Старгородские Тайны

Глава седьмая,

По торжищу, обойти которое, как я уже говорил, не было никакой возможности, мы постарались мышками серыми проскочить, ничьего внимания к себе не привлекая. Лавку купца Скоробогатова аж за три ряда обогнули. Но всё равно страху натерпелись. Будилиховы рассказки до сих пор свежи были в памяти, и в каждом встречном иноземце, (а их, особенно в меняльном ряду, попадалось навстречу великое множество), нам виделся убийца, кривой нож под полой халата скрывающий.

И только к Чернолесским воротам приблизившись, осмелились мы шаг замедлить. Даже остановились на взгорье дух перевести и окрестностями полюбоваться. Отсюда вся наша Ведьмина слобода, как на ладони, видна. Крыши изб, кое-где черепичные, но большею частью дранкой покрытые. Трубы печные все, как одна выбелены. Строились в слободе основательно, на века, и жили, не то, чтобы богато, но пристойно. Если бы ещё помои мимо канав не выплёскивали, можно б было сказать – чистоплотно.

А чуть в стороне и соседние слободы виднеются. Одёсную – Травничья, да Гостевая, а по шуйце – Дружинная и Скоморошья. Между ними, в рощах заповедных капища расположены, богам нашим посвящённые – Сварогу и Дажьбогу, Хорсу и Яриле, Велесу, Перуну, да Мокоши. И прочим, менее важным, но всё одно в народе почитаемым.

А ещё дальше, за речкой Смородиной, возле Калинова моста частоколом огорожено поле запретное, где воеводских змеев огнедышащих содержат. Мы с Сёмкой пытались однажды туда пробраться, на чудищ поглазеть. Но куда там! Через каждые сто шагов стража стоит, никого к полю не подпускает.

Но и змеям за частокол хода нет. Над ним завеса чародейная невидимая установлена, взлетать чудищам не позволяющая. А то лет пять назад они так на свободе разрезвились, чуть Алатырь-Камень с Косого холма не сбросили. Боярин Осинский с досады едва на воеводу с кулаками не кинулся. Насилу князь Владимир их помирил. И самолично проследил, чтобы камень чудесный на место поставили. Вон он, Косой холм этот, на самом краю кругозора из-за стен Княжьего городка выглядывает.

А далее по кругу, стенами теми заслоняемые иные слободы – Плотницкая, Кузнечная, Ткацкая, Кожевенная, Скорняцкая, Красильная, Тележная, Мясницкая. А может, и ещё какие. Точно не помню, нужно у бабки спросить.

А вы, небось, думали, что в Старгороде опричь ведьм, волхвов и купцов и не живёт никто? Нет, конечно, кому-то ведь должно и обычными ремёслами заниматься. Во-первых, не всем богами способности к волховству дарованы. Во-вторых, водицу живую бережливо расходовать надобно. Не на пустяки всякие, а токмо по важному случаю, когда иначе и не справиться. А в-третьих, многим просто по сердцу что-либо своими руками смастерить, без ухищрений чародейских.

Ежели, к примеру, в лес по грибы на метле слетать, а потом чарами заставить груздей с боровиками из травы повылезти, да самим в корзинку запрыгивать, так и удовольствия никакого не получишь. Так и во всём. Рукам работу давать необходимо, чтобы не отвыкли. А то, случись беда, поломайся у всех сразу устройства чародейные, весь город к нам с Севкой на поклон сбежится. А нам некогда – мы к воеводе идём.

Очень красиво и гордо звучали эти слова, и мы их с охотою стражникам у ворот повторили:

– К воеводе, по срочному делу.

Те недоверчиво на нас посмотрели, но в сторону всё ж таки отошли и в городок пропустили. Погодите, вот выполним задание воеводы, войдём к нему в доверие, вы у нас ещё по струнке стоять будете!

И мы неспешно направились к княжьему двору, как бы лениво оглядывая окружавшие нас боярские хоромы, терема старших дружинников и верховных волхвов, вместе с боярами в думе княжеской заседающих, и раскланиваясь со здешними обитателями, как равные с равными. Вот в просвете между домами показался высокий академический терем. Как завидовали мы с Севкой тем счастливцам, кто каждое утро мог туда заходить беспрепятственно и новые тайны чародейские там узнавать! А теперь проходим мимо без сожаления. Мы нынче много выше вознеслись, к самому князю в палаты его белокаменные вхожи.

И от осознания важности своей особы плечи мои сами собой расправляются, голова гордо вскидывается, поступь становится твёрдой, степенной. А встречные девицы красные начинают по-особому на нас оглядываться. Да так, что Севке приходится все силы напрягать, чтобы с лицом своим справиться. Чтобы не краснело, треклятое.

А мне на девок внимание обращать не пристало. Потому как где-то неподалёку Дина моя проживает. Где-то здесь, больше негде. И теперь уж я смогу её отыскать, времени хватит. Нужно только сначала с воеводой поладить и тем проход беспрепятственный по Княжьему городку обеспечить. Вот и выходит, что не одна у меня причина встречи с Ярополком Судиславичем искать. Скорей бы уж мы пришли, что ли!

Двор княжеский возник перед нами неожиданно, из-за угла. Сперва – ограда каменная с крепкими воротами дубовыми и стражей столь же внушительной. А затем уж и сами палаты. Высокий терем белокаменный (Севка на крыше тут же знакомую рогатину уловителя разглядел) и множество пристроек деревянных, размером поменьше.

Ворота мы отпёрли уже легко и привычно произносимым словом заветным: "К воеводе". И очутились на Княжьем дворе. Он оказался куда просторнее, чем во время гуляний из-за скопления народа нам представлялось. Хотя и сейчас жизнь тут била ключом. Челядь княжеская взад-вперёд бегает, аж крыльцо под сапогами скрипит. Хоть и прислуга, а в сапогах все поголовно.

И конечно, у дверей добры молодцы стоят. В кафтанах зелёных с грязно-бурыми пятнами, цветом прошлогоднюю листву напоминающими. Хотели мы спросить, кто это их так чудно вырядил? Но в лица их хмурые поглядели и передумали. А молодцы те нам по бокам загогулиной железной провели, навроде тех, с какими лозоходцы воду разыскивают. (Севка потом объяснил – это они проверяли, не припрятали ли мы под одеждой оружия, отравы или иной пакости). И лишь затем войти позволили, да и то – не самим по себе, а с провожатым.

Молчаливый детина в таком же несуразном кафтане провёл нас длинными, щедро по стенам свечами уставленными переходами к внутренним покоям. Там другая пара стражников, хитрым устройствам не доверяя, обыскала нас уже руками. И ласковыми тычками в спину к двери препроводила.

Помещение, в котором мы очутились, было размеров невообразимых. В нём свободно мог целый торговый ряд уместиться, и ещё бы место осталось. В Академии его бы на иноземный лад "аудиторией" назвали. А как по-нашему – право, не знаю. Не горница ведь, и не светлица, одно слово – палата. А глядя на убранство её, и впрямь чувствуешь себя, словно в торговом ряду.

Вот оружейная лавка. Кольчуги и латы, щиты и шеломы, мечи, топоры, копья и прочая принадлежность. А рядом с ними – развал книжный. Книги разные – и наши берестяные, и пергаментные, гномьи, и даже тролльи, бумажные. Толстые и тонкие, новые и старые, с выведенным золотом на кожаной обложке названием и вовсе без переплёта. Кабы не дела неотложные, год бы отсюда не вылезал, покамест все не перечитал!

У дальней стены – художества разные. Лики предков княжеских, золотой нитью на шёлке вышитые и краской на холсте нарисованные, из глины вылепленные и из неведомого камня розового вытесанные. А сразу возле двери – вроде как лавка старьёвщика. Полки заставлены вещами диковинными, от времени потемневшими. А о назначении их разве только кто из мудрецов ветхих ведает, да и те, наверное, от старости позабыли.

Правда, в красном углу, как у добрых людей, обереги вывешены. А рядом – хоругвь княжеская, алое полотнище с белой птицей Рарогом. А в остальном – не жилище, а сплошное изумление.

Но все чудеса эти перед одним единственным меркли.

Всю среднюю часть палаты огромный стол занимал. В длину саженей десять, да в ширину не меньше шести. А на нём… Сварог-вседержитель! Словно кто всю землю нашу в сотни раз уменьшил и на стол тот перенёс. И леса, и горы, и реки с озёрами. А вон, погляди-ка, город стоит. С теремами и простыми избами, торжищем и стенами каменными. Да никак, это наш Старгород?

Точно! А вот и Ведьмина слобода! А на улицах человечки крохотные, ростом меньше мураша. Но если приглядеться, (а правильно смотреть мы-чародеи умеем), то и руки-ноги видны, и лицо, и одежда. А один (честное слово, я сам видел) даже глазами моргал. Совсем как живой, только не двигается.

– Нравится? – послышался из-за спины негромкий, но чёткий и уверенный голос.

Мы с Севкой мгновенно обернулись. Воеводу мы в глаза не видели, но это был он, вне всякого сомнения. Хоть понять это по нему и непросто было. Одежда на воеводе была самая обычная. Кафтан алого цвета княжеского из сукна отменного. Дорогой, но без всяких украшений. Сапоги домашние из телячьей кожи. Ни меча на поясе, ни другого какого вооружения. Одна лишь тросточка лёгкая, кленовая в руках, незатейливым травяным узором покрытая. Но, думается, не простая, волховского предназначения.

И облика Ярополк Судиславич оказался совсем не богатырского, и даже не воинского. Роста невысокого, сложения щуплого. Волосы светло каштановые, почти что рыжие, коротко острижены. Вместо бороды и усов – полоска узкая, какие гоблины часто носят. Губы тонкие, нос с горбинкой, лицо подвижное, выразительное. А глаза… По глазам, в общем-то, мы воеводу и признали. Холодные, серые, цепкие, в самую душу проникающие. И смотрел он на нас, словно товар оценивал.

– Значит, вы и есть те молодые мастера чародейные, о каких мне баламут гуляй-польский сказывал? Да уж, право слово, годами не обременённые. И давно ли вы Академию закончили?

– Да мы… – начал оправдываться я и вдруг понял – всё про нас воеводе известно, и он нарочно нас смутить старается.

– А свидетельства об успехах в учении с собой взять не забыли? – продолжал надсмехаться Ярополк Судиславич. – И пошлины княжеские с трудов праведных у вас, небось, уплачены?

– Полно тебе, батюшка-воевода, смеяться! – сказал, насупившись, Севка. Видать, тоже смекнул, что тот над нами потешается. – Мы, может, и не сильны в науках, зато умеем такое, что и профессору не под силу.

– Ещё бы! Наслышан, как вы Синице сапоги-скороходы починили, – Ярополк Судиславич усмехнулся, а я подумал, не такие уж мы умелые мастера, раз не сумели следы своей шалости скрыть. – Неделю назад он князя нашего с ног до головы грязью обрызгал принародно. Дружинушка храбрая хотела за то профессора самого в грязь затоптать, да государь не позволил. А жаль! – глаза воеводы хищно блеснули. – Надо было проучить Любомудра, уж больно спесив стал. Так что проказа сия вам прощается.

Мы вздохнули облегчённо, но на стороже оставались. Слишком уж хорошо осведомлён был воевода. А тот продолжал:

– То, что в Академию вас не взяли – не велика печаль. Не сама по себе наука важна, а голова светлая и руки умелые. А что у вас на том месте выросло, мы сейчас увидим.

Он подошёл к столу и, тростью на стол указывая, новый вопрос задал:

– Что за диковина, догадались?

– Так… м-м-м… это… – вразнобой весьма содержательно отвечали мы с Севкой.

– Это, голуби мои, уменьшенное подобие княжества нашего. Вещь тонкая, изумительной работы гномьей. И человечки на ней двигаться могут по велению вашему. На столе этом мы с князем военные учения устраиваем. Чтобы заранее просчитать, как, в случае чего, война протекать будет. Князь всегда за своих воюет, а я – то за эльфов, то за гоблинов. И вот какое у меня к вам, умельцы народные, – он опять одними губами усмехнулся, – дело имеется. Вернее сказать, даже два.

Мы уши навострили. Вот оно, задание воеводское! Сейчас всё и решится. Или мы в большом почёте и в полной безопасности окажемся, или снова придётся от каждого шороха ночного вздрагивать.

– В последнее время, – продолжал объяснять Ярополк Судиславич, неожиданно большим любителем поговорить оказавшийся, – войну мне князь неизменно проигрывал. Чему огорчался несказанно. Хоть и не взаправду, а всё ж таки Лукоморье врагу уступало. И третьего дня в сердцах так кулаком по столу саданул, что связи чародейские нарушились, и не двигаются теперь человечки наши. А вам, молодцы, как раз и надлежит ту поломку исправить. Это – задание первое, и не самое сложное.

А второе… Мне и самому подозрительно, что лукоморцы всё время битыми оказываются. Похоже, гномы тут что-то напутали, или того хуже – с умыслом сделали. Чтобы князя уверенности лишить. Лучше бы мне самому разобраться, но заботы государственные не позволяют. А вы – ребята молодые, упорные, да сметливые. Должны справиться. Ну, как, берётесь?

И он посмотрел на нас, вроде как и весело, но глазами при том ни чуточки не потеплев.

– Тут, батюшка-воевода, подумать надо, – ответил Севка, стараясь выглядеть уверенным и рассудительным. – Всё осмотреть, прикинуть. Дело-то не шуточное.

– А никто с вами шутить и не собирается! – сказал вмиг изменившимся голосом Ярополк Судиславич. – Люди разумные мне не отказывают. Кабы не знал, на что вы способны, так и не позвал бы. А потому, сроку вам на всё даётся – неделя.

Воевода говорил резко, чётко, для наглядности пальцы загибая:

– Поскольку дело это тайное, государственное, выходить со двора вам строжайше запрещается. Это – первое. Спать будете в соседней клети, за стеной. Отхожее место тоже неподалёку. Кормить вас будут прямо здесь. Это – второе. Если что понадобится – скажите Чангу, – он щёлкнул пальцами другой руки, и рядом с ним, откуда ни возьмись, появился маленький пожилой тролль в ярком, птицами диковинными расшитом халате. С застывшей улыбкой на круглом лице, постоянно кланяющийся и, вообще какой-то неприятный. – Раз в день можете в его сопровождении прогуляться по двору. Это – третье. А самим выходить не советую. Страже наказ будет дан – вас не пропускать ни в коем случае. А они у меня привыкли слушаться, не рассуждая. И потом, если я Тараса вашего правильно понял, вам самим заточение на пользу пойдёт. Это – четвёртое, и последнее.

– Но…

– Не будет никаких "но"! Через неделю выпущу вас на все четыре стороны. А пока – помогай вам Дажьбог!

И воевода, не слушая возражений, вышел из палаты. А коротышка Чанг остался у дверей, всё так же приторно улыбаясь.

Мы с Севкой молча растерянно переглянулись. Да и что тут скажешь? Вот она какая, милость воеводская! По городку хотел прогуляться, разлюбезную свою поискать. А до отхожего места под охраною не желаете? Да ещё и по расписанию. Что ж, поиски, похоже, откладываются. Может быть, и не на одну неделю.

Но ничего не поделаешь! То есть, наоборот, дело нужно делать, задание воеводы выполнять. Как знать, всё ещё может к лучшему обернуться. И уж во всяком случае, любимую свою работу выполнять, пусть даже взаперти, гораздо приятнее, чем от упырей по погребам прятаться.