Инженер против. Создатель системы

Глава 5

***.

— Конечно, у меня есть какой-то план, и я его буду придерживаться! — я несколько раз поправил камеру, чтобы лучше настроить кадр для очередной записи. — Привет, народ, давно не вел свой влог. Сегодня у нас третье декабря по старому календарю или тридцать четвертый день с начала новой эпохи. Прошло уже чуть больше месяца, но мне кажется, что прошло несколько жизней. Я не стану вдаваться в подробности того, что было в последнее время, все равно у нас есть отличные кадры, думаю, потом как-нибудь смонтирую из них ебейший фильм о том, как мы нагибали орду, которая хотела нас сожрать. А пока, думаю, я порву сейчас некоторые шаблоны у любителей мрачного постапа, — с улыбкой я откатился назад так, чтобы в кадр поместилось как можно больше пространства позади, — та-дам!!! Добро пожаловать в мою новую мастерскую!!!

Эхо моего голоса разнеслось в разные стороны, лишь усиливая эффект от открывшегося камере обзору. Огромный цех. Его масштабное пространство дышало холодной, почти хирургической чистотой, подчеркнутой недавним ремонтом. Высоченные потолки, затянутые сетью новых серебристых воздуховодов и безжалостно ярких LED-панелей, терялись в полумраке верхних ярусов. Мощные стальные рельсы, вмонтированные в пол и стены, тянулись через всю длину цеха, словно артерии тяжелой промышленности. На них замер, будто гигантская индустриальная скульптура, мостовой кран с матово поблескивающей желтой краской и массивным крюком, опущенным вниз. Стены практически светились от белизны свежего покрытия, прерываемой строгими серыми колоннами. Пол, покрытый глянцевым промышленным наливным составом глубокого серого цвета, отражал холодные блики света из огромных окон с видом на реку. Он напоминал темное зеркало, на котором ярко-желтой краской были нанесены идеально ровные линии разметки, зоны безопасности и стрелки движения — четкая, но пока невостребованная карта будущих процессов, которые я в ближайшее время собирался запустить.

Повсюду царила пустота, подчеркивающая масштаб и делающая кран еще более внушительным: ни станков, ни конвейеров, ни ящиков. Лишь строгая инфраструктура, готовая к работе: аккуратные пучки разноцветных кабелей лежали в стальных кабельных лотках вдоль стен; новенькие электрощиты с мерцающими индикаторами и антивандальные камеры видеонаблюдения крепились к стенам и фермам; технологические люки были аккуратно врезаны в безупречный пол. Неподвижный кран, способный одним движением перетаскивать многотонные грузы, сейчас лишь подчеркивал бездействие и тишину.

Гул системы вентиляции был единственным звуком, наполнявшим гнетущую тишину этого стерильного простора. Воздух пах бетонной пылью, свежей краской, новой изоляцией и легким металлическим холодком от стальных конструкций — запах незаселенного, технологически подготовленного пространства. Это была идеальная, безжизненная платформа: мощная, чистая, оснащенная грозным, но пока безмолвным стражем-краном, лишенная пока своего главного смысла — машин, движения и тяжелой работы. Готовый сосуд, ожидающий наполнения производственной жизнью.

— Я, конечно, мечтал о большой мастерской, но это, это просто разнос, ребят! О своем заводе я даже и не мечтал! И вот теперь, пожалуйста, я, можно сказать, постап-буржуа! — я приложил руку к груди и коротко кивнул в знак приветствия. — Прямо таки владелец заводов, яхт, пароходов! Как я уже говорил, конец света открывает новые возможности, нужно лишь уметь ими грамотно распорядиться. Мне пока удалось посмотреть лишь парочку ангаров, но то, что я успел уже здесь увидеть, меня привело в дикий восторг! Там точно такая же картина, разве что есть ещё и куча станков, как новеньких, так и старых и недобрых советских, что ещё пашут. А этот ангар явно только отремонтировали, вот я и решил заграбастать себе под мастерскую. Пока я осматривал свой завод, я думал о том, что если мне удастся решить проблему с энергетикой, то с его помощью мы сможем создавать такие штуки, что, ну просто, ваще… — я расплылся в улыбке. — Простите, ребят, что выражаюсь такими пространными словами, но меня до сих пор одолевают эмоции! — подъехав к камере, я снял её со штатива. — Просто мы с вами сейчас находимся на настоящей кузне нашего будущего! И, что самое главное, среди ангарских есть те, кто действительно шарит как заставить работать большинство из этих станков и начать клепать нам настоящий стальной легион! Но это все лирика, о своих планах я могу долго рассказывать, думаю, что в ближайшее будущее я посвящу этому несколько отдельных роликов, так как новой информации накопилось столько, что если я буду держать её в голове, то она просто взорвется! А сейчас я наверное покажу вам, что хочу тут замутить!

— Вот тут, — я повернул камеру и ткнул пальцем в угол, — я поставлю верстаки для костюмов, а вот тут проектор повешу, а там чилаут-зону организую, чуть дальше что-то типа штаба замучу с картой и прочими приколами, возле дальней стены сервера поставлю. Естественно душ и кухню, теперь я могу сделать их прям нормальных размеров! Места хватит на все мои хотелки! Что ещё, так, ну естественно спальню человеческую с нормальным матрасом, чтобы пружинил как надо, — я подмигнул в камеру, — пацаны, ну, вы понимаете для чего! Короче, планов много, думаю, уделю планировке вечерок, набросаю все в программу и построю все так, чтобы это была топовая мастерская! Еще меня радуют, конечно же, эти огромные окна! В гараже такой роскоши не было, может, даже солнце буду видеть!

Но пока придется жить в спартанских условиях, но мне не привыкать. Уж лучше я тут буду отдыхать, чем в общей спальне. Не люблю когда кто-то слышит мой храп! На этом мой румтур закончен, так как показывать то и нечего. Сейчас выдам квесты на то, чтобы сюда затянули всё, что мне нужно на первое время, а потом пойду на поминки, — я пожал губы, — не люблю я подобные мероприятия, если честно, но деваться некуда. Моего появления там ждут. Так что вернусь сюда уже после этого, так скажем мероприятия. С вами на связи был Рэм, пока! — я накрыл рукой камеру, выключив запись.

Последние слова постепенно затихали эхом в стерильно-белом и пустом помещении, оставляя меня наедине с давящим объемом огромного пространства, в тишине которого все громче раздавались гнетущие мысли в голове.

Тихий вечер опустился на Цитадель, сменив дневную суету ремонта баррикад и разгрузки поезда. Небо, затянутое свинцовыми тучами, расступилось вдоль горизонта, пропуская рыжие лучи заходящего светила. Рваные, черные лохмотья сгладились, окрасившись в теплые персиковые тона на западе. В центре внутреннего двора, возле одного из ангаров, разгорался не костер войны, а скромный очаг памяти. Люди потихоньку собирались, усаживаясь на ящики вместо стульев вокруг нескольких костров, напоминая ночных мотыльков, манимых к хоть какому-то источнику света и тепла.

Я не торопясь занял свое место в этом тесном кругу, прислонившись спиной к прохладному дереву ящиков. Рядом осторожно присела Николь. Девушка коротко улыбнулась мне, затем развернула свой плед и, сев вплотную, накрыла им свои ноги, положив мне на плечо голову. Пышная шевелюра защекотала нос, отчего я слегка улыбнулся и, резко выдохнув, сдул непослушные пряди, пахнувшие яблоком и корицей.

Я перевел взгляд на собравшихся. Первыми на глаза попалась неожиданная парочка. Толкнув слегка плечом мулатку, я легким кивком ей указал на то, как София в компании с главой первого рубежа о чем-то тихо спорили, склонившись над большим казаном. Они периодически легко толкали друг друга, чтобы освободить себе место в моменты, когда каждый из них, помешивая что-то в большом котелке над углями, добавлял свой секретный ингредиент или показывал, как правильно нужно перемешивать.

Чуть поодаль Танюшка и Пал Петрович возились с потёртой акустической гитарой, прилаживая растянутые струны и настраивая мой любимый музыкальный инструмент. Я улыбнулся, когда подружка несколько раз бросила на меня взгляд с ослепительной и загадочной улыбкой, какую я видел в детстве, когда мы отправлялись с ней на поиски приключений. Блики огня играли тенями на её лице, подчеркивая те самые ямочки, в которые я когда-то был влюблен без памяти.

В конце этого огромного застолья, где посередине вместо стола, словно в стародавние времена, трещали костры, уселись остальные выжившие. Переливающийся теплый свет лишь подчеркивал обострившиеся от усталости лица. Тень печали в уголках их глаз легко читалась, но за ней так же блестела надежда на завтрашний день. Иваныч, горделиво отставивший перебинтованную ногу как символ своей храбрости, травил байки из своего прошлого, заставляя всех улыбаться нелепости и простоте его приключений.

В воздух поднимался дымок, наполняя его мягким ароматом специй и варившегося глинтвейна. Сладковатый запах тушенки заставил желудок сжаться, напоминая мне о том, как сильно я на самом деле голоден. К котлу подошел повар, с улыбкой прогнав хихикающих Софию и Азу. После этого раздалась симфония из стука жестяных котелков, ложек, треска костра, настраиваемой гитары и приглушенного гомона людей. Я зажмурился, погружаясь в шум нового быта, приятного света костра и тепла Николь, пригревшейся на моем плече.

Я открыл глаза лишь когда сидевшая рядом девушка наклонилась вперед, чтобы взять положенную нам порцию. Где-то вдалеке раздался задорный мужской хохот, повернув голову, я увидел десятника Макса, Захарию и фермера Алексея. Троица что-то бурно обсуждала. Лишь по характерным жестам я понял, что речь шла о рыбалке. Улыбнувшись, я взял из рук Николь горячую кружку с горячим и ароматным напитком.

Вздохнув, я поймал на себе взгляд Светланы. Портниха приподняла свою кружку в приветственном жесте и улыбнулась так искренне, что я совершенно забыл о холодной погоде.

По мере того как каждый получал свою порцию, люди затихали, бросая неловкие взгляды в мою сторону, после чего молча отворачивались и полностью погружались в созерцание живого огня перед ними.

— Помню, — тихо начал старый сторож, покосившись на мелодичный аккорд, который из гитары извлекла Танюшка. Его сипловатый, прокуренный голос дрогнул лишь слегка. — Помню, как мы с Тимофеем, — он кивнул головой в сторону свежей братской могилы у стены, — тоже вот так собирались в гаражах, сидели возле костра и могли говорить обо всем. Как-то раз мы с ним, сидя на стульях вот так вот выпивали, прямо как ты, — Иваныч махнул рукой в сторону Игоря, сидевшего рядом с Катей и Олей, — и, значится, уснули. Дело летом было, кстати. Так вот, наутро, когда мы проснулись, то обнаружили, что наши тапки сжались от температуры так сильно, что стали походить на детские! — старик усмехнулся. — Как сейчас помню, он тогда сказал: «Иваныч, после твоих настоек я настолько в слюни, что вон смотри, аж сланцы как у грудничка стали!».

Воцарилась такая тишина, что мы даже услышали разговор по рации дежурных на стене. Десять секунд абсолютного молчания, во время которого все смотрели на сторожа, ожидавшего, когда до собравшихся дойдет его шутка. Кто-то издал легкий, истеричный смешок, то ли из-за плоского юмора, то ли из-за застывшего выражения лица Иваныча, все еще ожидавшего обратной реакции. Затем раздался ещё один смешок, и вот уже через секунду все разразились таким хохотом, что никто не мог остановиться.

Я сам несколько раз усмехнулся, чувствуя, как через этот истеричный смех на задний план постепенно уходят пережитые невзгоды.

— Эх, у него смешнее получалось рассказывать истории. Пал как герой! Если бы не он, то наших пацанов точно сожрала бы та гончая.

— За павших! — громко произнес я, подняв бокал вверх.

Мой жест повторили все. Горячий напиток, растекаясь, приятно согрел грудь, позволяя немного расслабиться.

— Думаю, — Пал Петрович хлопнул себя по коленкам, — нашим не особо бы понравилось, если бы мы продолжили жить с кислыми минами! Доча, дай это сюда на секунду. Сейчас я нашу спою! — взяв в свои лапищи гитару, я был удивлен тому, что он вообще может зажимать аккорды.

Покашляв в кулак, мужик смущенно окинул взором публику, после чего ловко ударил по струнам и глубоким басом затянул:

«… ла-на-на, на-на-на… От вечернего шума устанешь, и по старым прогулкам пройдешь, и друзей своих рядом с собою представишь, и студенческий воздух хлебнешь…».

В такт его песне стал кто-то подпевать, кто-то принялся за остывающую похлебку, пока та не превратилась в клейстер, а кто-то молча вертел в руках кружку, глядя в костер.

Я же молча смотрел на язычки пламени. Чувствовал, как тепло очага на лице приятно ласкает кожу, чувствовал дыхание девушки, прижавшейся ко мне всем телом. Запах еды, специй, дыма и корицы создавал странное, забытое мной ощущение… дома.

Я посмотрел в лица людей, которые улыбались, несмотря на руины вокруг, несмотря на пережитый ужас.

— Странно думать, что всего месяц назад, — тихо проговорил я, обратившись к Николь, однако моя реплика почему-то попала именно в тот уникальный момент тишины, когда все разом замолчали, из-за чего собравшиеся уставились на меня. Вздохнув, я продолжил. — Всего лишь месяц назад мы были чужими. Бежали по своим делам. И даже не думали о том, что совсем скоро каждый из нас будет рисковать своей жизнью ради всех здесь присутствующих, делить кров и скудные запасы пищи! — Я кругом обвел всех рукой.

В этот момент их лица, освещенные рыжим огнем, казались даже родными:

— А теперь… теперь мы вспоминаем их не как бойцов, павших ради того, чтобы спасти нас. Мы вспоминаем ворчливого Тимофея с маленькими тапками, — я кивнул Иванычу. — Радика, вызвавшегося добровольцем на опасную миссию. Вольдемара, который, наверно, единственный мог понять мои шутки с отсылками на поп-культуру, — я улыбнулся и, замолчав, заглянул в пустеющий стакан. Комок подкатил к горлу, мешая продолжить мысль.

На мою руку легла теплая и нежная ладошка Николь:

— Мы вспоминаем их как семью, — мягким голосом продолжила за меня девушка, ее голос был мягким, как шелк. — Они и были частью этой семьи. Большой и дружной.

Повисла теплая тишина, наполненная не только грустью, но и странной благодарностью. За то, что эти люди были. За то, что они оставили в сердцах не только боль утраты, но и светлые, смешные искорки воспоминаний. Пал Петрович тихо тронул струны и передал гитару обратно Танюшке. Подруга перехватила её за гриф, после чего ловким перебором стала наигрывать незамысловатую мелодию.

— У меня тоже есть песня! — произнесла она, постучав по корпусу ноготками. — Моего собственного сочинения! Я посвящаю её тому, без кого мы бы не встретили завтрашний день!

Музыка поплыла в теплый вечерний воздух — не похоронный марш, а скорее колыбельная для уставших душ, как напоминание о тихой силе жизни.

'… Я построил себе крылья из старого металла; каждый шаг от боли, но сердце не упало; этот путь не легкий, но я его пройду; я иду вперед вопреки всему…' — полная версия песни по ссылке ниже.

Я окинул взглядом выживших, скорее даже новую семью. Мы ели плечом к плечу, делились крохами тепла от кружек, слушали гитару. Печаль не исчезла, она легла глубоко внутрь, как зарытые в землю коммуникации завода. Но поверх нее, как блики костра, отгоняющие ночь, в робких улыбках мерцало что-то незыблемое: чувство общности, глубокой связи. Мы потеряли многих. Но остальные живы и пронесут память о них сквозь года. И пока мы сидим вот так, в теплом кругу под уходящим светом дня, вспоминая павших не только со слезами, но и с улыбкой, слушая рассказы и истории друг друга, надежда на будущее, наше общее будущее, теплилась в каждом взгляде, в каждом тихом слове, в каждой ноте простой мелодии.

Николь сжала мою руку сильнее, после чего поцеловала меня в шею и положила мою ладонь себе на живот. Это были не просто поминки. Это был обет. Обет помнить. Обет жить. Обет быть семьей. Для себя. Для них. Для тех, кто придет после.

https://t. me/bunker_Tesla/133