Срезанная ветвь

Глава 18

— Телепортатор, мать твою! У нас в команде телепортатор! — воскликнул я.

— Не выражайся, — сказал отец строго. — У нас в роду не принято.

Я заметил, что общаться при Степане он стал немного по-другому. Всë-таки он был главой экспедиции и официальным экзаменующим Степана. Ну и пусть, подумалось мне — я достаточно накомандовался за последние месяцы.

— У меня пока второй навык слабо, — зачем-то решил оправдался Степан. — Человека пару раз всего. И всего на метр максимум.

— Иногда этого достаточно, — кивнул отец. — К тому же это навык бесконтактной телепортации, который случается один на сотню миллионов сенсов. Что ж, допивайте-доедайте, и пойдём практиковаться.

Мы оделись и пошли во внутренний двор. Когда остались наедине с отцом на лестничной площадке, а Степан отлучился и затем догонял нас, отец сказал:

— Эльдар, Степан знает, что наша задача — найти определённого человека и человека с высоким сечением, но не знает, что это девочка пятнадцати лет. Мы это скажем чуть позже.

— Ты считаешь, что он неправильно поймёт?

— Возможно.

— У тебя хотя бы есть план на случай, если мы её найдём? Куда дальше?

— Есть, — кивнул отец. — Дырявый, как решето и опасный, как бритва, но есть.

Во дворе стоял «Атлант-1998», арендованный отцом — уже знакомых очертаний старенький внедорожник с чуть удлинённым кузовом, потолочным багажником и множеством самодельных примочек.

— Вот, одолжил у товарища, — пояснил отец.

— Мощный кенгурятник, — похлопал я по армированным трубам, торчащим перед бампером.

— Что такое «кенгурятник»? — чуть ли не дуэтом спросили отец и Степан.

Снова эти чёртовы малозаметные различия в лексиконе!

— Ну, вот эта вот дура.

— Антилопник, — поправил отец и отвёл к задней стороне машины.

Пятая дверь внедорожника выглядела по-особенному: была бронированной, наверху крепился какой-то не то тент, не то палатка. Но что больше всего бросалось в глаза — тонкая решётка на стекле из странного сплава с мелкими камнями на пересечениях и точно такая же стенка с решёткой, отделённая от второго ряда сидений.

— Матрицированная машина? Кем промышляет у тебя приятель? Охотник за головами?

— Охотник за головами, — кивнул отец. — В основном — за головами особо непокорных аборигенов, живущих в пригородах. Ну… что ж, приступим к испытаниям, Степан.

С этими словами отец порылся в сумке и вручил здоровенную гальку. Я с расстояния почувствовал, что в ней немало силы — это явно был аккумулятор на полсотни, а то и сотню кейтов.

— Что, прямо… сейчас?

— Да. Постарайся не выжрать всю силу. А то потом заставлю самому заряжать.

Степан кивнул, взял гальку в руку, приосанился, зажмурил глаза. Я инстинктивно шагнул в сторону от машины, но отец поймал за руку.

— Постой-постой, смотри на него.

Я смотрел, чувствуя, как растёт, кипит в нём сила, вытекая из камня через ладонь. Казалось, что вот-вот и я увижу это обычным человеческим зрением, но видимого спектра тут не было, нулевой навык хоть и имел свойство отдельного органа чувств, но ощущалось это по-другому.

— Не могу, — сказал Степан и шумно задышал.

— Ты зачем так сильно тужишься? Того и гляди — обделаешься от натуги, — без тени улыбки на лице сказал отец, затем протянул пластиковую бутылку воды. — На вот, утоли жажду.

Пол-литра «Колодезной слезы» было выхлебано за пару секунд, бутылка погнулась от давления, а затем с треском вернулась в привычную форму.

— Ты же хорошо помнишь мотив, который скрепляет навык? — подсказал я. — Может, попробуешь напевать вслух?

— Я стесняюсь… — признался он. — Неподобающая дворянину песня. К тому же, там упоминается ваша с Матвеем Генриховичем фамилия, и, подозреваю, вас эта песня изрядно достала.

— Ха! — воскликнул отец. — Кажется, я догадался.

— Звучит интригующе, процитируй? — спросил я.

Степан помотал головой. Отец крякнул и присел на «антилопник» — я понял, что сейчас будет какая-то короткая история.

— Ты знаешь, в иерархии нашего… — тут отец огляделся, нет ли вокруг посторонних, и сказал вслух, — Общества есть одно лицо, приближённое к Его Величеству. Меньшиков его фамилия, князь, из того самого рода. Процент сечения — не меньше пятнадцати, и когда я общался с ним лет семь назад, у него в тридцать пять лет было уже не меньше пяти навыков.

Фамилия эта была мне уже знакома. Во время нашего плавания на корабле как-то раз во время готовки Амелия рассказала нам с Самирой байку про Меньшикова, что-то про его страсть к аквариумным рыбкам, и про то, что он заказал у «Курьерки» доставку какой-то очень редкой гурами из Амазонского моря. Всплыло и прозвище, которое со слов Амелии прозвучало в адрес князя от одного из приближённых — вспомнилось, что мы долго рассуждали, почему его могли так прозвать.

— Частушечник, — вспомнилось мне. — Вот почему.

— Ты знаешь, да? — обернулся ко мне отец и продолжил. — Так вот, я позволю процитировать несколько его мотивов навыка, опустив определённые слова:

По реке плывет баржа,

На барже… кхм… моржа.

Он качает ластами

Между… кхм… астами.

— Смело, — кивнул я. — А ещё?

— Девка плавала в пруду,

Ей карась попал в… кхм…

Карася конечно жалко,

Но рыбалка — есть рыбалка.

— Предположу, что это что-то связанное с водной стихией?

— Криогенез, — кивнул отец. — Так что там, как?

Степан снова приосанился, схватился за булыжник. Я услышал мотив, проговариваемый, скорее, как некое заклинание.

А следом у меня возникли флешбеки не то из прошлой жизни, не то из жизни школьной и студенческой — действительно, вполне возможно, что однофамильцев в этом мире данная песня могла весьма раздражать.

— Хоп, мусорок, не шей мне срок. Машина «Циммера» иголочку сломала. Всех понятых, полублатных, да и тебя, бля, мусор, я в гробу видала!

Я уже был готов рассмеяться, но…

Внезапно в глазах побелело, меня шваркнуло о что-то тёмное, и я снова поймал весь спектр отвратных ощущений: тошнота, головокружение, судороги, онемение головы и шеи.

Только спустя пару секунд понял, что нахожусь внутри багажного отделения внедорожника. Но было и новое чувство — чувство полной беспомощности и потери навыка. Именно так я себя ощущал, когда на меня надели ошейник в японской подземной лаборатории. Клетка глушила навык, а ещё меня дико клонило в сон. Ноги подкосились, я ударился локтём и бедром о что-то твёрдое, поднял голову и с трудом привёл в порядок зрение.

— Твою ж мать! — я заколотил в дверь, увидев в окне довольные лица отца и Степана. — Вы совсем, что ли, сдурели?

Отец пару секунд возился с замком в двери, затем я наконец-то выпрыгнул из машины и вдохнул воздух полной грудью.

— А если бы я там помер? Если бы он промазал, и у меня нога куда-нибудь через стенку телепортировалась?

— Тут, сын мой, тебе следует поставить двойку по сенситивике. Либо — двойку твоим преподавателям из Верх-Исетска, — сказал отец, скорее для Степана — потому что о моих пробелах в знаниях он был уже давно осведомлён. — Навык телепортации так устроен, что невозможно причинить серьёзное увечья или создать угрозу для жизни прямо в момент телепортации. Всегда выбирается условно-безопасное место и положение тела. В кипящую лаву, на дно океана и так далее — телепортироваться или телепортировать живое существо крупнее бактерии невозможно.

— Четвёртый парадокс Столбовского. Это научная загадка, над которой бьётся ни один десяток учёных, — продолжил Степан. — Типа, где та грань, где телепортация может пройти с риском для жизни, и где этот риск для жизни после переноса возникает.

— Даже если так, я для вас кролик подопытный, что ли? — продолжал негодовать я. — Могли бы предупредить хотя бы.

— А ты бы согласился? — спросил отец.

— Конечно, — сказал я, но затем понял, что, возможно, вру самому себе. — Ладно, допустим, для чистоты эксперимента, учитывая, что планируем телепортировать сенса, который к этому не готов…

Я прикусил язык, вспомнив, что мы договорились с отцом не говорить лишнего про Ануку.

— Всё же, Матвей Генрихович… Кто он? Чем он провинился? — спросил Степан.

— Позже всё увидишь и расскажешь. А пока — нацепи цацки, и поехали. Потом в дороге ещё раз эксперимент повторим.

Нам со Степаном отец выдал аккумуляторы и кольца — «от сглаза», как он сказал, т. е. от гипноза. Показал арсенал — три мушкета, выглядящих старинными, топорики, несколько ножей и длинную не то саблю, не то мачете.

— Какие-то пушки старенькие, — сказал Степан, повертев в руках ствол.

— Какие были.

— Понятно, с современной оптикой и разными примочками местные умельцы могут отрубить, слышал о таком.

Первый день в пути прошёл достаточно спокойно. Мы миновали город и поехали в сторону побережья — более-менее приличная дорога шла там, рядом с русскими деревнями и прибрежными посёлками. В одном из них остановились на обед — спрятанный за забором, он выглядел скорее военной базой, чем тихим городком. Я заметил логотипы Приволжско-Уральского Газового Картеля и Собрбанка — присутствие империи здесь всё ещё сохранялось. Как и в соседнем Казанцеве, здесь было прилично горцев: кавказцев, каких-то малоопознаваемых северных народностей, но всё так же звучала русская речь, а местных, тонмаори, почти не наблюдалось. За обедом я всё-таки спросил отца, когда мы остались одни:

— Можешь объяснить смысл тренировок? Для чего нам именно такая машина с таким отсеком?

— Для Ануки, — вздохнул отец.

— Мне всё ещё кажется, что эта клетка больше для преступника, чем для девочки. Ты считаешь, что она не захочет идти с нами добровольно?

— А ты сам как считаешь? Она сбежала от Елизаветы Петровны и не выходит на связь с нами. Считает опасными, хотя ты и Искандер обходились с ней хорошо. Более того, к ней приехала мать.

— Хочешь сказать, на неё кто-то влияет? Загипнотизировал?

Отец кивнул.

— Думаю, да. Может, местные, тонмаори, может, кто-то из Центра Треугольника. Клетка может отключить вредное влияние, погасит навык внушателя.

— Но после клетки она ещё меньше захочет с нами общаться. Может, всё потому, что она лоза? Что её позвал очередное месторождение?

— Тише ты! — прошептал отец и нахмурился. — Это уже следующая проблема. Проблемы следует решать по мере поступления. Да, кстати, про лозу… Вечером покажу кое-что.

После посёлка мы свернули на дорогу в глухую лесную чащу. Дорога, что удивительно, была самой лучшей, что я видел за последние дни — асфальтированная, ровненькая, с фонарями и разметкой. Из встречных машин попался лишь один микроавтобус и пара грузовиков с незнакомой символикой. Слева возвышались горы, лес становился всё гуще, и заметно теплело, вскоре Степан хлопнул меня по плечу.

— Смотри, террасы! Те самые, в школе про них рассказывали. Здесь у первых тонмаори протогосударство было, но ещё до нашего прибытия всё заглохло. Знакомый в раскопках сидел.

На одной из гор действительно виднелись огромные ступени, словно сложенные великаном, на которых росли кустарники. Да уж, обнаружить внезапную параллель с древними майа или Камбуджадешей неподалёку от южного полюса было внезапным.

Путь закончился у шлагбаума небольшого завода. На заводе висел потускеневший герб Российской Федеративной Империи и таблички «Частная зона», «Арендованная территория».

— Это же… тупик? — опешил Степан. — Надо было час назад направо свернуть!

— Всё верно, сидите здесь, — сказал отец и выпрыгнул, чтобы пообщаться с охранниками.

Спустя пару минут прыгнул за руль обратно, и нас впустили. Я заметил, что на охранниках суперсовременная броня, а «пахло» от них весьма высоким процентом для простых вояк-контрактников — в районе тройки-четвёрки. Припарковавшись на большой полупустой стоянке, отец скомандовал:

— Степан, сторожи машину, можешь к охранникам в сортир сходить и чаю попить. Мы на полчаса отойдём.

Сам же схватил увесистый чемоданчик и жестом скомандовал, мол, идём. Я почуял, что идти предстоит в какое-то очень важное и секретное место.