Глава 8

Грелки для красноармейцев Вера, конечно, не сама придумала. А в прошлой жизни она даже была знакома с одной из двух женщин, разработавших это чудо – и теперь ее нашла. Что было не очень-то и трудно, Вере удалось вспомнить, где эта женщина училась – и «вытащила» ее в НТК буквально на «выходе» из института. Правда, «в прошлой жизни» в пакет грелки клали чугунную крошку, а сейчас Аня разработала довольно простой метод получения железной крошки из гранулированной «болотной руды», в больших количествах добываемой под Тулой, прямым восстановлением железа с помощью газа – однако это было лишь способом немного удешевить производство.

Испытания этого немудреного «прибора» прошли на полигоне Капустин Яр с большим успехом, так что товарищ Тихонов Ане даже орден выбил – а то, что очень нужная армии приспособа появилась на три года раньше, да еще в массовых объемах, стало еще одним, хотя и небольшим, но довольно важным элементом в деле укрепления боеспособности Красной Армии. Которую очень много людей повышали, не щадя сил и времени.

А чтобы им проще было не щадить, Валентин Ильич сам, сил не щадя, развивал «сферу обслуживания»: рядом с каждым новым предприятием строились не только жилые кварталы, но и детские сады, ясли, поликлиники детские, больницы и школы. И – Дворцы культуры. Именно Дворцы, с большой буквы: все эти здания на кирпичные сараи вообще не были похожи и отделывались камнем изнутри и снаружи. Поначалу, правда, товарищ Тихонов пытался спорить с Верой насчет отделки – но девушка его очень быстро переубедила, предоставив просто подсчет того, сколько потребуется той же краски, чтобы здание выглядело прилично хотя бы лет пять после постройки. Цифры – внушали, а потому и школы (и пока еще в ограниченных количествах Дворцы пионеров) тоже стали отделываться красивым (и прочным) камнем. Но только снаружи, Вера прекрасно представляла, что могут детишки сделать с каменными стенами внутри школы, да и вопросы гигиены ее все же немного заботили, так что полы в школах делались все же не каменными, а деревянными, причем не из досок крашеных, а из березового паркета. Да и снаружи использовали все же не гранит: в основном школы отделывались мрамором или, чаще, высококачественным известняком, причем почти всегда поблизости от строек и добываемым. И добываемым в основном вовсе не для строительных целей: так, например, в Подмосковье треть школьных зданий отделывалось желтым доломитом, который вообще-то добывался для металлургии. Впрочем, карьеров становилось все больше, разнообразие отделочного камня нарастало – и уже все чаще для некоторых зданий камни возили издалека…

Вера тоже в деле школьного строительства активно поучаствовала: она просто нарисовала двум молодым архитекторам школу, в которой Вера Андреевна десять лет проработала, ребята этот «проект» довели до ума – и теперь такие школы строились вообще во всех городах, где хотя бы планировалась численность населения свыше двадцати пяти тысяч человек. Школа-то на восемьсот восемьдесят человек когда-то (в будущем, конечно) проектировалась, а в городе с двадцатью пятью тысячами народа даже таких школ не меньше трех требовалось…

Точно требовалось: проект разрабатывался «под десятилетки» – а Валентин Ильич буквально седалищем чувствовал, что в самое ближайшее время без десятилеток заводам НТК найти хороших рабочих станет чрезвычайно трудно. Хотя и со школами скоро трудностей прибавится: ведь для таких школ и учителя нужны будут с высшим образованием, по крайней мере в старших классах – а где таких набрать? В самых массовых «четырехлетках» большинство учителей позаканчивали двух-трехлетние училища и с учителями было терпимо, а уже в семилетках в старших классах, где от учителей требовалось наличие четырехлетнего профессионального образование, их не хватало. Пока система как-то держалась на учителях-заочниках, параллельно с работой проходящих дополнительное (и именно заочное) обучение, но качество этих учителей желало оставлять лучшего. Да и особой заинтересованности в получении высшего образования не было…

До этого года не было. А осенью тридцать четвертого было принято интересное постановление правительства о том, что НТК получает право для своих предприятий готовить будущих рабочих по собственным учебным программам – и готовить он их теперь может, начиная с пятого класса школ. Соответственно, и школы, в которых такие будущие рабочие должны готовиться, передавались под прямое подчинение «Управления профессионального обучения НТК» со всеми вытекающими последствиями. Из которых главными – для учителей – были совершенно иные ставки заработной платы. Ну и вопросы обеспечения «педагогического состава» жильем и прочими благами. А повышенные зарплаты и приоритетное обеспечение жильем предоставлялись учителями с «повышенным» уровнем профессионального образования…

Вот кто не сильно обрадовался новведениям, так это будущие выпускники консерваторий: подавляющее большинство из них получили распределения в областные музыкальные училища. Еще не построенные, но Валентин Ильич пообещал, что к первому сентября уже первые пятьдесят училищ будут построены. Вера сама выбрала типовой проект для этих училищ: вообще-то это был проект школы киевского архитектора Корбина, еще даже не утвержденный – но Вера Андреевна видела одну такую школу в Киеве в начале пятидесятых, и когда ей на выбор предложили несколько проектов, она предпочла именно этот. Потому что «красивый», но Валентину Ильичу сказала, что в качестве именно школьного здания он не годится.

– Интересно, почему? Неплохое трехэтажное здание, и не сильно-то дороже твоей четырехэтажки.

– А в нем спортзал не предусмотрен. Вы школьную программу НТК видели? Там же русским по белому написано слово «физкультура»…

Впрочем, товарищу Корбину проект пришлось прилично поменять: вместо большинства больших классных комнат для музыкальных училищ в здании нужны были комнатки маленькие, но с двойными дверями для звукоизоляции – но такое «перепроектирования» все же много времени не заняло.

Программу десятилетки Вера тоже написала – «по памяти». Почему-то все учителя, даже «предметники», очень неплохо знают всю программу: все же постоянное общение с коллегами на работе этому сильно способствует. А сейчас программы именно для десятилеток вообще не было! То есть были отдельные программы, большей частью составляемые даже не в наркомате просвещения, а вообще в областных отделах образования на основе каких-то мутных рекомендаций «высокого начальства». Собственно, именно эти «рекомендации» и сподвигнули товарища Сталина утвердить постановление о «школах НТК»: у самого него способов бороться с наркомом Бубновым, за спиной которого стояла Крупская, не было – ну а если этой борьбой займется НТК, то будет-то только лучше!

Но Лаврентий Павлович предполагал, что Сталин просто очень хотел натравить Веру на Крупскую, причем заранее зная, кто в этой схватке победит. Того же Бубнова ведь она уже один раз просто «морально уничтожила» – когда тот, будучи еще и председателем комитета по охране исторических памятников при Президиуме ВЦИК, отдал распоряжение о разрушении Сухаревой башни. В результате Андрей Сергеевич вылетел (едва не лишившись по пути партбилета) из комитета, башня осталась на месте – и вот теперь из-под Бубнова (формально из-под Бубнова) Вера вытащила чуть больше тысячи только городских школ. Конечно, при этом она получила лютую ненависть со стороны заместителя наркома – но Лаврентий Павлович был абсолютно убежден, что когда Вера просила ей разрешить лично пристрелить замнаркома, она на этот раз вообще не шутила…

Второго февраля довольно поздно вечером у Вере зашел в гости сосед:

– Привет, Старуха, я вижу, у тебя свет в окнах еще горит…

– Да вот, зачиталась, книжка интересная попалась.

– Что за книжка? Приключения какие-то или очередной роман про победу героических комсомольцев в борьбе с крапивой на советских полях?

– Можно сказать, что о борьбе с крапивой: отчет краснодарской агростанции о результатах применения гербицидов в предпосевной период. И я вот не пойму: то ли они технологию обработки нарушили, то ли на химзаводе гербициды бракованные произвели.

– А… понятно. А я вот в молодости больше приключения любил. И фантастику, только не Уэлса, а Жюль Верна больше. У француза приключения поинтереснее…

– Это верно… а почему у нас Жюль Верна для детей не печатают? По мне, так очень мотивирующие в плане изучения всяких наук книжки.

– Как не печатают?

– Да никак не печатают. Товарищ Крупская запретила, сказала, что книги не соответствуют идеалам марксизма, воспитывают у детей индивидуализм и стремление к личному обогащению.

– Ты не шутишь?

– Да вроде нет, я ее письмо еще Луначарскому по этому поводу читала.

– Разберемся… а я к тебе по поводу Крупской как раз и зашел. То есть не по поводу Крупской, а вообще. Ты со своей новой школьной программой ей очень больно по ногам потопталась, сейчас уже по городам восемь директоров старших школ из десяти заявления в НТК прислали с просьбой их перевести в систему НТК.

– Ну так это хорошо!

– Советскому Союзу – согласен, но… У Крупской большие связи среди старых большевиков… Ладно, не буду тянуть кота за хвост. Вчера вечером мои ребята взяли одного такого… большевика, тут вот, во дворе нашем взяли. Думали, что на меня решил поохотиться – а порасспрашивали его… со скополамином, вежливо – и оказалось, что тебя он пас. Крупская на тебя сезон охоты объявила. Так что… ты на пару недель скройся куда-нибудь, мои парни быстро этот заговор размотают – но народ там, сама понимаешь, довольно опытный, а от случайностей никто не застрахован.

– И куда скрываться? В Лесогорск, что ли?

– Да хоть туда, Лесогорск очень хорошо от ненужных людей прикрыт. А лучше знаешь что? Официально в Лесогорск лети, а по дороге сверни-ка на Казачинскую ГЭС. Там как раз по твоей программе споры идут нешуточные, вот и решишь, кто там прав, а кто тебя слушать не захотел.

– И что по моей тематике может быть на электростанции? Все мои пластмассы и лаки еще на заводах в агрегаты понапиханы, я вообще к электричеству отношусь как уверенный пользователь лампочек и утюгов…

– Пользователь… придумаешь же словечко! А кто Кржижановскому подсунул электрический газ для переключателей высоковольтных? Там теперь народ спорит, допустимо ли на удаленной станции, где с химиками проблемы, ставить переключатели со страшно ядовитым газом…

– Гексафторид серы – вообще не ядовитый.

– Вот ты им это и объясни. И помоги немножко: как мне доложили, у них вопросы в основном о том, как эти переключатели ставить на место и подсоединять. В общем, на месте разберешься… или просто вид сделай, что разбираешься, главное – из Москвы на пару недель исчезни.

– И когда?

– А вот прямо сейчас и исчезай. Экипаж твоего самолета уже на аэродроме… на моей машине поедешь туда. Тебе полчаса вещи собрать – и адью.

– Но я…

– Я спорить не собираюсь, я просто тебя информирую. С университетом… Тихонов завтра договорится, а Иосиф Виссарионович… он уже в курсе, он тебя из Москвы убрать и посоветовал. Сама понимать должна: его советы строже приказа. Беги уже, собирайся!

Вера еще подумала, что ситуация сложилась действительно аховая, если ее решили из Москвы вывозить на самолете ночью. Уже два года действовал строжайший приказ, запрещающий «ответственным товарищам» пользоваться авиатранспортом в принципе, а исключения «допускались» лишь для нескольких человек, перечисленных в приказе поименно. И, хотя сама Вера в номенклатуру не входила и в список «приземленных» товарищей не попала, однако ее имя всплыло в списке лиц, которым лететь «в случаях крайней срочности и необходимости» позволялось. Но вот ночные полеты – их в принципе выполняли лишь военные летчики, и не все, а лишь «специально обученные», в основном из бомбардировочной авиации. А не в основном – все пилоты военно-воздушных частей войск КГБ (то есть и летчики из особой военно-транспортной эскадрильи, и истребители из отдельного полка воздушного прикрытия транспортной авиации). То есть все шестьдесят человек – и то, что теперь им дали задание ночью вывезти Веру «куда подальше», свидетельствовало о серьезности ситуации.

Но проанализировав свои ощущения по дороге на аэродром (а Лаврентий Павлович лично ее туда проводил), Вера вдруг поняла, что она не боится. Совсем не боится: к тому, что любой ее день может оказаться последним, она привыкла еще «в прошлой жизни»: все же возраст «обязывал». А лететь ночью на самолете – это было вообще не страшно: в отряде «транспортников» КГБ летчики были опытнейшие, а аэродромы…

С прошлой весны, когда началось уже относительно массовое производство самолетов Мясищева и их начали всерьез так использовать в ГВФ, началось и массовое строительство хороших аэродромов. С бетонными посадочными полосами и с грамотно обустроенным освещением. К тому же взлетки этих аэродромов даже от наличия электричества в городской сети не зависели, все аэродромы были обеспечены и собственными электростанциями (как правило, «сельскими», с двумя генераторами и котлами, работающими на мазуте), а конкретно для ВПП предусматривался и аварийный генератор с бензиновым мотором.

И аэродромов было выстроено уже много: только в ближнем Подмосковье такие появились в Клину, в Волоколамске, Наро-Фоминске, Серпухове, Коломне, Шатуре и Сергиеве – а всего в радиусе полета Вериного самолета подобных аэродромов было уже за полсотни. И это без учета аэродромов военных, так что при необходимости приземлиться было много где можно даже в безлунную ночь. А просидеть эту ночь в самолете тоже особых проблем не представляло: именно Верин самолет внутри кроме шести кресел имел и диван, на котором можно было прекрасно выспаться. То есть в принципе можно было выспаться: на диване имелись даже ремни, чтобы пристегнуться и поспать без риска свалиться в случае какой-нибудь турбулентности…

Маршрут «Москва-Оренбург-Омск-Красноярск» самолет покрыл всего за двенадцать часов. В том числе и потому, что Владимир Михайлович самолет этот изрядно «доработал». То есть он доработал проект самолета, и доработки воплотил в том числе и на Вериной машине – и теперь она, с убирающимся шасси и с новыми пропеллерами изменяемого шага, летала с крейсерской скоростью чуть больше трехсот пятидесяти километров в час. Вообще-то самолет мог летать гораздо быстрее: рейс из Москвы в Ленинград занимал полтора часа, а в Нижний Новгород полет вообще меньше часа – но при этом моторы жрали бензина вдвое больше. Конечно, стоил бензин копейки – но ведь объем баков был ограничен, и на полторы тысячи километров самолеты Мясищева летали неспешно. Очень неспешно: так как в машине была установлена хитрая передача, позволяющая оба пропеллера крутить от одного, причем любого, мотора, то в дальних рейсах пилоты чаще всего один двигатель после взлета отключали – и могли пролететь уже тысячу восемьсот километров без посадки. Но и полторы тысячи на двух работающих вполсилы моторах было неплохо, к тому же шум в салоне, более равномерный при двух работающих двигателях, позволял спать спокойнее…

Из Красноярска самолет полетел дальше в Лесогорск уже без Веры – а девушка пересела в рабочий поезд и не спеша поехала на стройку ГЭС. Городок с оригинальным названием «ГЭСстрой» ей понравился: сразу было видно, что люди сюда приехали всерьез и надолго – и сразу же старались обеспечить себе максимальный комфорт. Даже вокзал был выстроен не в виде деревянного сарая, а солидный, каменный, двухэтажный, а уж дома и улицы – им могли и многие старые города позавидовать. В принципе, ничего вроде особенного – простые трехэтажные, без особой вычурности, здания – но они все же не были примитивными «коробками», и было видно, что строили их с любовью и с желанием, чтобы город выглядел красиво. Городок: Вера заранее знала, что после завершения стройки в нем населения останется не более двенадцати тысяч человек (если не разместят в нем какой-нибудь новый завод, конечно) – но с улицами, некоторые из которых уже были вымощены камнем, он смотрелся именно городом, а не большой деревней.

И инфраструктура (Вера даже удивилась, вспомнив вдруг это слово) была именно городская: в гостинице, где ей был забронирован номер, имелось центральное отопление, из кранов лилась и холодная, и горячая вода. В самом номере имелся (кроме туалета, конечно) лишь душ – но дежурная по этажу гордо сообщила, что в жилых домах в каждой квартире оборудована ванная комната с большой чугунной эмалированной ванной.

А в магазине «Электротовары» (и такой в городке нашелся) в продаже имелись и электрические стеклянные чайники, и холодильники, и стиральные машины. И даже электрофоны были, причем не только дешевенькие: на витрине стоял и здоровенный агрегат за полторы тысячи рублей. А самым крутым девайсом в магазине оказалась микроволновая печь: Вера слышала, что на заводе в Новосибирске вроде бы приступили к выпуску этого «аппарата из будущего», но вот так, живьем, она увидела устройство впервые.

По магазинам девушка не просто так гулять пошла: вероятно, где-то произошел «сбой связи» и обещанные Вере «сопровождающие лица» со стройки в понедельник в гостинице не появились. А дежурный ей принес телефонограмму, в которой говорилось, что «за ней придут» только часа в четыре – поскольку «нужные люди» уже убыли на стройку. И этот же дежурный сказал, что в гостинице, конечно, есть буфет – «но все вкусное и съедобное там рано утром сожрали командировочные», а в столовой напротив вокзала готовят очень вкусно и недорого. Вот по дороге из этой столовой (где действительно все было очень вкусным) обратно к гостинице Вера и решила посмотреть ассортимент местной торговли…

А в четыре, как и обещали, за ней приехали «энергетики» – и уже через полчаса Вера поняла, в чем была проблема. На огромных ящиках, в которых сюда привезли элегазовые переключатели, большими буквами было написано «Осторожно! Электрический газ! Опасно для жизни!». Вера, которая несколько раз заезжала в Энергетический институт, где эти переключатели и разрабатывались, примерно представляла, что это за устройства такие – и тут же постаралась объяснить сопровождающим, за какое место и в какой позе следует подвесить тех, кто это на ящиках писал:

– Вообще там, внутри, закачан гексафторид серы. Звучит довольно страшно – но этот газ сам по себе для человека практически безвреден. Ну, примерно, как чистый азот или аргон: дышать им не рекомендуется, потому что без кислорода людям свойственно помирать. Но если немножко газа вытечет и люди его вдохнут, то они вообще ничего не почувствуют. Вот если переключатель проработает достаточно долго… от искр, даже не от искр, а от электрической дуги он может разложиться частично, и тогда дышать тем, что внутри переключателя образуется, будет не очень полезно. Но сейчас… давайте, распаковывайте их и везите на подстанцию.

– Девушка, а вы уверены, что это действительно безвредно?

– Уверена, я этот газ и придумала… для высоковольтных переключателей использовать. И, хотя с ним проработала немало, до сих пор хожу вполне себе живая и даже бодрая. Чтобы вам не страшно было, я с вами поеду их на место ставить.

– Да мы и сами…

– Ага, оба два весело возьметесь за эту полуторатонную железяку и перетащите ее куда надо. Я её устройство знаю, тем же стропальщикам подсказать за что здесь крюки цеплять, сумею. И прослежу, чтобы они ее все же не сломали. Газ-то безвредный, но все же довольно дорогой, нам утечки не нужны…

После недолгих споров и обсуждений было решено перевозку переключателей отложить на завтрашнее утро, все же на улице уже довольно темно стало – и Веру отвезли обратно в гостиницу, пообещав заехать за ней уже в семь утра. А так как делать ей было вообще нечего, девушка поинтересовалась у дежурной, где здесь можно «культурно отдохнуть»:

– Ну, в клубе железнодорожников каждый вечер танцы устраивают, вход всего десять копеек. Но туда в одиночку у нас ходить не принято, может, кого из командировочных подождете? Они уже скоро вернутся со стройки. Еще можно в кино сходить, там сейчас «Любовь Алёны» дают. Кино не звуковое, но смешное, я смотрела уже. В семь сеанс, так что успеете, даже с запасом. Там в кино и буфет неплохой, пирожные продают вкусные, и сок разный. И газировку!

– А билеты…

– Билеты в кино рубль стоят.

– Я не про цену. Их купить-то получится?

– Вы пойдете? Я вам сейчас билет и закажу. У нас всегда бронь… для ответственных работников, только нету в гостинице ответственных сейчас. Вам куда, в первый рад или в последний? У нас и туда, и туда места забронированы… только нам их только по два дают. Но вы не беспокойтесь, так возле кино всегда лишние билетики спрашивают…

– Тогда давайте на последний ряд.

Дежурная сняла трубку телефона (все же действительно город!), попросила соединить с кинотеатром (на телефоне вообще-то диск номеронабирателя имелся, но, похоже, станция телефонная до такого уровня высоких технологий еще не добралась) и заказала «два билета на семь часов». А затем сказала:

– Они сейчас билеты принесут, вы тут, в вестибюле, подождите минут пять-десять, – и слово «вестибюль» произнесла с такой интонацией, словно приглашала в королевский дворец.

Вестибюль гостиницы был довольно удобным, в нем стояло несколько кресел, и Вера в одном из них и «разместилась со всеми удобствами». А через несколько минут в гостиницу начали возвращаться раскрасневшиеся от мороза на улице «командировочные». И один из них вдруг обратился к Вере по имени:

– Вера? Привет, комсомольская активистка, а что ты тут делаешь?

Повернувшись, Вера узнала Володю Северинова, которого она встречала прошлым летом в Новосибирске:

– Сам привет! А ты что тут делаешь? Ты же в Новосибирске должен быть.

– Нет, я там временно был, с кранами разбирался. А теперь здесь сразу двадцать кранов нужно срочно налаживать: в конце месяца речку перекрывать будут, нужно одновременно двадцать затворов перекрыть. Тут плотину очень забавную построили: справа и слева все уже закончили, а в середине оставили пролеты открытые. Их все до ледохода закроют и потом всё забетонируют – но и заслонки нужно будет одновременно поставить, и потом бетон очень быстро залить. А перед этим еще и все осушенные проемы бетонными блоками, заранее сделанными, заполнить – а каждый блок ведь по двенадцать тонн весит! Так что работенка намечается веселая… А ты?

– А я вот в кино собираюсь.

– Я бы тоже собрался, но все билеты еще до обеда раскупают… тут с культурой напряжено, на всех культуры не хватает.

– Ну да, а мне вон сразу два билета всучили: у них, видите ли, бронь только такая, на два билета. Хочешь, я тебе один отдам? У меня все равно седалища на два кресла сразу не хватит.

– Спрашиваешь! Конечно хочу! Делать-то тут все равно вечерами нечего, некоторые пить идут в буфет, а я-то вообще непьющий. То есть разве что на праздник там или на день рождения… Во сколько сеанс?

– Сказали в семь, сейчас билеты принесут, узнаю точно.

– Еще полчаса есть, отлично, я как раз переодеться успею. Точно ты уж меня дождись, другим билета не отдавай…

– Не отдам. А кино тут далеко? Мы не опоздаем?

– Очень далеко. Надо улицу перейти и за угол свернуть. За угол потому, что вход в кино с другого бока. Это вон тот зеленый дом… ладно, побежал переодеваться…

Загрузка...