Соломка и Зверь

Глава 13

День теперь начинался до рассвета — именно тогда требовалось встать, чтобы к завтраку у некоторых везунчиков появились свежие булочки. Троя планировала нанять помощницу, как только появиться возможность, но пока приходилось справляться самим.

И каждое утро, добредая до кондитерского цеха, они переодевались, повязывали фартуки и косынки и начинали смешивать продукты, обычно с таким видом, будто варили магическое зелье.

Сегодня в руках Трои всё так и кипело.

И это несмотря на то, что когда Соломка отправилась спать (за полночь) Троя даже домой не явилась.

«Вот что творит с людьми любовь», — думала Соломка, но почему-то вместо разочарования, что подруга сдалась, на губах играла упрямая улыбка. Троя счастлива? Да. Это главное.

И остаётся вариант, что Ванилия рассказала правду, ну, по крайней мере, в отношении Каспи. Про Гната даже речь нет — боготворить одну, а жить с другой, ведь все знают, что спасенная Лера живет вместе с ним, это байки для дурочек. Меланья не такая.

Эх, Троя теперь занята своими отношениями, придётся потесниться, обрезая время общения с подругой. Зато появилась прорва свободного времени, которое можно потратить на учёбу, отошедшую в последнее время на второй план.

И потекли дни рутины. Ранние побудки, печная жара, пропахшая ванилином одежда и постоянный соблазн съесть лишнее пирожное. С последним было особенно тяжко.

Троя пропадала у Каспи все вечера и большую часть ночи, но неизменно возвращалась к Соломке. Та думала — может, просто жалеет, не решается меня бросить, потому что иных причин откладывать переезд к Каспи у Трои не было. Но и спрашивать напрямую Соломка не стала — вдруг подружка обрадуется и быстро воспользуется шансом свалить? И останется Меланья совсем одна. Одиночество, оказывается, пугает даже тех, кто вроде к нему привык.

Она даже подумала, не завести ли себе, наконец, молодого человека. В общем-то, реальные отношения её как-то разочаровали, вернее, разочаровали сложности и непонятности в общении, когда дело касалось реальных мужчин. Какие-то крайности возникали — если нравится парень, то общаться с ним невозможно, а если легко общаться, то не особо хочется. Почему вот, к примеру, не завести роман с Русланом? Он весёлый и приятный, но не тянет. А когда тянет… лучше и не продолжать. Как это всё сложно! В общем, вопрос знакомства Меланья решила отложить на попозже. На весну, когда растает снег и она снова станет улыбаться, потому что на солнце, среди зелени, нельзя не улыбаться, а дома в полумраке и холоде — очень даже можно.

По вечерам Меланья зубрила темы, присылаемые по электронной почте назначенным ей профессором и столько всего нового узнала, что прямо чувствовала, как мозг становиться всё больше и больше, расширяясь и напитываясь новой информацией.

Ванилия теперь почти не заходила, тот злосчастный разговор всё-таки сыграл свою роль, нарушив хрупкое доверие, которое так и не успело укрепиться. И с Троей они ни разу не вспоминали о сказанном в тот раз. Хотя, почему злосчастный? Двое были счастливы, так что результатом трудов своих соседка могла гордиться.

Дни текли монотонно и бесконечно, ни конца, ни края.

Нарушилось это хрупкое равновесие однажды вечером, через пару дней после того, как выпал первый снег.

Троя явилась гораздо раньше обычного: веселая, румяная, со снежинками в волосах и первым делам поспешила на кухню поставить чайник.

— Каспи придёт на чай, ты не против?

Спросила таким тоном, как будто появление на их кухне Каспи всегда было в порядке вещей, хотя он ни разу со дня примирения тут не появлялся.

— Я не против, — улыбнулась Соломка. Хотелось верить, что Троя не думает, будто сдачу позиций перед Каспи Соломка приняла в штыки и теперь будет игнорировать обоих. Так, из личной мести. Зачем? К добру или худу, в настоящий момент они выглядели очень счастливой и гармоничной парой.

Каспи принёс с собой вина и они втроём чудно посидели, болтая о всякой ерунде вроде погоды, планов на ближайшее будущее и особенно долго вспоминали ту первую встречу, а Каспи признался, что именно он их преследовал в лесу. Мол, почуял пленительный аромат и не смог удержаться, чтобы не броситься на поиски не менее пленительного источника. За такое своё поведение Каспи извинился, хотя по хитрому виду не скажешь, что ему было неудобно.

— Я до сих пор поверить не могу, — призналась Троя. — Что это он головой чуть дерево не повалил, когда в ствол бился.

Где-то на середине чаепития, плавно смешавшегося с винопитием, Соломка подозрительно посмотрела на эту сладкую парочку, отчего-то примолкшую и вдруг спросила:

— Кстати, а в честь чего в будни вино-то? Мы что-то празднуем?

— Да, — улыбнулась Троя, не моргнув и глазом. — Каспи сделал мне предложение.

— В десятый раз, — мрачно добавил тот.

— Но на этот раз я его приняла всерьёз.

— Понятия не имею, почему только на этот.

— Не бурчи.

Он только улыбнулся.

Соломка задумчиво смотрела на них и поняла, что верит Ванилии. Действительно, Троя за последние дни даже похорошела и теперь очень подходила Каспи. В общем, сказать, что красавчик нашел себе «обыкновенную» теперь ни у кого бы язык не повернулся.

— Но говорить о том, настолько это серьезно мы будем только когда Каспи сделает нечто такое, чего делать не хочет.

Каспи тут же насторожился, выпрямляясь и задирая подбородок.

— И не проси, туда я тебя не поведу.

— Куда? — тут же загорелась Соломка.

— В лес. На арену. Там, где дикие бьются за женщин.

— Что? — у Соломки челюсть отвалилась. О таком она и слыхом не слыхивала.

— Не все звери адаптировались к цивилизации, — лекторским тоном сообщила Троя. — Некоторые предпочли выбрать полуживотную дикую жизнь. Они живут в лесу, в обличье Зверей, некоторые вообще в натурально вырытых собственноручно норах и выясняют кто сильнее в драке, а женщин получает тот, кто сильнее всех. Так женщины меняют кавалеров — уходят от того, кто надоел и выставляют себя призом на арене. За них дерутся все желающие и победитель получает приз.

— Это на самом деле так? — горящими глазами уставилась Соломка на Каспи. — Она не выдумывает?

Услышать, что за приличными стенами таун-хаусов прячется нечто настолько дикое и первобытное было очень неожиданно, но при этом отчего-то приятно. Что отвлекает от ненужных раздумий проще и действеннее, чем инстинкты?

Тот скуксился.

— Это правда. Некоторые из нас предпочитают жить так. Я не одобряю.

— Разве ты сам не выскочил на нас из леса в самом диком виде? — невинным голосом поинтересовалась Троя.

Ответом было сердитое сопение. И правда, отрицать бесполезно.

— Я тоже хочу посмотреть, — быстро заявила Соломка. Одобрения местными жителями своего любопытства ни ей, ни Трое совсем не требовалось.

— Ещё одна!

— Так что, ты нас отведешь? — перешла в наступление Троя.

— Нет, ни за что.

— Правда, не отведёшь?

Соломка молча состроила просительную рожицу, благоразумно не влезая в беседу двоих.

— Нет.

— А давай торговаться.

Он немного подумал.

— Ну, давай.

— Что ты хочешь?

Он покосился на Соломку, у которой тут же сложилось впечатление, что она на данном празднике жизни слегка лишняя.

— Ладно, вслух можешь не говорить. А если, ну теоретически, я это сделаю, ты отведешь нас на арену?

Каспи прикрыл глаза и многозначительно улыбнулся Трое. Потом стал серьезным.

— Так и быть, уговорила. Тебя отведу. Меланью — нет.

— Но это несправедливо! — воскликнула та.

— Или так, или никак.

Троя пожала плечами.

— Ладно. Он отведёт меня, потом расскажу тебе, что было. Ну, а там… решим что-нибудь.

— Про «там решим» даже слышать ничего не хочу. — Пробормотал Каспи, отводя глаза и прикрывая их пушистыми ресницами.

Пришлось соглашаться на предложенное, это лучше, чем ничего. И действительно, потом, зная, что к чему, куда больше шансов пробраться на арену повторно.

Как раз в день, когда по утверждению Трои была запланирована очередная арена, Соломка занималась выведением кремом розочек на кексах. Тогда позвонила Виола и сообщила, что вечером Соломка приглашена на совещание по поводу внепланового обсуждения дальнейшей линии развития города.

Конечно, отказываться причин не было, тем более Ленсуаза ей очень нравилось, как и Племя в целом, которое в чем-то может и напоминало зверей, но в остальном было куда более открытым и честным, чем человечество, частенько прятавшее за громкими красивыми словами червивые поступки.

Итак, в семь Соломка как штык стояла у кабинета Тартуги. Оставалось только открыть дверь и войти.

Оказалось, все уже в сборе. Ну, по крайней мере, на первый взгляд. И даже больше, чем все. Замерев на пороге, Соломка окинула взглядом стол, за которым сидело несколько зверей. Тартуга уже что-то говорил, Оглай сосредоточено изучал бумаги, Виола рассеяно смотрела куда-то в центр стола, ещё несколько участников просто слушали, а Гнат, который сидел напротив Тартуги, дёргано, как плохо смазанный механизм, обернулся и тут же отвёл глаза.

Ноги пошли к нему, потому что возле Гната стоял незанятый стул. И глаза видели и знали, куда идти. Тело словно само решило и сделало, как хотелось.

Когда Соломка поняла, что, собственно, делает, было поздно останавливаться — это всё равно что откровенно признать — да, я и сама не поняла, отчего ноги понесли к мужчине, который мне совершенно безразличен. Видимо, задумалась. Нет, такого не скажешь, это просто смешно.

Оставалось только делать вид, будто ничего необычного и не произошло — и вовсе она не бросилась к Гнату, как к единственному на свете спасению, притянутая магнитом неизвестного происхождения, а просто стул возле него выбрала, хотя свободных стульев вокруг стола было штук десять… ну, выбрала потому что он напротив Тартуги, это удобно.

— Добрый вечер, — поздоровалась Соломка, усаживаясь возле Гната. — Я не опоздала?

— Нет, все хорошо, — Тартуга переключился на что-то другое, процесс воспоминания и обработки информации явно отразился на его лице. — Давай тогда сразу с тобой, потом будешь свободна, а мы вернемся к нашим делам. Чего тебя зря задерживать, мы может до утра просидим.

Без свидетелей, вероятно, подразумевалось.

— Хорошо. Что я могу сделать?

— Вопрос простой. В связи с последними событиями у нас возник перерыв в вопросе налаживания отношений с людьми. Было не до того, но пора продолжать. Но вначале скажи нам, твои ровесники предпочли бы узнать правду о произошедшем конфликте между нами и некоторыми людскими группировками или оставаться в неведении?

Соломка даже не сразу поняла вопрос, а когда поняла, отвечать отчего-то было не очень удобно.

— Мои ровесники говорят, что всегда хотят правды, но на самом деле будет лучше, если никто не узнает о ваших… трудностях. Правда пугает.

— Понял. Тогда мы не будем выносить сор из избы. Но теперь, с приходом зимы нам нужны новые точки соприкосновения.

— Да. Я думала… До весны уличных праздников уже не устроишь, нужны другие формы общения. Можно предложить экскурсии в Ленсуазу, заключить контракты с экскурсионными базами и пусть привозят туристов. Программу придумать несложно. К примеру, предложить несколько интересных вещей — научные аттракционы, вероятно, самое лучшее, от них в восторге и взрослые, и дети. Только сеть кафе или столовых нужно придумать, в Ленсуазе сейчас, в общем-то, негде перекусить. В идеале — гостиницу для тех, кто хочет провести вне города уик-энд.

— Принимается. Оглай назначит ответственного за организацию экскурсий, столовой и гостиницы. Ещё что-нибудь?

— Да. Если вы хотите привлечь не просто молодежь, а умную молодежь, можно сделать те же аттракционы, но уровнем посерьезней. Например, демонстрацию научных опытов. Договориться с институтами и предложить несколько лекций по инопланетным технологиям. Сюда рванут так быстро, что очереди выстроятся.

Все замолчали. Только за окном шумел ветер.

— Над этим подумаем, — тяжело сказал Тартуга. — Ещё?

— Вроде всё.

Соломка даже смутилась. То ли она сделала неудачное предложение, то ли ещё не так. В общем, скорее всё запутала, чем помогла.

— Тогда делаем упор на экскурсионных уик-эндах. В кондитерской всё в порядке?

— Всё отлично, спасибо.

Тартуга слегка скосил глаза.

— Гнат, их дом обустроен системой нашей последней защиты?

— Нет ещё, — еле выдавил Гнат.

— Почему? Завтра ты уезжаешь, куда дальше тянуть?

Тот закатил глаза и пожал плечами. Похоже, на защиту некоторых ему было наплевать.

— Иди и установи. Немедленно.

Тартуга повернулся к сидящему рядом Оглаю и стало понятно, что разговор окончен.

— Пошли.

Гнат поднялся и Соломка поднялась следом.

И только тогда позволила себе повернуться и посмотреть на него. Сегодня он был небритым, неаккуратным, от этого сердце почему-то заколотилось сильнее. Потом Гнат придвинулся, будто желая, чтобы его рассмотрели ближе. Соломка с готовностью подняла голову — и волосы у него слегка отросли. И пахнет он сильнее. Вокруг глаз тёмные тени, лицо кажется более худым, чем прежде.

— Идите уже, — сказал кто-то из зверей. Некоторые почему-то захихикали.

Гнат тут же сморщился и пошёл к выходу. Соломка, тоже опомнившись, почти на бегу схватила своё пальто и пока они шли к выходу, умудрилась одеться и застегнуться на все пуговицы. Гнат вышел на улицу в своей расстегнутой куртке, которая выглядела слишком по-осеннему.

— Не холодно? — спросила Соломка, натягивая перчатки.

— Нет.

— Ну и ладно. Что за защиту ты будешь устанавливать?

— Просто сигнализацию.

— Так я и поверила. У вас ничего не бывает просто.

Он почему-то сжал губы и ускорил шаг. Соломка подумала пару секунд и отстала — не хватало ещё бежать за ним следом. Пусть спешит, ключ-то у неё в сумке, придется Зверю торчать под дверью и ждать, пока явиться хозяйка и откроет дверь.

Это приятная мысль.

Хотя он может не дождаться, а развернуться и уйти туда, где его ждет другая женщина, по первому звонку распахивающая дверь настежь.

Это не очень приятная мысль.

А и плевать.

Соломка остановилась, набрала полную грудь холодного воздуха и выдохнула — пар повалил, как будто она паровоз.

В общем, домой Соломка не спешила, любуясь небом и огнями в окнах окружающих домов. Но когда всё же дошла, Гнат стоял на крыльце, нахохлившись и ждал, недовольно прищурив глаза. Замерзшим он совсем не выглядел, поэтому муки совести Соломку не мучили.

— Заходи, — сказала она, встав на пороге и перегородив проход, и только потом отошла — не хотелось, чтобы он вошёл заранее, без приглашения.

— Ты что, издеваешься? — тут же спросил Гнат.

— Нет. Я просто приглашаю тебя войти в дом.

— Я здесь по заданию Тартуги! Мне не нужно приглашение!

— А чего ты злишься?

— Потому что ты меня злишь!

Соломка закатила глаза точно так же, как он закатывал в кабинете Тартуги.

— Давай, делай, что хотел и проваливай. Не хочу хамить, но иначе с тобой не получается. Ты словно специально меня выводишь, а потом говорить — вот видишь? Я же говорил, что ты дурная, глупая и т. д. и т. п.

— Иди, посиди на кухне.

— С какой стати? — она сложила руки на груди. — Я не оставлю тебя без присмотра. Откуда я знаю, что ты выкинешь, пока я не вижу.

— Что я могу выкинуть? Украсть из ящика твоё нижнее бельё?

— А вдруг?

Он, уже не сдерживаясь, чертыхнулся и не разуваясь, прошёл в конец коридора, где находился вход в подвал.

— А ноги вытереть? У меня нет служанок! — крикнула Соломка.

— Поразительно, как такая мелкая женщина может так легко вывести из себя. — Гнат вернулся и на показ тщательно вытер ноги о коврик. — Ты с твоим характером навсегда останешься одинокой.

Соломка воинственно задрала подбородок.

— С чего бы это?

— У тебя мерзкий характер. Молодые люди будут от тебя шарахаться после пяти минут разговора.

— Не думаю. Молодые люди будут счастливы со мной общаться, потому что они, в отличие от некоторых, будут нормальными. Будут вежливыми и обходительными. Весной я заведу себе парня, как станет тепло, я уже решила.

— Кого ты заведешь? — неожиданно повысил Гнат голос.

— Заведу себе любовника. Видимо, тебе так понятнее!

— А чего ж столько ждать? — прошипел он.

— Потому что, опять же в отличие от некоторых, я не падкая на первое попавшееся блюдо. Предпочитаю быть гурманкой!

— Никого ты себе не заведешь! — уже с угрозой сообщил Гнат.

— Даже спрашивать ни у кого не собираюсь!

Он глубоко вздохнул, потом сомкнул губы, заканчивая таким образом разговор. Потом Гнат занялся работой, старательно игнорируя толкущуюся поблизости Соломку, которая придерживалась обещания неотрывно следить, чем он занят.

Оказалось, по одной известное ему системе Гнат прикреплял в углы комнат крошечные наклейки, такие же невидимые, как ту, что до сих пор была на руке Соломки. И расставаться с наклейкой желания не было, в чём точно дело, неизвестно, но штука по-любому полезная.

Разобравшись с наклейками, Зверь пошел к порогу, с такой радостью, будто вырывался из клетки на свободу. Соломка след в след понеслась за ним.

— Стой!

— Чего ещё?

— У меня вопрос.

— Обязательно ко мне?

— Да.

— Ладно, спрашивай.

— Правда, что ты почувствовал во мне свою пару?

— Ч… что?

Его отвалившаяся челюсть была лучшим аттракционом за последнее время. Просто хоть фотографируй и на стену вешай.

— Правда или нет? — как можно строже спросила Соломка.

— Кто тебе сказал?

— Какая разница. Так что с ответом? Сложности какие-то?

Он вдруг неприятно скривился, почти оскалился, наклонился и вызывающе сообщил:

— Да! Правда!

Тут уже растерялась Соломка. Она была уверена, что Зверь с негодованием будет отрицать любые намёки про настолько личные чувства, а если совсем уж честно, ни о чём она не думала, вот вообще ни о чём, просто поддалась неосознанному порыву, задавая вопрос, но вышло, что он не только ответил, а ответил так, что неизвестно, как на такое реагировать.

Гнат сделал шаг вперёд — это движение несло столько скрытой угрозы, что Меланья невольно отступила.

— Да, — довольно зловеще прошептал Гнат и на его лице смешивался восторг и отвращение. — Это правда. И ещё правда, что это ровным счётом ничего не значит. Для меня. Кто-нибудь другой был бы рад. Но не я. Я понятно выражаюсь?

Это было как удар под дых. Воздух перестал поступать в лёгкие и Соломка с ужасом поняла, что задыхается. Верить, что ничего такого не было — это одно, это грустно, но понятно. Но знать, что это правда, влечение действительно существует, но одна мысль о подобной привязанности настолько… настолько ему отвратительна, это слишком больно.

Ванилия говорила, что была бы счастлива встретить свою пару. Как и любой из племени. Но не Гнат…

— И что? — продолжал он. — Есть что сказать?

Соломка вздрогнула и сдалась — развернулась и убежала, бросила его последи коридора, влетела в свою комнату, хлопнув дверью, а потом в ванную, включила воду, чтобы заглушить любой шум извне и, усевшись на пол, закрыла голову руками.

Сама виновата. Сама виновата!

Придётся учиться жить и с этой новостью. А как?

Нужно просто жить — и однажды всё наладится. Если в это верить, всё наладится. Иначе и жить не захочется. Последнее принесло столько удивления, что Соломка даже перестала всхлипывать.

Если она не вычеркнет Гната из памяти, то не захочет жить дальше. Вот так вот.

И это несправедливо. Мама радовалась жизни, даже когда радоваться было особо нечему. Голодная и в очередной раз выброшенная с работы она радовалась, что по небу ходят красивые тучи, что рядом чудесная дочь и вечером, под звук дождевых капель, можно лежать, укрывшись одеялом и читать вслух какую-нибудь книгу, где всегда побеждает справедливость.

— Отстань от меня! Отцепись, уйти, убирайся! — шептала Соломка, разгоняя образ Гната, который только что сделал с ними обоими нечто страшное. Что-то ненормальное, неестественное.

Но это его выбор.

А она должна сделать свой.

— Убирайся! — стало её выбором.

Каспи скептически смотрел сверху вниз и молчал.

— Ну правда, я так не замёрзну!

— Ночью холодно.

— А мне не пять лет, чтобы не знать, замёрзну или нет! Ты надоедаешь!

— Ладно, ты права. Извини.

— А сам, кстати, в расстегнутой куртке. Но я молчу.

Он рассеяно кивнул.

— Ну пойдем? Скоро же начнётся?

Время перевалило за полночь и Троя с трудом сдерживала зевок, несмотря на грядущее запретное развлечение. Что покажет суть Племени лучше, чем выставленные напоказ недостатки? Хотя арена не была категорически запрещена, но и не поощрялась. Тартуга верил, что от инстинктов нужно уходить, однако некоторые из Племени считали, что наоборот, нужно следовать туда, куда ведут инстинкты, раз уж получилось, что благодаря вмешательству захватчиков они не совсем люди. И пытаться стать людьми нечего. Ещё вопрос, кто из них более совершенен.

— В общем, мне бы не хотелось, чтобы ты не стала думать о нас хуже. Ну, после того, что увидишь. Особенно обо мне.

— Не льсти себе! На моей биографии тоже есть тёмные пятна.

Каспи снисходительно улыбнулся.

— Конечно.

Но судя по тону, не верил.

До неё вдруг дошло.

— Подожди! А ты… ты сам бился когда-нибудь на арене?

Молчание было самым лучшим ответом.

— Значит, да. Ты бился за женщину?

Теперь к молчанию присоединился опущенный долу взгляд.

— И победил? — уже с ехидцей спросила Троя.

Он поднял глаза и засмеялся.

— Знаешь, было, конечно, но я почти всегда проигрывал.

— Почему? — удивилась Троя. Судя по фигуре и движениям, он был далеко не самым слабым.

— Да просто… как сказать. Кроме бойцовских качеств тут очень важно, за кого бьёшься. Кто награда, понимаешь? Если награда тебя не очень-то интересует, то и стараться ты особо не станешь.

— А статус как же?

— Настоящие драки на статус происходят один на один глубоко в лесной чаще, без свидетелей. И закончиться могут очень даже плохо, — серьезно сказал Каспи. — Арена — просто игра, показуха. Просто развлечение, одно из многих.

— Значит, призы тебя не особо интересовали, — задумчиво сказала Троя и её глаза загадочно блестели.

— Совершено верно, — тут же подхватил Каспи. В его глазах моментально заблестели такие же таинственные искры, как и у неё. Он наклонился и сказал очень тихо, на грани шёпота:

— Но если бы там была ты, то я бы бился насмерть. И обязательно бы выиграл.

Звук его голоса завораживал. Прийти в себя было очень, очень непросто.

— Пошли быстрее, — опомнилась Троя, для чего ей пришлось потрясти головой. — Иначе всё интересное пропустим.

Она вложила руку в его ладонь, не надевая варежку. Его рука так хорошо согревала, придавала такую надёжность, что стоило в очередной раз ему сжать её пальцы, как сердце тут же таяло, а ноги подкашивались от накатывающей слабости.

Каждый раз, глядя на него, Троя думала, что он слишком хорош, чтобы быть настоящим. Что происходящее слишком красиво, чтобы происходить в реальности. Но если вдруг чудеса случаются, то нужно ими пользоваться, чтобы остаток жизни не жалеть, что не рискнул.

Идти к Арене пришлось долго. Они углублялись в темный лес, под ногами хрустел снег, а над головой смыкались ветви деревьев. От холода першило в горле, но присутствие Каспи согревало и наполняло чем-то лёгким, воздушным. В таком настроении и мороз, вероятно, не страшен.

Сначала до них донёсся шум, и только потом в темноте появились мерцающие огни. Чем дольше они шли, тем громче звучал барабанный бой, а свет дёргался и извивался, превращаясь в огненные языки.

Площадкой арене служила большая поляна. Сама арена представляла собой сильно вытоптанный круг, окруженный чем-то вроде плетеного забора и выглядела совсем не внушительно. Вокруг в железных бочках горели трещащие костры, распространяя клубы дыма, которые то и дело закрывали обзор.

Трою происходящее просто заворожило. Большинство зверей прохаживались полуодетые, их причёски напоминали дреды — свалявшиеся клочья волос. Хотя большинство, судя по виду, даже проживая в лесу, за собой следили — выглядели довольно чистыми, пусть и дикими. Интересно, а как они жили зимой, когда совсем холодно? Не могли же они спать на сырой земле или в норе?

Однако посторонние мысли почти сразу же вылетели из головы.

Музыки здесь не было, только барабаны и металлические тарелки. Сильно пахло палёным, видимо, жгли не только дрова и уголь, громко выстукивался быстрый ритм и вокруг арены кучковалось всё больше народу.

А потом на арену выпрыгнула женщина — распущенные волосы до плеч, из одежды только чёрная юбка и какие-то кожаные полосы, прикрывающие стратегические места. Её глаза были сильно подведены чёрным, а зубы сверкали белоснежными полосами.

Совершено дикая и удивительно привлекательная женская особь, правда, маленькая по меркам Племени. Даже Троя с одобрением на неё смотрела. Правда, опомнилась и быстро повернулась к Каспи. Тот с улыбкой наклонился ближе.

— Что?

— Нет, ничего. Зачем она тут?

— Объявляет, что ищет себе партнёра. Теперь кто заинтересовался, выйдет на драку.

— А-а-а.

Барабаны били всё громче, а на арену выскользнул один из мужчин, улыбаясь откровенно и вызывающе. Зрители взвыли. Потом выскочил ещё один, тяжело опустившись на землю. Зарычал, выпячивая грудь. Зрители взвыли ещё сильнее.

И правда, показуха. Но очень впечатляет!

Троя улыбнулась, пока на арене то и дело появлялись новые участники. Похоже, кареглазый приз пользуется успехом.

Толпа снова взревела, а на арену выпрыгнул очередной претендент. Улыбка с лица Трои слетела быстрее, чем она сообразила, почему так произошло.

И хотя мысли скакали, бросались от «не говорить» до «рассказать немедленно», Троя знала, что конечно же, расскажет Соломке.

Потому что о таком никак нельзя молчать.