Инженер против. Создатель системы

Глава 14

Холодный ветер гнал жухлую листву, закручивая её в вихри, вырисовывавшиеся в ржавой траве. Он протяжно и тоскливо выл, раскачивая голые ветви деревьев, царапавших окна многоэтажек. Дома из красного кирпича, высотой максимум в пять этажей, выделялись подобно островку, возвышающемуся над раскинувшейся во все стороны деревней с её одноэтажными домами и косыми хатами.

Филипп подошел ближе к краю крыши одного из этих домов, наблюдая с высоты за тем, что происходило внизу. А происходило там ровно ничего. Брошенные машины, покрытые пылью с застывшими грязевыми потоками; распахнутые двери магазинов протяжно скрипели и бренчали колокольчиками, словно имитируя собой свою прежнюю функцию, когда очередной покупатель открывал её, чтобы сделать покупки.

На опустевших улицах, подобно призракам, все ещё летали полиэтиленовые пакеты из опрокинутых уличными животными баков. Он поднял глаза выше, в сторону бесконечных полей за пределами деревни. Черные, с золотым отливом и гребнями посадок, они напомнили ему бескрайнюю морскую гладь — такую же пустую и безжизненную, разумеется если не погружаться в её пучины.

Филин и не хотел погружаться. Ему это не было нужно и не интересно. Полагаясь на дорожные указатели как на свой внутренний компас, он брел вперед к единственной цели, какая у него осталась с момента, когда аккумулятор в его рации от «ИнтерРоба» окончательно сдох, оставив его наедине с мертвой тишиной. Он шел к морю, где сейчас находились его братья.

Молодой человек повернулся в другую сторону деревни и вместо голых полей увидел совершенно другую картину. От горизонта до горизонта, насколько хватало взгляда с высоты этой пятиэтажки, было видно, как ползет черная лавина. Медленно, постепенно, заполняя собой все пространство, орда становилась всё больше и больше, сокращая отделявшее их расстояние.

Филипп поправил солнцезащитные очки и, докурив сигарету, скинул бычок вниз, совершенно не переживая насчет того, что окурок выдаст его наблюдательную позицию. Он находил свое текущее положение весьма ироничным. За последнее время, когда он только тем и занимался, что бежал вперед наперегонки с ордой, он больше напоминал не Филина — грозного ночного охотника, а Буревестника — птицу, которая по поверьям моряков предвещала приближение шторма.

Так и он, всегда двигаясь перед бесконечной чернотой из зараженных позади, он словно бы стал предвестником приближающейся смерти. Всадником апокалипсиса, возвещающим приближение самой страшной чумы, приведшей человечество к своему логичному закату.

Филипп тяжело вздохнул, глядя на то, как от деревни, в которой он сейчас находился, подобно щупальцам хтонического монстра, тянутся живые дороги из бешеных. Людские тела, подконтрольные инстинкту Зеленого Бешенства, двигались навстречу орде. Повинуясь приказам разума, находящегося за пределами простого понимания, они вливались в живой потоп, делая этот бесконечный океан ещё на каплю больше.

За время своих скитаний Филин успел изучить некоторые повадки мутантов и уже не раз наблюдал подобную картину, когда мигрирующие зомби даже не заходили в поселок, словно твари знали, что в нем не осталось выживших. И подтверждением тому были вот эти вот щупальца из тел, которые орда походя поглощала.

Несмотря на накатывающую волну из тел, молодой человек даже не предпринимал попыток пробиться через мигрирующие стада. Ему нравилось испытывать острое чувство приближающейся опасности. Оно придавало извращенный, но все же смысл его дальнейшему существованию. Находясь на этом острие бритвы или даже на гребне смертоносной волны, он не задавался глубокими вопросами о смысле бытия, мыслями о грядущем будущем. Такой ритм жизни подстегивал.

Все это время Филин неосознанно отрывался вперед от орды ровно на сутки и часто не снимался с места, пока не видел на горизонте ползущую лавину тел, подгонявшую его вперед. Двадцать четыре часа на то, чтобы отыскать провизию. Тысяча четыреста сорок минут на то, чтобы не угодить в ловушку из поджидающих приближения орды зомби. Восемьдесят шесть тысяч четыреста секунд на то, чтобы не сгинуть в этом немом аду.

Спустившись вниз, он вышел из подъезда. Во дворе его поджидал черный крузак, набитый всем тем добром, какое он собирал, подобно сороке, пока направлялся к морю. Филин находил это занятие весьма увлекательным и даже развивающим, словно через эти элементы роскоши он мог соприкоснуться с высокой культурой, которую никогда не понимал.

Так в его коллекции уже имелось несколько мечей, груда золотых украшений и с десяток наручных часов, по стоимости превышавших авто, на котором он сейчас передвигался. Некоторые из них, естественно, остановились, поскольку ему не было нужды заводить их механизм для того, чтобы знать, который сейчас час или день. Они больше служили просто побрякушкой.

Имели ли коллекции дорогих вещей смысл в мире, где каждое мгновение могло стать твоим последним?

Для Филиппа определенно не имело. Он с той же легкостью мог бросить набитый хабаром крузак, с какой и собирал остатки былой роскоши, какую не мог позволить себе в прежней жизни.

Прежде у парня были лишь реки крови, сонмы воплей боли и ненависти, и целый год без солнца, когда он с братьями сражался на спецоперациях, следую тактике Черных Сов, и практически не видел дневного света.

Но парень чувствовал, что с каждой блестяшкой, побрякушкой и украшением, которые он добавлял в свою коллекцию, он словно пытался закрыть некий неосознанный гештальт несбывшейся мирной жизни. Но вместе с тем пустота внутри него увеличивалась пропорционально количеству этих изысканных изделий, значение и символизм которых таял ровно так же, как и те, кто мог их оценить.

Рука Филина замерла возле дверной ручки. До ушей донесся отраженный эхом звук. Это была не членораздельная речь или крики о помощи, их он научился игнорировать за время своего одинокого паломничества. Звук не походил и на специфические для каждого вида мутантов вопли. Он был определенно похож на лай собаки, однако пронзительный и высокий такой, что напоминал собой детский плач.

Пальцы уже нащупали рукоять крузака, но солдат, не в силах вынести жалобного лая, опустил голову. Скулеж словно задевал каждую струну его души, резонируя с его одиноким, безвыходным и подвешенным состоянием, в котором он пребывал все эти бессчетные дни сурка. Вторая рука сама опустилась на рукоять трофейного меча. Кожаная перчатка заскрипела, когда Филипп с силой сжал её. Обуреваемый внутренней борьбой, он все же дернул дверь авто на себя, собираясь, как обычно, свалить и остаться глухим к беспомощным крикам существ — слишком слабых, чтобы выжить в новом мире.

Салон приветствовал его запахом «Tom Ford Tabaco Vanille», аккуратными ящиками со сложенными скарбом провизии, неплохим запасом патронов разного калибра, оружием, которого хватит на взвод разведчиков, и, естественно, блеском того добра, которое он походя собирал как сорока.

Глядя на всё это, он почувствовал холод сытого одиночества. Достаток, который ему не с кем было разделить, словно стал ещё тяжелее, несмотря на то, что он перевозил всё на этом надежном монстре. Простор богатого салона, явно сделанного на заказ, в этот момент показался ему столь тесным, что стал походить на гроб, в который скорбящие родственники складывали какие-то ценные при жизни покойного вещи. Вот только у Филиппа не было скорбящих родственников и все эти ценности он сложил сюда сам.

Звериный хохот бешеных, подобно насмешке злой судьбы, поставил точку в его внутренней борьбе. Захлопнув дверь крузака, которого он так и не успел купить в прежние времена, солдат поправил на плече свою «ласточку». Филин вздохнул, насыщая кровь кислородом, и в несколько прыжков преодолел расстояние, отделявшее его от машины до густых кустов, росших возле дома.

Пробежав пятьдесят метров, парень почувствовал, как тело под черным костюмом мотоциклиста начинает разогреваться, подобно машине, созданной заботливыми руками врачей и инструкторов для одной единственной цели — быть смертью, сотканной из теней.

Филин посетовал про себя, что его новый костюм мотоциклиста из новомодных защитных щитков, который он раздобыл в соответствующем магазине, был немного тяжелее привычной военной формы из его ЧВК. Однако вшитые карбоновые щитки в соответствующих местах служили хорошей защитой от укуса. Что в текущем положении дел было пока более актуально, нежели стандартный вольфрамовый броник с защитой от пуль.

Проскочив мимо нескольких разбитых ларьков, молодой человек не заметил для себя, как углубился в частный сектор. Между тем жалобный щенячий лай все нарастал, а вместе с ним громче становился и хохот зараженных. Извернувшись, чтобы не задеть поваленный дорожный знак, в который въехала какая-то белая китайская машина, внимание Филиппа привлекло разбитое лобовое стекло, через которое явно что-то вылетело. Он затормозил на углу перекрестка, на ходу снимая «ласточку».

Отточенные до рефлексов движения уже не требовали от него даже прицеливания. Руки сами навелись на цель, а точнее туда, где она окажется через секунду. Пока парень неосознанно готовился к стрельбе, его мыслящая часть оценивающе осмотрела развернувшуюся «трагедию» возле одного из домов.

Десяток зараженных поделились на две кучки. Одна с довольным урчанием копошилась во внутренностях мертвой дворняги. Бело-черная собака с выпученными глазами и вывалившимся языком валялась на дороге прямо перед небольшим углублением, вырытым ей под фундаментом ничем не примечательного дома. Видимо это была мать щенков, пожертвовавшая собой, лишь бы дать возможность выжить своему помету. Голодные уроды с растянутыми улыбками на лице, хохоча, отрывали куски ещё теплого мяса, испускавшего струйки пара в холодный воздух.

Вторая группа бешеных, которой не досталось места возле растерзанной дворняги, с воем раскапывала лаз, чтобы добраться до щенков. Жалобный лай загнанных животных, скуливших лаявших из-под дома, пока их мать доедали уроды, вызвал на лице Филиппа злобный оскал.

Раздумий не было, происходящее вокруг растянулось, оставив лишь в действие. Впервые, полагаясь не на холодную логику боя, а на расчет, вызванный эмоцией, он сначала прикончил тех мутантов, которые продолжали настойчиво рыть лаз, чтобы добраться до беззащитной добычи.

Два сухих плевка оборвали их попытки достигнуть цели. Зомби, что пытались вырыть подкоп, так и остались лежать на земле. Их сородичей явно озадачило то, что эти «землекопы» перестали подавать признаки жизни. Если бы не сверхчеловеческое зрение, то Филин не успел бы заметить, как один из бешеных слегка поднял голову вверх, после чего закатил глаза и быстро закрыл веки. В таком состоянии он находился ровно секунду, а затем словно вернулся обратно, после чего остальные зараженные одновременно завыли, осознав или получив отчет о том, что только что случилось.

Первая пятерка бросила свою трапезу, став осматриваться по сторонам в поисках угрозы. Оскалив лица, они пытались втянуть влажный холодный воздух, дабы зацепиться хоть за какую-то информацию. Но, видимо, залитое кровью хрючело не позволило учуять присутствие человека, который уже сменил свою позицию.

Скользя вдоль забора, Филин оборвал существование ещё нескольких зараженных. Только лишь после того, как ещё несколько тел упали рядом с растерзанной дворнягой, его фактическое присутствие было замечено остальными. Захохотав, зомби были весьма рады обнаружить куда более крупную добычу, чем щенок под домом. С пластиковыми улыбками на лицах они побежали вперед прямо навстречу верной смерти.

Полагаясь на ловкость и силу своих ног, парень с легкостью заскочил на высокий забор из профнастила. Подобно кошке, он непринужденно перескочил на железную ферму навеса и уже оттуда из пистолета спокойно расстрелял остальных зараженных, пытавшихся добраться до него.

Мелкая потасовка, после которой на дороге осталось десять трупов, заставила ухмыльнуться Филина, испытавшего гордость за собственные навыки. Это чистое чувство было одной из немногих эмоций, которые он мог испытывать за последнее время, а потому он старался упиваться каждым мгновением, когда в очередной раз одерживал верх.

Вздохнув, Филипп привел свое дыхание в норму. Ловко шагая по квадратной трубе шириной сорок на сорок, он не сразу заметил, что поликарбонат этого навеса был наглухо провален вниз. Нахмурившись, он заметил ошметки одежды и волос, намертво зацепившихся за железные конструкции. Присев, парень, подобно опытному следопыту, стал рассматривать затертые следы ужасного случая, что здесь разыгрался.

Сперва он увидел раскрученную дверь, выводившую на крышу, где прежний владелец дома так и не успел сделать зону отдыха. «Видимо, люди, что находились здесь, пытались спрятаться в доме, но не получилось», — подумал Филин, уставившись на распахнутую входную дверь дома и калитку и многочисленные отпечатки грязных ног вместе с бурыми пятнами в местах провалившегося навеса.

Оставшись равнодушным даже к размытым дождями следам на заборе, на котором все еще развевался на ветру солидный клок вырванных белых волос, парень обратил внимание на едва видимые следы от необычных колес. Сощурившись, он вглядывался в странную колею застывшей грязи от колесных пар.

— Шесть колес? — вслух произнес парень, возможно, первые слова за неделю. — Необычно, — удивившись такому сочетанию, а также звуку собственного голоса, он с ловкостью и грацией кошки спрыгнул с высоты в два с половиной метра.

Ещё с мгновение рассматривая следы, Филипп пришел к выводу, что здесь был автомобиль, который скорее всего вызволил нескольких человек из дома, после чего умчался прочь из деревни. Он посмотрел куда ведет эта улица, после чего в памяти всплыла перспектива местности, открывшаяся ему с многоэтажки. Заточенный на ориентирование на местности мозг тут же выстроил предполагаемый маршрут. С вероятностью в девяносто процентов, авто отправился на ферма, находившуюся всего в нескольких километрах от поселка.

Не придав своему маленькому расследованию никакого значения, он как ни в чем не бывало отправился дальше, обратно к своему внедорожнику.

Если бы не повторный щенячий лай, про который он забыл в горячке боя, Филипп так бы и прошел мимо. Сплюнув в сторону, он развернулся к дому. Убедившись в том, что каждый зараженный валялся с дырой от пули в башке, он с брезгливостью снял кожаные перчатки, затем достал одноразовые резиновые, которые с недавних пор таскал с собой как раз вот на такой случай, когда придется трогать зараженных.

Оттащив за ноги сперва одно тело, затем другое, парень полностью освободил проход, из которого продолжал доноситься жалобный скулеж. Присев на корточки, Филипп тихо посвистел. Щенок под домом притих, прислушиваясь к новому звуку.

— Ну, давай, вылезай, — тихо произнес парень.

Склонив голову, он увидел, как наружу показалось сразу два мокрых носика. Неуверенно появилась первая пара, а за ней и вторая, похожих на черные бусины, глаз. Не моргая, два щенка изучающе уставились на парня. Крохотные комочки пушистой шерсти дрожали всем телом, то ли от холода, то ли от страха, а возможно, всего и сразу.

Несколько раз показав свои мордочки, щенки неуклюже выбрались наружу. Первый из них был полностью белый и имел на своем ухе черное пятно, а вот второй был его полной противоположностью — черный с белым пятном на другом ухе. Они осторожно осматривали поле боя и странного незнакомца, который пытался изобразить улыбку. К удивлению Филина, эти два пушистых засранца не побежали к нему в раскрытые объятья, а напротив, драпанули прочь. Он с удивлением проследил за их забавным бегом на этих коротких лапках и застыл от изумления и одновременного отвращения, когда эти Биба и Боба подбежали к растерзанному телу своей матери. Щенята жалобно заскулили, отпихнув в сторону руку зараженного, после чего прильнули к её груди и стали с жадностью сосать молоко.

Филипп не выдержал. Сплюнув в сторону, он быстро подошел к щенкам, после чего оторвал их от сдохшей дворняги и, прижав их к себе одной рукой, направился прочь от этой жестокой картины.

Тихо скулящие комки шерсти быстро согревали собой бок Филина. Он чувствовал, как их крошечные, дрожащие тельца успокаивались. Бросив короткий взгляд на эту пушистую парочку, Филипп улыбнулся, увидев, что они, измотанные страхом, осознав, что незнакомец не собирается из есть, тут же уснули ощутив себя в безопасности. Пока он шел по улице, парень прокручивал в голове весь список тех припасов, какие у него есть в машине, гадая, подойдет ли эта еда для его новых компаньонов.

Глядя на мокрые носы белого и черного щенка, Филипп поймал себя на мысли, что теперь, возможно впервые, всё то добро, которое он собирал столько времени, пригодится не только ему одному. В душе колыхнулось забытое чувство из детства, которого он практически не помнил, так как оно находилось за плотной стеной из психологических блоков, выстроенных за время его подготовки. Ощущая, как шерстяные комочки медленно дышат и лишь слегка дергают лапками во время сна, он смутно вспомнил, что всю жизнь мечтал о собаке, а тут у него теперь их было целых две!

Улыбаясь как идиот, он вышел к дому, возле которого находился его крузак. И вдруг понял, что слышит то, чего никак не ожидал услышать. Выглянув из-за угла, Филипп увидел, как его машина сваливает в закат, свернув за углом дома. Открыв рот от удивления, он не мог поверить в то, что в этой деревне ещё остались выжившие.

— Как так⁈ — задал он вслух риторический вопрос.

Осознание приходило постепенно. Филин вспоминал, что орда порой не заходила в поселки, если там не было выживших, но именно сейчас он чуть ли не рассмеялся в голос! Все это время, что он так считал, парень напрочь вычеркивал себя из списка живых! Хотя все это время он как раз был тем бесплотным духом, которого не замечали остальные зомби. И с чего он вдруг решил, что он единственный такой исключительный и неповторимый⁈

Все его скитания на гребне орды день за днем заживо превращали его в призрака. Глядя на бесконечное разрушение и пустые улицы, находясь в одиночестве он неосознанно опустошал себя изнутри, лишаясь души. Становясь живой оболочкой с единственной программой. Бездушной машиной, работающей по инерции.

Филипп не сожалел сейчас о том, что все награбленное добро, вместе с коллекцией бесполезных часов, оружием и провизией ушло так же, как и пришло. Словно лишившись этого материального достатка, он смог увидеть нечто, гораздо более ценное.

Когда до ушей донесся тихий скулеж и причмокивание, парень снова обратил внимание на теплый бок, осознав, что теперь у него появилось нечто большее, чем блестящие побрякушки.

Опустив голову, он увидел, как пригревшиеся щенята в поисках мамки присосались к складкам его куртки. В этот момент на него нахлынул целый спектр новых чувств — желание проявить заботу, новый смысл в его скитаниях, но главное, теперь он не был одинок…

Вдали раздался громогласный хор зараженных. «Видимо, зомби увидели угонщиков моей тачки», — подумал парень. Он словно снова осознал себя. Вот он, с одной винтовкой, пистолетом и мечом. Без дополнительных боеприпасов и провизии стоит посреди мертвой деревни, да ещё и с двумя щенками на руках.

Это обстоятельство его нисколько не пугало, скорее подстегнуло. Желание вырвать у злой судьбы ещё одни сутки на этот раз обострилось сильнее, чем когда-либо, и Филин почувствовал, что теперь может в полной мере расправить свои крылья. В голове стремительно зрел план действий. Он вспоминал все, начиная от расположения полицейских участков, заканчивая продуктовыми магазинами в этой деревне. Последнее, что всплыло в его мозгу, так это странные следы машины возле того дома с провалившимся навесом, которые вели к ферме у реки.