого, все испепеляющего бешенства. Длинный, толстый, как канат, энергокнут вырвался с моей руки, пролетел через весь подвал и, как аркан, захлестнул извивающийся сгусток.

Раздался оглушительный треск, от которого зазвенело в ушах. Воздух наполнился запахом озона и горелой плоти, хотя никакой плоти там не было. Я вложил остатки сил в последний, решающий удар, и он достиг цели: темный сгусток забился, закорчился, пытаясь вырваться, но я держал его мертвой хваткой, вливая в него разряд за разрядом.

Он начал таять, испаряться, с шипением, похожим на звук лопающихся в огне пузырей. Через несколько секунд все было кончено.

В подвале воцарилась тишина. Мертвая, абсолютная тишина, нарушаемая лишь звуком капель, стекающих с жаркого бока парового генератора, и моим собственным, тяжелым, срывающимся дыханием.

Я медленно опустил руку, отзывая кнут. Осмотрел поле боя. Больше десятка высохших трупов. Тело полицейского. И лужи раскаленного, застывающего металла на корпусе генератора там, где бился мой кнут.

Только сейчас, когда адреналин отступил, боль в руке вернулась с новой, невыносимой силой. Я пошатнулся и, чтобы не упасть, прислонился к холодной, влажной стене. Нужно было выбираться отсюда. И как можно скорее. Прежде чем лезть к самой прорехе.

Когда я, пошатываясь, выбрался наверх, Шувалов и его люди бросились ко мне. Граф был бледен, но в глазах его горел лихорадочный огонь.

— Что там было? — спросил он, поддерживая меня под здоровую руку.

— Логово клещевика, — ответил я — Не ходите туда, граф — там целое кладбище. Чуть не дюжина трупов. Он их использовал, как дрова. Ну и, разумеется, «Прореха». Она все еще там. Она — корень всей этой заразы.

— Что с ней делать? — спросил Шувалов, подойдя ко мне. — Ее можно… как-то заделать? Заколотить, засыпать?

Я криво усмехнулся.

— Граф, ну что вы, право. Это же не яма на дороге — это, не много ни мало, дыра в самой ткани мира. Попытаетесь ее засыпать — она прорвется в другом месте, еще сильнее. Есть только один способ решить эту проблему, и вы его знаете. Не бороться с ней, а контролировать.

— Как в Кунгуре? Ставить башни?

— Именно, — кивнул я. — Не дожидаясь появления других воронок, поставить здесь такую же башню-стабилизатор. Может, здесь удастся обойтись устройством размером поменьше, но принцип все тот же. Прореху нужно обуздать, взять под контроль. А сама она никуда не денется! И если ее оставить, через пару месяцев она породит еще одного такого же «умника», как тот, с которым я только что познакомился. А может, и кого похуже.

Шувалов смотрел на меня, и я видел, как в его голове идет напряженная работа. Он оценивал риски, ресурсы, и, что немаловажно — политические последствия.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Строительство. Но как это сделать здесь, в столице, не привлекая лишнего внимания? На Урале, в глуши, это было вполне возможно. А здесь…

— А что может помешать вам здесь? Я скажу даже более того: эта прореха — подарок судьбы!

Бровь Шувалова поползла вверх.

— Вы, конечно же, это не всерьез, Михаил?

— Еще как всерьез! Подумайте сами, ведь этот склад можно превратить в настоящую лабораторию и идеальный, я повторяю — идеальный полигон для обучения моих… в смысле — ваших одаренных. Здесь, в контролируемых условиях, в самом центре столицы, мы сможем изучить Прореху, попадающих через нее тварей, ставить эксперименты, обучать неофитов, отрабатывать тактику, испытывать новое оружие! Мы превратим эту раковую опухоль в наш главный исследовательский и технологический центр Империи! Более того… пройдите сюда!

Мы с Шуваловым вошли в пакгауз. Принюхавшись, граф достал надушенный платок и уткнул в него нос, диковатым взором осматривая заваленный разными ящиками и ржавым металлом склад.

— А весь этот хлам… он ведь тоже пригодится. Взгляните!

Я показал рукой на штабель медных болванок. На их поверхности, тусклой и зеленоватой от патины, проступали странные, радужные разводы, а сама медь неожиданно была неестественно холодной.

— Металл меняет свою структуру, — пояснил я. — И не только металл!

Действительно, дерево, из которого были сколочены ящики, стало странным — голубоватого цвета, пористым и прочным.

— Все эти предметы изменились под действием ауры из Прорехи. Грань меняет материю. Делает ее… иной. Теперь этот склад — источник уникальных ресурсов, которых нет больше нигде поблизости. Для обычного производства это — брак, катастрофа. Но для нас, — я посмотрел ему в глаза, — это бесценный ресурс.

Я выпрямился, отключив вспышку боли

— Я предлагаю вам, граф, не просто закрыть эту дыру. Я предлагаю превратить катастрофу в возможность.

Шувалов прислушался, и в его глазах загорелся тот самый холодный, расчетливый огонь, который я уже видел.

— Выкупите этот склад! Весь, вместе с подвалом и прилегающей территорией. Наверно, лучше всего сделать это официально, для казенных надобностей, под предлогом карантина из-за «особо опасной лихорадки». Подумайте сами: это идеальная лаборатория у нас под боком!

Шувалов, наконец, понял, что я имею в виду. На лице его отразилась глубокая задумчивость.

— Я вас понял, Михаил, — произнес он наконец. — Идея… гениальна в своей дерзости. Я доложу об этом его высочеству немедленно.

Он резко развернулся.

— Экипаж! Во дворец! — бросил он на ходу своему адъютанту.

И через несколько минут мы ехали к Великому князю Николаю.

Доклад Великому князю проходил в ледяной тишине. Я стоял чуть позади Шувалова, держа руку на перевязи, и молча наблюдал за представлением. В этот раз говорил граф. Я же молчал, своим присутствием как будто придавая словам графа дополнительный вес.

Николай Павлович слушал доклад Шувалова, не проронив ни слова. Он сидел за своим столом, прямой, как стойка, и лишь белые костяшки пальцев, сжимая подлокотник кресла, выдавали его состояние.

Когда Шувалов закончил, описав и бойню в подвале, и мою идею с созданием полигона, Великий князь еще долго молчал. Его взгляд был устремлен куда-то поверх наших голов.

— Итак, — проговорил он наконец, и его голос, тихий, ровный, прозвучал страшнее любого крика. — Пока вы, мой помощник в секретном Комитете, занимались разной ерундой, у вас под носом, в двух верстах от Каменоостровского дворца, вырос рассадник чудовищ, сожравший целый полицейский наряд. И вы обнаружили это только потому, что туда заглянул ваш «уральский самородок». Это вы называете «контролем над состоянием магического фона столицы»? Я вас правильно понял, граф?

Шувалов стоял бледный, но не сгибался.

— Это мой промах, ваше высочество, — сказал он твердо. — Я принимаю всю ответственность.

Николай махнул рукой и остановил его.

— Вашу ответственность я оценю позже. А сейчас, — он перевел на меня свой тяжелый, оловянный взгляд, — сейчас мне нужны решения.

Он поднялся и подошел к карте города, разложенной на столе.

— Инженер Молниев, — обратился он ко мне. — В Кунгуре, как мне докладывали, было четыре таких… прорехи. Сколько их здесь? В столице Империи?

— Я не знаю, ваше высочество, — честно ответил я. — Пока раскрылась только одна, а чтобы выяснить подробности, необходимо провести полную рекогносцировку.

— Вот именно, — отрезал он. — Итак, господин инженер, — он впервые обратился ко мне с такой официальной вежливостью. — Я даю вам неделю. Вы, вдвоем с графом, лично пройдете каждый завод, каждый пакгауз, каждый подвал в этом городе, где есть мощные паровые машины и промышленные генераторы. Мне нужен полный, эффективный отчет обо всех «геопатогенных зонах» в моей столице.

Он посмотрел на Шувалова, и в оловянных глазах его блеснул лед.

— И, граф… еще один такой «промах»… и вы лишитесь своей должности. И вполне возможно, что будете работать в менее приятном климате. Например, в Иркутске.

Он отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена.

Мы вышли из кабинета в полном молчании. Шувалов был мрачнее тучи. Ведь только я и моя предусмотрительность спасли его карьеру, а может, и жизнь.

— Кажется, — сказал я, когда мы уже были на улице, — у нас впереди очень интересная неделя, граф.

Шувалов остановился и посмотрел на меня. В его глазах была смесь досады, благодарности и… страха.

— Вы просто неоценимы, Михаил, — произнес он вслух. — Боюсь, в недалеком будущем мне придется уступить вам свое место!

— Не стоит, граф, — усмехнулся я. — Бояться нужно не меня. А того, что мы можем найти в подвалах этого славного города!