Анадар Рихар
Брайн был старше меня на четыре года, но эта разница совершенно не мешала нашей с ним дружбе. С самого детства играли, шкодничали и проказничали мы вместе. И нагоняи от родителей получали тоже на пару.
Однажды в начале летних каникул я предложил проверить, насколько можно растянуть жвачку. Мы очень медленно тянули её, держась за края и постепенно расходясь в разные стороны, пока толщина жвачки не стала тоньше волоска. Только тогда она порвалась и, подчинившись порыву ветра, прилипла к нашим волосам.
Два часа мы с братом провели в ванной, пытаясь вычесать из головы следы преступления, но сделали только хуже — жвачка расползлась по всей поверхности волос и прилипла намертво. И тогда мы взяли ножницы…
Наказание отца было суровым. Он не лишил нас улицы, нет. Просто не разрешил маме отвести нас к парикмахеру, и мы с Брайном всё лето щеголяли с выстриженными, как после лишая, волосами. Постригли нас только в конце летних каникул.
Почему я вдруг вспомнил эту историю? Просто сегодняшний день для меня тянулся, как та самая жвачка. Сначала Линка накормила меня вкуснейшим завтраком, после которого я вышел в сад и попытался дозвониться до Марана. Абонент всё так же был недоступен.
Я бы поехал помочь отцу в офис, но этот истовый трудоголик, по будням засиживающийся там дотемна, выходные всегда проводил дома, так сказать, в лоне семьи.
Наконец, после обеда в трубке послышались длинные гудки, а следом знакомый голос произнёс заветное:
— Алло!..
— Профессор, — выдохнул с облегчением. — Ну, наконец-то! Что случилось!?
— Анадар, друг мой, рад Вас слышать. Представляете, глупейшая история! Два дня назад сел в поезд и понял, что потерял телефон. Вот, только вернулся, а он около крыльца лежит. Хорошо, что дождя не было. Поставил заряжаться, и тут Вы звоните.
Я покачал головой. Меня не вдохновляло, в случае чего, искать ещё и Марана. Итак слишком много пропавших.
— Друг мой, почему Вы молчите? У Вас всё в порядке? — вывел меня из раздумий голос профессора.
— Что? А, да, всё в порядке. Был у лиса и тигра, аудиозаписи разговоров у меня, — отчитался ему. — Вы во всём были правы!..
— Подробности при встрече, — перебил меня Маран.
— Я понял, — хмыкнул, соглашаясь. — Единственное, образца пока нет. Но я говорил с отцом, он попробует достать.
— Это хорошо, — отозвался профессор. — А что с последней женщиной?
Я тяжело вздохнул.
— Имя есть, но здесь она больше не появлялась. Получается, она у вас.
Мы помолчали. Я ждал, Маран думал.
— Ну, а у Вас, профессор?.. У Вас есть какие-то подвижки? — не выдержал я, наконец.
— Да, мой друг. Мне тоже есть, чем Вас порадовать, — в голосе профессора послышалось довольство. — Есть образцы одной пары, пока этого достаточно. Сегодня же приступаю к исследованиям и жду Вас…
Он многозначительно замолчал.
— …В понедельник, — сказал я. — Мультивиза будет готова в понедельник. Но сначала мне нужно будет съездить в одно место. Кажется, полковник нашёл Марику.
И я коротко рассказал о работе, которую проделал Черк. Маран выслушал меня, пожелал удачи и распрощался. Учёный до мозга костей — он уже предвкушал начало исследований, поэтому мирские проблемы его не особо задевали.
Всё оставшееся время субботы и первую половину воскресенья я провёл в размышлениях и желании ускорить время.
Накануне мне снилась Марика. Она протягивала ко мне руки, плакала и звала. А я никак не мог до неё добежать. Проснулся с бешено колотящимся сердцем и непонятным чувством опасности, поэтому сейчас неприкаянно бродил между маминых клумб, мечтая поскорей оказаться в завтрашнем дне.
Именно там меня и нашла Камилла.
Я не сразу заметил девушку, которая вышагивала по дорожке, покачиваясь на умопомрачительно высоких каблуках.
— Что ты здесь забыла? — сказал вместо приветствия, едва она приблизилась.
Камилла скривила алые губы и попыталась придать лицу беззаботное выражение.
— Милый, давай поговорим…
— Уже поговорили, — оборвал, не дослушав.
Глаза Оборотицы зло вспыхнули, но она тут же взяла себя в руки.
— Милый, не злись. Я всё понимаю, — запела она ласково. — Ну погулял, с кем не бывает. Давай просто забудем об этой маленькой неприятности.
— Камилла, — я постарался, чтобы голос звучал спокойно, — нигде я не гулял! И то, что я тебе сказал в прошлый раз — это не «маленькая неприятность». Я действительно встретил девушку, с которой собираюсь строить дальнейшую жизнь.
С лица Оборотицы медленно сползла улыбка, а рот перекосило в гневе. Сжав маленькие кулачки, девушка ударила ими меня в грудь и закричала:
— Это не ты меня бросаешь! Это я тебя бросаю, слышишь?!
— Да уж не глухой, — усмехнулся в ответ. — Давай обойдёмся без этих дешёвых сцен. Я не собираюсь бесконечно выяснять с тобой отношения. По-моему, итак всё кристально ясно.
— Ты пожалеешь, Анадар! Приползёшь на коленях, будешь вымаливать у меня прощение! — слова девушки сочились ядом, а лицо покрылось неровными красными пятнами.
Я отступил на шаг и приподнял левую бровь:
— Я уже просил прощения, но могу сделать это ещё раз. Прости, Камилла, но я тебя не люблю. Мне очень жаль, если ты надумала себе что-то большее, но жениться на тебе я не собирался и ничего не обещал. Мы можем остаться друзьями — это максимум, который я готов тебе предложить.
— Подавись своей дружбой, — процедила девушка. — Ненавижу!
Она толкнула меня в грудь, развернулась и быстро пошла в сторону ворот.
«Боги, куда я смотрел, когда связывался с этой истеричкой?» — думал, глядя ей вслед.
Марика
Вот уже два дня я не могла понять, как умудрилась стать главным персонажем хоррора.
По приезде на хутор госпожа Харм спрятала мою сумку с вещами, оставив только нижнее бельё и пару футболок. И ещё раз напомнила о последствиях, которые меня ждут, если я попытаюсь сбежать.
Я только молча кивнула, не собираясь ей говорить, что именно это я и собираюсь сделать, как только представится случай. В своей жизни я уже не раз представала в роли жертвы, поэтому в этот раз решила — с меня хватит! Я больше не жертва! Я не собираюсь плакать, заламывая руки, и просить судьбу о милости.
«Свою судьбу мы строим сами, всё в этой жизни зависит от нас», — повторяла я про себя.
Поэтому, едва мы приехали на хутор, я начала продумывать побег. Но для начала нужно было подружиться с Димасиком.
Псих оказался достаточно безобидным. Если не считать того, что он всё так же иногда торкал в меня пальцем, в остальном мы с ним поладили.
Он таскал меня за собой повсюду, и вскоре я поняла, что нужна ему уж точно не как женщина, а скорее, как друг или игрушка. Мы вместе кормили свиней, выпускали пастись коз, носили воду из колодца. Димасик чистил двор, а я следом посыпала пол сеном.
«Мы с Матарой ходим парой,
Санитары мы с Матарой»,
— постоянно вертелся в голове детский стишок.
Сначала госпожа Харм следила за мной, подозрительно сощурив глаза. Но постоянно ходить по пятам у неё всё равно не было времени, поэтому к вечеру воскресенья она оставила меня в покое, и я расслабилась.
За поздним ужином, состоящим из варëной картошки и крупно нарезанных кусков сала, она довольно спросила:
— Ну что, девочка, вижу, тебе у нас понравилось? Свежий воздух, сытная еда, с Димасиком моим, опять-таки, поладили.
Я настороженно взглянула на женщину и молча кивнула, очищая от кожуры картофелину.
— Ну вот и ладненько, — кивнула та. — Значит, завтра на вечерней зорьке велича́ть вас буду.
Я поперхнулась куском картошки.
— Что такое «величать»? — спросила, откашлявшись.
Женщина сделала глоток козьего молока, неторопливо поставила на стол кружку и пояснила:
— Благословлю на семейную жизнь, попрошу богов соединить ваши судьбы. Чтобы всё чин по чину, чтобы детки ваши по законам божеским родились.
Это сообщение ударило меня как обухом по голове.
Когда мы только приехали на хутор, я жутко боялась, что госпожа Харм тут же запрëт меня где-нибудь наедине со своим сыночком. Но днём Димасик вёл себя тихо, а две ночи, что провела здесь, я спала на лавке у печки, а Димасик ночевал в сарае на сене. Разговоров о «внучатах» больше не заходило, вот я и решила, что у меня есть время, чтобы подготовиться к побегу.
Я планировала дождаться, когда женщина надолго уйдёт в дальний загон или, может, в лес за грибами или ягодами. Тогда у меня будет время, чтобы дойти до железной дороги. Харм упоминала, что до неё полдня пути на лошади. Если уйти прямо с утра, то ближе к вечеру в любом случае окажешься у железной дороги. А где рельсы, там и люди.
Я думала остановить какой-нибудь поезд и доехать до ближайшей большой станции. А там уже можно обратиться к полисменам, чтобы вернули мои вещи и разобрались с госпожой Харм.
Я была уверена, что Сильва подняла тревогу ещё в пятницу вечером, когда я не появилась в Даринке. Но с учётом того, что никто не видел, как меня выкрали из поезда, никто бы и не подумал проверить этот хутор.
Я до сих пор не знала, где мой телефон, а госпожа Харм ничего о нём не говорила. Боясь, что Анадар сможет меня отследить, я отключила гаджет ещё на вокзале в Варне, собираясь по приезде попросить маму Сильвы купить для меня местную сим-карту на своё имя.
А теперь… Я молилась всем богам, чтобы Анадар меня искал и нашёл. Непонятно где, непонятно как, но только бы нашёл!
— Так Димасику вроде бы женщины не интересны, — произнесла дрожащим голосом, косясь на мирно уплетающего картошку психа.
— Я ему таблетки даю специальные, доктор прописал, — спокойно ответила госпожа Харм. — А до того он даже ко мне пытался…
Женщина не договорила, отведя глаза, а у меня так задрожали руки, что пришлось сунуть их под стол и зажать между коленями.
— …Ты, короче, зубы мне не заговаривай. Величаю вас, таблеточки перестану давать, а там и до внучат уже недалеко, — Харм взглянула на меня и, видимо, поняв, как я оцениваю перспективу, зло поджала губы. — Не морщись мне тут и не бледней! Димасик у меня сильный, здоровый, работящий. А то, что с мозгами подкачал, так это ничего, они в хозяйстве не нужны.
«С мозгами, похоже, подкачал не Димасик, а ты! — взорвалась я мысленно. — Диагноз у сына, а ненормальная — мамаша!»
То, что бежать придётся сегодня, было понятно, как белый день.
Оставшееся время мы ели молча. Не зная, когда снова увижу пищу, я наелась про запас и стала собирать со стола посуду.
Электричества на хуторе не было, поэтому женщина с сыном ложились спать, едва только солнце скрывалось за горизонтом.
Этой ночью самое тяжёлое для меня было не уснуть. Летом ночи короткие, поэтому, как только начало светать, я тихонько соскользнула со своего лежбища и на цыпочках вышла на улицу. Госпожа Харм храпела во сне, поэтому рулады, который выводил её нос, вызывали во мне уверенность, что моё исчезновение пройдёт незамеченным.
Выскользнув на улицу и постоянно оглядываясь на сарай, где спал Димасик, я проскочила в калитку и бросилась бежать по дороге. У меня в запасе было около трёх часов, пока женщина не проснётся на утреннюю дойку.
Я бежала, пока не выдохлась, потом какое-то время шла, потом опять бежала. Жутко хотелось пить. Но налить воды на хуторе было не во что. Ну не тащить же с собой крынку или ведро? А бутылок я на хуторе не видела.
Солнце уже поднялось высоко и начало припекать. По моим подсчётам, я шла уже около шести часов. И с каждым шагом мои нервы натягивались всё больше и больше, потому что моё исчезновение уже часа три как должны были обнаружить.
«Может, они и не будут меня искать», — утешала себя, но понимала, что это глупая надежда.
Насколько бы сумасшедшей не была эта семейка, но госпожа Харм должна была осознавать, что я обращусь в полицию, и за похищение человека её по головке не погладят. Димасика отправят психушку, а его мать посадят. А может, их обоих отправят в психушку. Кто знает, насколько эта женщина адекватна, раз смогла додуматься украсть меня и попытаться принудить к сожительству с сумасшедшим сыном?
Задумавшись об этом, я перестала оборачиваться. Поэтому, услышав знакомое завывание, подпрыгнула на месте. Сердце ёкнуло и бухнулось куда-то в желудок. Медленно, как во сне, я оглянулась назад.
Госпожа Харм сидела на телеге и подгоняла лошадь, а у неё за спиной радостно завывал Димасик, показывая на меня пальцем.
«Пусть уж лучше меня звери сожрут», — решила я, свернула с дороги и через поле бросилась к ближайшему лесу.
Слава богам, до первых деревьев было буквально метров сто, и уже совсем скоро я вбежала в лес. Перелезая через упавшие деревья и отмахиваясь от хлещущих по лицу веток, я забиралась в чащу всё глубже и глубже.
Первое время я слышала, как меня зовёт Харм:
— Возвращайся назад, глупая девчонка!
— У-у-у! — вторил ей Димасик.
— Там полно диких зверей! — не унималась женщина, но я молча продиралась через кусты всё дальше.
— Вернёшься, и я не накажу тебя, — слышалось уже где-то вдалеке. — Ты утонешь в болоте! Глупая, глупая девчонка!
Минут через десять я перестала слышать её голос, но страх по-прежнему гнал меня вперёд. Ещё примерно через час силы окончательно покинули меня, и, не совладав с очередной корягой, я споткнулась и полетела плашмя.
Я лежала, уткнувшись носом в сырой мох, и вдыхала запах земли и прелых листьев. Нужно было вставать и идти дальше, но у меня не было на это никаких сил.
— Ещё пять минуточек, — уговаривала я непонятно кого, — и я встану и пойду.
Но время шло, а я всё так же неподвижно лежала.
Где-то в лесу хрустнула ветка. В тот же момент меня будто подкинуло. Я подскочила и рванула прочь от этого страшного хруста, но через несколько шагов со стоном упала на колени.
Нещадно горела нога. Подтянув её к себе, я поняла, что распорола кожу на икре о какую-то острую ветку. Рана была неглубокой, но жутко саднила и кровоточила. Кровь уже даже пропитала джинсы. Я оторвала от футболки полоску ткани, перетянула ногу, чтобы остановить кровь и похромала вперёд.
Я надеялась, что иду в правильном направлении. Когда свернула с дороги в лес, то старалась сильно не петлять, двигаясь по прямой и справедливо надеясь, что хоть и не выйду к месту остановки поезда, но уж к рельсам выйду точно. А где рельсы, там и люди.
Лес не был сплошным. Иногда я выходила в поле, пересекала его и заходила в следующее лесонасаждение. Никаких диких зверей я не встретила. Только пару раз под ногами зачавкала мягкая болотная земля, но я обошла её стороной, стараясь не сбиться с маршрута.
Один раз мне повезло — попалась мелкая лесная речка. Вода в ней было достаточно чистой, и я, стараясь не думать, какие бактерии могут в ней обитать, наконец-то напилась.
Я и не заметила, когда солнце начало клониться к закату. Просто неожиданно в лесу стало темнее.
— Я иду уже целый день? — спросила сама себя, пытаясь рассмотреть небо сквозь кроны деревьев.
С учётом того, что до железной дороги, по словам госпожи Харм, всего полдня пути, сама собой напрашивалась мысль, что я заблудилась и, как минимум, иду вдоль рельсов, а как максимум, блуждаю по кругу.
Я никогда не была безбашенной и безголовой девчонкой, но и пай-девочкой меня тоже вряд ли бы кто назвал. Поэтому лазить по деревьям я умела, во всяком случае, в детстве, до того, как пропал отец, у меня это здорово получалось.
Один раз я на спор забралась на высокую берёзу в нашем дворе, вот только слезть у меня не получалось. Хорошо, что меня заметили взрослые и позвали отца. Ему пришлось вызывать специальную машину — «вышку», с помощью которой меня оттуда снимали.
После этого я неделю провела под замком. А Ва́рик, с котором мы спорили, отказался признавать проигрыш и отдавать честно выигранную мной пряжку от военного ремня.
— Ты не сама слезла с дерева! Значит, это не считается, — важно сказал он, когда я попыталась стребовать свой выигрыш.
Несмотря на наказание, отва́дить меня от лазания по деревьям отцу не удалось. Просто с тех пор я выбирала не такие высокие деревья.
И вот теперь мне предстояло залезть на высокое дерево. Только снимать меня оттуда, если что, будет некому.
Самым тяжёлым было подцепиться снизу, потому что нижние ветви на стволе начинались метрах в двух от земли. Я залезла на бревно и прыгнула. С третьей попытки у меня получилось зацепиться за сук. Я раскачалась, зацепилась за соседнюю ветку ногами, и дело пошло.
— А ручки-то помнят, — подбадривала я себя, преодолевая очередной сук.
Лезть вверх на самом деле не так уж и сложно. Сложнее будет спускаться, о чём я старалась не думать. Чем ближе к кроне, тем чаще растут ветви, и тем легче найти, куда наступить. Единственное условие — руки отпускать по очереди, выбирать наиболее крепкие ветви и наступать на них как можно ближе к стволу.
На самую макушку я не полезла, но оказавшись достаточно высоко, огляделась. Насколько можно было видеть, впереди были только леса и поля. Я не увидела ни железной дороги, ни какого-нибудь поселения, только абсолютнейшую глушь без грамма цивилизации.
Я ещё долго сидела на дереве, пытаясь обнаружить хоть что-нибудь, пока не поняла, что солнце скоро сядет, а слезть с дерева в полной темноте просто нереально.
Пока спускалась вниз, я держалась.
— Нет, я не буду рыдать! — твердила, упрямо сжав челюсти и нащупывая ногой очередной сук. — Я сильная! Я справлюсь! Ну подумаешь, не увидела дорогу, это же не значит, что её там нет. Просто я немного не дошла. Вот завтра пойду и найду! Сейчас важно другое — найти, где переночевать.
От мысли ночевать на нижней ветке я отказалась, потому что мне банально нечем было себя привязать. А свалиться во сне с двухметровой высоты? Нет уж, увольте. Хватает и того, что нога болит.
Я постаралась как можно осторожней спрыгнуть с нижней ветви, чтобы не потревожить ногу, немного отдохнула и решила ночевать в поле, которое увидела не так далеко впереди.
Меня захлёстывало отчаянье, но я давила его усилием воли и всё ещё не теряла надежды.
— Я не жертва! — твердила словно мантру.
Я шла сквозь абсолютно чёрный лес, практически ничего не видя перед собой, лишь отводя от лица попадающиеся ветки. Поэтому, когда под ногами вдруг не оказалось земли, я даже не закричала, а только всхлипнула и покатилась вниз.
Я не потеряла сознание. У меня ничего не болело, в ушах не звенело. Я просто лежала с закрытыми глазами в каком-то овраге на мягкой траве и не шевелилась, поэтому треск сухих веток и чужое тяжёлое дыхание услышала издалека.
«А вот и дикие звери, — подумалось вдруг, и резко стало как-то всё равно. — Подходите ближе, ужин готов».
На мгновенье векам стало светло, будто по ним блеснул луч фонарика, а потом я услышала шёпот:
— Глупая девчонка!
«Харм… Нашла всё-таки», — только и успела подумать, когда меня, наконец, поглотила спасительная чернота.