Глава 2. Казенный дом

Отмотаем ленту времени немного назад и вернемся туда, откуда наш герой начал свой путь в этом новом и пока совершенно непонятном мире, благо в рамках повествования такая операция не представляет трудности. Вот тот самый дуб, с вершины которого он терзаемый сомненьями, разглядывал окрестные пейзажи. Чирикают в ветвях беспечные птички, шумит ветер и кажется ничто более не нарушает покоя этого места. Но что это за странный шум? Гора опавших листьев вспучивается, точно гигантский дождевой червь рвется из под земли наружу. Слышен мягкий щелчок сработавшего механизма стопора и тяжелая бронированная крышка снова замирает строго в вертикальном положении…

Проходит еще пара минут и на сцене осеннего леса появляется новое действующее лицо. Если бы Александр увидел этого человека, то вряд ли бы сразу узнал, хоть и был знаком с ним добрых два десятка лет. Уж здорово одежда меняет облик, "имидж-все", тот был в клетчатом пиджаке, джинсах, кроссовках и синей бейсболке с надписью "Газпром", а этот "как денди лондонский одет". Такое впечатление, что из недр противоатомного бункера появился коренной обитатель начала 19-го века. По крайней мере, такими их изображают в телевизионных сериалах и исторических фильмах: высокая шляпа-цилиндр, добротный английского сукна дорожный сюртук, рубашка тонкого голландского полотна, светло-серые брюки с высоким поясом и коричневые юфтевые сапоги с длинными отворотами. Добавим еще белые замшевые перчатки и шелковый платок повязанный на шее на манер пионерского галстука и получим типичный дорожный костюм состоятельного путешественника того времени. Примерно так они, аборигены начала прошлого века и выглядят на страницах "Ярмарки тщеславия" Теккерея или рассказов Диккенса. Правда, наметанный глаз историка-эксперта без труда уловит явную фальшь и грубую имитацию, так на пример – обувь на резиновой подошве и пластик заменяющий слоновую кость на навершии тросточки. Но для провинции сойдет, здесь главное – внешний вид, солидную "представительность" создать. С прежним профессором-историком Виктором Степановичем Голиковым этого "господина" связывала только одна приметная деталь – очки, да и те теперь красовались в старинной металлической позолоченной оправе, а-ля "пенсне на цепочке". Постояв еще некоторое время и повертев головой, он не без труда вытащил наверх с помощью веревки увесистый дорожный саквояж, размерами больше напоминающий чемодан века ХХ-го.

Небрежно, ногами и тростью забросав лесным мусором закрывшийся люк, новый "путешественник во времени" двинулся в дорогу, сверяя путь по солнцу строго на восток, туда где рано или поздно лес перережет проселочная дорога. Тратить время на запоминание ориентиров он не стал, незачем – сюда возвращаться в ближайшее время уже не придется, если вдруг возникнет желание или необходимость снова взглянуть на бункер, то ему обязательно помогут другие участники Проекта. А если нет… значит ему судьба остаться в прошлом навсегда, ведь он не сможет самостоятельно расконсервировать и запустить в работу дизельные генераторы и другое необходимое оборудование, без них машина времени – просто кусок бесполезного железа.

Да, не удивляйтесь, в отличие от "случайно попавшего в сказку" Александра, Виктор Степанович Голиков прекрасно знал куда и в какую эпоху прибыл, более того он был одним из авторов-основателей "Проекта коррекции исторических событий" и стоял у истоков этого предприятия. К сожалению, его попутчик, потенциальный помощник и телохранитель бесследно исчез, два часа ожидания на месте результатов не дали. Сперва даже у профессора зародилось сомнение, что Сашка действительно прибыл сюда, вдруг произошел случайный сбой в работе капризной электроники управляющего модуля машины времени, и бренные останки его спутника сейчас может быть в меловом периоде хищный тираннозавр доедает? Но свежая глина на стальных скобах-ступенях и вскрытый ящик с оружием, равно как и открытые запоры люка и герметичной двери места для иного объяснения не оставляли. Жаль… очень жаль, "запасной" специалист по электронике у них команде есть и не один, а вот второго такого хронопутешественника – "снайпера" или "стрелка", а именно под такой кличкой старый знакомый Степаныча проходил во всех внутренних документах Проекта – не было. Осталось надеяться, что Сашка рано или поздно вернется обратно к убежищу, или может быть удастся отыскать его следы позднее при помощи аборигенов. Бегать по лесу в поисках пропавшего напарника у историка не было ни малейшего желания, сил, да и времени тоже. И так Проект выбился из всех ранее намеченных графиков и сроков. Теперь он, Виктор Степанович Голиков должен, действуя в одиночку, должен немедленно приступить к подготовке плацдарма в прошлом для работы остальных членов Проекта. Как-то не по себе без спутников продираться через лесные заросли, разбойники тут не такая уж и экзотика, особой надежды на карманный двуствольный пистолет и спрятанную в трости шпагу у него нет, не боец одним словом. Да ему хоть АКМ в руки дай, и все равно решительный местный "мужик с ножом" одержит верх над профессором, рафинированным интеллигентом в N-ом поколении. "Лихого" человека интеллектом не покорить, поэтому и прихватил историк с собой Александра в качестве спутника и телохранителя. Знал он этого парня давно и считал, что сможет убедить его поработать в общей команде Проекта, хотя бы ради призрачного шанса на возвращение домой.

По дороге через лес он несколько обтрепался и отчасти потерял прежний холеный вид, но это даже хорошо, солидный барин не может появиться в провинциальном городишке без собственного выезда и хотя бы пары слуг. Ни того и другого из будущего с собой не возьмешь, а телохранитель, и заодно потенциальный "крепостной слуга" исчез бесследно. Поэтому придется использовать "запасную" хитрую легенду для внедрения, в основу которой лег сюжет "Кота в сапогах". Нет, совсем не сказки Шарля перо, а скорее ее поздней "экранизации". Помните, в японском узкоглазом варианте так: "Принцу Халява слава, да здравствует принц Халява!", так вот и будет у нас свой российский "прЫнц Халява".

В последнее время Проекту трагически не везло, так в прошлом году разорился главный, можно сказать, что единственный и основной спонсор. Нет больше среди них богатого и преуспевающего бизнесмена, снабдившего раннее Проект оружием, снаряжением и предоставивший для нужд "путешественников во времени" свое домашнее бомбоубежище – тот самый бункер на горе, откуда все и началось на новом месте. Былые энтузиасты, прямо таки горевшие огнем свершений, постарели, погрузнели, обзавелись болезнями, семьями и детьми – мало ли чего произошло за долгие 15 лет, пока шла тщательная и кропотливая подготовка к путешествию в прошлое. До сих пор была не решена полностью и проблема финансирования деятельности "господ корректоров" в начале века 19-го, да и в настоящем "денежных" затруднений Проекту хватало выше крыши. По технической части полный завал: главный "гуру" – ученый, случайно создавший машину времени в ходе инициативной разработки по другой тематике, постепенно впадал все больше и больше в старческий маразм, а из молодых коллег никто его заменить не мог. Все складывалось очень и очень неудачно, прямо сплошная полоса невезения, наступил момент когда надо было или бросить все, или решительно идти напролом. Вот поэтому, когда подошло время, бедняге Степанычу пришлось "личным примером" возглавить первый десант в прошлое, других добровольцев пока не нашлось. Не было твердой уверенности, что человек без вреда для здоровья и рассудка перенесет такое перемещение во времени и пространстве.

По идее, надо было бы взять с собой в начало 19-го века профессиональных военных, вот только одна беда: у "профи" могут со временем прорезаться претензии на лидерство. Так просто с ними не сладить – не любят вояки "пиджаков", особенно не переносят "сильно умных"… это первая причина, почему он предпочел прихватить в прошлое своего соседа. Вторая заключалась в том, что "вояк" к тому времени в Проекте уже не было ни одного. После того как с "генералом", а на на самом деле – отставным полковником-генштабистом они разругались в хлам, "погоны" все до единого, как по команде их покинули. Солидарность у них сволочей таких видите-ли против "шпаков" прорезалась… чистоплюи мундирные. Первоначально ведь предполагалось, что Степаныча будет сопровождать и охранять профессионал, человек имеющий боевой опыт и посвященный во все детали замысла. Заменить его кем-то стороны было очень уж рисковано, как поведет себя "крутой мужик" увидев, что в документах он значится бесправным рабом, якобы для маскировки? Ставить на своей шкуре такой психологический опыт историк не рискнул, он хоть и ученый, но жизнь за науку пусть отдают другие. Да и у "насильственно завербованного" могли остаться в настоящем времени любимая жена, дети, и мало ли еще кто и чего – требовалось длительное изучение и сбор сведений о каждом таком кандидате. А сроки уже поджимали. Но "господин историк" не был бы гением, по крайней мере он так скромно себя называл в узком кругу соратников, если бы не имел под рукой реального запасного варианта. Тут то он и вспомнил о старом знакомом, его соратники по Проекту однажды лишь мельком увидев Сашку сразу же замахали руками: "Ты чего и не думай, он же определенно тормоз – это с первого взгладя заметно!" Но историк знал, что это не совсем так, да действительно после Афганистана с молодым парнем что-то случилось, иначе никак нельзя объяснить то факт, что "сержант без промаха" до сих пор не в большом спорте, не у силовиков, и не у криминала. Он как бы "замкнулся в себе", и жил можно сказать "автоматически": учился в ВУЗе, позднее приходил на работу и что-то там делал согласно должностной инструкции и предписаниям, но никуда не стремился, не двигался вперед, просто жил по-тихоньку. Для бурных 90-х это абсолютно "ненормально", когда все куда бежали, чего ловили, что-то скупали и ловчили… кто поймал свою "птицу удачу", кто погорел на акциях МММ, а кого-то по весне нашли в лесу с дыркой в голове. Для тех лет Сашка вяглядел настоящим "психом", хоть и был вполне нормальным и здоровым человеком, это скорее весь остальной мир вокруг него временно сошел с ума. Но в любом случае, талант как говорится не пропьешь и в землю не зароешь, хорошо знакомые с Александром люди утверждали, что как стрелок из ручного оружия он – явление просто уникальное, и им можно было верить. По крайней мере, к такому выводу пришел Степаныч, тщательно проанализировав все имеющиеся факты. А что до чрезмерного "спокойствия" или "тормознутости", как угодно или даже "тупости", то ему этот недостаток в плюс, недаром среди снайперов-непрофессионалов Великой Отечественной войны так много всяких чукчей, якутов и прочих представителей "горячих" и малых северных народов. Отсутствие "шила в заднице" совершенно не помешало этим бойцам настрелять сотни, если не тысчячи даже "истинных арийцев", факт общеизвестный. С интеллектом как раз у Александра дела обстояли в полном порядке, ВУЗ он закончил почти, что с красным дипломом, требовалось лишь пересдать для красивой корочки один-единственный незначительный экзамен. Но похоже, что к тому моменту парню на все эти заморочки было абсолютно наплевать – "сойдет и так".

Да будь он хоть и полный даун от рождения – не важно, решил историк, не суть другое – главное стреляет точно и быстро, причем практически из любого оружия, а именно это в сущности и требовалось. Из современного вооружения у них Проекте в наличии шиш да маленько – автоматический пистолет в единственном экземпляре и пара ящиков ручных гранат устаревшего образца, "ствол" пожертовал один из участников Проекта, а "лимонки" достались совершенно случайно. В магазине пистолета лишь восемь патронов и нужен ему такой "хозяин", что ни потратит даром ни одного. Там в 1801-ом году бессмысленно пугать аборигенов, не поймут ведь – они такой экзотичекой "железки" сроду не видели. Нет ни малейшего смысла кричать и стрелять в воздух, только на поражение и иначе никак. Если им сильно не повезет и там у люка бункера уже собралась гоп-компания в пару-тройку сотен разбойников, то не спасет и пулемет. Но вроде бы по архивным документам в месте "внедрения" в указанный период таких крупных бандформирований не наблюдалось. С небольшой группой "работников ножа и кистеня" разобратся сможет и Александр. Он не очень хороший боец в рукопашной, но ведь если дело дойдет до кулаков и ножей, то им в любом случае конец. Хроноаборигены задавят пришельцев количеством, никакой Брюс Ли не справится одновременно с несколькими сильными и решительными противниками. Так что этот фактор не определяющий, Степанычу нужен хладнокровный убийца, а не специалист по уличному или спортивному мордобою, должно быть так: один патрон – один труп. И для Проекта такой редкий в ХХI веке специалист может оказатся полезным, ведь историю не "корректируют" в белый перчатках, без кровопускания все равно не обойтись. Остался еще один существенный момент, а будет ли потенциальный телохранитель стрелять по приказу или в порядке самозащиты, не оставила ли минувшая война у него своего рода "блок" на такие действия? Степаныч был уверен, что ерунда все это, нет у него там никаких комплексов…

– А если бы война не закончилась, что бы ты делал дальше? Так бы и убивал тех афганских дехкан-голодранцев? – спросил он однажды Сашку, беседовали вечерами они в последний год перед "заброской" часто и обычно на кухне у историка, попивая попутно ароматный чай.

– Или мы их или они нас. – с совершенно невозмутимым видом ответил тот и потянулся за своей чашкой, – Война!

То, что мне нужно, решил тогда историк, вот он в принципе "идеальный солдат", готов сражатся, готов выполнять приказы, готов и умереть… За что – Степаныч придумает, это его работа, хоть за "интернациональный долг", хоть за "национальный", хоть "за веру, цари и отечество" – главное подать эту байду в правильной обертке и вовремя. Зря парнишку на медосмотре при попытке устроится в МВД забраковали, нет у него никакого "ветнамского синдрома", сказки это все, придуманные медиками для "попила" госбюждета. Да он и раньше был таким и сильным и слишком "спокойным" одновременно, скорее всего со временем это качества усилились и невольно стали бросатся в глаза, до этого "странностей" просто не замечали. Пожалуй так даже лучше, современную молодежь у которой действие зачастую опережает мысль историк недолюбливал. "В пользу" Сашки работал и еще один существенный момент, которого были лишены остальные кандидаты – он одинок, родители у него постоянно проживают в другом городе, и с подругой он недавно разругался. Осталось лишь подгадать, когда Александр получит очередной отпуск и тогда ровно месяц его никто не будет искать, а примерно столько же времени Проекту требовалось как для предварительное разведки прошлого, так и для "закрепления" там и окончательного перемещения всего своего "личного состава" и имущества в выбранный участок Времени. В противном случае могли возникнуть нежелательные проблемы с правоохранительными органами. И самое главное – Степаныч был убежден, что сможет на 100 % контролировать парня, многолетнее знакомство и даже "дружба домами" давала хороший шанс "повесить на уши" этому "лоху" любую лапшу – обязательно поверит ведь!

Вот поэтому, когда историк не обнаружил Александра ни внутри, ни возле бункера, то первое время даже чуть ли не в "шоковое состояние" впал – куда "этот идиот" мог без него уйти? Да Сашка просто неспособен на такие действия! Удрученный исчесзновением "верного раба", он так расстроился, что даже забыл взять из условленного места заранее приготовленный пистолет, и вспомнил об это упущении только на полпути к уездному городу, когда вернутся назад было уже нельзя.

Бог ним с этим пропавшим телохранителем, но теперь надо обязательно дойти до уездного городка и первым делом более-менее обосноваться там, далее путь лежал в Златоглавую. Остальные соратники должны были по договоренности переместиться в прошлое только при получении условных сигналов, свидетельствующих, что "наш человек" благополучно прибыл на место, "укоренился" и приступил к деятельности. Вариантов нет, если историк останется в бункере, то скорее всего Проект решит, что все провалилось и за ним никто не последует. Кроме того он рассчитывал, что прибыв первым и обустроившись займет де-факто ведущее положение в Проекте и будет диктовать свою волю соратникам. С этими кадрами у Степаныча были кое-какие принципиальные разногласия. Нет они все конечно, хотят "Великую Россиию", только каждый понимает это "величие" по-своему.

До местного "райцентра" – уездного городка N Виктор Степанович добрался, вопреки ожиданиям, без особых приключений, сомнительное удовольствие прокатиться на жесткой соломе в крестьянской телеге обошлось всего в полтину, иначе говоря – пятьдесят копеек серебром. Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным. Только два поддатых мужичка, стоявшие у дверей питейного дома против гостиницы, сделали кое-какие дельные замечания, относившиеся, впрочем, более к головному убору пришельца, чем к его обладателю.

– Вишь ты, – сказал один "питух" другому, – во какая шапка чудная! Не иначе немец заморский к нам пожаловал?

– Не, Фома энто царев служивый поди, – отвечал другой, – Тока ненашенский, не рассейской, мож хранцуз?

Виктор Степанович отвлекся на минуту разглядывая парочку экзотических одетых оборванцев-бомжей у кабака и тотчас был наказан. На него налетел молодой человек во фраке и белых коротких панталонах. Обошлось без конфликта и даже без ругани, мило раскланялись снимая головные уборы и разошлись каждый по своим делам. Во дворе гостиницы его снова чуть не сбил с ног вертлявый типчик с засаленной салфеткой в руке, и еще одной грязной за поясом. Не иначе это половой из трактира при гостинице или комнатный слуга. Историк собрался было спросить о наличии свободных номеров, но не успел и рта открыть. Его схватили за руку и дернув, волоком потащили на второй этаж, разбитной слуга трещал не переставая точно реклама из надоевшего в двадцатом веке "дуроскопа", расхваливая на все лады достоинства своего убогого заведения. Всего два рубля в сутки с полным пансионом, не так уж и много для провинции. Другой прислужник в длинном сюртуке резво подскочивший сбоку попытался было взять из рук приезжего господина багаж, но неожиданно встретив жесткий отпор в виде болезненного пинка по лодыжке, сконфуженно удалился, слегка прихрамывая на пострадавшую ногу. Расставаться пусть даже на короткое время со своим дорожным саквояжем-чемоданом историк не собирался. Слишком уж необычное содержимое скрывалось за его гладкими боками из добротной, но искусственной кожи сделанной под "крокодила".

Пока новый приезжий господин осматривал свою комнату, гостиничные служители за его спиной вполголоса обсуждали необычного посетителя, как так такой барин и совсем без горы чемоданов и собственной прислуги. До обострившегося после утренних событий слуха Виктор Степанович вдруг долетело неприятное слово "жулик". Он резко обернулся и смерил тяжелым взглядом скучившихся за порогом слуг, холуи тотчас прикусили языки и натянули на лица дежурные угодливые выражения.

Обследовав апартаменты он остался вполне доволен, с мусором и тараканами еще можно смириться пару-тройку дней, дольше жить тут не придется. Наружный фасад гостиницы полностью отвечал ее внутренности: она была очень длинна, в два этажа. Нижний не был оштукатурен и оставался в темно-красных кирпичах, еще более потемневших от лихих погодных перемен и грязноватых уже самих по себе. Верхний этаж был выкрашен грязно-желтою краскою "казенного" оттенка в которую принято красить казармы и прочие казенные присутственные места. Внизу уютно располагались различные мелкие лавочки, торгующие хомутами, веревками, баранками и прочей розничной "бакалеей". В угловой лавке, или лучше сказать в окне, помещался торговец сбитнем с огромным самоваром из красной меди и рожей такой же красной и внушительной, что близорукому наблюдателю издали можно бы подумать, будто на окне стояло сразу два самовара, если бы один "самовар" не был с черною как смоль бородою.

Внизу в трактире Виктор Степанович встретил уже знакомых до боли по русской классической литературе персонажей. Эти бородатые красноромордые хамы в поддевках до колена и сапогах складками гармошкой до паха не иначе купцы, пришли попить чаю и обсудить очередные сделки, других посетителей здесь не было. Размотав цветную шелковую косынку на шее, наш "господин" велел половому подать себе обед. Никакой экзотики тут не было, но ассортимент на удивление хороший: горячие щи с слоеным пирожком, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец соленый и слоеный сладкий пирожок на десерт к липовому китайскому чаю. Плотно пообедав он задержал трактирного слугу и подробно расспросил, выведал имена и должности всех важных городских чиновников. Пока абориген путаясь в фамилиях и рангах пытался отвечать на его вопросы, внимание Виктора Степановича привлекла картина на боковой стене изображающая полуголую девицу с грудью явно даже больше чем XXL, к сожалению ниже пояса эта особа была снабжена рыбьим хвостом. Неожиданно ему захотелось того о чем он уже добрых пять лет почти не думал – дико потянуло на секс, но всему свое время. До местных, туземных красоток он еще доберется, дайте только срок.

Отдохнув часок на жестком диване в номере, гость уездного городка написал прямо на саквояже, с которым не расставался даже в трактире, короткую пояснительную записку для полиции, указав свой чин, имя и фамилию для сообщения куда следует, а так же обстоятельства приведшие его в город N. На бумажке половой, спускаясь с лестницы, кое-как прочитал по складам следующее: "С уважением… ваше превосходительство… Курляндский потомственный дворянин Филипп Карлович Пферд… помещик… по своим надобностям в Москву, жестоко ограблен собственными слугами по дороге и посему покорно прошу вашей милости содействия в немедленном розыске злодеев и похищенного имущества.". Французские словечки пришлось опустить, но и без них все понятно. С минуту-другую подивившись такому обороту, грабежи и разбой на большой дороге в уезде редкость, слуга промедлил. Последнего разбойника, знаменитого на всю губернию Яшку-кривого изловили два года назад. Вот однако повод для новых сплетен и слухов в сонном болоте провинциального городишки, будет о чем почесать длинные языки местным кумушкам. Служитель, спрятав записку в карман неторопливо отправился к хозяину, вечером эти сведения будут обязательно представлены до начальства.

С утра весь следующий день был посвящен закупкам необходимых мелочей и "почистив перышки" приезжий господин после обеда отправился делать необходимые визиты всем городским сановникам, начав понятное дело с полицмейстера. Как он и рассчитывал местные "слуги порядка" не стали торопиться с розысками преступников или устраивать "операцию перехват". Здесь такое не в обычае, обычно полицейские ждут, когда злоумышленники сами по себе попадут в руки закона, при сбыте награбленного например.

Важно другое, везде его, коренного уроженца двадцатого века принимали за своего в доску, никаких косых взглядов и подозрений, промах с цилиндром, позаимствованным из театрального реквизита, он уже устранил… все получилось! А ведь были опасения и немалые, но "внедрится в провинциальную среду" оказалось даже проще чем у классиков русской литературы. В последний месяц перед путешествием во времени он запоем прочитал всего Гоголя вплоть до примечаний мелким шрифтом и даже критики, ранее в школе пропустил – тогда показалось чересчур скучновато. Между гоголевским махинатором, скупщиком мертвых "ревизских душ" Чичиковым и Виктором Степановичем было определенное сходство, оба собирались заняться противозаконной деятельностью, только господин историк не стал мелочится, он сразу замахнулся на куда как более крупный куш…


…………………………………………………

– "Цыганка с картами, дорога дальняя… Дорога дальняя, казенный дом… Быть может, старая тюрьма центральная меня парнишечку, по новой ждет."

– Чаво распелся то? Не горюй паря, попадешь еще туды, не минешь. – утешил загрустившего было Сашку возчик, его к слову Тимофеем звали, – Нашему брату в казенном месте завсегда рады и напоят и накормят и посекут. У меня вот кума в Сибирь закатали в позапрошлом годе. Истинно народ грит: "От сумы и от острога не зарекайся."

– За что его, если не секрет? Украл, убил или ограбил кого?

– Ведро пива на дому сварил… Ты че не слыхал, теперича строгости у нас, откупщики со стражниками по деревням рыскают волками, чуть чо на правеж немедля волокут, а кум до бражки и полпива большой охотник был и сам гнал зелье, царствие ему небесное.

– Так вроде же в ссылку отправили, а не казнили? Или я ослышался?

– Ежели зимой в Сибирь погонют, то почитай прямиком на то свет така ссылка выйдет, мало кто живым доходит, особливо если еще на дорожку кнутом благословят. Я уж ему свечку в церкви поставил за упокой, сгиб мужик почитай ни за что.

Остается Сашке только надеяться, что все это искусная игра актеров, иллюзия и миф, на интуристов стараются работать. Ведь если в самом деле попал в места, где с самогоноварением борются так жестко, что товарищ Сталин со своими репрессиями нервно курит в сторонке… скучно здесь однако… вероятно и за остальные мелкие проступки карают не менее сурово. Но вот уже и райцентр показался за поворотом пыльного проселка, или "уездный город" на языке аборигенов. Прочь сомнения, будем надеяться, что скоро появится долгожданный ответ на все сегодняшние вопросы.

Городок встретил Александра совершенно безразлично, на въезде сразу бросилась в глаза хитрая будка раскрашенная белыми и черными полосами и шлагбаум точно такой же расцветки. Схалтурили господа бизнесмены, сразу видно все сделали точно по классику: застава-кабак-церковь-кабак-застава, нет бы нечто оригинальное придумать, и названия у деревушек в этом этнографическом парке тоже бестолковые, никакого полета фантазии, не иначе американцы тут все спроектировали. То ли дело едешь у нас по трассе, смотришь указатель д. Сундуково, а через пятнадцать километров д. Чемоданово, еще полста верст отмотаешь и пожалуйста – д. Ванячмо. Вот это совсем другое дело, сразу запоминается навсегда, а тут словно в дурном заокеанском детективчике "про Россию" где все русские – Ивановы, а все деревни – Сосновки или Ольховки. Белокурый мальчик, босоногий в выцветшей не по росту рубашке до колен быстро дернул засаленный шнурок и шлагбаум медленно пополз вверх пропуская наших пришельцев. Сашка ради интереса заглянул в эту сортирообразную будочку, где по идее должен размешаться грозный городской страж. Старый воин на месте, спит как ребенок сидя на маленькой скамейке и поджав под себя ноги, забавные у дедушки усищи, или это скорее всего баки так он так отрастил, словно по бокам торчат две независимые бородки? И мундир древний из шинельного сукна пошитый, точно из исторической ленты не иначе прямо из реквизита Мосфильма взяли, пацан же наверное по замыслу режиссера приходится старику внуком или даже правнуком. Тимофей высадив Сашку в центре городка отправился далее к базару, или как он выразился к Сенной. Александр прошелся по местной центральной улице разглядывая строения, вот большое красивое каменное здание, оно выстроенное явно с претензией на монументальность, может сразу туда сунутся, здесь должна, нет просто обязана размещаться местная администрация. Скорее всего за старинными фасадами он найдет вполне современные офисы с компьютерами, факсами и телефонами. Та что же, идти туда или нет? Терзаемый сомнениями он решил все же сперва пробежаться по городу, осмотреть тут все, а уж потом действовать наверняка.

Примерно через час из всех возможных версий у него осталась только одна, место куда он попал, действительно находиться в прошлом. И это июль-август 1801 года, если верить облезлому и частично оборванному официальному объявлению на заборе и подобранному на улице обрывку неизвестной газеты. Манифест информировал обывателей о состоявшейся коронации и восшествии на престол императора Александра Первого, а на газетном обрывке была указана дата – 29 апреля 1801 г, можно конечно было и точнее определится, но привлекать излишнее внимание местных аборигенов "странными" вопросами Сашка не рискнул. Предположим это фейк, обман и имитация специально рассчитанные на иностранных туристов, но он за час облазил всю округу и нигде не увидел ни одной торчащей из земли стальной арматурины, ни единого обломка бетона или силикатного белого кирпича. Окончательно его добило посещение местной свалки, этого добра в городе хватало, почти за каждым домом имелась своя собственная… В райцентре вообще царила дикая антисанитария по меркам 20-го века и пахло отнюдь не розами, мало того, что кругом грязь чуть ли не по колено, так еще и кучи конского навоза всюду валяются, приходится внимательно смотреть под ноги, чтоб куда-нибудь не вляпаться. Копаться на помойке он естественно не стал – побрезговал, одного беглого взгляда хватило, что бы убедиться, что почти все отбросы, что называется естественного происхождения: пластик, полиэтилен, пенопласт и жесть отсутствуют в принципе как класс. Значит точка – версия с резервацией полностью отпадает, провал в будущее тоже. Теперь остается только поближе познакомится с Россией, которою потерял это как его, фамилия еще "болтливая", вот его бы сюда, пусть полюбуется на "патриархальную жизнь", понюхает чем она пахнет.

Тогда, в тот день "гость из будущего" и совершил первую и единственную трагическую ошибку, начав "внедрение в новую жизнь" с посещения местного базара. Александр решил не испытывать лишний раз судьбу "на удачу", шатаясь по улицам городка, тем более, что местные аборигены время от времени обращали на него внимание. Один раз офицер или может быть чиновник – человек в мундире военного образца со шпагой на перевязи его окликнул, но Сашка поспешил ускорить шаг, сделав вид, что не услышал. На соседней улице пьяная бабенка с бланшем под глазом привязалась, вероятно рассчитывая на угощение от "кавалера", с трудом он ее "отшил", еще немного и тетка бы приобрела второй фингал для симметрии. Сашка предположил, что в большой толпе будет менее заметен, поэтому и направился прямиком на местный рынок. Благо деньги были, старинных дореволюционных монет подходящего периода у него примерно на 70 копеек, следовательно сейчас надо закупить побольше продуктов на всю сумму и бегом вернуться обратно в подземное убежище. Этот таинственный объект точно имеет определенное значение для перемещения по времени, а посему надо там и разбираться, что к чему и почем. Простая, "железная" логика, если это 1801 г, то бункер со всем оборудованием, как и Александр прибыл сюда из будущего и не исключено, что пресловутая "машина времени" именно в нем и находится.

А Гоголь оказался прав чертяка, действительно тут даже с сотней рублей в кармане всего добра на ярмарке не скупить, хотя для местных, судя по уровню цен, это видно бешеные деньги. Огромное скопище людей без всякого видимого порядка порядка и все продают, покупают, или просто разглядывают товары. Вместо прилавков какие-то простые деревянные, наспех сколоченные козлы, часть торговцев предлагает свой товар прямо с телег, а иной и на земле разложил свое добро на подстилке из грубой дерюги или мешковины. Чего здесь только нет, от уздечек, хомутов и сбруи, до свежих, только что из печи пирожков. Сашка на секунду замешкался и его тут же грубо толкнули в бок, разряженная в дорогие ткани толстая некрасивая барыня обозвала хамом, а тащившая за госпожой огромную корзину с покупками молоденькая кухарка напротив приветливо улыбнулась парню. А девочка то ничего… симпатичная, все при ней, как в народе говорят… так бы и приударил в другое время, только он и успел подумать, как рядом зашуршали длинные юбки цыганки.

– Давай кавалер молодой, золотой, за жизнь погадаю, всю правду скажу! – заученной профессиональной скороговоркой выпалила представительница "кочевого племени".

Почему бы и нет, тем более, что "волшебница" просит за "всю правду" всего лишь пятачок? Сашка без колебаний отдал медную монету и доверчиво протянул ладонь. Может в самом деле что-то дельное скажет, сегодня его уже трудно удивить необычными явлениями.

– Вижу казенный дом и долгую дорогу и опять… – ворожея вдруг внезапно замолчала и молнией метнулась прочь в толпу, только пестрая шаль и мелькнула. Александр еще удивился тогда, что ее так могло напугать, вроде бы все вокруг мирно и спокойно. Не знал наш герой в тот момент, что его жизнь на ближайшее десятилетие уже давно определена. Некто очень важный в столице подписал две недели назад очередное распоряжение. Цыганка случайно угадала его судьбу, впрочем ничего удивительного в этом происшествии не было. Предсказатели будущего, маги, гадалки и прочие шарлатаны, как правило держат нос по ветру текущих событий, иначе им просто невозможно одурачить клиентов. Надо было ему тогда руки в ноги и вслед за цыганкой скорее удирать подальше от этого места, но он промедлил и опоздал, буквально на пять минут, ловушка судьбы захлопнулась, попался… обстановка резко изменилась и отнюдь не к лучшему.

– Салдаты-ы-ы А-А-А!!!! Караул!!! Иду-у-ут!!! – истошный, пронзительный женский полукрик-полувизг подстегнул толпу точно невидимым бичом и спокойные, важные и даже самоуверенные минуту назад обыватели в долю секунды превратились в обезумевшее стадо. Они в панике давили друг друга и лезли на стены и заборы, опрокидывая попутно импровизированные лотки с товаром, топтали ногами упавших, только бы убраться подальше отсюда. Мужик продававший рядом с Сашкой прямо с телеги овес, дико заорал дурным голосом, и встав во весь рост огрел свою лошаденку длинными вожжами. Несчастное животное рвануло не разбирая дороги, и телега с бешеной скоростью, точно пуля, вылетела с рынка. Александру не повезло тогда, он неожиданно оказался стиснут в самом центре плотной человеческой массы, совершенно дурацкое и беспомощное положение. С одной стороны народ усиленно "прессовал" строй солдат в старинных мундирах и необычных ведрообразных головных уборах, кивер не кивер, скорее что-то вроде кожанной каски. Как показалось тогда Александру, они особо не церемонились и действовали предельно жестоко, пытавшихся вырваться на волю людей били в полную силу прикладами и подкалывали слегка штыками, загоняя обратно в толпу. С противоположного конца пытавшихся уйти сдерживали кавалеристы в блестящих медных касках с обнаженными саблями "на плечо", кое-где дети и подростки сумели проскочить между боками коней, но взрослые их примеру последовать боялись. Сдавленный со всех сторон народ стонал, кричал, ругался и проклинал мучителей, но на военных эта какофония не производила ни малейшего впечатления, скорее всего дело для них уже привычное и рутинное. Выдавив наконец людей с базара, они деловито оттеснили всех за окраину городка. Там толпу кое-как сбили в неровную колонну и погнали к мрачному строению, двор которого был огорожен высоким забором из толстых заостренных на концах бревен. Наверно это и есть тот самый острог, о котором упоминал возчик Тимофей, понял Сашка, но выбраться из толпы было невозможно. Вояки деловито загнали живую добычу во двор и тотчас же закрыли массивные дубовый ворота. Не то чтобы "гость из будущего" сильно испугался, он просто не понял, что вокруг происходит, между тем события развивались своим чередом. Людей постепенно начали отпускать на волю, в первую очередь освободили тех, кто попадал под категорию "господа" и был сравнительно лучше одет, затем понемногу выпустили женщин, подростков, детей и совсем уж древних стариков. Во дворе острога остались только мужики средних лет и молодые парни. Далее примерно час ничего не происходило, затем из внутреннего помещения тюрьмы солдаты принесли стол и два стула и вскоре появился офицер в доисторической треуголке, совсем как у Наполеона, а может быть чиновник военного ведомства. В мундирах наш современник не разбирался еще в ту пору, да и позднее с идентификацией многочисленных "их благородий" у него постоянно были проблемы. За начальником трусцой прискакал писарь с чернильницей, перьями и большой кожаной папкой под мышкой. Толпа во дворе острога заметно оживилась и как рассерженный пчелиный улей загудела, прежде спокойный народ заволновался и задвигался, что-то будет?

– Щас зачнут откупать у казны, – произнес полушепотом стоявший рядом с Александром толстогубый парень.

И точно, в массивных дубовых воротах острога открыли маленькую калитку и оттуда потянулся нескончаемый тонкий ручеек посетителей. Они подходили к офицеру протягивали какие-то бумаги, стараясь при этом незаметно передать его помощнику-писарю небольшие свертки или узелки, некоторые просители просто тихонько бросали подношения прямо под стол. Далее в сопровождении конвойного солдата родственники направлялись к толпе и забирали "своего" из числа задержанных на базаре, процесс шел довольно быстро, и вскоре во внутреннем дворе тюрьмы осталось только примерно три дюжины пленников, за ними из города никто не пришел.

– Что они с нами сделают? – спросил Сашка у толстогубого, неизвестность пугала даже больше явной опасности. Не хватало еще в тюрьму попасть в этом непонятном новом мире, хорошее однако начало, лучше не придумаешь.

– Погодь увидишь ищо, у тя плакат есть?

Александр только отрицательно мотнул головой, догадавшись без разъяснений, что "плакат" – это не иначе паспорт, или другой документ удостоверяющий личность. Ничего подобного у него с собой не было, только "усы, лапы и хвост" как у кота Матроскина из известного мультфильма.

– Вот и мня нету ево… – только и успел ответить собеседник, как солдаты стали по очереди вытаскивать парней и мужиков из толпы к столу офицера. Там вопросов задавали совсем немного: есть ли документы или поручители из числа местных горожан. Далее интересовались возрастом, именем-фамилией и все, остальное начальство абсолютно не волновало. У двоих счастливцев требуемые бумаги оказались при себе и их тотчас отпустили, парни кинулись прочь бегом, только заветная калитка хлопнула, остальным осталось лишь проводить счастливчиков завистливыми взглядами в спины.

…………………………………………………

– Сколько годов, живее ответствуй разбойник!

– Тридцать пять, – Александр честно ответил на поставленный вопрос, чего тут скрывать, неужели и так не видно?

– Врешь скотина, тебе и двадцати поди нет! Следующий давай!

– Но господин офицер, я…

– Пшел вон быдло, на твое счастие у меня рука ноет с утра, а то бы я тебе зубья пересчитал!

Сашка дернулся было оправдываться – он тут случайно оказался, он вообще прибыл из далекого будущего, он все объяснит, это трагическая ошибка… Но, стоявший позади стола, немолодой солдат с короткими седыми усами на усталом обветренном лице ловко вскинул ружье, и в грудь неудачливому путешественнику во времени уткнулось холодное и острое жало штыка, больно уколов даже через плотную ткань штормовки. С таким убедительным, "стальным" аргументом уже не поспоришь, пришлось пока покорится. День постепенно клонился к вечеру но ничего определенного военные о дальнейшей судьбе им так и не сказали. Александр вместе с другими товарищами по несчастью от нечего делать шатался-болтался по вытоптанному сотнями ног до состояния бетона, внутреннему двору тюрьмы, заглядывал в узкие зарешеченные окна камер, никто в этом занятии им не препятствовал, ходи и глазей в свое удовольствие. Он так же внимательно рассмотрел солдат из охраны острога и в первую очередь их вооружение. Гладкоствольные ружья с кремневыми ударными замками, подобное он уже видел в "старой жизни", у них в городе один такой экземпляр лежит в витрине магазина "Охота и рыбалка": здоровый и тяжелый карамультук, миллиметров 20 калибром не меньше. Вроде не очень точное и весьма ненадежное оружие, но вот примкнутые длинные штыки производили должное впечатление, не иначе тут господствует суворовский принцип "пуля дура – штык молодец"? Помимо ружей у солдат при себе были еще короткие сабли или тесаки, в холодном оружии Сашка разбирался слабо.

В одном месте молодые парни сбились тесной кучкой вокруг какого-то замшелого старичка, видимо острожного старожила, а тот с видом знатока посвящал новичков в местные реалии.

– Зазря вы себя братцы назвали себя начальству по имени, надо было стоять, что мол ниче не знаю и ниче не ведаю, Иван де я – Беспамятный. Ну посекут лозой немного за "безпамятного", за то в рекруты не пойдете.

– Дедушка так в Сибирь же за сие отправят? – усомнился уже знакомый Сашке толстогубый паренек.

– А те че? Каторга, милок она нам как мать родна, летом с ее убег – каждый кустик ночевать пустит. А покедова туда гонят, ты одной милостыньки на полста рублев соберешь, в Москве-городе купцы несчастненьким белыми булками подают и калачами. Ты мастеровщина таких на воле сроду не едал! Служивый в барабан бьет, мы "милосердную" поем, народ так и сует деньги и харчи в охотку, не жизнь, а малина.

Дедок не жалел красивых слов, обрисовывая парням удивительные перспективы необычайно увлекательной ссыльно-тюремно-каторжной жизни и быта. Из него бы точно вышел прекрасный рекламный агент, такому только акции МММ продвигать, охмуряя "лохов", Леня Голубков удавиться от зависти… С его слов выходило, что Нерчинск, Акатуй и Кара вполне могут с успехом конкурировать с известными мировыми здравницами и курортами.

– На этапе идем вольно, как знатны баре! Встреч обоз богатый купеческий, ундер этапной нам кличет: "Давай разбойники по два рубли с головы и шуруй!".

– Эх-ма!!! Вот энто жисть! – старый каторжник перевел дух, приосанился и продолжил повествование о разгроме следовавшего их Кяхты "чайного" обоза, такое событие вспомнить приятно, даже морщины на грубом его лице как бы разгладились немного, – Ну мы эта их и разнесли подчистую к хренам собачьим, аж возы в канаву опрокинули. Купчишки за нами вслед бегом гонются, а черта с два им, командер нашенский солдат в чепь выставил, штыками вострыми суконников отогнал прочь.

Старик-"сиделец" еще много чего интересного про тюремную жизнь рассказывал своим слушателям, вот только вид у дедушки, что называется "краше в гроб кладут", да еще он похоже и поддатый сильно был, сивухой так и разило за версту… Александр поманил в сторону того самого приметного губастого парня, мол дело есть – надо поговорит с глазу на глазь, тот сразу без слов все понял.

– Бежать? Отсюдова? Не брат, забудь! – вполголоса, и торопливо озираясь по сторонам сразу выложил обладатель типично негритянских губенок, – С острогу не выйдет, теперя надобно с этапа рвать.

– Почему? Ворота охраняют только четверо, и они не богатыри совсем, там на рынке солдатики были по-здоровее, а эти старые и убогие, не иначе другие, из охраны тюрьмы. Если нападем внезапно, я один смогу быстро свалить двоих! – строго говоря Сашка несколько преувеличивал, но вполне справедливо полагал, что в узком проходе у ворот кулак может оказаться куда более действенным оружием нежели штык при скоротечной схватке, ведь там не развернуться с длинным ружьем. Он, конечно плохой боксер, далеко не Тайсон, к сожалению. Но для такого случая Александр постарается, ведь сегодня какой-то особенный день он словно вдвое стал сильнее, адреналин ли виноват или что другое, понять теперь невозможно.

– Э-э-э, экой ты шустрой брат, кабы двоих завалишь, то остатние такой ор подымут али стрельнут, еще два десятка со старшим на помощь сбегут и всех нас повяжут. Хоть туточки убога инвалидна команда, но силенок у их на нашего брата еще почитай хватит.

– Нас тут почти тридцать человек, что не сможем разве вырвать ружья у четверых солдат, открыть ворота и кинутся врассыпную?

– Погодь… была бы у нас артель, али ватага добрая, так на "уру" бы всех вынесли заодно со стенами и воротами ихними острожными, а туточки кажинный токмо за себя! – парнишка глубоко вздохнул задумался и слегка постучал кулаком по бревну тына, – Неа, не пойдут мужики на эдакое пропащее дело. Слышь, вон лошади за стенкой храпят? Тама конные острог поди окарауливают, куда ты дружок от их убежишь в чистом поле?

– Подкупить солдат охраны или офицера никак нельзя?

– Их благородию рублей триста серебром надобно зараз сунуть, у тебя паря таки денжищи есть? А коли солдатам на этапе, то верно дешевше, но все равно полста карбованцев будь здрав выложь на круг. Тока они разбойники могут отпустить, а потом сызнова тя словить, сам де виноватый не укрылся.

Постепенно они что называется разговорились, толстогубый стал жаловаться на жизнь, и Александр с удивлением узнал, что тут у них в прошлом так называемых "бродяг" в смысле опустившихся в конец бомжей совершенно нет. Все беспаспортные, но все где-то работали, имели жилье, а многие даже, как его случайный собеседник были люди семейные. Отчего же они скрывались, да тут у каждого свое горе, своя индивидуальная беда, один убежал от жесткого хозяина точно чеховский Ванька Жуков, другой свалил от постылой, насильно навязанной родителями жены, третий просто потерял свой "плакат" и не успел вовремя восстановить, причин много. Почему не в Москву мужики подались, столица же совсем недалеко? На это Александру получил ответ, что там честно не прокормишься, обязательно воровать или грабить придется. Слишком уж сильна конкуренция на рынке рабочей силы в столице, да и власть строже спрашивает с пришлых, в провинции однозначно получше житье будет. Так вот неторопливо и разговаривали они, точнее Сашка в основном внимательно слушал и лишь иногда вставлял пару слов, исключительно для поддержания и направления в нужное русло беседы. Но когда на удивление хорошо толстогубый отозвался о последнем царе, Павле Первом, Александр не выдержал и спросил.

– Так он же дурачком был, или нет?

– А нам хрестьянам чаво? Кабы и дурень, а добрый. Наборы рекрутские царь-батюшка отменил, и барщину на три дни пожаловал, и в податях шибкое послабление народу вышло! А нынешний Лександр первой во как сразу хватат нашего брата, токмо держись.

На этом интересном месте внезапно их оборвали, подошедший сзади конвойный солдат грубо дернул Александра за шиворот, идите, мол начальство вас зовет… В это раз "господин офицер" не удостоил их своим вниманием, вместо стола с бумагами и чернильницей они увидели лишь неровную шеренгу солдат напротив выхода, а пред ней, вертя бабьим задом, кривлялся не в меру упитанный писарек, заглядывая то и дело в спрятанную в головном уборе шпаргалку. Наконец, когда все арестанты собрались, этот чернильный самурай с придыханием и издевательскими клоунскими ужимками громко огласил указ его императорского величества, государя императора Александра Первого. Суть за вычетом казенных славословий была примено такая: "Всех беспаспортных и бродяг велено в сем году немедля и без промедления записывать в рекруты и отправлять для службы в полки."!

– Б…ть!!! – слитно, единым порывом, вылетело одновременно из трех десятков глоток будущих защитников отечества и все до одного рванулись вперед, желая выразить охватившие их чувства, но писарчук юрким ужом нырнул за серые шинельные спины солдат, а те заучено вскинули ружья "на руку". Сверкающий ряд штыков моментально охладил даже самые буйные головы, убив последние надежды обрести свободу.

– Смори-ка даже и не посекли нашего брата супротив обыкновения, – шепнул Сашке на ухо толстогубый "Ванька Жуков", – Не иначе совсем плохо дела у государя, ежели зараз всех гребут в рекруты. Ох пропала моя бедовая головушка… При Павле-батюшке то экая благодать была, выпорют малехо да деньгу из загашника вытрясут и снова гуляешь вольный.

Так для Александра начался новый период жизни, нельзя сказать что ему в этот раз сильно повезло, но с другой стороны могло быть и гораздо хуже. По крайней мере не пришлось ему сидеть год или два в тюрьме, ведь рекрутские наборы проводились в российской империи нерегулярно. С точки зрения его новых знакомых и товарищей по несчастью, российский император к такой оригинальной системе насильственной вербовки рекрутов никакого отношения не имел: "Чай нашенские держиморды колобродят?". Однако как-то оспорить решение властей не было ни малейшей возможности.


"Стук шагов, мерный звон цепей железных, скрип телег и лязг штыков. Все понуро в ряд бредут. Всех свела одна недоля. Всех сковал железный прут."

Этап… оказывается какое страшное и тяжелое слово, в кошмарном сне такое не увидишь, да нет намного хуже… На руке намертво заклепан тюремным кузнецом наручник, от него тянется гибкая змея цепи к толстому ржавому железному пруту. Десять человек, по пять с каждой стороны нанизаны последними звеньями наручной цепи на этот длинный металлический штырь как билетики у кассира, только здесь с одного конца замок, а с другого – заглушка. Александр только теперь и понял, почему в тюрьме, да и на этапе такой худосочный и малочисленный конвой, здесь все продумано до мелочей, или почти все… Кое-что предусмотрительные, но ленивые конвоиры все же упустили из виду! Так например второпях поленились обыскать, просто слегка похлопали по карманам, не оружие искали, а скорее надеялись, что вдруг да завалялся там у арестанта толстый кошелек. Сашка сохранил как свой нож за голенищем сапога, теперь впрочем бесполезный, так и драгоценный кусочек стальной проволоки из которого знающему человеку нетрудно соорудить импровизированную отмычку. Только бы оказаться ему рядом с замком, и тогда он бы продемонстрировал этим клоунам в антикварных мундирах на что способен. Надо же – они специально с собой не берут ключ, дескать вам, арестантам до следующего острога не понадобится. С замками и прочими механическими запорами наш современник – Сашка был, что называется "на ты". Криминал тут совершенно не причем, "медвежатником" Сашка не был просто его отец талантливый слесарь, что называется мастер-"золотые руки", кое-что из полезных навыков передал своему потомку, как бы в "наследство". Александру бесконечно далеко до знаменитого Гарри Гудини с его трюками, но он вполне себе подрабатывал в студенческие годы, вскрывая на заказ захлопнувшиеся или случайно закрытые маленькими детьми двери квартир. Это занятие оказалось даже выгоднее, чем монтаж проводки кабельного ТВ или сети интернет, обычный в ту пору приработок бедных российских студентов-технарей. Но облом, сегодня его место на пруте как раз с противоположного конца, возле заглушки. Остается только набраться терпения, ждать, еще раз ждать и надеяться, благо путь арестантам предстоит длинный.

Когда они, проведя ночь в остроге, шли утром через городок, местные жители задарили "несчастненьких" всякими продуктами на дорогу, прямо насильно совали в руки: хочешь, не хочешь – обязательно бери. Хорошие все же у нас в России люди, ведь они явно не от большого богатства бедолаг рекрутов подкармливают, тут старушка боязливо оглядываясь на хмурых солдат конвоя пирожок сует украдкой, а там маленькая девочка хорошее яблоко кинула. На глазах у многих слезы, кричат и прощаются как с родными и близкими… И очень кстати оказались потом их подарки, так как в тюрьме арестантов ничем не накормили, да и на этапе похоже не собирались, конвой отмахнулся от их просьб, дескать получите ваши харчи вечером в следующем по пути пересыльном остроге. Тогда в многоликой и пестрой толпе провожающих обывателей Александр мельком заметил лицо показавшееся знакомым, неужели Степаныч отправился в прошлое вслед за ним, может совесть его замучила, или это все следствие претворения в жизнь некоего плана? Нет наверное, это просто местный абориген в очках, тут этот оптический прибор редкость, вот и возникла сразу такая ассоциация. В любом случае надеяться на помощь извне теперь глупо, надо выбираться из беды самостоятельно, иного выхода не предвидится.

– Давай сюды хабар, дайте нашу долю, богом велено делится! – как только они вышли из города, так конвойные солдаты, точно волки на добычу, накинулись со всех сторон на рекрутов.

– И не стыдно вам дяденька подаяние отбирать? Ведь не вам поди дадено? – молодой парень, почти мальчишка, прикованный возле Сашки, обратился с такими словами к старому солдату, отдавая ему свой калач.

– Нам начальство на дорогу тож ничего не пожаловало, сами мол кормитесь с арестантов али побирайтесь Христа ради. А какой с вас убогих навар-то? Думаешь на три рубли жалованья в год легко нашенскому салдату прожить? Да с вами каторжными харями боле сапогов сносишь, а подметки – оне ныне дорогущи стали, зараз не укупишь!

Служивый, видно задетый за живое пустился в долгие и подробные пространные объяснения. Выходило, что невыгодны им только этапы идущие на запад, рекрутам деньгами и вещами, как каторжникам и ссыльным люди в городах по пути следования обычно не подают. Поэтому почти ничего не перепадает охране с арестантов в качестве поборов. Вот бы на восток, да еще через блгатую Москву, да по самым оживленным "купеческим" улицам пройтись… На жестком, дубовом лице солдата расплылось некое подобие улыбки. До Урала только довести такой этап и почитай верных рублей тридцать в кармане звенит, а то и больше, как повезет – с одной такой удачной партии ему на домик хватило, с другой – на свадьбу для дочери.

– Почто три рубли, ведь девять с полтиной должна казна жаловать служивому? – опять встрял неугомонный парнишка.

– Хе-хе девять будет тебе вьюнош, ежели доживешь конечна, – коротко сказал, как отрезал охранник закусывая и торопливо давясь халявным калачом, – По мене лутше на три но живым-здоровым остатьси, чем сгинуть на чужбине ни за грош под палками да бонбами!

Сашка помалкивал и прислушивался к разговорам конвоя и попутчиков, что ему еще оставалось делать? Так с временем он определился тогда правильно, не ошибся – на дворе стояло лето 1801 года, почти как и в 21-веке, только начало, а не конец августа. Совсем недавно от апоплексического удара табакеркой, нанесенного одним из заговорщиков, "почил в бозе" российский император Павел Первый и теперь на трон уселся Александр тоже Первый. В отличие от нового сашкиного знакомого, ремесленника по профессии, конвойные солдаты на все лады ругали и проклинали прежнего императора, иногда правда с опаской оглядываясь на начальство в лице этапного унтера. Покойный, оказывается, лишил их верного и легкого привычного заработка. Самые старые "воины" с тоской вслух вспоминали "золотые" времена в царствование "матушки" Екатерины Второй, когда помещикам разрешили ссылать и отдавать на каторгу крестьян в зачет рекрутской квитанции… Этапы в Сибирь тогда гнали по два в неделю: "А энтот дурак, сынок ейный, Пашка гад все порушил, теперя добро коли раз в месяц богата пожива. Но ниче, новый царь грят хорош, радетель о порядке и о простом народе!"

Значит скоро опять потянутся по дорогам, гремя ржавым железом кандалов, скорбные колонны. А то как же несчастным этапным солдатикам жить, дома семеро детей по лавкам сидят и старшим дочерям уже приданное надо справлять, заневестились давно… Тюремное начальство совсем заворовалось, нет бы немного поделились со служивыми, куда там, капиталы все несметные копят, эвон поручик ихний Агафьев хоромы какие себе отгрохал, иного купца-богатея завидки берут.

– Водки хотите православные? – неожиданно огорошил Сашку и его сегодняшнего случайного напарника по пруту суровый и неприступный с виду страж, – Тока деньгу, двугривенный вперед!

– Чего дорого дяденька, ведь везде же гривенник, а то и дешевше поди? – парень явно в местных ценах разбирался лучше Александра.

– Ладно давай! – Сашка нащупал в кармане пару монет, все равно сегодня о побеге даже и мечтать не стоит, разве что конечность ему себе ножом отрезать, как поступает попавший в капкан волк, спиртное поможет хоть немного заглушить неподъемной горою накатившуюся необъятныю тоску.

Служивый моментально сбегал до обоза шедшего сразу же за этапом и через несколько минуту прямоугольная бутылка из толстого зеленого стекла с мутным и вонючим содержимым уже заходила по рукам. Сашка сделал один глоток и передал собрату по несчастью, Тот, глонув положенное, отправил штоф далее, последние капли дрянного сивушного пойла жадно высосал благодетель-солдат и зашвырнул бутылку далек в придорожные кусты. Колонна змеею упорно ползла по длинной грунтовой дороге, скрипел песок под сапогами, мелкая пыль оседала тонким слоем на одежде окрашивая всех путников – арестантов и опекавший их конвой в один грязно-серый цвет. Опять навалилась невероятная печаль, и видимо не только на Сашку, арестанты, почти не сговаривась, сами скинулись и послали за второй бутылкой, затем еще за одной, и еще…

…………………………………………………

Тихий провинциальный городок успокоился быстро, еще утром толпы любопытных и сочувствующих провожали в дальний путь "несчастненьких", насильно забритых на цареву службу, а уже к обеду все затихло и жизнь вошла в прежнее неспешное течение. В уездном дворянском обществе, что собралось вечером во "дворце" городничего местечковый бомонд обсуждал только два основных значительных события. Первое было связано с женой отставного поручика артиллерии, которую случайно при облаве на базаре военные подвергли "возмутительному насилию". Тут общество было единогласно, дескать женщина "сама виноватая", ходить за покупками по рынкам, это удел кухарок и прочих подлых простолюдинок, а не благородных дам. Особенно долго судачили между собой жены офицеров и чиновников, пикантность происшествию придавал тот факт, что с пострадавшей случилась от испуга, что называется "детская болезнь" недержания… ш-ш-ш! Другое происшествие вызвало несомненно больше внимания, благо в отличии от обмочившейся "отставной поручицы" главный герой присутствовал и охотно отвечал на все многочисленные вопросы. Потомственный курляндский дворянин Филипп Карлович Пферд, следовавший в Москву по коммерческой надобности, был ограблен собственными камердинером и кучером. Злодеи обманом завезли бедного немца в сторону от тракта в далекий казенный лес близ деревни Сосновки. И только благодаря исключительному мужеству и маленькому карманному двуствольному пистолету английской работы, храбрый курляндец отстоял свою жизнь и частично имущество в виде дорожного саквояжа. Устрашенные отпором негодяи скрылись вместе с коляской, лошадьми и почти всем оставшимся багажом путешественника. После ограбления почты разбойниками из беглых крестьян в прошлом году это было, пожалуй, самое значимое криминальное событие за последнее время. Местные вдовушки и даже некоторые девицы на выданье с неподдельным интересом рассматривали нового эпического героя: мужчина, что называется еще "в соку", и поговаривают – весьма состоятельный, раз ведет дела солидного европейского торгового дома. Прямо целую канонаду глазками устроили уездные прелестницы, так и стреляют в бедного Филиппа, все уездные кавалеры на время напрочь забыты. Особый восторг у всех собравшихся местных дворян вызвали карманные часы гостя, игравшие каждый час старинный русский гимн "Коль славен Господь в Сионе" и другие мелодии по выбору владельца. Сразу видно, что вот она Европа, это вам не Рязань косопузая, сумели целый оркестр с органом, барабанами и духовыми инструментами засунуть в крохотную металлическую коробочку: восхищению, охам и ахам, не было предела. Что с них темных предков взять, провинция – еще те папуасы, млеют при виде жестяной банки из под заморской кока-колы. Едва отделавшись от назойливого внимания туземцев, Виктор Степанович в свою очередь стал внимательно изучать местное общество. И опять, и снова прав Гоголь, еще как прав, заработал мужик себе на памятник честно. В точности как у классика, толстые чиновники и тощие чиновники. Черные штатские фраки и служебные мундиры суетливых тощих сбились в кучу возле карточных столиков, идет оживленная игра: "Туз… пики… черви…?". Толстые и важные в углу потихоньку и со знанием дела обсуждают различные хитрые финансовые дела. Словно два раздельных мира, две параллельные вселенные. У тощего в три года не остается ни одной "души" за душой, не заложенной в опеку, а у толстого спокойно, глядь – и явился где-нибудь в конце города дом, купленный на имя жены или тещи, потом в другом конце другой дом, потом близ города деревенька появится, а потом и село со всеми прилагающимися угодьями. Наконец толстый, послужив богу и государю, ну и понятное дело себе красивому в первую очередь, заслужив всеобщее уважение и геморрой в придачу, оставляет службу, перебирается "на природу" и становится богатым помещиком. А после него опять тощие наследники спускают, по старому русскому обычаю, "на курьерских" все отцовское достояние. Круговорот вещества или отбросов, кому уж как покажется, в природе нескончаем…

Надо обязательно упомянуть, что женская половина чиновно-помещичего общества гостю из будущего не понравилась, одеты красиво и некоторые даже со вкусом, но вот лица, б-р-р… явно результат вырождения, следствие близкородственных связей и распостраненного в чиновно-дворянской среде алкоголизма. Пожалуй, он себе девок для утех поищет в деревнях среди пейзанок, и для здоровья полезнее, а то тут еще наградят впридачу к "любви" триппером.

Был сразу же объявлен розыск, согласно представленным документам и по приметам со слов хозяина, на вольнонаемного кучера Иоганна Лемке и крепостного крестьянина Алексашку Иванцова. Примерно через три дня стало ясно, что второй злодей уже давно полицией задержан, но к сожалению вернуть движимое имущество законному владельцу невозможно, на него уже наложило свою тяжкую руку российская императорская армия. Любезный городничий посоветовал своему новому курляндскому другу подать в Москве прощение в военное ведомство, на предмет возмещения убытков. За сданного в солдаты раба хозяину причиталось так называемая "рекрутская" квитанция, в пересчете на деньги – верных 800 рублей серебром, а при случае и больше. Желающих переложить на чужие плечи исполнение "почетного долга" в России хватало и в те времена. С учетом почти 20-ти летней службы нижних чинов в строю, в рекрутский набор цена заветной бумажки, дававшей освобождение от призыва, иной раз зашкаливала и за 2000-и рублей все тем же серебром. "Филипп Карлыч", как его прозвали в городе однако пока в Москву уезжать не спешил, квартировал сначала на постоялом дворе, а потом снял приличное чину и дворянскому положению помещение у одной местной недавно овдовевшей купчихи. Складывалось впечатление, что "немец" ждал, когда найдут коляску с остальным похищенным разбойниками вещами. Наивный дурачок, разбойников рано или поздно власти конечно словят, а вот имущество – штука тонкая и очень уж склонная к растрате и пропиванию, что злоумышленники не спустили, то за них утилизируют полицейские служители. Постепенно "пришлый" немец стал в городе своим человеком в кругу местной аристократии – чиновников и офицеров, сие дело нехитрое, если есть на руках "лишние" деньги. Достаточно было проиграть в карты всего лишь 200–300 рублей серебром и еще на столько же примерно спонсировать пьянки с цыганами и вот закономерный результат: "Душка, ты наш Карлыч…" – всеобщее мнение. Теперь курляндского дворянина охотно принимают в каждом приличном и не очень доме. Пришлось правда пожертвовать еще и здоровьем в известной степени, столь любимая провинциальными "джентльменами" жженка – адская смесь рома и спирта, для почек человека, не пившего ранее ничего крепче крепленого пива – безусловно тяжелое испытание. Эпизодически он наведывался с визитами к окрестным сельским помещикам, народ в провинции, как известно простой и гостеприимный, особенно у кого дочки на выданье. В одной из поездок он даже прикупил однажды по случаю крошечную деревушку в пять домов, всего с тремя десятками крепостных душ впридачу. Прежний хозяин был безумно рад столь выгодной сделке, мало того, что имущество заложено, так удалось еще перед продажей почти всех молодых и крепких парней сбыть казне в рекруты. Но ничего, несмотря на явный обман и переплату, курляндец был весьма доволен приобретением, ведь теперь можно набрать из крепостных крестьян собственных дворовых, не прибегая к покупкам рабов на рынке или найму "вольных" в городе, где все слуги, что называется уже "сомнительной нравственности". На первое время новоявленный барин ограничился мальчишкой для услуг, посылок и различной мелкой работы по дому, а так же молодой девкой в качестве горничной или кухарки. Девица Марфа, правда на проверку, оказалась на редкость глупой, годной в основном только для сексуальных развлечений, к коим у Виктора Степановича неожиданно появилась неистребимая тяга. Определенно перемещение во времени благотворно сказалось на физическом состоянии нашего современника, у него даже врожденная близорукость исчезла полностью, а тут еще и словно виагры пуд употребил, просто дикое желание "иметь всех желающих" неожиданно прорезалось. Поэтому обычна картина: пока Петька гремит сковородками на кухне, пытаясь изготовить ужин, или в комнатах метет, или бегает по городу, разносит записки от хозяина, Марфуша занята в в спальне. Там девушка под чутким руководством господина: "Повернись так, да нет по-другому стань, набок дура ложись и задницей ко мне!" осваивает хитрую науку любви – Камасутру. Дело шло на редкость туго, и временами бывшему профессору-историку приходилось прибегать к банальному рукоприкладству. Не осуждайте его, не стоит… по местным меркам он просто исключительный гуманист, так изредка отпустит пинок заснувшему на пороге кухни уставшему за день Петьке и пару-тройку оплеух бестолковой наложнице – разве это наказание, когда кругом в ходу розги и батоги, и не поротого дворового просто невозможно найти? Ведь даже благородные барыни не гнушаются собственноручно избивать в кровь своих горничных и прочих "девок", так им "подлым" и надо, должны угадывать малейшее желание хозяев. "Народ разбойник, вор, русский мужик палку любит!" – вот такое было тогда всеобщее мнение среди так называемой "элиты", ну и секли и били, случалось и убивали иногда случайно. Прошла неделя, другая, еще одна минула… временами казалось, что все шло к тому, что "наш Карлыч" осядет в уезном городе N прочно и навсегда. Поэтому, когда он внезапно засобирался в Москву, местное дворянское общество охватило глубокое уныние – как же так, ведь уже привыкли к "курляндской халяве", к карточным проигрышам и цыганкам? Как же они без такого щедрого спонсора обойдутся? Просто беда…


– "Я аристантец не собака, я такой жи чаловек… Бросил ложку сам заплакал, начал хлеб с водой кусать…" – этот стон у нас песней зовется, позднее Александр узнал, что по наставлениям рекрутам положено орать при передвижениях что-то бодрое и воинственное, но здесь пока будущие воины предпочитали унылые и протяжные арестантские мотивы. Невольно и он поддался всеобщему упадочному настроению, затягивает знаете ли такое, как наркотик. И к вечеру когда пропитанная дорожной пылью до ушей колонна выбиваясь из сил доползла до острога острога звучало уже нечто иное…

"Таганка-а-а, я твой бессменный арестант… Погибли юность и талант в твоих стенах." – народ у нас восприимчив к таким вещам, один раз услышали и понеслось, песня понравилась, смысл тут дело десятое, лишь бы звучало душевно, под стать настроению. Слова конечно со временем претерпят искажения, так "юность" может превратиться в "унос", "талант" в "талан", но сам мотив останется в народной памяти на долгие века. Партионный офицер приехавший в пересыльную тюрьму заранее, в самом деле чего ему тащится с арестантами, несказанно удивился тогда, уж не "скубентов" осужденных к отдаче в солдаты, набрали ли целый этап? Да нет, он смотрел их еще там в городе, рожи вроде у всех мужицкие, сплошь одно мещанское и крестьянское быдло, "благородных" нет – этих он с первого взгляда привык отличать. А жаль, прямо руки чешутся, врезать бы хоть одному такому умнику в нежное и холеное рыло, так что бы сломанные зубы хрустнули.

Вот таким образом завершился у Сашки второй день в прошлом, за ним последовал третий и далее он окончательно сбился со счета. К этапу постепенно присоединяли другие партии рекрутов, и вскоре по дороге уже ползли неровной колонной почти три сотни "арестантов", некоторые из бедолаг не выдержали тягот пути, их сперва везли в обозе, а позднее когда места на телегах уже не было, стали оставлять в острогах по дороге. Все происходило по одному заведенному сценарию: утром встали, похлебали баланды с черным хлебом, охрана всех пересчитала и приковала на прутья, железный наручник стал таким же привычным и естественным для нашего современника, как когда-то браслет часов. А далее опять бесконечная пыльная дорога, даже дешевой противной водки уже не купить – деньги закончились на третий день, и он опять вновь и вновь оказывался вдали от вожделенного замка… В чем же дело: или фатальное невезение, или конвойные были не столь тупыми, как ему показалось с первого взгляда. Все эти дни изнурительного долго пути слились в его памяти в один единственный и почти бесконечный. В итоге под занавес он совершенно, как бы одурел и отупел – защитная реакция организма, но в этом то было и спасение… Если убежать или спрятаться нельзя, то надо слиться с общей серой массой, иначе здесь не выжить: торчащий гвоздь бьют по шляпке. Как бы не была жестока система, но в первую очередь она лупит по "необычным", поэтому единственная защита – маскировка, до поры до времени. А там посмотрим, проклятый бункер врезался в память, точно клеймо каленным железом, уже не стереть никак, однажды он туда вернется и тогда… кто знает. Главное теперь сохранить свое собственное "я", не превратиться в "оловянного солдатика", эдакого бездушного робота из мяса и костей.


Солнце медленно, точно нехотя пытается спрятаться за тающий в дымке горизонт, последний длинный день уходящего лета на исходе, вечер вступает в свои права. Кипит, аппетитно булькает в большом ведерном котле на небольшом костерке наваристая пшенная каша, щедро заправленная салом, дежурное солдатское лакомство и уже раздражает вкусным ароматом обоняние голодных людей. Вдали слышны тихое ржание, распряженных на ночь, лошадей обоза, да негромкая беззлобная перебранка выбирающих места для ночлега арестантов, все настолько устали от долгого перехода, что даже сил нет по-настоящему высказать, что на сердце за день накипело. У самого дальнего костра, за компанию вместе с конвойными солдатами коротает время странный человек, чье присутствие здесь совсем неуместно. Это не арестант, и не начальник-офицер, а так… не поймешь кто, загадка – случайный гость. Он уже почти полчаса пытается втолковать вполголоса что-то очень важное сидящему отдельно от других нижних чинов в сторонке пожилому партионному унтер-офицеру, а тот только недоверчиво крутит седой головой и время от времени односложно возражает, и лишь в конце у них с трудом, но завязывается настоящий разговор.

– Нет ваша милость, пожалте сперва деньги на кон, наше дело служивое, сами знаете как взыщут ведь за беглого то! Спина у меня чай не казенна, стока палок не перетерпит!

– Бог с тобой унтер, поймаете по дороге бродяжку или нищего заместо моего человека приспособите, научите откликаться на нужное имя, что в первый раз, что ли? Бывало ведь и раньше, ни криви брат душой, я наслышан о ваших хитрых проделках!

– Простите ваше степенство, сулят нашему брату завсегда много, а ну у вас и таких денжищ и нету? – после долгих раздумий все же соглашается унтер-офицер.

– За чем дело встало, пошли дружок к моему экипажу, там сразу и отсчитаю тебе положенный задаток, ровно треть от общей суммы, как уговаривались. Остальное получите после успешного дела, если конечно не подведете меня.

Унтер как бы нехотя поднялся с насиженного места вслед за щедрым на предложения гостем и двинулся по тропинке, но не один, солдат с мрачным и неживым, словно из камня вырезанным лицом последовал за ним, словно тень.

– А этот черт еще нам зачем, мы так не договаривались господин унтер-офицер! – его недавний собеседник, обернулся и резко отреагировал на неожиданное появление нового действующего лица. В самом деле такие делишки принято обделывать с глазу на глаз, посторонние свидетели им не к чему.

– Энтот со мной будет, мне едино с имя делится надоть, иначе никак неможно. Пущай посмотрит, что я от их не скрадываю ничаво. – и со всех сил пытается сделать "честное лицо" господин конвойный "ундер", как обычно его величают в народе, получается плохо и фальшиво. С такой протокольной мордой лучше бы и не пытался, кого он хочет обмануть? Но к сожалению, условия здесь диктует он – унтер, и приходиться смириться с появлением незваного "контролера".

Быстро шелестят под грубыми корявыми пальцами нижнегог чина нежные черно-белые бумажки ассигнаций, как не похожи они на красивые современные купюры, тысяча, другая и еще…. - денежки как известно точный счет любят. Однако, расчет здесь у каждого свой, особый. Стандартная цена за рекрута – 800 полновесных серебряных рублей. Но нередко, человек из податных сословий желающий откупиться от "почетной обязанности" 25 летней службы, платит и целых 2000-2500-ть за услуги так называемого "добровольца", обычно сюда включают и услуги посредника. Унтер сильно рискует своей собственной шкурой в случае провала махинации, и посему хочет за труды получить никак не менее рыночной цены "товара", еще минимум 2000 надо дать солдату, в чьем непосредственном ведении находятся арестанты-рекруты на этапе, и еще две "штуки" разделить между остальным конвоирам, чтобы не видели чего не надо, плата "за молчание".

– Ваш светлость, добавьте ищо стока же на задаток! – от волнения, или от охватившей его жадности, служивый перешел на самую грубую лесть, возведя партнера в княжеское достоинство, – Партионному нашенскому поручику надоть дать завсегда, а не то их благородие непременно взыщет с нас за подмену рекрута! Ен подлец у нас энто глазастый, на мякине ево не проведешь!

Как же без этого, на долю, якобы своего обер-офицера расчетливый унтер просит сразу четыре тысячи, верно собираясь прикарманить половину. Да уж и цены у них, дерут три шкуры с живого и с мертвого, целую деревню вместе с крепостными крестьянами и сельскохозяйственными угодьями уступили недавно дешевле "Карлычу"… Вот ведь какие жадные тупые сволочи! Ругаясь сквозь зубы, человек в добротном дорожном сюртуке английского сукна, споткнувшись о порожек, торопливо лезет в свою легкую бричку-одноколку, на таких обычно разъезжает уездное начальство и небогатые помещики. Он поспешно вытягивает из толстенного дорожного чемодана еще одну пачку ассигнаций в добавление к уже перешедшим в жадные загребущие руки унтера. Его внимание полностью отвлечено текущими расчетами и он совсем не замечает как округлились вдруг щелочки глаз на заплывшем от многодневного систематического пьянства лице унтера, а его подручный с повадками профессионального душегуба неслышно, точно крадущийся хищник, занимает позицию за спиной жертвы… ой зря, скоро наступит развязка и беспечность будет жестоко наказана!

– Ну что? Теперь наконец по рукам солдат, теперь доволен?

– Да-а-а! Фролка коли, матерь ево чорта нах! – вдруг неожиданно "взрывается" командой с виду невозмутимый и спокойный ранее унтер-офицер, сказал – словно выстрелил, на одном дыхании.

Бывший профессор судорожно пытается развернуться и выхватить из кармана жилета маленький блестящий пистолет, куда там… Уже поздно, острая боль справа по лопаткой словно парализует тело, и штык почти на палец выходит, точно грифель красного автоматического карандаша, слева наискосок из его груди, прямо под соском, разрывая при движении дорогую, качественную ткань верхней одежды. Страдания умирающего тела и медленно наползающий мрак завершают эту жестокую сцену. Последнее, что он успевает почувствовать – это цепкие и волосатые, как у обезьяны, руки унтера обшаривают его карманы и срывают часы с цепочкой. Зачем, там же золота нет ни грамма, это дешевая китайская подделка под старину?

– Живее дурень! Сымай с ево сапоги и в овраг отволочем… Глядишь, волки ево доедят. – Эти слова еще услышит в сумерках угсающего сознания, Карл Федорович Пферд, бывший когда-то в ином мире совсем другим человеком.

ААА!!! Мать его… Тьфу, присниться же такое непотребство, нарочно ведь не придумаешь! Бывший Степаныч, а ныне "Карлыч" проснулся в холодном поту и вскочил с кровати, рука сама автоматически хлопает по спине, пытаясь найти источник жгучего раздражения. Ну конечно это обычный клоп присосался, развели тут погань мерзавцы средневековые, у местных аборигенов тараканы считаются признаком зажиточности, а с ними обычно соседствует и эта кусачая постельная дрянь. Заедают гостей даже в богатых аристократических домах, а на постоялых дворах так и вообще лютуют как заправские хищники в джунглях. Но сон что называется в руку, хотел было он по горячим следам вчера кинуться спасать своего современника, и не состоявшегося телохранителя – Сашку, но вовремя одумался. Видно не судьба, как нибудь в другой раз он попытаемся ему помочь. В самом деле этапные солдаты – та еще отпетая публика, туда списывают из войсковых частей самых худших отморозков за различные проступки и преступления. Если эти скоты увидят "большие" деньги, то убьют нанимателя без малейшего сожаления, одному страшно с ними связываться. В увесистом кожанном саквояже у него приятно греет душу фантастическая сумма в ассигнациях, равная стоимости двух боевых фрегатов со всем парусным, артиллерийским вооружением и морскими припасами впридачу. Такой драгоценный груз надолго без присмотра оставить нельзя, приходиться при длительных отлучках таскать тяжелую ношу с собой, местные аборигены – они любопытные как кошки и пронырливые точно помойные крысы, за всеми не уследишь… Замочек на его заветном кошельке-чемодане хиленький, одна видимость да злоумышленники могут и на ощупь прямо через кожу определить, что там внутри находятся толстые тугие пачки бумажных денег. Нет покоя простому российскому миллионеру ни днем, ни ночью: он осторожно пошарил рукой под койкой и успокоился – все в порядке, здесь они родимые, дензнаки образца 1773 года. Так взял бы и побольше из хранилища бункера с собой в Москву, но уж очень здоровые бумажки, почти как современный А4 формат. В ХХ веке, в наше время – великая редкость, с большим трудом отыскали его соратники по Проекту у российских коллекционеров-нумизматов единственный не поврежденный временем и людьми экземпляр. И то купить раритет не удалось, не продал владелец, лишь выпросили на время, якобы "для изучения". Современная полиграфическая техника творит буквально чудеса, тем более что изначально все купюры проходят под одним номером, защита от подделки получается минимальная.

Выручить своего несостоявшегося напарника он намерен обязательно, но только не сейчас – это дело подождет до времени, когда прибудут все остальные "гости из будущего", числом не менее полусотни. Тогда и решится наконец вопрос с надежной вооруженной охраной из числа местных жителей, без этого в любом случае трудно продолжать дальнейшую намеченную работу по "коррекции прошлого". С этапа Александр сам по себе не никуда сбежит, Виктор Степанович справлялся у знающих людей, все опрощенные в один голос уверяли: без пособничества конвоя или невероятно везения, подобное чудо невозможно – все известные случаи можно пересчитать по пальцам одной руки. Будем надеяться, что Сашка парень крепкий и стоически перенесет все тяжелые прелести военного обучения в полку, выдержал же он в свое время службу в Советской Армии, про нее ведь тоже наши современные средства массовой информации каких только ужасов не рассказывали. Кроме того, с точки зрения профессора, его спутник сам виноват в создавшемся неприятном положении. Сашка не дождался тогда возле бункера своего "наставника", какой черт его понес в уездный город, а затем еще и на базар – неизвестно.

Проклятые деньги просто невыносимо жгут руки, их надо немедленно превратить в серебро, золото или ликвидную недвижимость, хоть в тех же рабов – крепостных на худой конец. Через полгода новый царь движимый желанием наполнить казну запустит печатный станок и бумажный рубль упадет в цене вдвое-втрое по отношению к серебряному, произойдет своего рода дефолт, к слову – первый в истории России. К черту любые сомнения, вперед в Москву, и только в Златоглавую, время неумолимо поджимает, надо действовать быстро. Кроме фальшивых ассигнаций у него имеются при себе все положенные всякому приличному человеку и дворянину документы и рекомендательные письма, полный джентльменский набор. Не должно быть никаких серьезных проблем с полицией, если верить Александру Сергеевичу Пушкину и другим источникам, она занята исключительно политикой, а не ворами и проходимцами. В крайнем случае десяток-другой сотенных бумажек в карман полицмейстеру, или другому высокопоставленному чиновнику – и дело в шляпе. Уровень коррупции в начале века 19-го высок как никогда, и российская империя по этой части безусловный лидер.

Он ведь сюда в прошлое, отнюдь не "на дурачка" пожаловал и не с голыми руками и "пустой" головой. В свое время Виктор Степанович долго и упорно готовился к "вживлению" в начало 19-го века. Пришлось немало прорепетировать, он даже сыграл в студенческом театре Хлестакова в "Мертвых душах", по мнению профессионалов вышло очень даже неплохо, теперь должны все труды воздаются сторицей. Что до языка, то по "легенде" он "курляндец", плохой немецкий в комбинации с плохим русским – для замоскворечья сойдет и так, а в "высшее общество" пришелец из будущего пока не полезет, всему свое время… Далее можно будет нанять себе какого-нибудь приблудного французика из иммигрантов или настоящего немца для практики, этого добра в Петербурге начала 19-го века хватает.

Загрузка...