Работа наша не сказать, что спешно, но продвигалась. Как ни ропщи, а заказ воеводы выполнять нужно. Неделя быстро пролетит. Оглянуться не успеешь, как пора уже и ответ держать. Да и развлечений у нас не богато было. Ешь, спи или работай – вот и весь выбор.
Человечки у нас уже на другой день забегали. Прав был воевода, с этой задачей мы легко справились. А вот подвох во всём устройстве отыскать оказалось куда сложней. Сначала мы думали, что стоит только в чарах гномьих разобраться, и ответ к нам сам собой придёт. Но время шло, мы с Севкой в поте лица трудились, а наговоров меньше не становилось. Под одним распутанным узлом три нетронутых обнаруживалось. И решили мы к загадке с другого конца подступить, в деле устройство испробовать.
Раз за разом доставали мы из особых коробочек то гномье войско, то эльфийское, то гоблинское, и в набег на лукоморцев отправляли. И драконов в бою применяли. И диковинных, с гору величиной, двухвостых зверей, слонами прозываемых. И древнюю птицу Рух. И гномландских великанов-ётунов. И многих иных, чьи названия я и не запомнил. (Если кому любопытно – у Севки спросите, он у нас обо всякой нечисти осведомлён.) Но, каким бы ни был враг, ему неизменно удавалось одолеть защитников княжества нашего. А мы всё больше склонялись к выводу, что причина неудач где-то в самом войске лукоморском заключена. Но и только. Найти слабину никак не удавалось.
К вечеру третьего дня приставленный к нам Чанг перестал улыбаться. Оно и понятно. Мы с Севкой в очередь работали. Сначала дружок мой гномьи заклинания разбирает и на наш язык переводит. А потом я их с известными мне наговорами сличаю и несуразности какие-нибудь пытаюсь найти. Пока один из нас занят, второй отдыхает, или чем посторонним занимается. Я, к примеру, книги читаю, а Севка всё подряд пересматривает от оружия, до картин. А старый тролль неотлучно при нас находится, без сна и отдыха. Тут кто угодно не сдюжит.
Наконец, около полуночи Чанг сдался. Не мог он больше в кладовую за живой водой для нас бегать, сил никаких не было. Оставил нам ключ, а сам спать завалился и захрапел тут же.
Ну, с этой неприятностью и напарник мой теперь легко справляется. Севка быстро наговор прошептал, тролля замолчать заставил и за водой побежал. А я новое вторжение стал готовить. Решил для врага такое слабое войско собрать, с каким победить никак не возможно. Посмотрим, если и тут лукоморцы уступят, значит и впрямь дело нечисто.
Я уже оба войска расставил. И атакующее, троллье – малочисленное, обычным оружием оснащённое, и наше, в три раза большее и змеями огнедышащими усиленное. Пора было их живой водицей окропить и сражение начинать, а Севка всё не возвращался. Не случилось ли с ним чего? Уж, кто-кто, а дружок мой неприятности на свою рыжую голову всегда находить умел!
С сожалением оторвавшись от созерцания поля боя, долгожданную победу лукоморцам обещавшего, я направился к двери. Необходимо отыскать Севку, пока он не навлёк на нас настоящей беды. Такой, по сравнению с которой упыри боярина Тырина безобидными шутниками покажутся.
Стараясь не производить ненужного шума, я дверь отворил и в переход выглянул. Рыжего недотёпы там, как я и предчувствовал, не оказалось. Но и стражников тоже. И это оставляло надежду слабую, что все ещё одними моими напрасными волнениями обойтись может. Всё так же осторожно я направился к кладовке. Но, не дойдя десятка шагов, почувствовал, что Севку там не найду. И точно, кладовка была заперта, и свечи внутри неё, насколько возможно в узкую щель рассмотреть, не горели. Не удивлюсь, если дружок мой сюда и не заходил.
Почти бегом я завернул за угол и в отхожее место наведался. Там Севки тоже не случилось и, судя по запаху вполне сносному, не было уже давно. (Прощения просим, если от таких подробностей кого покоробило). Где же он, бестолочь, шляется?
С каждым шагом теряя терпение, а вместе с ним и осторожность, я ринулся по коридору. Все встречные двери я дёргал за ручки, все тёмные закутки внимательно осматривал, ко всем непонятным звукам прислушивался. Ничего. Пусто, тихо. И очень тревожно. Был бы у меня сейчас отвар перунова корня, каким нас бабка Милонега угощала, я бы Севку мигом отыскал. А так, разве угадаешь, куда его занести могло?
Постой, постой! Очень даже можно угадать. Нужно только определить, не творится ли по близости чародейства какого. И там, где это волховство происходит, Севка наверняка и отыщется.
Теперь, когда я знал, что именно нужно искать, поиски продвигались гораздо быстрее. Я всеми своими чувствами осматривал, прослушивал, обнюхивал и прощупывал огромное здание. Терем княжеский спал. А те немногие, кто ещё бодрствовал, простым и понятным человеческим занятиям предавались. Беседовали, читали, играли в дурня, пили брагу, м-м-м… это… ну, скажем, миловались. И лишь в одном, самом дальнем углу терема творилось чародейство, причём, вовсе не слабое. И творилось открыто, без опаски.
Что ж, я милого узнаю по походке. Уже не сомневаясь, чьих шаловливых рук и беспокойного ума это заслуга, я заспешил на огонёк. И в ожиданиях своих не обманулся. В угловой клетушке за незапертой дверью, да ещё и спиной к ней, (Нет, какой он всё же беспечный! Будто у себя дома расселся!), пристроился Севка. Я распахнул дверь с твёрдым намерением всё, что я о нём думаю, немедленно высказать. А слов, пока я носился, сломя голову, по переходам и напарника своего выискивал, накопилось немало. И только опасение всех в тереме перебудить не позволило мне прямо с порога начать глотку надрывать.
– А, Емеля! Хорошо, что ты пришёл! – обернулся ко мне Севка с таким невинным и счастливым выражением лица, какое бывает у ребёнка, получившего на праздник обещанного петушка на палочке. – Я тебе сейчас такое покажу…
– Это я тебе покажу!
От возмущения я аж задохнулся, и слова, выстроенные в моём мозгу в длинную и выразительную цепочку, вмиг рассыпались.
– Да ладно тебе! Не серчай, успеем мы с теми войнами разобраться, – всё так же радостно улыбнулся мне олух царя небесного. – Я ж не виноват, что кто-то в кладовке ключи оставил. Вот я и решил посмотреть, к каким дверям они подходят. А потом… Знаешь, если бы ты первым увидел это чудо, тоже забыл бы обо всём на свете.
– И что за чудо такое?
Конечно, мне было любопытно. Но не настолько, чтобы и в самом деле забыть, где мы находимся. Равно как и то, что дружок мой сюда без спроса пробрался.
– Да вот, смотри!
И он сделал широкий взмах рукой, как купец на ярмарке, свои товары расхваливающий. Я недоумённо глядел то на самого Севку, то ему за спину. Кроме лавки и стола в клети ничего не было. На столе стояло нечто большое и прозрачное, яркими золотыми искрами на свету играющее. То ли огромная льдина, непонятно как в тепле не растаявшая, то ли кусок горного хрусталя. Красиво, по правде говоря, но не до умопомрачения.
– И когда мне начинать восхищаться? – ядовито уточнил я.
Теперь настал Севкин черёд возмущаться.
– Да ты хоть знаешь, дубина не струганная, что это такое? Это – магический кристалл. Я ж тебе, неучу, рассказывал! Да ты, может, никогда в жизни его больше не увидишь, а всё ерепенишься.
Да, действительно, о кристалле мне Севка в своё время все уши прожужжал. Предмет этот, у гномов уже ставший обыденным, в Лукоморье оставался чудом невиданным. Если честно, кроме Севки, о нём знали разве что купцы, в далёкой Гномландии побывавшие. Да и то не все, а лишь самые в волховстве искушённые.
Если верить всезнайке рыжему, умея с кристаллом тем управляться, можно на любой вопрос ответ заполучить. Сколько звёзд на небе? Как здоровье племянника гномландского короля? Когда умрёт последний дурак? И какая завтра в Беловодье погода будет? А может, он и мне подскажет, где русалка моя прекрасная живёт?
Всё, на этот крючок я и попался! Последней уступкой здравому смыслу был мой робкий вопрос:
– А охрана нас не хватится?
– Не-а, – уверенно отмахнулся Севка. – Я одного в переходе встретил, попросил вместо меня в кладовку сбегать. Мне, мол, воевода запретил. Так он от меня со всех ног припустил. Сейчас, наверное, вся княжеская охрана в своей сторожке заперлась. Боится нос высунуть, как бы мы их работать не заставили. – Он беззаботно рассмеялся и подвинулся на лавке. – Садись, вместе забавляться будем. Да ты не волнуйся, я его сто раз пользовал. Сейчас и тебе покажу, как с ним обходиться.
Он ткнул тонкой серебряной палочкой в маленький красный кружок, на нижней грани расположенный, и в глубине кристалла появились непонятные знаки.
– Это на гномьем языке означает – "готов к работе", – тут же объяснил Севка.
– Чем умничать, лучше прикажи ему по-нашему изъясняться, – проворчал я.
Ох, доведёт меня рыжий когда-нибудь! Всё-то ему известно, всё он понимает и другим растолковать может. Вот погоди, управлюсь с делами спешными и тоже за науку сяду. Все премудрости книжные изучу и буду таким же, как ты, индюком надутым ходить. Или даже как профессор Любомудр Звениславич. Спроси у меня тогда что-нибудь!
– Как скажешь, – ничуть не обидевшись, согласился мой напарник и опять палочкой волшебной по кристаллу провёл.
Тот живо откликнулся, и на месте прежней надписи появилась новая, вполне понятная: "Жду приказаний".
– Смотри, что он ещё может! – Севка надел себе на голову серебряный обруч и коснулся жезлом травяного узора на нём.
– Перехожу на голосовое управление, – послышался из обруча глухой, безжизненный шёпот.
Севка на меня оглянулся, ожидая восхищение на моём лице увидеть. Не на того напал! Спору нет, хитрую игрушку гномы придумали. Да только, какова она в деле?
– Давай, показывай, что твой кристалл умеет!
– А что бы ты хотел узнать?
Я пожал плечами и, старательно равнодушие изображая, предложил:
– Ну, к примеру, как человека в Старгороде разыскать?
– Да проще простого! – ответил мой напарник и вдруг насторожился. – А какого человека?
Ага, так я тебе и сказал! Мы, беловодские, сами в капкан не полезем. Сейчас ты мне просто покажешь, как с дивом заморским управляться, а Дину я после уже без тебя искать стану.
– Да хотя бы нас с тобой! Или лучше – профессора, – ловко выкрутился я.
Севка усмехнулся. Решил, видно, что я хочу ещё раз напомнить о себе зловредному старику. А затем передал кристаллу моё пожелание. Тот непонимающе замигал. Пришлось объяснить подробней. Наконец, внутри него что-то щёлкнуло, и на обращённой к нам грани появилась надпись: "Полный список жителей города Старгорода с указанием мест их проживания по состоянию на месяц листвень лета 6462-ого от Сотворения мира".
– Открой! – коротко приказал рыжий всезнайка.
Но кристалл вдруг показал свой нрав. Из обруча донёсся по-прежнему еле слышный, но уже не безразличный, а строгий и требовательный голос:
– Ключ!
– Чего, чего? – переспросил я.
– Слово тайное он у нас требует, разрешающее список этот просмотреть, – пояснил Севка.
– А ты его знаешь? – с надеждой поглядел я на друга.
– Узнаю! – уверенно ответил тот и впился глазами в глубину кристалла.
– Ой ли? – засомневался я, но Севка не удостоил меня ответом.
Что ж, если он с этой преградой справится, мне не останется ничего иного, как признать в нём истинного мастера и перестать над ним подсмеиваться. А почему бы ему и не справиться?! Я уже говорил, что мой рыжий напарник, как никто другой, легко распутывает чужие заклинания. Особенно иноземные. А из них лучше всего – гномьи.
Думал Севка долго, почти четверть свечи. (Если кто не знает, свеча – это мера времени такая, за которую обычная, в вершок толщиной восковая свечка на вершок же прогорает.) Потом вдруг поднял голову и уверенно произнёс:
– Аста ла виста, бэби.
Пусть Чур догадывается, что это могло означать, но кристалл удивлённо моргнул, и вместо одного названия на нём появился длинный столбец имён и пояснений к ним. Но профессора Синицы в нём не было.
– Дальше! – приказал Севка. – Ещё дальше, стой! Вот он.
Я пригляделся. В глубине волшебного камня среди прочих чётко виднелась запись: "Любомудр Звениславич Синица. Профессор Академии Волхования и Чародейства. Княжий городок, Думский переулок, пятый дом одёсную, считая от Студёноморских ворот".
Всё, больше мне ничего узнавать пока не требовалось. Теперь я и сам с кристаллом управлюсь. Можно было бы и уходить. Но тогда Севка непременно задумается, а зачем мне всё это понадобилось? О Дине мы с ним по-прежнему не вспоминали. Но я был уверен, рыжий на неё свои виды имеет. И если догадается, вполне может помешать моим поискам. Нет уж, не настолько я прост!
– Давай посмотрим, что он ещё умеет, – с деланным воодушевлением предложил я.
– Ага, – кивнул Севка и с пугающей быстротой серебряным жезлом заработал, бормоча себе под нос: – Пересылка писем – не сейчас… Список должников – тоже не для нас… Армейские запасы – как-нибудь обойдёмся… Цены на продовольствие – и так знаем… Сыскное ведомство – не допусти Сварог!.. О! Казначейство – занятно, занятно… А это что? – он остановился и медленно, чётко прочитал: – Княжеский венец!
Нехорошее предчувствие зашевелилось у меня где-то в области живота, пробежало по спине и возле горла тяжёлым, горьким комом остановилось. Так что говорить я теперь мог с большим трудом.
– Севка! – прохрипел я. – Хватит уже, наигрались.
– Да ты что, Емеля?! – не понял он моих опасений. – Я же три года мечтал с ним повозиться. Такой случай!
– Утро скоро, – еле слышно выдавил я. – Пошли отсюда, пока не поздно.
– Какое там – скоро?! До рассвета ещё две свечи, – ответил Севка, краснея от раздражения.
– Пропадёшь ни за что, дурень!
Но он меня уже, похоже, и не слышал. Весь мир для него, казалось, перестал существовать, один кристалл остался.
– Открой! – отдал он уже привычный приказ.
В ответ камень опять потребовал ключ. Я не стал обольщать себя пустой надеждой, что на этот раз Севка не справится. В лепёшку расшибётся, но заветное слово отыщет. Мне ли его не знать?! Не пытался я и силой оттащить его от стола. Когда дружок мой чем-либо увлечён, сила в нём утраивается, и он становится крепче скалы. Даже наговоры на Севку теперь не действуют. Спасибо бабке Милонеге! Научила его закрываться на мою голову. Я просто уселся рядом на лавку и стал думать, как бы мне потом ловчее следы замести?
Ничего путного, однако, не придумывалось. То есть, наложить заклятье, способное обмануть ничего не подозревающего хозяина клети, не составит особого труда. Никто, дескать, сюда не заходил, на лавке не сидел, чужого не трогал. Но не выдаст ли нас сам кристалл? Я с его устройством не знаком и поручится за него не дерзну. Надо бы у Севки спросить. Но он сейчас всё одно не ответит – слово тайное ищет.
Ага, уже нашёл. И даже быстрее, чем в первый раз. Потому как знал, где и как поиск вести. И уверенности у него после той удачи прибавилось. Напарник с довольной улыбкой подмигнул мне и опять произнёс нечто такое, от чего и язык сломать недолго:
– Шоу маст гоу он!
Конечно же, ключ он назвал верный. Теперь уже в возможности рыжего дружка своего я верил безоговорочно. Хотя в этот раз лучше бы он ошибся. Ибо вторглись мы в область, для простых смертных несомненно запретную. На рисунке, в глубине кристалла вспыхнувшем, и в самом деле венец княжеский изображён был. Золотой зубчатый обруч, драгоценными камнями по наружному ободу выложенный. К нему со всех сторон рисунка стрелки тянулись с надписями поясняющими.
По бокам от рисунка две белых рамки находились, подозрительно окна напоминающие. В одном из них настоящий венец виден был. Лежал он на полке из красного дерева в ярко освещённом обширном помещении. Видимо, в сокровищнице княжеской. А во втором окне, напротив, темно было. И в темноте кто-то сопел, ворочался и временами даже похрапывал.
Не требовалось великим мудрецом быть, чтобы догадаться, в чью спальню мы с Севкой заглянули. Правда любовались мы видом спящего князя недолго. (Не из-за воспитания отменного, или испуга, или чувств верноподданнических – просто потому что видно было преотвратно). И к изучению стрелочек возвратились.
А надписи при них были весьма любопытные: "Иноземные языки", "Обычаи", "Богатства", "Воинские силы", "Договоры", "Правители и их родственники", "Именитые люди", "Тайные сведения". К последней из них Севка, не долго думая, жезлом волшебным и потянулся. А я едва успел руку его одёрнуть.
– Ты что, совсем рехнулся? – зашипел я на напарника. – Нас и так по головке не погладят, если здесь застанут. А ты хочешь ещё и тайны государственные вызнать. Кто тебе в острог передачи носить станет? Уж всяко не я. Моё место с твоим соседним окажется.
Удивительно, но слова мои его образумили. И друг мой остановился в нерешительности. Тут бы мне его и вовсе от кристалла увести, пока опять не увлёкся. Но мне на беду в это время шаги в переходе померещились.
Я подошёл к двери, приоткрыл её и осторожно выглянул. Там по-прежнему было пусто и тихо, лишь свечи глухо потрескивали. Впрочем, меня это не шибко успокоило. Нет, пора уходить, хватит судьбу испытывать. Прямо сейчас и пойдём, как бы рыжий не упирался!
Но осуществить свои благие намерения я так не успел.
– Емеля, иди скорей сюда! – позвал меня Севка, и испуганный голос его, не сулил мне никаких приятных открытий. – Тут такое!..
Я вернулся, глянул на кристалл и сразу же начал холодным потом покрываться. За время моей отлучки недолгой напарник успел посмотреть, что скрывалось под стрелкой с надписью "Прочее". А было там, (Севка правильно выразился), такое!…
В ровные чёткие разноцветные клеточки были вписаны с виду обыденные, а на деле зловещие слова: "Согласие", "Сомнение", "Недоверие", "Отказ", "Радость", "Гнев", "Веселье", "Равнодушие", "Печаль", "Страх", "Боль", "Усталость". На последней чёрной клеточке был просто белый косой крест изображён.
Я замер и какое-то время тупо смотрел на кристалл. Наверное, выглядел я в то мгновение неважно. Да и Севка тоже. Но про него я наверняка утверждать не берусь – не обратил внимания. Я вообще ничего перед собой не видел, а лишь судорожно пытался отыскать какое-нибудь объяснение этим словам в клеточках. Какое-то другое. Ибо пришедшее на ум решение мне совсем не нравилось и сильно пугало. Я бы даже сказал – смертельно пугало.
– Быстренько приводи всё в порядок, как до прихода твоего было, и исчезаем отсюда! – строго сказал я оболтусу рыжему, на долгие объяснения время тратить не желая.
Но Севка и сам чудеса смекалки проявил. Посмотрел на меня с робкой надеждой и голосом дрогнувшим спросил:
– Емель, это ведь не то, о чём я подумал?
– Нет, конечно, – поспешил я друга своего догадливого успокоить. – Сдаётся мне, всё ещё хуже, чем мы себе и представить можем. Давай, прибирайся! Может, никто и не догадается, что мы здесь побывали. Авось, всё обойдётся.
"Авось" на этот раз не выручил. Дальняя стена клетушки вдруг дрогнула и в сторону отодвинулась. В образовавшемся проёме показался воевода, обеспокоенный и тяжело дышащий. Он быстро подошёл к кристаллу, заглянул в него и лишь затем к нам обернулся.
– Так, пока я сюда добирался, вы всё-таки успели влезть, куда не следует!
Голос Ярополка Судиславича звучал беззлобно, даже чуть насмешливо, что с хищным выражением глаз его никак не вязалось.
– Ты что ли, рыжий, у нас такой умный, с кристаллом управляться обученный? – обратился он к Севке.
Напомню, что цветом волос воевода лишь немного от друга моего отличался. Но себя, видимо, к рыжим причислять отказывался. В другое время я бы от души посмеялся над такой детской причудой сурового вождя. Но сейчас мне веселиться совсем не хотелось.
А Севка, похоже, на такую малость и внимания не обратил. Не до того было. Он лишь молча головой кивнул. Отпираться было и глупо, и бесполезно. Нас прямо на месте преступления изловили, как кота на столе у миски со сметаной. Только в отличие от него мы не могли от наказания под лавку скрыться.
– Добро! Это я запомню, – воевода глубоко вздохнул и на лавку устало опустился. – Ну и народ! Ни днём, ни ночью покоя от них нет. Едва со двора вышел по делу неотложному, тут же набедокурили. Всюду-то им сунуться необходимо, всё потрогать, подёргать, покрутить. Себе и другим неприятности причинить. Придётся мне теперь Чанга из-за вас наказать, раз уследить за вами не сумел. Жаль старика, но ничего не поделаешь! За лень и нерадивость каждый отвечать обязан. Отправится он в скорости к морю Студёному золото на княжеских приисках добывать. Замёрзнет он там, поди, или надорвётся. И вы, между прочим, в несчастьях его не меньше, чем я, виноваты.
Я невольно вздрогнул. Если старому гоблину за оплошность малую такое наказание определили, как же нам достанется?
Ответ ждать себя долго не заставил.
– А вот как мне с вами поступить, голуби мои, я пока не знаю. На кол посадить, или просто из города выгнать?
Ярополк Судиславич пристально на нас поглядел и нехорошо как-то усмехнулся. Мы с Севкой испуганно молчали. Может, воевода и шутил, но нам точно не до смеха было.
– Отпустить я вас, сами понимаете, не могу. Слишком много запретного вы разглядеть успели, – продолжал рассуждать воевода, теперь уже к одному Севке обращаясь. – Другой вопрос – что из увиденного поняли?
– Это чтобы князю приказания отдавать, да? – неуверенно предположил тот.
Вот ведь умник! Где не нужно, быстро соображает. Кто тебя за язык-то тянул? Молчал бы, дурачком прикинулся – может, и по-иному бы всё вышло.
– Вот я и говорю – нельзя вас отпускать! – воевода, казалось, Севкиным ответом доволен остался. – Чересчур смышлёны, а язык за зубами держать ещё не выучились. Такая вот незадача! А угадал ты, рыжий, правильно. Чары эти ещё с ведома прежнего князя к венцу пристроены были. Стал Глеб Доброхотович к старости на память жаловаться. Особенно переживал князь свои оплошности на приёмах посольских. То в имени посла ошибётся, то слово иноземное запамятует, а то и вовсе друзей с врагами перепутает. Правда, ошибки эти он не столько по старости и дряхлости ума допускал, а больше от пития неумеренного. Но срамиться перед державами чужедальними не желал, а потому повелел слугам своим (а именно – мне) устройство сие хитрое наладить. А потом уже при князе Владимире я венец тот усовершенствовал. Молод, горяч наш князюшка. Не всегда понимает, что для государства выгодно. А я ему ненавязчиво так подсказываю. И всего отраднее то, что не может он от советов моих отмахнуться, ибо за свои собственные мысли их принимает. Оттого-то у нас с князем завсегда мир и согласие.
Я слушал понемногу развеселившегося воеводу и, не в пример ему, всё сильнее пугался. С чего это он так разговорился? Столь важный и несомненно умный человек не станет откровенничать по внезапной прихоти, цели определённой не имея. Какой же смысл в его откровениях? Только один, меня лично никак не устраивающий.
Ярополк Судиславич будто бы мысли мои прочёл и за меня их продолжил:
– Я это для того рассказываю, чтобы поняли вы, какой тайны великой коснулись, в какую игру опасную сунулись. Потому как теперь у вас только два пути осталось. Первый – тихо, незаметно, без мучений излишних с жизнью расстаться. А второй – служить мне отныне верой и правдой. И за страх, и за совесть. Всё одно, мне человек нужен был, умеющий кристалл обслуживать. В прежнем, – лицо воеводы дёрнулось, словно он кислую ягоду-лимон раскусил, – я разочаровался. Его пару раз в городе вместе с профессором Синицей вилели. А тот уже много лет боярину Осинскому сапоги языком вылизывает. Такие вот дела, ребятушки. Выбирайте!
– Да мы что ж… мы это… согласны, – запинаясь, промямлил Севка.
Ярополк Судиславич с притворным сочувствием головою покачал:
– Нет, нет, друзья мои, не торопитесь решение принимать! Вы сначала вот о чём подумайте. Если откажетесь от моего предложения, ждёт вас смерть лёгкая, мгновенная. Но уж коли присягнёте на верность мне и клятву свою нарушите – умирать будете долго и мучительно. Не потому что я жестокий такой, а дабы других от мыслей пагубных отвратить и разброд в умах пресечь. Раз мне служишь – об ином и думать забудь! Ни отца с матерью, ни суженой-венчанной, ни друзей закадычных отныне нет для тебя. Ясно теперь?
Мы молчали, не находя ни сил, ни слов для ответа. В животе моём снова холод тоскливый образовался, ноги подкоситься норовили, а зубы в любое мгновение готовы были в ознобе застучать. Такой ужас вызывали спокойные и даже участливые слова воеводы. Какое там ответить, как бы без чувств на пол не бухнуться! А Ярополку Судиславичу, похоже, ответ наш и не нужен был. Он просто свои условия ставил и, судя по всему, после повторять их не собирался.
– Понимаю, – продолжал он, – выбор не из лёгких. Потому и не тороплю. Отдохните пока, подумайте. А лучше всего – поспите. Чай, всю ночь на ногах провели? Потом работу свою доделайте. А завтра к вечеру о решении своём мне скажете. Вот только, – взгляд воеводы внезапно посуровел, – сторож у каждого из вас теперь отдельный будет. Молодой, сильный и не ленивый. А ночевать будете в разных чуланах и под замком, чтобы никто вашим размышлениям не помешал. В таком деле каждый своей головой думать должен.
На том беседа и окончилась, если можно её беседой назвать. Ибо говорил всё больше воевода, а мы лишь стояли, слушали и дрожь в коленках унять пытались. Из перехода подоспели два дюжих охранника и провели нас в подвалы, где и заперли порозно. На сей раз одежда слуг воеводских мне забавной уже не казалась. Меня, вообще, странное безразличие охватило, как будто знал я, что сплю и сон кошмарный вижу. А утром мир снова светлым и прекрасным окажется, и никто не станет мне страшные слова говорить голосом тихим и ласковым.
Но наутро ничего не изменилось. Те же добры молодцы, (а может, и другие – все они здесь на одно лицо), отвели нас с Севкой обратно в палату, где стол стоял с княжескими забавами воинскими. И приказали работу продолжить. Я в неё тут же с головой и погрузился, чтобы хоть как-то от дум мрачных отвлечься. Тем паче, говорить о вещах посторонних нам с напарником запрещалось настрого. Успели мы лишь парой слов, несвязных и обрывочных, переброситься:
– Ты как?
– Не знаю, думаю. А ты что решил?
– А что тут решать?!
Севка ещё что-то сказать собирался, но подзатыльник от охранника получил и умолк. Я же от своей затрещины увернулся. Дальше мы только о княжеских игрушках говорили. Но воеводовы слуги весь день по пятам за нами ходили, за каждым движением нашим следили, а воду живую сами разбрызгивали, куда мы с напарником покажем.
Удивительно, но при таких-то неудобствах дело у нас вдруг быстро продвигаться стало, и я ещё до ужина верное решение отыскал. Видимо, знание тайн государственных что-то перевернуло в моей голове, и решил я из игрушечного войска лукоморского фигурку князя убрать, а всё руководство боем воеводе поручить. И лукоморцы тут же долгожданную победу одержали. Продолжая следовать туманным догадкам своим, я уложил в сундучок теперь уже воеводу, а князя на поле боя возвратил. Новую битву опять выиграли княжеские войска. Тогда я в бой обоих вождей сразу двинул и в итоге был нещадно бит гоблином-Севкой.
Не успели мы заново расставить войска, как в палату ненадолго сам воевода зашёл об успехах наших справиться. Я подробно и без утайки ему о своих открытиях поведал. Ярополк Судиславич выслушал меня внимательно и, даже когда я всё ему рассказал, ещё долго рта не раскрывал. Потом посмотрел на нас с Севкой, вздохнул и проговорил с искренним, как мне показалось, сожалением:
– Нет, ребята, вы сами не ведаете, что творите!
После чего развернулся резко и вышел, так никаких распоряжений и не отдав. А раз такое дело, добры молодцы, не мудрствуя, быстренько развели нас по подвалам и сами почивать отправились.