Соломка и Зверь

Глава 3

Повестку в суд принесли следующим вечером. Раздался стук в дверь, Соломка выглянула в глазок, опасности не увидела и решила открыть. Щуплый молодой человек с глазами, смотрящими вроде бы и на тебя, но все равно мимо, пробормотал что-то несвязное, сунул Соломке лист, где она расписалась, вручил конверт и тут же испарился.

Меланья вернулась в комнату и распечатала письмо.

Повестка — несколько строк на белом бланке обязывала ее явиться на судебное разбирательство по иску Гната Поронина к Меланье Соломенной как к наследнице состояния Игоря Соринова.

Кто такой Гнат, интересно? А разве есть варианты?

Бумага дрогнула в её руках.

Очень неожиданный, даже непредсказуемый подход к делу. Вместо того чтобы прийти ночью подобно дикому зверю и просто перегрызть глотку, он подает иск в суд.

Потрясающе цивилизованный зверь.

Только непонятно, чего же хочет. То есть понятно, что хочет заставить её мучиться, как её отец заставлял мучиться своих подопечных, но для такого исхода как раз больше подходил вариант с ночным посещением, а никак не громкий процесс в рамках закона.

Ещё поражало, как быстро, однако, назначен суд — всего через пять дней от сегодняшней даты, как раз после выходных. А говорили, судебное разбирательство это долгий и нудный процесс.

Видимо, зверей это правило не касается. Вполне вероятно, у них своя судебная система и в этом явно ничего хорошего нет.

И что теперь?

Прикинув, к кому можно обратиться за советом, Соломка вздохнула и поняла, что не к кому.

Разве что к Натану Георгиевичу, но тот ничего не смыслил в юридических науках.

Даже просто пожаловаться и всплакнуть на плече не у кого — институтские подруги снова испарились, как и не бывало.

По сути, в жизни у Соломки была всего одна подруга, которая не бросила и не отдалилась после того, как узнала правду об её отце — Троя. Троя со своей матерью однажды собрали жалкие пожитки и сбежали из глубинки от домашнего тирана, который нещадно бил обеих, после чего кое-как устроились в городе. Разница между двумя семьями была только в том, что у Меланьи с мамой было свое жилье, но практически не было средств к существованию, потому что с работы маму слишком часто увольняли, а у Троиной мамы не было проблем с работой, но жилье приходилось задорого снимать. В остальном они были удивительно похожи.

И вот, когда после очередного увольнения мамы, к квартире Соломки пришли злые женщины и стучали пол ночи, требуя открыть дверь и обещая проделать с мамой массу недобрых вещей, Меланья как всегда в таких случаях испугалась. Ту ночь они просидели вместе, обнявшись, и старались даже не дышать.

Женщины, в конце концов, убрались восвояси, но соседи еще несколько дней ругались, как только их видели, поэтому обе заперлись в квартире и не выходили, предпочтя на время затаиться. Недельку перетерпеть — и тогда всё забудется. На время. До следующего витка увольнения.

Да и чего выходить? Денег маме не выплатили, хорошо хоть ноги унесла.

Когда в очередной раз кто-то постучал, Меланья уже просто тихо вздрагивала, потому что до смерти устала бояться.

— Меланья? Ты дома? Это Троя!

Дверь Соломка открыла.

Троя принесла пакет с домашними пирожками, которые пахли просто одуряюще. Когда сидишь дома безвылазно, продукты заканчиваются слишком быстро, а крупа и макароны пирожкам явно проигрывают.

Во взгляде Трои было нечто новое.

— Ты все знаешь? — просила Меланья, устав также от постоянного страха, что правда снова откроется и снова она останется одна. А вечная дружба, которую тебе обещали, в реальности снова окажется слишком короткой.

— Да.

— Что в пакете?

— Пирожки для вас.

— Подсыпала нам крысиной отравы?

Троя вздохнула и прошла в коридор, хотя никто не приглашал.

— Вы бы себя видели сейчас. Тощие, бледные, глаза большие. На пакет, доставай мне любой пирожок — я его съем первая, если тебе так будет спокойнее.

И на самом деле, съела целиком.

Таким образом Троя осталась её подругой. Меланье тогда было тринадцать. Матери их не подружились, не смогли толком пересечься — одна почти всегда пряталась в квартире, другая не вылезала с работы… но дочерям казалось, они пережили в прошлом похожую трагедию и теперь чувствовали некое единение.

Да уж чего говорить, они действительно были во многом похожи. Обе тощие, плоские и слегка неуклюжие. Волосы почти одного тона — коричневые, правда, у Меланьи чуть гуще, зато у Трои глаза чуть ярче, ближе к зеленому, а не к светло-карему.

И судьба у них складывалась похоже.

Мамы Трои тоже рано не стало. Теперь подруга снимала квартиру на пару с молодым человеком, который о прошлом Соломки не знал, поэтому она старалась держаться от них обоих подальше. Лучше пусть ей будет не хватать Трои, чем однажды счастье единственной настоящей подруги разобьётся из-за известия о дружбе с предательницей.

Так что жаловаться, как и просить совета, некому.

Да и какой толк? Денег решать вопросы нет, да и суд не отменить. Лучше пойти и поприсутствовать, хоть какой-то шанс изменить свое положение, ну, по крайней мере, это лучше, чем остаться дома и ждать, когда тебя поставят перед фактом принятого решения.

Да и что сделает суд? В тюрьму точно не посадит!

Суд был назначен на час дня, поэтому с занятий в тот день Соломка ушла после второй пары и как была отправилась на заседание.

Уже под дверью зала познакомилась со своим адвокатом, измученным огромным количеством дел так, что он тоже не смог внятно объяснить, в чем именно её обвиняют.

За пять минут до начала заседания мимо них прошел Зверь. Тот самый. За ним волочился страх и сладость. Значит, не ошибка, иск подал именно он. Гнат. Приятно познакомится, мысленно хмыкнула Соломка.

На некотором отдалении от зверя следовал другой — длинный, как палка, сухой, с немигающим взглядом. Только он на Соломку и посмотрел, а истец зато быстро протиснулся мимо и вошел в зал с таким видом, будто был тут главным.

И это пренебрежение отчего-то задевало.

— Ну, пойдемте, — позвал её адвокат.

Меланья послушно поплелась в зал, от вида которого сразу стало тошнить. То есть от нервов, сам зал тут ни при чём, конечно, но толку-то? Тошноте всё равно.

Судьей была женщина.

Хорошо это или плохо? Чем это поможет?

Адвокат усадил Соломку возле себя за одним из двух столов напротив судейской кафедры и приказал молчать.

Рассмотрение иска тем временем началось. Судья долго зачитывала заявление, полное специфических терминов, отсылок на какие-то соглашения и решения и выходило, что судить Меланью будут по звериным законам. Или просто она так поняла?

Потом долго говорил адвокат Гната. Длинно, уверенно, рублеными фразами. Он словно сообщал, как всё складывается, откуда и почему, и что из этого выйдет. Просто доносил как факт, а не выносил вопрос на решение суда.

Дали слово заявителю, но Гнат отказался выступать, вместо него снова встал адвокат и воспользовался какой-то там поправкой, позволяющей зверям не оглашать своего прошлого, проведенного в рамках бункера-тюрьмы.

Потом выступал адвокат Соломки, тоже постоянно куда-то ссылаясь, хотя и не так уверено, как адвокат подавшего иск Гната.

К той поре последнюю нить происходящего она потеряла.

Потом суд дал слово Меланье.

— Моя подзащитная не будет выступать, пользуясь… — начал её адвокат.

— Нет, я буду, — Меланья вскочила, перебивая.

Адвокат показал ей мимикой, что это ничего не даст. Лучше сидела бы на месте и молчала — всё быстрее бы закончилось.

Но она не могла хотя бы не попытаться.

— Суд вас слушает.

— Уважаемый суд! Насколько я понимаю, речь идет о события, происходивших в то время, когда мне было три года. А если говорить о начале всего этого… Тогда меня не было даже в планах! Разве ребенок в таком возрасте может оценить или отвечать за действия родителей? Любой разумный человек поймёт, что я не могу отвечать за решения, которых не принимала!

— Есть что сказать по существу дела? — поинтересовалась судья, к счастью, без злости.

По существу? Знать бы ещё, в чём это самое существо.

— Уважаемый истец, — Соломка покосилась на невозмутимого Гната, всем своим видом выражая сомнение, что он действительно уважаемый, но правила обязывают так обращаться. — Обвиняет меня в том, что в моих жилах течёт кровь моего отца. Но за это я тоже не могу нести ответственности! Никто не выбирает свою кровь. В общем, я не виновата. Вы не можете меня наказывать за деяние другого человека, пусть даже моего собственного отца.

Суд промолчал.

Соломка находилась в ужасе, потому что представить не могла, будто кто-то действительно собирается официально навесить на нее ответственность за прошлое. Всю жизнь её преследовали за то, к чему она не имела ни малейшего отношения, и вот так — законодательно, на уровне суда? Это уже за гранью абсурда.

Ей казалось, это страшный сон.

— Конечно, отвечать вы не можете, — наконец, заговорила судья и Соломка почти выдохнула с облегчением, если бы не жесткие складки вокруг губ судьи, невозмутимо продолжающей:

— Но истец подал иск на материальное возмещение, чего раньше никто из зверей не делал. По закону ваше наследство перешло вам от матери, которая получила его от мужа и вашего отца. Конечно, половина материнских денег не попадает под стопроцентное изъятие, но она как жена должна была бы в случае получения наследства компенсировать долги мужа, суд считает возможным изъять её долю в полном объеме. Вы совершеннолетняя и дееспособная особа, следовательно, способны обеспечить себя сами. Итак, истец требует ваше имущество, а именно — двухкомнатную квартиру по адресу: улица Петлинского, дом 15, кв.46, вместе со всем находящимся в ней, а также деньги на счетах, у вас он один. Суд считает необходимым полностью удовлетворить данное требование.

— Квартиру? Деньги со счёта? Но тогда я не смогу закончить обучение! — воскликнула Соломка. Нет, этого просто не могло быть! Они забирают квартиру? Её единственный дом? Единственное убежище?

— Суд не может решать ваших проблем. Решение вынесено.

— Подождите! Разве нельзя оставить мне хотя бы сумму, необходимую для того, чтобы я закончила институт? Я верну её позже, отработаю, если это необходимо! Я оплатила только до конца семестра!

— Этот вопрос не в компетенции суда. Договаривайтесь с истцом лично, если считаете нужным.

Соломка опустилась на стул и спрятала лицо в ладони. Договариваться с Гнатом, который только что целенаправленно и без тени жалости лишил её всего имущества? Может, проще сразу разбежаться и стукнуться об стену головой? Толку явно будет больше.

Боже, а что теперь делать-то?!

Меланью затрясло.

Спину сверлил торжествующий взгляд существа, которое тонуло в своей мести, доведя ее до абсурда.

Кто мог предположить, что такое вполне себе цивилизованное давление окажет действие куда более разрушительное, чем простое избиение или плевок в лицо?

Прежде, после очередной полученной обиды Соломка по крайней мере знала, что ей есть куда спрятаться, где передохнуть.

Теперь у неё нет дома. Нет денег. Нет образования.

Ничего нет.

Единственное положительное в этом страшном моменте — то, что она уже потеряла всё, что могла и больше не встретится с этим ненормальным типом.

С неё больше нечего взять.

Единственный плюс.

Судья всё ещё что-то говорила.

— У вас два дня, чтобы освободить квартиру. Истец с текущего момента получает разрешение на проживание в своей новой собственности с целью проконтролировать сохранение имущества. Любой предмет кроме одежды и вещей личной гигиены вы сможете забрать только с его разрешения.

Слова с трудом проникали в её разум.

— Судебное заседание завершено.

Грохнул молоток и всё закончилось.

Вернее сказать, всё только началось, потому что Меланья вошла сюда испуганной, но с надеждой на справедливость, а вышла совершенно опустошенной. Идти теперь некуда.

И доучиться она теперь не сможет.

— По крайней мере, вам не придётся выплачивать моральный ущерб, который так же хотел истребовать истец, — заявил её адвокат, споро собирая бумаги и тут же исчез.

Это могло бы обрадовать, если бы не казалось очередной нелепицей. Ущерб? С неё?

А ей кто возместит моральный ущерб, причинённый этим конкретным сдвинутым на мести Зверем?

Так, нужно попасть домой. Немедленно нужно домой, там, в своем убежище, она остынет и решит, что будет делать дальше. Выход всегда есть.

Он её не сломает. Не после всего, что уже было.

Когда Соломка подходила к массивной двери, ведущей из здания суда, ей наперерез быстро прошел Гнат. Видимо, желал показать, кто тут главный и кто может ходить, никого не пропуская и никому не уступая.

— Ты идёшь? — не поворачиваясь спросил он и Соломка пропустила к выходу ещё и адвоката. Тощий верзила внимательно посмотрел на неё, задумчиво окидывая непроницаемым взглядом и последовал за Гнатом. Костюм ему шёл, в отличие от Гната, у которого только подчёркивал всю несуразность ситуации — вырядить зверя в костюм, ну не нелепица ли!

Впрочем, горький опыт показал, что пользовались благами цивилизации, в данном конкретном случае законными инструментами мести звери куда более умело, чем Соломка, поэтому сейчас ей некуда идти, а вот эта парочка, судя по подъехавшей машине, очень даже неплохо в жизни устроилась.

Меланья прошла мимо, судорожно сдерживая слёзы. Такая машина стоит как вся её квартира, зачем же он тогда?..

Конечно, она знала, зачем. Но ведь это несправедливо! Это неправильно!

Так ли? — грустно заговорил голос совести. Квартира куплена на деньги отца. На счету деньги отца. Пусть вы не тратили на шикарную жизнь, но факта не изменить — ты знаешь, за что именно он получал эти деньги.

— Меланья, ты домой?

Она вздрогнула — адвокат стоял у открытой дверцы большой машины, за рулем которой сидел Гнат.

— Оглай, садись, — грубо отдернул адвоката Гнат.

— Но мы же в ту…

— Садись!

Стоило адвокату влезть в машину, как Гнат наклонился и сам захлопнул дверцу, пристально смотря сквозь стекло на Соломку. Потом улыбнулся, только как-то не совсем радостно.

От этого стало даже страшнее. Неужели ему недостаточно? Неужели он еще что-то замышляет?

Бежать… Может всё к лучшему? Думается, от этого Зверя лучше бежать. Как можно дальше, как можно быстрее.

Только вещи собрать, хочешь, не хочешь, придётся.

У пятиэтажного кирпичного дома, который выглядел так, будто вот-вот покачнётся и начнёт разваливаться, все парковочные места были заняты.

Протиснувшись мимо ряда автомобилей, Гнат заехал за угол и припарковался там, прямо у благоухающего мусорного контейнера, но вонь его, судя по всему, ничуть не волновала. Потом выключил двигатель и нетерпеливо застучал пальцами по рулю.

— Ну и?

— Что и?

— И что дальше? — спросил Оглай, который всю дорогу молчал.

— Ждём.

— Чего?

— Пока она явится домой.

— Зачем?

— Это теперь моя квартира. Хочу напомнить.

— Я помню.

— Я не тебе собрался напоминать!

Оглай вздохнул.

— Слушай, а ты в своём уме вообще?

— С чего вопрос?

— Да ты… я не понял, зачем это всё было? Ободрали девчонку, как липку. Ради чего?

— Вы что, сговорились с Тартугой? Она дочь Соринова!

Оглай поправил воротник.

— Слушай… Ты конечно, можешь торчать тут сколько угодно, дышать вонью и предвкушать, как она вернётся домой и ты снова её опустишь. Можешь радоваться, что отобрал у девушки все средства к существованию, короче, сиди тут и наслаждайся своим новым имуществом — жалкой тесной квартиркой, нафиг тебе не нужной, да крошечной суммой на счету. Только извращайся сам, я сделал, что ты просил, теперь ухожу.

— Куда?

— Ты правда удивляешься? Тут так весело, а я вдруг сваливаю? Неужели ты думаешь, нам с Тартугой может доставить удовольствие то, что ты вытворяешь? Правда, Гнат, тебя не узнать. Ты никогда… Не опускайся до того уровня, когда ты сам становишься похож на…

Гнат не зарычал, нет. Сдержался. Только губы дрожали, а руль под сжатыми пальцами скрипел.

Оглай вздохнул и успокоился.

— Не хочу видеть, во что ты превращаешься, друг. Пока.

Он вышел из машины, хлопнув дверцей, сунул руки глубоко в карманы и отправился к метро.

Некоторые удовольствия ему недоступны, и слава богу, что он их не понимает!