Старуха 3

Глава 14

В конце июля заработал на полную мощность новый металлургический завод у станции Известковая и выдал первую сталь завод возле Большого Камня – и общая мощность сталеплавильных заводов страны достигла двадцати двух миллионов тонн в год. Из которых шесть миллионов обеспечивали «заводы нового типа», то есть выплавляющие металл с использованием прямого восстановления железа. Вера подумала (хотя уверенности у нее все же в этом не было), что раньше – то есть «в первой жизни» – объемы производства черного металла сильно ограничивались мощностями по добыче и переработке коксующегося угля, а теперь любой, даже самый паршивый бурый уголь для металлургии вполне годился.

Еще на существенный рост мощностей металлургии оказало то, что стали использоваться «абсолютно бесперспективные» и «экономически не оправданные» месторождения железной руды. Которые и на самом деле были не очень перспективными, да и добывать руду на них было дороговато – однако теперь из этой «дорогой» руды железо получалось практически на месте добычи, а экономия на ее перевозке почти полностью компенсировала «лишние» затраты на добычу. Еще какая-то копеечка экономилась на перевозке к местам потребления уже готового металла – так что особого убытка страна не получала. А получала…

Новые «маленькие» металлургические заводы (с объемами производства от сотни до трех сотен тысяч тонн стали в год) в основном производили арматуру для железобетона и «строительные» профили – что очень сильно помогало строить всякого быстро и много. В том числе и самих таких «металлургических негигантов»: усилиями товарища Тевосяна их к концу лета в стране появилось уже тридцать две штуки. Но чтобы они не просто появились, но еще и заработали, потребовалось выстроить тридцать две электростанции – ведь сталь-то там варилась в электропечах. А чтобы заработали электростанции, нужны были котлы, турбины, генераторы – и очень много других мелочей, о которых люди обычно забывают из-за «малозначимости» подобных вещей. Большинство людей забывает – но руководители страны и о «мелочах» постоянно помнили, и даже уделяли им внимание побольше, чем «главным машинам». Так, например, главный инженер Рязанского стекольного завода получил орден Ленина за то, что наладил на своем заводе выпуск стеклянных высоковольтных изоляторов.

Иван Федорович тоже получил орден Ленина: все же нарком черной металлургии приложил исключительно много сил для развития этой самой металлургии, и «старые» заводы тоже производственные мощности прилично так нарастили. Так, например, Керченский завод – основной производитель «судовой стали» в стране – нарастил выпуск корабельного листа аж до миллиона с четвертью тысяч тонн, а всего стального проката он выдавал почти два с половиной миллиона. Но там использовалась – из-за специфики местной руды – «древняя» доменная технология, хотя и с рядом существенных улучшений.

И второго августа у Веры раздался телефонный звонок:

– Добрый день, надеюсь, я ни от чего важного тебя не оторвал? Ты бы заехала ко мне ненадолго… да вот прямо сейчас. Это на самом деле ненадолго, но срочно…

Когда домой звонит товарищ Сталин, то даже воскресенье не является веским поводом для отказа – и Вера через пятнадцать минут вошла в знакомый кабинет. В котором сидели (и ехидно улыбались) еще и Валериан Владимирович с Лаврентием Павловичем.

– Вера Андреевна, – нарочито сердитым голосом обратился к ней Сталин, – мы вас пригласили сюда вовсе не для того, чтобы изучить какие-то новые изощренные ругательства. Но деваться некуда: товарищ Тевосян нам две бумаги на вас накатал, по одной еще товарищи Кржижановский и сидящий тут Лаврентий Павлович – однако его тоже ругать не надо, он человек подневольный, его товарищ Ворошилов заставил. Мы, конечно, все знаем вашу любовь к побрякушкам, но вот и товарищ Куйбышев подтвердит, что выбор у нас был между вот этим и набором из трех таких же, – Сталин протянул Вере красивую красную коробочку и не менее красивую красную книжечку. – Вот, можете его запихнуть туда же, куда и предыдущий, – он коробочку открыл и показал ей орден Ленина, – поскольку постановление снова закрытое и публиковаться не будет. Это вам за газоразделительную машину и кислород в металлургии, а будете шум поднимать – так у нас на вас еще четыре таких же жалобы имеется. Нам еще товарищ Конев жаловался на то, что создатель авиационных ракет без ордена ходит, а Ованес Тевадросович к кислороду жаждет добавить вам еще и за прямое восстановление железа…

– Спасибо… – растерянно ответила на эту тираду Вера, – но я же не за ордена…

– Конечно не за ордена, – рассмеялся Иосиф Виссарионович, – но без ордена обойтись не получилось. А так как мы точно знаем, за что ты, Старуха, трудишься, то орден тебе – это бесплатный подарок к основной награде.

При этих словах Валериан Владимирович нагнулся и вытащил из-за стола большой деревянный ящик:

– А это тебе настоящая награда, дюжина бутылок «Дом Периньон». Честно говоря, мы хотели советского шампанского тебе подарить, но из Крыма ответили, что только в октябре оно созреет, так что бери пока это – как временную замену.

Тут уже все в кабинете рассмеялись, а Сталин добавил:

– Вера, мы на самом деле знаем твое отношение к наградам, но думаем, что об этом широкую общественность оповещать… рановато. Но мы на самом деле очень рады, что даже люди, понятия не имеющие о том, кто все это изобрел, не смогли не отметить важность и нужность твоих изобретений. То есть все понимают, что ты делаешь всё очень важное и нужное для страны – а носить ордена или их в кладовке прятать – дело твое. Главное, что ты знаешь что мы знаем кто все это сделал…

– Да не делала я ничего особого, просто собрала разные чужие идеи и как-то их реализовала.

– А стране именно реализация этих идей и важна.

– А еще важно, – добавил Лаврентий Павлович, – что ты понимаешь, что действительно стране важно и нужно, и это делаешь, невзирая на… возражения некоторых не понявших это сразу товарищей. Когда, например, ты говорила, что каждому бойцу в войсках КГБ нужно дать по мягкому месту… – при этих словах Куйбышев неприлично заржал, но Лаврентий Павлович на это внимания не обратил, – я думал, что ты чушь несешь. Но война в Монголии показала, что мягкое сиденье в автомобиле действительно важно, бойцы после того, как пятьсот километров по степи проехали, сразу готовы в бой идти, а не отлеживаются сутки, потирая вусмерть отбитые задницы… И таких примеров я десятки могу назвать, так что орден – как выражение уважения к твоим заслугам – ты заслужила. А что пока у тебя орденов немного – так это мы уважаем твое к наградам отношение… Ладно, на сегодня всё, можешь быть свободна. Но учти: вечером мы в гости зайдем, награду в любом случае обмыть надо…

Когда Вера вышла, Иосиф Виссарионович вслух пожаловался:

– Вот ведь нам Старуха вредная попалась! Как ее ублажить, не знаешь: я бы вообще не удивился, если бы она в ответ на награждение мне в морду плюнула бы.

– Это вряд ли, – хмыкнул Валериан Владимирович, – она все же девочка очень умная и выпендривается лишь тогда, когда считает, что иначе своего не добьется. А так как она старается добиться улучшения жизни народа и роста мощи страны, то определенный выпендреж можно ей и простить. Тем более, как верно подметил Лаврентий, часто то, что она была права, окружающие лишь с большим опозданием понимают.

– А иногда вообще не понимают, – с легкой печалью добавил Лаврентий Павлович. – Я, например, до сих пор не понимаю, зачем мегаватты электричества тратятся в научном городке под Красноярском. Хотя Виталий Григорьевич и говорит, что эта работа очень важна. Но чтобы понять почему она важна, мало даже физику в университете выучить, тут нужно еще лет десять наукой заниматься очень непростой.

– Ты имеешь в виде товарища Хлопина? – решил уточнить Сталин. – Он мне небольшую записку составил, там очень доступно изложено, зачем там мегаватты тратятся. Возьми, почитай: кроме всего прочего в ней Виталий Григорьевич подробно описывает, как эти мегаватты электричества скоро нам возвращаться будут. А мегаваттов нам, сколько не дай, все равно маловато будет…

Когда есть много электричества, то можно сделать много очень хорошей стали. А когда есть много великолепной стали, то можно из нее изготовить великолепные паровые котлы, поставить их на новые электростанции и получить еще больше электричества. С помощью которого получить кучу окиси циркония, из которой можно наделать очень стойкие огнеупоры, позволяющие котлам работать лучше и дольше…

Под руководством ректора Энергетического института профессора Рамзина был разработан новый (и относительно небольшой, всего лишь с пятиэтажный дом на три подъезда) сверхкритический котел, поставленный в серийное производство в Подольске. И этот котел прекрасно обеспечивал паром новую трехцилиндровую турбину, серийно производимую в Калуге, – а турбина эта прекрасно крутила генераторы на тридцать два мегаватта, которые делались на новеньком заводе в Ростове. Вроде бы не самый мощный получался электроагрегат – но таких три завода выпускали по штуке в неделю, так что энергетические мощности в стране росли весьма быстро. Тем более быстро, что энергетика этими генераторами далеко не ограничивалась: новенький завод в Лысьве уже приступил к выпуску генераторов на шестьдесят четыре мегаватта, для которых турбины (и котлы тоже) изготавливались в Харькове. Пока что таких делалось маловато, в Лысьве пока могли сделать такой генератор за пару месяцев, да и в Харькове за лысьвенцами едва поспевали – но это было связано с тем, что рабочих, которые по-настоящему уже умели работать, катастрофически не хватало. Их не только в энергетике не хватало, а вообще в любой отрасли промышленности – и тот же Тевосян с таким энтузиазмом строил «малые металлургические заводы» вовсе не потому, что не понимал их тоже малую эффективность – на них просто квалифицированных рабочих требовалось много меньше, чем на индустриальных гигантах. А неквалифицированных требовалось гораздо больше – но их-то набрать было совсем просто, а в планах года за три из новичков было намечено сделать настоящих рабочих, после чего можно было и к расширению всех таких заводов приступать…

Насколько помнила Вера Андреевна, в СССР с тридцать шестого по сороковой год металлургическая промышленность практически не росла. Новые «индустриальные гиганты» были к тридцать шестому выстроены, сталь с чугуном спокойно так себе выдавали – но выдавали ровно столько, сколько и в годы предыдущие, а новые заводы никто даже строить не собирался. Именно по причине того, что на новых заводах работать было уже некому. А вот когда кадры были обучены, то картина кардинально изменилась, и в сорок первом намечался рост металлургии сразу на треть. Не получилось по понятным причинам – но даже потеряв на оккупированных территориях почти шестьдесят процентов производственных мощностей, страна выпуск стали сохранила практически на довоенном уровне. Правда, Вера искренне считала, что можно и даже нужно наращивание металлургических мощностей не приостанавливать – но, по большому счету, существенно повлиять на рост промышленности она не могла. Но не очень существенно – появились у нее в этом направлении определенные мысли. Пока лишь мысли…

Впрочем, воплощать свои мысли Вера не спешила – у нее появилось много и других дел. Прежде всего дома: все же семейная жизнь накладывает довольно много различных ограничений. Конечно, обед с ужином мужу сготовить – тоже определенное ограничение, но когда сосед позаботился о том, чтобы приготовлением еды в доме (а так же уборкой, стиркой, да и вообще всеми домашними делами) занимались специально подготовленные люди, простые домашние дела много времени не отнимают. Однако люди не только жрут и мусорят, они еще и общаются. Особенно с членами собственной семьи – и это тоже требовало определенного времени. То есть не то, чтобы требовало – просто без такого общения семья как-то не становится именно семьей.

Когда Вера вернулась от Сталина и запихнула коробочку в ящик письменного стола, Витя – скорее из вежливости, чем из любопытства – поинтересовался:

– Ну и зачем тебя аж в воскресенье так срочно из дому выдернули? Что-то произошло? Неприятное?

– Да так, ерунда, – поморщилась Вера, – всучили очередной орден. Невтерпеж им, видите ли, было!

– Орден? Да еще очередной? Счастье мое, а что еще я про тебя не знаю? Да, поздравляю, а орден-то какой? Его же вроде обмыть нужно, я сейчас в магазин сбегаю, вина, что ли, какого-нибудь куплю. Ты какое предпочитаешь?

– Ну вот, родной муж не знает, чем предпочитает напиваться жена! Тебе не стыдно?

– Мне стыдно, тем более что я вообще не видел, чтобы ты когда-нибудь напивалась. Да, честно говоря, и дальше видеть не хочу – но немножко, чтобы традицию поддержать…

– Не надо никуда бежать. Во-первых, у меня в машине ящик шампанского лежит, мне его к ордену как раз для обмытия подарили. А во-вторых, вечером на обмыв гости придут. Кстати, просто заранее предупреждаю: придут все, что есть вообще все, кроме тебя, кто об этом ордене знает… и впредь знать должен.

– Ясно. Но тогда нужно что-нибудь к столу приготовить. В холодильнике-то у нас только на двоих еды запасено…

– Вить, не порти выходной день. Я уже в «Москву» забежала, заказала к ужину все, что нужно… До вечера времени еще много, давай в кино, что ли, сходим? Там в два часа сеанс есть, я по дороге афишу видела… а ты как относишься к монгольскому кино?

– А в Монголии что, еще и кино снимают?

– Оказывается, снимают. Но ты не волнуйся, кино на русский язык дублировали.

– А билеты купить-то возможно?

– Витенька, для нас ничего невозможного нет. Ну что, пошли?

По дороге домой Витя высказал свое первое впечатление о фильме:

– Надо же, в Монголии, где народу-то всего ничего – а звук в кино сделали лучше, чем в «Цирке»!

– Но копию-то у нас на кинофабрике печатали, и звук, между прочим, новый наложили: монгольские-то актеры, когда снимались, на монгольском разговаривали. А что качество звука великолепное – так это пленка такая…

– А ты что про пленку-то знаешь?

– Солнышко моё, у тебя жена, между прочим, химиком работает. И под ее руководством была разработана специальная мелкозернистая эмульсия, которая позволяет записывать на пленку звук с частотой до шестнадцати килогерц. Ты сам подумай, откуда бы еще у меня появилось удостоверение замначальника Госкино?

– А я не видел, что ты там в кассу сунула, думал, что удостоверение завкафедрой… а ты заместитель еще чего? А то сама все время говоришь, что муж у тебя лопушистый – а я лопушистым больше быть не желаю, так что рассказывай!

– Долго рассказывать… давай сначала домой доедем, не хочу от дороги отвлекаться… Итак, – продолжила Вера, когда они, поставив машину в гараж, поднялись на второй этаж и уселись в кресла, – как тебе известно, я работаю заведующей кафедрой на химфакультете. Еще по совместительству я числюсь заместителем директора Лабораторного завода. Но ты не думай, тебя на завод не из-за меня тогда зачислили, там у меня должность больше почетная… но продолжим. Еще я числюсь – и тут уже всерьез работать приходится – начальником химического отдела в наркомате авиации и членом комиссии ВВС по вооружению. Еще – в Госкино, курирую производство кинопленок и тиражных красителей: это, честно говоря, вообще разные направления в химии. По-моему, еще в каких-то организациях я кем-то записана… но это так, для удобства работы с документами, а главная моя должность – не по работе, а по статусу – первый заместитель начальник НТК.

– То есть, как я понимаю, это что-то на уровне наркома получается?

– Нет, конечно. Это товарищ Тихонов на уровне наркома, а у него этих заместителей пруд пруди.

– Но ты сказала, что ты именно первый заместитель. Или я опять что-то не понял?

– Все правильно понял. Но главное – для меня главное – чтобы ты понял следующее: все эти должности и звания заканчиваются вот там, за порогом нашей квартиры. А здесь я всего лишь жена одного очень бескорыстного инженера. И очень любимого инженера, которому, к моему сожалению, все же придется время от времени терпеть моих гостей. Вот только я до сих пор одного понять не могу: почему это я здесь твоих гостей все еще не терплю?

– Это кого ты не терпишь? Слава со Светкой у нас уже были – но им к нам в гости обычным образом неделю добираться…

– Но мне известно – из источников, заслуживающих абсолютного доверия, то есть от Светки – что у тебя еще и родители имеются. А настоящая жена просто обязана поскандалить со свекровью – но как скандалить, если я ее только на фотографии и видела?

– Да уж, проблема серьезная… Но они, между прочим, тоже люди работающие, и работающие все же в Томске – а оттуда просто так на выходной в гости не заскочишь. Я маме письмо напишу, скажу, что ты срочно с ней поскандалить желаешь. Может быть где-нибудь в сентябре-октябре они и выберутся. Тут ведь вот еще какая проблема: они до сих пор меня за ребенка держат, я им даже денег на билеты перевести не могу, потому что не возьмут и еще обидятся.

– Так, в кем они там в Томске работают?

– Вер, даже не думай зарплату им повышать…

– Ну и как мне жить с мужем, который мои мысли читает? Затеешь какую-нибудь гадость ему сделать – а он заранее подготовится и эту гадость против меня же и повернет… Ты все же матери напиши, что у тебя зарплата большая настолько, что билеты ты им купить сможешь, не уморив жену голодом…

– Да знают они, но… родители – они все такие. Извини…

– Да нет, все нормально… а вот и гости приехали?

– Я что-то звонка не слышал…

– Я тоже, но машину Валериана Владимировича в окно увидела. Пошли вниз, гостей дорогих встречать… надеюсь, они все же ненадолго…

А в конце августа Витя, приехав как-то вечером домой с работы (он все же освоил автомобиль) застал новую гостью. То есть молодая женщина просто сидела на лавочке возле крыльца, и, когда Виктор начал открывать дверь, подошла к нему и спросила:

– А Вера… она когда домой вернется?

– Вы ее ждете? Заходите… я точно не могу сказать, но, думаю, уже скоро. Максимум через полчаса. Заходите-заходите, чего на улице-то просто так сидеть? А так хоть чаю попьем… а вот и она! Вера, к тебе гостья!

– Привет, Надя… знакомься – это Витя, мой муж. А это – Надежда Михайловна Новикова, из консерватории.

– Я уже не из консерватории, – отреагировала на представление Надя, – то есть не только из консерватории. Я весной ее окончила, получила распределение в новую музыкальную школу – как раз в Пушкино. Но школу-то выстроили, учителей набрали – а из инструментов там… в консерватории говорили, что ты выпуском черных скрипок распоряжаешься, и не только черных. Вот я и приехала попросить помочь с их покупкой. То есть мне бы штук пять-шесть, и, если у тебя какие-то связи есть, еще и рояль приличный достать… в школе только пианино старое – ну, ты его видела, оно в клубе стояло…

– Так, что еще нужно?

– Для школы?

– Да хоть для тебя лично! Говори, я записываю: шесть скрипок… хватит шести-то?

– Пока хватит…

– Дальше!

– Что дальше?

– Вы там что, одних скрипачей учить будете? Альты, виолончели… контрабасы не проси, их пока в НТК не делают. Но я поинтересуюсь, может и с ними помогу. Духовые, ударные?

– Да в школе просто на все денег нет… их вообще нет, но я подумала… гонорар-то за песню я нечестно получаю…

– А я про деньги тебя спрашивала? Я тебя спрашиваю только про инструменты.

– Я… я не знаю. Наверное два альта… три…

– Виолончелей – три штуки, импортных. Не обращай внимания, это у меня шутки такие… подойдем с другой стороны: вы там в школе своей небольшой такой симфонический оркестр обучить сможете?

– Мой муж… я замуж зимой вышла, хотели тебя на свадьбу пригласить, но соседка твоя сказала, что тебя в Москве до лета не будет, так что… в общем, он цимбалы преподает, щипковые от домры до арфы. Ну, по духовым у нас есть еще преподаватель… то есть который сможет школьников обучить. Только я не могу сказать, на чем именно: он сам-то на кларнете играет, вроде еще на гобое может…

– Телефон у вас в школе есть? Или у тебя дома?

– В школе точно есть.

– Все уточнишь – позвонишь, я придумаю, как тебе помочь… как вашу школу всем необходимым обеспечить.

– А я вас вспомнил! – обрадовался Виктор, – Это же вы написали музыку к «Последней поэме»! Я ее часто слушаю, у нас есть даже стереофоническая запись ее…

– Какая?

– Стереофоническая, это как в настоящем концертном зале! Я сейчас вам поставлю… Вера, а ответь-ка мужу, почему у знаменитого композитора нет стереоэлектрофона и такой пластинки? Ведь наверняка ей иногда хочется послушать собственное произведение…

Когда музыка отзвучала, Надя, повернувшись к Виктору, с легкой улыбкой сообщила:

– У знаменитого композитора такая стерео… машинка есть, и она, как я понимаю, свое собственное произведение часто слушает. «Последнюю поэму», музыку к ней, Вера написала… и стихи Тагора, насколько мне известно, она же и перевела. А я только помогла с аранжировкой и оркестровкой, причем не одна, там половина преподавателей консерватории участвовала. А на ситаре как раз Вера и играет… кстати, Вера, у меня еще одна просьба… по поводу ситара.

– Забирай!

– Зачем?

– Ну ты же сама только что сказала, что тебе ситар нужен.

– Нет, я о другом… меня тут попросили музыку написать… срочно, но музыка должна быть с восточными мотивами… мне специально сказали, что нужен будет ситар, как в «Поэме»…

– И что я сказала не так?

– Ну, насколько я знаю… в консерватории много народу проверяли… в Москве ты, наверное, одна на нем играть умеешь.

– Ладно, давай ноты, попробую тебе помочь.

– А нот тоже нету! Ты же знаешь, я не композитор, я в лучшем случае оркестровку могу сделать… того, что ты напишешь.

– Надя, ты это серьезно?!

– Серьезнее некуда. Они кино уже почти целиком сняли, им увертюра теперь нужна.

– Есть такой композитор, который как раз музыку к фильмам и пишет. Дунаевский называется, пусть эти киношники к нему и обращаются.

– Да композиторов-то много, к фильму вся музыка вроде уже написана – но вот уперлось этому…как его… Шумяцкому, который начальник ГУКФ… в общем, мне сказали, что если я откажусь, то крупные неприятности мне гарантируются…

– Понятно, но ты не волнуйся: крупные неприятности этот Шумяцкий уже себе заработал. А у тебя неприятностей не будет, это-то я тебе гарантировать могу. Ты где сейчас живешь, в Пушкино? Так, слезы утирай, нос задирай… я тебя домой сейчас отвезу. Да не спорь, на ночь глядя в Пушкино я тебя просто не отпущу. Вить, прокатимся перед сном?

– Да уж, – тихо проговорил Виктор, когда она уже возвращались в Москву. – Вот так живешь-живешь – и не знаешь, что любимая жена еще знаменитым композитором подрабатывает… и переводчиком с бенгальского.

– Каким еще композитором? Я всего-то мелодию этой Наде напела… случайно в голове под стихотворение она всплыла. А превратить эту мелодию в музыку – тут как раз она и потрудилась. Так что я такой же композитор, как ты, скажем… так, заткнись. Садись за руль и меня до дома вообще не трогай, делай вид что меня тут вообще нет… очень тихо делай вид, не издавая ни звука. Даже дышать старайся через раз, ты понял?! А я на заднем сиденье... Все, поехали, тихонько так: мы же никуда не спешим...