Глава 20. Без названия

До места нового бивака они добрались уже ночью, высланный ранее вперед обоз кое-как обустроил лагерь и на том спасибо, сил ни у кого копаться в земле уже не осталось. Наспех выставили караул из тех же фурлейтов-обозников, и тут же почти все и повалились на землю. Попадали егеря кто куда и забылись коротким "походным" сном, накопившаяся за день усталость свое взяла…

Утро следующего дня выдалось на удивление спокойным – редкое явление, но как ни странно, иногда бывает даже в такой ненормальной обстановке. Нижним чинам, всем кто не был задействован в различных работах по лагерю дали время до обеда отдохнуть и привести себя в порядок. Александра правда привлекли как всегда к очередной проверке оружия, но через час отпустили и его. Обычно он всегда находил себе занятие в таких случаях, не может он "просто отдыхать", как другие, а тут словно апатия одолела что-ли… Сидел он так в тени под кустом, да разглядывал клеймо на своей винтовке, пытаясь понять, что означают эти замысловатые закорючки – гимнастика для ума, больше ничего делать не хотелось. Стоп, кто это в гости пожаловал и явно на разговор напрашивается, никак то вчерашний рекрут? У них в полку всех "новеньких", кто прослужил менее года так называли, далее уже говорили "егерь" или "нижний чин" такой-то. Правда, в чем состоит отличие тех от других никто понять не мог – права о обязанности у всех одинаковые, но видимо традиция, каких в российской императорской армии не счесть.

Нехорошо вчера все же вышло, абсолютно не по местным "понятиям". Получилось, что обидел Сашка "чужого" солдата, тот даже и не из первой роты и соответственно "право на расправу" на него имеют другие унтер-офицеры. Местные порядки и разного рода "обычаи" не всегда совпадают с положениями зафиксированными в уставе и с этим приходится постоянно считатся. Да и по человечески как-то неудобно, Александр даже было подумывал пойти и извинится за "морду", но было не до того – искали тело погибшего сослуживца, проверяли оружие и еще там чего-то было, да и не приняты здесь такие "телячьи нежности" – надо поддерживать престиж.

Однако парнишка крепкий на вид – такой сгодится и в молотобойцы кузнецу, даже удивительно, что одним ударом удалось его свалить, не иначе в очередной раз "повезло" унтер-офицеру. Александр на всякий случай посмотрел по сторонам и прикинул, кого можно будет позвать на помощь в случае конфликта, рукопашные схватки между "своими" начальство не одобряло, тем более в боевой обстановке. Поэтому "буяна" следовало быстро и без особого шума скрутить и подержать часик-другой, пока не одумается не прибегая к помощи офицеров, такие конфликты у них было принято решать на "своем" уровне. А нет опять он перестраховался, похоже новый знакомый настроен дружелюбно и в этот раз все обойдется мирно. Судя по всему, рекрут пожаловал не "права качать", а наоборот "каяться" пришел – на лице написано, и не надо быть экстрасенсом что бы такое заметить.

– Лександр Васильевич, вы энто прости меня дурака, сомлел я, сам не свой был вчерась с перепугу…

– Ну кто старое помянет? – Сашка не стал уж придиратся, опять переврали его отчество, народ еще не привык к такой форме обращения. Совсем недавно было принято говорить не"…вич", а "сын такого-то", до сих пор кое-где даже в официальных документах так пишут, – Зла на меня не держишь, ну и замечательно, по рукам?

– А то! Так энто нешто я не понимая, чай служба! Кабы ты меня не турнул, так и сопсем запропал я там. – последовал ответ, а затем более отковенно, – Сперва обида взяла, дак мужики мне растолковали чаво и как.

Новое знакомство, а заодно и благополучно разрешение конфликта следовало незамедлительно "отметить" – так здесь принято, Александр пошарил в свое вещевом мешке, где-то была у него маленькая стеклянная фляжка с виноградной водкой – еще с люнета отстатки, сберегалась как раз для таких случаев.

– Будешь? Закуски не, приели…

– А чтож есть у тя? – сразу же оживился собеседник, скорбное и "виноватое" выражение с лица моментально исчезло, – Нам нынче, почитай ниче с энтих железных чертей не перепало. Чарку казна дала, зелья – шиш тебе, ищи де сам.

И действительно наиболее ценный на войне трофей – водка, к которому стремится каждый нижний чин сегодня в большом дефиците. Оружия и доспехов и всякого совершенно бесполезного снаряжения набрали много – целые горы, а вот живительной влаги – нет, всем страждующим не хватило по крайней мере. Если пехота все свое добро таскает на себе в ранцах, то кавалерия возит различные припасы в седельных сумах и вьюках. Поэтому поживится победителям удалось только с тех лошадей, что завязли в трясине, или погибли от пуль в ходе боя, остальные "отступили в порядке" вместе с остатками разгромленного кирасирского полка, их ловить и останавливать желающих что-то не нашлось.

Выпили они по глотку и заценили, все же вещь изумительная – не казенная бурда, которой в России народ травят, а дальше и задушевный разговор пошел и совсем в нежелательном для унтер-офицера направлении.

– Ты чай Лександр Васильевич городской, ученый, поди-ка все знашь? – осторожно стал наседать на Сашку парнишка. Хорошее начало, что же будет дальше?

Ну сейчас за этим последует уже привычное "За что воюем?"… ответ у Александра заготовлен заранее – "А хрен его знает!". И в само деле уже три правителя на троне российской империи сменились за полвека, и все это время идут непрерывные "разборки" с французами. А если верить штабс-капитану Денисову, то драка началась даже еще до правления Екатерины Второй, чего уж не поделили понять трудно, ведь даже общей границу у России с ними нет – политика.

– Мож знаете, когда народу волю дадут?

Еще хуже, вопрос куда более опасный, на такие темы беседовать с сослуживцами унтер-офицеру запрещено строго-настрого. Денисов прямо тогда пригрозил, что если его из гвардии в свое время в заштатный Мухосранск сослали "без права отставки, отпуску, переводов и повышения в чине", то нижнему чину дорога будет в Нерчинск, если не далее на север, а уж "палочек русских" на его спину точно отпустят немерено. И хорошо еще если бить будут "свои", те отнесутся к экзекуции формально – "номер отбудут" с ними и 15-ть тысяч можно выдержать – в воздухе помахают прутьями для вида, а вот "чужие" тупо прикончат. "Неблагонадежного" или "изменника" и вообще могут передать в ведение гражданских властей и надо полагать – прямо в руки палача. В своем полку у них доносчиков не водилось сроду, но вот соседи… у тех заведены порядки другие и кажется недавно кого-то из нижних чинов жестоко "взыскивали" шпицрутенами за "прелестные слова". На "нижнем уровне" люди здесь простые, в буквальном смысле этого слова, с одной стороны это очень даже хорошо – и в бою и после не подставят, меньше проблем. Но с другой, смотрите сами, – язык за зубами умеют держать лишь считанные единицы. Дойдет информация до "верхов", а там уже и не факт, что даже ангел-хранитель в лице штабс-капитана сумеет "отмазать" от возмездия. Однако, отвечать на вопрос солдата надо, нельзя ничего сказать прямо, пойдем окольными путями. Так даже лучше, пожалуй, выйдет – "простой" народ как-то неадекватно реагирует на известие, что "воля" им будет через полвека, да и такая, что взвоют волками "от радости". По крайней мере из бесед со старым приятелем, из числа тех кому можно дроверять – Григорием у него сложилось такое впечатление, с другими сослуживцами "проверять" он не рискнул по вполне понятным соображениям.

– Тебя Ваня барин в рекруты за девку сдал, или как?

– А откуда знашь? Нешто кто сказал?

Александр угадал, очередной "преступник" ему попался, у них тут каждый третий угодил на службу отечеству "не в очередь" за различные прегрешения. Формулировки самые разные но преобладают следующие: за буйство, за дерзость и непочтительнось – надо полагать к тому же барину, за богохульство – стандартное обвинение для раскольников и сектантов. Значит, сейчас унтер-офицеру предстоит выслушать "историю жизни" Ивана, как они все похожи…

Местная "элитка", те еще мудаки, упорно стремится обрести близость с простым народом – просто получить с крестьяни оброк и оставить его в покое они не могут, надо еще и позаботится о нем обязательно. Как правило, процесс идет путем принуждения к сожительству крестьянских девочек, девушек и молодых женщин, а временами и просто изнасилования – а чего с быдлом возиться, коли рабыня так пусть и ноги раздвигает по первому требованию? Зависит это от вкусов и предпочтений каждого конкретного помещика, попадаются среди них временами и любители "странного", но в основном все же страдает женский пол. Мужикам – тем кто действительно от слова "муж", а не просто считается таковым, подобная "отеческая забота" совершенно не по душе, и поэтому ряды российской императорской армии постоянно пополняются неблагонадежными, такими вот "буянами" и "дерзкими". Это – неудачники, остальные же, кто сумел проявить должную благоданость батюшке-барину за его заботу о размножении крестьянства, а нередко и властям заодно, отправляются по этапу "во глубину сибирских руд".

Так и есть, разве, что ошибся Александр в мелочах, Ванька-рекрут пострадал не за невесту, а за сестру, и такое бывает хоть и реже. Так во второй роте один мужик пытался уберечь от "любви" помещика малолетнюю дочь, не вышло у него, и теперь вместе с остальными "православными воинами" защищает интересы отечества здесь, в Восточной Пруссии.

– Я приметил, что барин наш на ее глаз положил, и до ево шасть… Мол оставь, не доводи до греха, порешу ведь, ты мя вашмилость знашь! У ей жених уже есть – люю он ей, все сговорено…

– Прямо так и сказал? Да ты брат крут однако… и не запороли тебя за такое намерение?

– А хто будет драть-то? У нас сельцо в пять дворов, мужики хлипкие, чай забоятся, я ить потом припомню имя, коли до смерти не прибьют.

– Так ведь и убили бы? – усомнился было Сашка.

– А хер им, барин то нашеский давно всю худобинку тятину спустил на винище, карты и баб басурманских, была у него деревня и нету теперя. Тока мы у ево почитай, и остались в крепости. – продолжил Иван свое повествование, – Ежели меня порешить – прямой убыток, да ен и так приживалом у богатого соседа слывет. За шута, грят, нашенского барина при столе держат.

Потом молодой солдат добавил, что "обмишулился" тогда, надо просто убить "благодетеля", а не лезть к нему с угрозами, и свалить на разбойников, пошаливали лихие люди у них в уезде. Может статься, власти "копать глубоко" и поленились бы, не бог весть какой ведь "знатный человек" их помещик, прибили и прибили – не первый и не последний случай. Ах, ах как можно, руку поднять, да еще на "цвет нации"? Можно, и пожалуй даже нужно, у нормального крестьянина, у мужика никогда проблема "убить гада" не стояла, просто возможности, как правило, не было. Все же терзания типа "Тварь я дрожащая или право имею?" – удел исключительно интеллигенции. Барин "русский", православный и так далее – даже не смешно, потомков татар и иностранных наемников деревня никогда "своими" не считала, да и вели себя эти "варяги" сплошь и рядом как иноземные оккупанты. Вот поэтому Александр нисколько не удивился, что рекрут сразу же собрался столь кардинально решать проблему с помещиком. Не он первый, не он и последний – таких тысячи, так уж "любит" их, бар простой народ. Как только у властей проблемы с карательными отрядами возникают, и крестьяне об этом узнают, так сразу же начинается "иллюминация" – горят родовые гнезда сельских аристократов пачками и зачастую вместе с владельцами.

– Свои, поди-ка бы не выдали, родня все, а чужие и забоятся. А я дурень поверил барину, ен эдак спугался, аж деньги предлагал – три рубли, я не взял.

Финал деревенской драмы, парень успокоился, убедился что его "единоутробная сеструха" в полной безопасности от сексуальны посягательств "батюшки-барина" и вроде бы все порядке… Через неделю заявился к ним в село, вызванный помещиком тайком через соседей исправник с конвоем и наивного сельского силача повязали. Барину последовал профит в виде рекрутской квитанции – чистых 800 рублей серебром, а парню – "красная шапка" от казны, что уж там сталось с девицей Александр выяснять не стал и так ясно.

– Так вот Ваня… что я тебя расспрашиваю зря… кто у нас в России главный? Кто всему голова?

– Вестимо кто – царь!

– А опора у него какая, на ком он держится? Да на таких козлах, как твой помещик. Вот и думай сам долго ли император проживет, если вдруг решит мужиков освободить?

– Думашь прибьют, как сказывают прежнего?

Александр только кивнул головой, и в самом деле, пока офицерский корпус гвардии и армии сохраняет тесную связь с помещиками-рабовладельцами – "воли", пусть даже урезанной не будет… На этом они и закончили разговор, Ванька видимо понял и более ничего не спрашивал. Остается только надеяться, что и болтать лишнего он не будет. Впрочем, ничего "запретного" вроде бы Сашка ему и не сообщил, про дворцовый переворот и устранения Павла Первого в России прекрасно знали все вплоть до последнего, самого "темного" крестьянина.

…………………………………………………………………………

Неожиданно командование резко поменяло планы, по долетевшим до полка отрывочным сведениям и слухам, местность за Пассаргой российские полководцы сочли совершенно непригодной для задуманного ими генерального сражения. Хотели как лучше, а вышло как всегда, на практике оказалось, что противник, имея подавляющее преимущество в тяжелой кавалерии, с которой так неожиданно познакомился недавно 13-егерский полк, обладает полной свободой действий, а вот российские войска – нет. Теперь же в штабе Беннигсена намеревались окончательно разбить Великую Армию Наполеона где-то на подступах к Гуттшадту. Сразу же начался поспешный отход войск на правый берег, иногда до неприличия смахивающий на обычное бегство. Находившийся в отдалении от основных сил 13-егерский полк опять забыли, это уже стало дурной традицией. Выручили в этот раз личные связи командира, генерал Багратион своевременно вспомнил о старом соратнике по былым походам и послал на всякий случай одного из своих адъютантов уведомить егерей о предстоящем отступлении.

К переправе полк, совершив длительный марш в бешеном темпе, успел подойти в самый последний момент, когда понтонный мост наполовину развели и собирались уже свернуть. Для каких-то вшивых егерей, господа понтонеры восстанавливать переправу конечно же отказались, но их убедили это сделать добрым матерным словом, попутно ласково подкалывая в задницы штыками, чтоб шевелились быстрее. Опасность велика, и если промедлить, то вражеские уланы, что рыскают совсем рядом и не упустят подходящего случая добить обоз 13-го и присоединившиеся к нему разные мелкие части. Ввязываться же в бой нельзя, полк будет окончательно отрезан от остальных сил и скорее всего – окружен и полностью уничтожен. В другое время, подобное вопиющее самоуправство по отношению к понтонерам может быть и вышло бы полковнику боком, но к 13-му егерскому в процессе отхода прибились две отставшие артиллерийские роты, а пушки в российской армии в ту пору считались чуть ли не главной военной драгоценностью в отличие от людей. Вероятно, благодаря этому обстоятельству, а может и по причине невероятного хаоса, которым по традиции всегда сопровождается быстрое перемещение войск, никаких ужасных карательных санкций с "верхов" на егерей не обрушилось. О таких удивительных "подвигах" в полковых историях упоминать обычно не принято, там все больше про захват вражеских знамен и пушек пишут, но что поделать, это жизнь, а она обычно некрасивая и нескладная. 13-егерский полк до сих пор своего штатного историографа не имеет. Штабс-капитан Денисов хотел было начать это благое дело – "Летопись боевого пути 13-го егерского полка" но не осилил и отложил на отдаленное будущее, которое так никогда и не наступит.

– Напишешь честно – будут плеваться! Напишешь красиво и складно – будут смеяться! – так он объяснил Александру свое упорное нежелание заниматься историей подразделения, хотя по совести говоря давно уже пора, за последний год они много чего натворили.

…………………………………………………

Шел третий день второго, а может быть уже и четвертого сражения за Гуттштадт, сколько их было Сашка не помнит, но точно не менее четырех. Российские войска отошли в те места, откуда собственно и начали воевать в этом году. Опять точно феникс из пепла воскрес маршал Ней со своим корпусом, победу над которым поспешили преждевременно отпраздновать в Санкт-Петербурге, опять солдаты противоборствующих сторон ползают по лесам и оврагам вокруг этого мелкого немецкого городка, словно там медом намазано. Битва идет не столько с противником, сколько с окружающей природой, последняя явно не любит поклонников традиционной линейной тактики и не идет им навстречу.

В этот день с утра все пошло наперекосяк, впрочем, не в первый раз случается такое. 13-й егерский полк получил приказ занять и удерживать лес в районе небольшой деревни, которую однако, казаки сожгли еще на прошлой неделе. Наученным горьким опытом командир полка отправил туда, еще ночью ближе к рассвету, отдельную группу застрельщиков с обер-офицером во главе, своего рода прообраз разведроты будущего. В великую мудрость штабов уже давно никто в полку вплоть до последнего солдата не верил: "Гладко у их на бумаге, а тут брат одне овраги!". Такова была в те дни любимая поговорка тех, кому выпало вынести тяжесть войны в полевых условиях, а не в уютном главном штабе.

Александр не участвовал в этой ночной разведке, штабс-капитан Денисов утащил его с собой в другую рекогносцировку, предпринятую на сей раз вполне официально, по приказу штаба корпуса с целью уточнения карты местности и расположения частей пртивника. Можно было бы и совсем не ходить конечно, за них эту работу выполнил накануне французский штаб-офицер, весьма опрометчиво подъехавший, на "безопасное", по его мнению, расстояние к пикету 13-го егерского полка. Сашка еще раз наглядно продемонстрировал народу преимущество нарезного оружия над гладкоствольным, а Денисов получил в свое распоряжение для изучения великолепные карты и еще массу интересных документов, у противника это дело было поставлено на должный уровень.

Когда штабс-капитан, а с ним и Сашка вместе с первой ротой, согласно приказу, прибыли в лес, там уже вовсю и давно стреляли из всех стволов, наполняя окружающую природу бессмысленным грохотом и отравляя воздух дымом сгоревшего пороха. К великому счастью, как потом оказалось, противники разделенные кустами и толстой пеленой утреннего тумана били наугад, на шум, на вспышки выстрелов и пострадавших не было. Александр долго вглядывался в мутную белую "стенку" и лишь с трудом сумел под конец разглядеть солдат противника. Подзорная труба в этом занятии не помогала. Откуда у нижнего чина оптика – из последних трофеев он только и взял себе, что трубу, да часы с убитого им французского полковника. Более всего остального пригодился хронометр, унтер-офицеру, как его далекому потомку – сержанту СА постоянно приходится делить между подчиненными такой важный ресурс, как время. Ведь кроме официальных нарядов, дневальств и караулов приходится в быту то и дело прибегать к помощи импровизированной охраны, зачастую не столько от противника, сколько от своих же предприимчивых соседей и вороватых местных жителей. Вот тут хорошие часы – на вес золота, без них постоянно были обиды и вечный источник напряжение в маленьком коллективе: ранее кому сколько стоять "под ружьем" определяли примерно, на глазок и постоянно ошибались.

– Прекратить огонь!!! Это свои! Свои!!! – выкрикнул Александр, когда в разрывах тумана ему удалось точно определить, с кем же так упорно бьется все утро его рота, и спустя десять минут стрельба с их стороны постепенно стихла, а вскоре почти замолчал и "противник". Небольшое такое самоуправство, но фактически интенсивный огонь вел только один взвод – его, остальные лишь изредка постреливали не видя перед собой ничего кроме непроглядного тумана, а офицеров поблизости, как на зло, не было…

– Ты уверен? А может это все же французы? – спросил унтер-офицера вызванный через посыльного штабс-капитан Денисов, исполнявший обязанности командира роты. Он сразу же попытался проверить догадку Александра, но белая пелена, точно непроницаемый театральные занавес, опять разделила противников.

– Да наши это, морды русские и грязные как черти. Французы все одно почище будут, их ведь время от времени в город пускают отдохнуть и помыться, не мурыжат как нас месяцами в поле…

– А ну-ка братец давай поведай им, кто и про что, у тебя хорошо получается. – отдал распоряжение начальник, но не Александру конечно, а ротному запевале Федьке, который оказался неподалеку.

– ААА!!! Е… вашу мать!!! – оглушил всех, набрав предварительно побольше воздуха в легкие, прославленный полковой певец. Действительно этому парню никакие усилители не нужны, бывают ведь такие феномены в человеческой природе.

И без того редкий огонь с той стороны прекратился и из-за дальних кустов на краю поляны в ответ проорали мирное предложение примерно в таких же изысканных матерных выражениях. Действительно это могут быть только свои, унтер-офицер не ошибся, но что они тут делают?

– Ваш бродь! Оне, супостаты экие поручика нашенского скрутили!!! – донеслось с левого фланга роты, из-за заросшего кустами и ежевикой мелкого оврага. Штабс-капитан кинулся тотчас туда, а за ним понеслись вдогонку и Сашка с Федором.

Поручик Яковлев, отправленный с застрельщиками, оказался в этом бою единственной жертвой "дружественного" огня. Рязанским мушкетерам, воспользовавшимся перемирием, что бы подойти поближе, показалась подозрительной цветная косынка, которой он укутал простуженной горло.

– Хранцуз поди? Наши эдак не ходют! – и воспользовавшись временным затишьем рязанцы навалились на утратившего бдительность и оторвавшегося далеко вперед от своих егерей молодого поручика.

Возникшее недоразумение отрегулировали быстро, и своего обер-офицера у мушкетеров отбили назад…

– Вы что Рязань косопузая совсем нюх потеряли? – орлом налетел на "противника" штабс-капитан Денисов, – Кто такие, какой полк? Где ваши офицеры?

– Рязанской мушкетерской… – окая по-волжски промямлил оробевший нижний чин, осторожно подбирая языком кровь с разбитой губы, а другой солдатик добавил, – за охфицером то нашенским послали ужо ваш-бродь. Девяту ночь мы тут сидим ведетом. Не пимши, не жрамши и сапсем озверевши… Охфицер нашенский ротный недужный лежит, фельфебель заместо ево, а порутчиков нетути.

– Чего же вы братцы своих не узнаете? – примирительно обратился к рязанцам Сашка, пытаясь разрядить напряженную обстановку.

– А ен почто молчит? Кабы сказал чаво? Старшому нашенскому ундеру по морде дал, покедова вязали! – оправдываются сконфуженные мушкетеры, – Ровно хранцуз какой…

– Ну что Леонид? Как тебе сии герои? – утешил пострадавшего штабс-капитан, – Почитай как генералу Массене воротник оторвали? Но крест им за тебя не дадут.

Поручик только рукой махнул и прохрипел, что-то неразборчивое, здорово мушкетеры его прикладом приложили, хорошо хоть ребра не сломали, отметил для себя Александр. Между тем в лес потихоньку прибывали и разворачивались на новом месте "в стрелки" остальные роты 13-го егерского полка. Первое время офицеры опасались, что их подчиненные чего доброго начнут бить провинившихся рязанцев, но этого не произошло. Напротив мушкетеров щедро оделили сухарями, и даже дали немного водки из фляжек – трофейной с последнего боя, поскольку казна уже давно прекратила поставлять 13-му егерскому этот весьма ценный продукт. Очевидно, хитрые и экономные интенданты полагали, что на войне солдат и так найдет, что выпить – или у врага отобьет, или у местных аборигенов отберет, или сменяет у торгашей на спиртное захваченное в бою имущество. Отчасти так и было, ведь за войсками двигались целые колонны барыг, именуемых здесь маркитантами, жадно скупая любую "добычу" вплоть до золотых пуговиц с трофейных офицерских мундиров, они расплачиваясь с нижними чинами, как правило скверной, щедро разведенной водой, но все же водкой. Получалось, что таким способом российских воинов неофициально стимулируют наступать и успешно бить врага – победитель берет трофеи и гуляет, а вот кому не повезло, тот должен постится и молится, как эти невезучие рязанцы.

Штабные, или "высшие силы" очередной раз попали пальцем в небо. Позицию, отведенную 13-му егерскому уже добрую неделю занимала одна из рот Рязанского Мушкетерского полка. В тесноте но не в обиде, как говорится, рязанцев немного подвинули. Впрочем, они такому соседству весьма обрадовались, французы были совсем недалеко и роте слабого состава, после последних авангардных стычек, где их полк понес значительные потери, одной в лесу было совсем не уютно. Никаких других задач, кроме занятия леса егерям штаб корпуса не поставил, поэтому в теории можно было сидеть тут тихонько вплоть до самого последнего в этой войне генерального сражения под Фридландом. Но командир 13-го был военачальником еще "старой школы" и полагал, что если видишь врага, то надо его обязательно бить, а хитрые маневры штабных умников годятся только для Красного Села. Проведенная своими силами разведка установила, что по западной кромке леса проходит важная рокадная дорога, по которой противник непрерывно снабжает один из своих корпусов. Обозы идут один за другим сплошной колонной, и очень соблазнительно прервать эту оживленную магистраль, пусть хоть на некоторое время.

Были отданы необходимые приказы, проведена подготовка и егеря скрытно выдвинулись к намеченной цели, рязанцев оставили пока в резерве, усилив двумя своими ротами. Никаких особых хитрых приемов не было и в помине, нижние чины просто ударили в штыки и разогнали вражеских обозников, даже не стреляли по ним почти, действовали исключительно холодным оружием и криками "ура". Они выскочили внезапно из кустов на дорогу с ружьями наперевес и пошла жестокая потеха. Вражеские фурлейты, неожиданно обнаружив вблизи солдат противника, кинулись врассыпную, кто куда, спасая свои жизни и бросив повозки и лошадей на произвол судьбы. Фактически реальное сопротивление оказали лишь нижние чины подвернувшегося под руку егерям артиллерийского парка, шедшего следом за длинным провиантским обозом. Полусабля – плохое оружие против штыка, а тесак и вовсе считается инструментом для бивачных работ, поэтому с вражескими артиллеристами справились быстро. Единственный офицер парка ничего сделать для организации отпора противнику не успел, он очень неосмотрительно ехал верхом, а не на фуре со всеми остальными, и тем прекрасно выделялся на фоне своих подчиненных, готовая цель. Можно было поставить на прикладе винтовки еще одну зарубку, но Сашка ни за что бы ни стал портить такую великолепную вещь, даже если бы очередная его пуля свалила самого Бонапарта. Удобно устроившись в развилке ветвей высокого дерева, он с интересом наблюдал за событиями происходящими рядом на дороге, и там было на что посмотреть. В одном месте бойцы сгоняют к опушке леса отловленных пленных обозников, в другом все еще идет бой – мужики выковыривают штыками из-под фуры не желающего никак сдаваться упертого француза. Но главное действие разворачивается не среди громоздких повозок и фургонов артиллерийского парка, а в голове провиантского обоза. Там егеря еще в самом начале нападения заприметили весьма привлекательную цель. Вот она красуется как на картинке: французская маркитантка, баба средних лет и довольно еще привлекательная – по крайней мере, желающие заняться с ней любовью обязательно бы нашлись в 13-м егерском. Путешествует мадам одна без попутчиков, верхом и еще две вьючные лошади нагруженные всякой соблазнительной снедью ведет в поводу за собой. За ней началась настоящая охота, черт с этими французскими фурлейтами, пускай бегут себе куда хотят, но такой приз егеря выпускать из своих рук определено не намерены.

– Стой дуреха!!! Отдай тока колбасу!!! Не тронем! – кричали ей вслед и целая толпа в пыльных темно-зеленых мундирах бросается ловить и загонять но тщетно, куда им…

Сашка невольно залюбовался как эта дамочка уходила от его сослуживцев ловко маневрируя по запруженной подводами и фурами дороге. Знает ведь стерва такая толк в верховой езде, даже в седле сидит по-мужски, крепко сдавив коленями бока своей шустрой лошадки. Такого конного цирка он еще ни разу не видел, в одном месте маркитантка заставила своего коня перескочить через преграждавшую путь повозку, и что совершенно невероятно – ее вьючные лошади самостоятельно повторили этот сложный маневр. Может быть уже не в первый раз приходиться проделывать ей такое, спасая себя и свое имущество от жадных солдатских рук? Упустили ее егеря… стрелять вслед маркитантке никто не стал, баба все же ведь, а не вооруженный противник. Удивительный факт, но тут впервые он увидел в 19-м веке женщину в штанах! Нет, короткая юбка у смелой маркитантки все же была, видно полагалось для приличия, скрывая ноги примерно до колен, но далее у тетки ясно были видны брюки навыпуск поверх сапог со шпорами. Довольно практично, в длинной юбке в мужском седле сидеть крайне неудобно, да в ней и просто так, особенно на взгляд уроженца ХХ века, ходить тяжело.

Читатель видимо будет в недоумении, ведь война идет – почему среди военного обоза опять появились бабы, придется дать ниже маленькую историческую справку. Касательно же всего прочего, у каждой роты и батальона Grande Armee имелась свои cantiniere или маркитантки – своего рода уникальный институт, присущий в те времена исключительно французской армии. "Такая дамочка начинала путь обычно, увязавшись за солдатом, пробудившим в ее душе теплые чувства, – рассказывал лейтенант, современник тех событий, Блаз де Бюри. – В первое время она шла за войском с висевшей на шее флягой водки. Спустя неделю уже довольно удобно устраивалась на лошади, найденной кем-то для нее, обвешанной слева, справа, спереди и сзади флягами, сухой колбасой, сырами и прочей снедью, которые бог весть как держались там. Не успевал кончиться месяц, как о процветании предприятия хозяйки наилучшим образом говорила набитая всевозможной провизией телега с упряжкой из пары лошадей".

В лагере палатка cantiniere превращалась в ротный бар, где сиживали офицеры, игравшие в карты или просто коротавшие время за беседой о том о сем. Это был так же и банк, где нуждающимся давали взаймы и ссужали деньгами. В походе cantiniere всячески исхитрялась обеспечить солдат любыми простыми, но важными мелочами, способными хоть как-то если не обеспечить выживание, то скрасить жизнь воина. У нее всегда бывало припасено хоть что-то для солдата, способного заплатить сразу или, если она доверяла ему, потом – тогда, когда он разживется деньгами. Маркитантка обычно пользовалась услугами покровителя, иногда мужа или любовника, но чаще временного дружка, который обладал способностью и возможностями обеспечить ей безопасность и оказать помощь взамен на провизию, и порой смена друга подразумевала финансовую сделку между старым и новым "хозяином".

Эти женщины видели себя неотъемлемой частью армии и презирали любого штатского. Они расценивали опасность войны как часть своего ремесла. Если cantiniere становились добычей врага, бывали ограблены, изнасилованы и как правило теряли все нажитое… Но вскоре немного оправившись, недолго сетуя на судьбу, принимались за дело снова. Иные отваживались приносить фляги с бренди на поле боя и давали глотнуть его солдатам бесплатно, или в счет будущей добычи. Случалось, отважных маркитанток даже ранило в такие моменты.

Когда полк выступал в поход, за ним неизменно следовала cantiniere с небольшой свитой поставщиков, слугами офицеров, дюжиной прачек и одним или двумя конокрадами. По пути к части прибивались мелкие жулики, у которых земля начинала гореть под ногами в своем местечке, юнцы, ищущие приключений, бродячие псы и всевозможные дешевые шлюхи. "В то время как полк маршировал по дороге в должном порядке, куда бы он ни направлялся, конный сброд – или, будем называть его своим именем, банда воров – сновал вокруг слева и справа, впереди и позади, используя полк как некую точку опоры, – писал в мемуарах еще один современник событий, лейтенант фон Ведель. – Все они тащили с собой большие и маленькие мешки и ранцы и бутыли для добычи и вооружались клинками, пистолетами и даже карабинами, когда удавалось разжиться таким оружием. Банды часто без страха прочесывали округу в отдалении с флангов, а когда возвращались, приносили припасы для солдат. Работа была опасной, и многие гибли – гибли мучительно, если попадали в лапы разъяренных крестьян… Такие кучки грабителей также образовывали нечто вроде боевого флангового охранения для армии, поскольку если они сталкивались с неприятельскими подразделениями, мчались назад с великой поспешностью и громкими криками".

Подобный подход обычно освобождали французских командиров от необходимости таскать за собой большие запасы провизии, давая им немаловажное преимущество в быстроте передвижения над традиционно организованными противниками. Данная тактика великолепно срабатывала в богатых, густонаселенных, плодородных и коммерчески развитых районах Северной Италии и Южной Германии, где при малых расстояниях, хороших дорогах, часто расположенных городах и изобилии всевозможных ресурсов даже сравнительно крупная армия могла двигаться быстро и в достатке снабжать себя провиантом. Не подводила сия схема французов, в общем-то, и на менее заселенных и более засушливых просторах Испании, но вот на относительно бедных землях Польши уже возникли первые проблемы…

Взятых на дороге пленных допросили, на проверку почти все оказались местными крестьянами-поляками, насильно мобилизованными Великой Армией для обслуживания своего войскового обоза. Французов живыми захватили только троих, большая часть нижних чинов артиллерийского парка просто сумела сбежать в общей суматохе короткой стычки. Боем со стороны егерей как потом оказалось, никто толком не руководил, офицеры просто не имели опыта действия из засад и солдаты воевали самостоятельно по собственному усмотрению. Излишне впечатлительный штабс-капитан Денисов даже расстроился немного по этому поводу, что это не "цивилизованное" войско у них выходит, а "дикая" татаро-монгольская орда получается, на что полковник ему сразу же возразил, мол казаки обычно так и действуют, чем егеря хуже если разобраться по сути вопроса… Легкая пехота чем-то сродни легкой кавалерии.

Пойманных в изрядном количестве поляков-возчиков использовали позднее на разного рода фортификационных работах, а впоследствии отпустили, щедро наградив на прощанье "братьев-славян" тумаками, они никакой ценности, как пленные не представляют. Но среди массы вчерашних хлопов затесалась редкая птица, вот он теперь стоит привязанный к толстому стволу дуба, обреченно глядя голубыми глазами куда-то вверх. Во вражеском обозе взяли "своего", российского подданного по крайней мере, в этом сомнений нет. Мужик сам себя выдал, увидев штык возле лица своего, и тотчас вспомнил родную речь… от испуга такое иногда случается.

– Что теперь с ним сделают? Расстреляют как изменника? – спросил Александр штабс-капитана.

– Не скажу сразу, ежели он солдат и присягу давал… тогда конечно, если только государь не помилует.

– А если просто беглый, или может он вольный и тут уже давно в этих краях живет?

– Вернут владельцу или по месту прежнего жительства определят, или кнут и Сибирь, или как бы нам его в полк со следующим пополнением рекрутом не прислали. Чего же ты братец спрашиваешь, ведь сам через это прошел! – удивился штабс-капитан, забыв видимо, что его собеседник по прежнему одной ногой еще там в далеком XXI веке и мыслит немного иными категориями.

В другом месте довольные легкой и бескровной победой егеря весело смеются и балагурят, тот задает Федька, в первой роте он заменять и радио и телевидение, язык у парня хорошо подвешен.

– Почто воены бабу хранцузскую упустили, счас она поди нас бы приласкала? Добрая баба тока ноги поди кривы как у калмыка. Ниче иы бы и такую…

– Сам то иде был? Не видали тебя! – вяло отругиваются егеря, задетые нападками острослова. И в самом деле, женщин они не видели уже несколько месяцев.

– А сие братцы не скажу, сие важна военна тайна! – на самом деле Федор не принимал участия в налете на обоз его скрутил в тот момент в бараний рог жестокий приступ поноса. Не такое уж и редкое явление на этой войне, выручает только старой испытанное средство, настойка опия – всего одна капля и все проблемы с животом сняты. Денисов еще в самом начале похода раздал всем своим застрельщикам по маленькой скляночке со снадобьем, да только многие уже успели их благополучно потерять.

Пока солдатики развлекались вовсю, тайком потребляя добытую при разгроме обоза водочку, командному составу было совсем не до веселья. Александр не сразу понял, что произошло, вроде победа и без потерь, а все ходят прямо с каменными лицами, даже спросить, что случилось страшно…

– Иван Федорович, что все такие мрачные? Ведь столько добра взяли, можно на самоснабжение переходить. Бедняги рязанцы в первый раз за компанию получили возможность поесть досыта, вон как наворачивают, уже второй котел к себе понесли.

– Пушки! – и заметив изумление в глазах унтера Денисов поспешил пояснить, – Мы взяли пушки, шедшие вместе с артиллерийским парком Сашка, всего десять шестифунтовых орудий – это слишком много, хоть там и половина бывшие российские, утраченные зимой под Эйлау!

– Ну и что? – не понял его Александр, ведь им настойчиво внушали в свое время, что следует обязательно захватывать вражеские орудия при любой возможности, – И раньше ведь брали…

– Обоз с портянками и солониной нам бы простили. – Денисов только развел руками, – Но за десять пушек маршал Сульт нас завтра начнет в мелкий порошок растирать, они ведь ему предназначались для пополнение убыли в последних боях. С него, надо полагать, и спрос за потерю у французов будет перед императором?

– Не было у бабы заботы, так купила порося?

– Примерно так, сейчас решаем, будем ли здесь оборонятся или стоит отойти в глубь леса, или даже вообще отступить к основным силам. Самое неприятное то, что сей важный трофей нам абсолютно бесполезен. Дороги подходящей с нашей стороны нет – одни звериные тропки, и на руках пушки с собой через эти дремучие заросли не унесешь.

Как бы то ни было, штабс-капитан оказался прав, захваченные вместе с остальным имуществом артиллерийского парка орудия применить было невозможно, к ним не было снарядов – ни единого ядра, гранаты или хоть "банки" или "связки" картечи. Горячие головы предлагали даже попробовать камнями из них пострелять по врагу, благо валунов в поле хватало. Самое обидное, что пороха на дороге захватили необычайно много, целых три десятка фур, но куда его теперь девать пока никто не знал.

До полудня офицеры совещались и рассматривали различные варианты действий, закончили тем, что все же решили принять бой на этом же самом месте. Теперь 13-му надо серьезно поработать сегодня, чтобы уцелеть на следующий день, когда придется расплачиваться за нынешний веселый банкет. Ночной атаки противника не опасались, в то время к подобным экзотическим развлечениям на войне прибегали крайне редко, обычно в исключительных обстоятельствах, а враг завтра явиться сюда в превосходящих силах… зачем ему такие фокусы?

Весело застучали топоры, пошли в ход лопаты и другой шанцевый инструмент, прибывший вместе с егерями в обозе первой категории и на руках перенесенный через лес к новой позиции. На направлении предполагаемого удара устраивались завалы из деревьев и сооружали простейшие укрепления – так называемые шанцы. В русском языке до начала XX века слово "шанец" означало общее обозначение любых полевых и временных укреплений, но не определяло их вида. В данном случае нижние чины спешно возводили простые примитивные укрытия из земли и бревен, для защиты от ружейного и отчасти артиллерийского огня противника. Вбиваются, или вкапываются горизонтально несколько кольев, к ним подкладывают бревна и подсыпают землей с одной стороны – вот и готова "крепость". Где рельеф не позволяет использовать такие сооружения, там строят стенку из наполненных землей туров, благо лозы в лесу хватает, а плести корзины российский мужик умеет. Вспомнили и самый древний вид фортификации – обычный завал из срубленных деревьев кое-где очень даже пришелся к месту.

Главная угроза исходила от того самого участка рокады, где 13-й недавно так славно порезвился, разгромив огромный обоз, но было и еще одно место, где мог ударить умный враг. На севере в далеко лес углублялась просека, по которой в мирное время очевидно вывозили срубленные деревья. Используя эту дорогу можно было выйти в тыл егерям и взять их как тогда любили выражаться военачальники в "два огня". С других направлений 13-й егерский полк надежно защищали болота, не такая уж плохая позиция, если задуматься, бывают и намного хуже.

Оборону просеки полковник счел возможным возложить на своего наиболее опытного офицера, нетрудно догадаться, что им оказался старый знакомый Александра, штабс-капитан Денисов, других подходящих кандидатур не было. Лесную дорогу перегородили в разных местах засеками и завалами из срубленных деревьев, стараясь по возможности расположить их на расстоянии ружейного выстрела друг от друга. Сашке велели заранее оборудовать несколько позиций на деревьях, с которых просматривалась бы просека, в его задачу теперь входило выбивать по возможности офицеров противника, а равно и другие приоритетные цели – артиллеристов например, для охраны и содействия ему в подчинение оставили Федора, Григория, обычно в цепи действовавшего в паре с унтер-офицером, в этот раз штабс-капитан не отпустил. Исходя из имеющейся информации о противнике, предполагали, что он станет действовать как в поле, крупными силами начиная от роты. Сначала и егеря хотели воевать так же, но в сильно запущенном лесу, который много лет никто не прореживал, такие большие группы трудноуправляемы и весьма стеснены маневром. Чтобы решить эту проблему Денисов разбил своих подчиненных на небольшие отряды примерно по 20–30 человек в каждом, их возглавили обер-офицеры и частично унтер-офицеры. Предполагалось, что в случае необходимости каждая такая боевая группа будет действовать самостоятельно, к счастью до этого на деле не дошло. На случай убыли начальствующих лиц были заранее назначены дублеры из числа наиболее опытных солдат. Особые надежды возлагались штабс-капитаном на ручные гранаты, в каждый отряд входил как минимум один специально подготовленный гранатометчик, отобранный из числа наиболее физических сильных нижних чинов.

Внимательный читатель уже кричит наверное во весь голос: "Рояль!!!", и в самом деле откуда дровишки, ведь Александр с помощью полкового оружейника Бауэра изготовил еще на месте старой стоянки полка в России всего три десятка "хлопушек"? Да тут целая отдельная история вышла, как раз из числа тех, что как раз не попадают в толстые книги "полковых историй"…

После того, памятного всем нижним чинам тринадцатого полка сражения на болоте с кирасирами, отцом-командиром были сделаны правильные выводы. Полковой оружейник Бауэр в сопровождении взвода солдат и пяти подвод был направлен в ближайший город. Там они реквизировали в аптеках, их в городишке оказалось целых шесть – любят немцы лечиться, необходимые реактивы и материалы были представлены в изобилии, и "экспроприаторы" забрали все, что сочли нужным. Заглянули в поисках необходимых компонентов так же и на красильные и кожевенные мануфактуры – на всякий случай. Таким незамысловатым путем все нужные компоненты и материалы были приобретены в достаточном количестве, а обычный порох и ранее был в запасе. Казна от подобной операции в материальном плане ничего не потеряла, поскольку 13-й егерский полк рассчитывался за конфискованное имущество простой бумагой, квитанциями за подписью полковника и печатью части. Вскоре эта территория полностью ушла под контроль французов и теперь все изъятия и реквизиции 13-го оплачивать придется, видимо, Наполеону. Где они взяли тогда корпуса для гранат – законный вопрос, на земле такие ценные вещи обычно не валяются. Да там же и где в прошлый раз, Александр не особо мудрствуя, стащил "жестянки" со склада военного ведомства, на этот раз пригодилось его умение вскрывать различные замки. Не такое уж сложное предприятие оказывается, пока они официально получали патроны, кремни и прочие материалы, то осторожно разузнали у местных чиновников-ротозеев где, что у них лежит и попутно изучили всю систему охраны. Ночью в кустах за пустырем возле склада, Сашка с сослуживцами бесшумно выломали пару досок в заборе ограды. Потом он же вскрыл отмычкой замок на одном из казенных сараев и далее спокойно и не спеша до самого рассвета, нижние чины грузили блестящие в свете луны жирной смазкой цилиндры картечных зарядов на вместительные полковые фуры. Никто и ничто им не мешало в этом мероприятии. Огромный склад-арсенал, как оказалось на проверку, охранялся в ночное время лишь парой собак, а с этими дворнягами егеря подружились еще днем и щедро прикормили песиков казенным же мясом и лакомыми косточками. Теперь вся наличная "карманная артиллерия" 13-егерского насчитывала как минимум 426 единиц, если конечно ничего не потеряли в обозе при последнем быстром выдвижении. На кого потом интенданты-артиллеристы похищенные боеприпасы списали – история умалчивает, может быть на местных немцев, а может быть картечь якобы "уничтожили", чтоб не оставить противнику.


По вопросу обороны рокады полковник вечером дополнительно собрал еще одно небольшое деловое совещание или как угодно – военный совет. Нужно было срочно решить, что делать с оставленными на дороге пушками и пороховыми фурами. Присутствовал тут и Александр, без права голоса конечно, на правах технического специалиста-консультанта. Отбитые пушки после обсуждения решили использовать нетривиально – исключительно в качестве приманки для противника, ведь у него две цели: разобраться с обнаглевшими егерями и вернуть столь ценные орудия, не так ли? Было бы идеально заложить фугасы в местах предполагаемого движения или скопления сил французов, но не могли придумать, как привести их в действие в нужный момент, заранее себя не обнаружив.

– Если насыпать пороховую дорожку, то за ночь обязательно отсыреет и утром следующего дня не воспламениться! – авторитетно заявил штабс-капитан Денисов и с ним спорить не стали.

Следующее предложение было использовать замок от ружья или пистолета, но эта идея не прошла по тем же причинам, что и классическая пороховая дорожка. Тут вспомнили про унтера Сашку, и полковник предложил ему высказаться по существу дела. Александр начал было говорить, что ему нужен гальванический элемент, нет – даже целая батарея и изолированный провод, но под пристальным взглядом штабс-капитана замолк, сообразив, что несет дикую чушь. Вроде зашли в тупик, но всех выручил как ни странно, сам полковник, предложивший вполне приемлемый выход.

– У нас ведь есть гренады нового образца господа офицеры. Они защищены от влаги посредством сургуча и воска и вполне надежны, при мне одну такую шутиху взорвали аж под водой… славная уха надо сказать получилась судари, али забыли?

– Но как…? – начал встревать было забывший субординацию Сашка.

– Просто! Привяжем веревку подлиннее и все, только окопчик для минера дано пренепременно выкопат, дабы не пострадал ненароком. – ответили ему.

Решение было таким образом найдено, Денисов еще на правах эксперта-специалиста по минному делу, предложил усилить действие фугасов обкладкой из камней, и это тоже приняли, булыжников не жалко, вон их сколько в полях валяется.

…………………………………………………

Что в тот день происходило на рокадной дороге у кромки леса унтер-офицер Сашка своими глазами не видел, поскольку находился вместе с штабс-капитаном Денисовым и всей первой ротой в на севере, там где узкая просека рассекала массив надвое. Поэтому придется при описании событий, доверится исключительно воспоминаниям остальных очевидцев… С первыми лучами появились и первые французы, у них в обычае оказывается рано вставать, употребление кофе этому очень способствует. Сначала небольшой разъезд выскочил в поле между лесом, где прятались егеря и еще одним поменьше на западе, да там даже не лес был, а скорее заросли высоких кустарников типа можжевельника и молодые осины местами. Вскоре маленький отряд превратился уже в целый эскадрон, они крутились почти возле самой дороги, рассматривая вожделенные пушки и брошенный артиллерийский парк. Близко лесу не подъезжали, там в глубине среди кустов и молодых дубков, смутно можно было различить что-то наподобие шанцев или завалов из поваленных деревьев, но возможно это была просто игра воображения. Время от времени по уланам оттуда из глубины леса постреливали, впрочем, без какого-либо заметного эффекта.

Но это была только прелюдия, основное действие будет позже, а пока к месту, которое в историю войны 1807 года войдет как "большой лес на северо-западе от Гуттшатдта" приближаются восемь батальонов пехоты, две восьмиорудийные батареи, кавалерийский полк и еще какие-то неопознанные мелкие части из состава корпуса маршала Сульта. Авиационной разведки нет, спутников на орбите тоже, поэтому точно оценить состав группировки противника можно будет только после войны, лет эдак через 30–40, дотошно штудируя мемуары французов, а это еще те сказочники. В тот день полковые офицеры даже не смогли определить, путем допроса пленных с кем конкретно они бились. Вышло так, что всех захваченных французов отпустили, не успев толком расспросить. Штабс-капитан Денисов, составлявший донесение об этом бое, записал всех супостатов тогда скопом в вольтижеры, исключительно по собственным впечатлениям – они составили основную массу пленных и убитых. С одной стороны вроде бы явная ошибка, но стоит учесть, что Наполеон затеял на рубеже 1807–1809 очередную реформу и теперь у него в Великой Армии были как отдельные полки легкой пехоты, так и роты вольтижеров в обычной линейной.


Маршал Сульт решил не иначе убить двух зайцев одними выстрелом: восстановить прерванные коммуникационные линии, а заодно и очистить от сил противника этот лесной район, через который проходила столь важная для него дорога. Собственно французы уже почти пришли, они поспешно разворачиваются в боевой порядок перед зарослями кустарников по недоразумению именуемыми местным население лесом. Два батальона с полубатареей сразу с марша отправились на север в гости к штабс-капитану Денисову и унтеру Сашке, остальные войска предполагалось задействовать здесь. Они особо не торопились, спешить не куда, ведь пушки свои заберут в любом случае. Прекрасная местность для сражения, поле перед лесом словно огромный плац, даже все валуны и булыжники, обязательная принадлежность местных почв заботливо убраны рукой земледельца, удобно маневрировать войскам. Четыре батальона заняли поле перед лесом и выслали своих застрельщиков-вольтижеров в "стрелки", а остальных бойцов поставили в привычный боевой порядок – трехшереножный строй фронтом к рокаде – в сторону возможного противника. Артиллерия заняла позиции в промежутках между батальонами пехоты, готовясь обрушить в любую минуту сокрушительный огонь на врага. Одна проблема в кого стрелять пока не ясно, для острастки бравые канониры выпустили с пяток ядер по предполагаемым шанцам и завалам в лесу, но коварный враг на этот вызов никак не отреагировал, почти никак – в ответ хлопнул лишь одиночный ружейный выстрел.

А вот на севере идет интенсивный бой, порывы ветра доносят временами оттуда частое "пах-пах-пах", прискакал курьер с известием, что противник в районе просеки оказывает ожесточенное сопротивление, продвижение вглубь идет очень медленно и с потерями. Снова посланы в разведку уланы, теперь они смело гарцуют на своих красивых конях уже по самой рокаде, протискиваясь между брошенными повозоками, даже в придорожные кусты местами заехали. Шелкают, точно удар кнутом, пистолетные выстрелы, в ответ из чащи лишь опять хлопнуло одинокое ружье, затем присоединилось еще одно. Противник явно не желает вступать в честный открытый бой?

Странное складывается положение, похоже, что основные силы русских не здесь, скорее всего враги давно ушли на север, оставили лишь небольшой пикет для наблюдения за дорогой, вот он и постреливает временами – примерно так рассудил французский военачальник и это решение, последняя ошибка, которую он совершил в своей жизни. В этой обстановке само собой напрашивалось простое и очевидное решение, что надо идти вперед, забирать потерянные пушки и имущество артиллерийского парка, а там дальше видно будет, как поступить впоследствии.

Вольтижеры быстрым шагом подошли почти к самому лесу, вслед за ними двинулись и орудийные запряжки, чтоб развернуться на новых позициях и в случае необходимости прикрыть огнем свою пехоту. Линейные силы неспешно двигались позади, не сворачиваясь для перехода в колонны, прямо так шеренгами и шли, ровная местность позволяла выполнить такой маневр. Среди солдат в синих мундирах молнией распространился слух, что регулярных частей русских здесь и не было никогда, мало ли что трусливым фурлейтам показалось, у страха, как известно глаза велики. И в самом деле, все выглядело так, словно над обозом и парком основательно поработали казаки. Кто еще может бросить столь ценные трофейные пушки – только эти дикие скифы, нормальный враг хотя бы заклепал орудия, если уж увезти невозможно.

Прошло три четверти часа, уже вызваны из тыла передки, суетятся радостные солдаты-артиллеристы вокруг вновь обретенных пушек – еще бы целая батарея вернулась из небытия, сержанты и офицеры осматривают придирчиво имущество артиллерийского парка. Никто даже и не смотрит в сторону леса, русский пикет не иначе давно сбежал, устрашенный направленной против него мощью, да был ли он вообще, может там один человек стрелял из числа отставших от своих? Общее солдатское мнение уже вынесло окончательный приговор – обоз и парк взяли вчера казаки, непонятно лишь пока с кем остальные два батальона сражаются на севере? Может просто по кустам палят впустую, введенные в заблуждение теми же хитрыми "дикарями"?

– Порох исчез! Вместо него насыпана земля, и половины положенных бочек не хватает! – тревожный доклад сержанта, проверявшего пороховые фуры вывел молодого артиллерийского лейтенанта из приятной эйфории. Офицер уже прикидывал, что возвращение захваченных пушек сулит как минимум орден, а может быть и следующий чин или может быть даже денежную премию… это уж как повезет, в последнее время император стал необычайно щедр на награды, но не спешил с ускорением чинопроизводства отличившихся. Что там за птица так кричит в лесу, до чего мерзкий голос, так бы и пристрелил пернатую дрянь, если бы увидел.

– Болван! Проверь еще раз! – последовало сердитое распоряжение, вечно эти олухи-солдаты все путают. И тут лейтенант вдруг краем глаза уловил рядом со своими ногами в дорожной пыли некое движение, словно там под тонким слоем песка извивалась змея.

Потяни за веревочку, дверь и откроется… Для многих в этот день открылась дверь в другой потусторонний мир, после того как услышав условные сигнал спрятавшиеся в замаскированных окопчиках добровольцы-егеря дернули за длинные пеньковые шнуры. Те из французов, кто выжил тогда на рокаде, рассказывали потом, что день мгновенно превратился в ночь. Тонны пороха заложенного в фугасы подняли в небо такую массу булыжников и крупного щебня, что казалось, будто идет дождь из камней. Уцелевшие французские застрельщики в панике шарахнулись назад в поле, смяв по дороге и своих "линейных" собратьев, под действие камнеметных фугасов не попавших. А вслед им уже раздается совершенно дикое "А-а-а", и несутся со штыками наперевес дьяволы в мундирах, бог знает какого уже цвета – в дыму не разобрать и весь адский апокалипсис происходит в окутавшем поле густом вонючем тумане от газов сгоревшего пороха, где дальше десяти метров ничего не увидишь, словно в мутной воде.

Артиллеристы не успевшей снятся с позиции, батареи не знали, что им теперь надлежит делать. Участок рокадной дороги перед ними полностью скрыт густым дымом, в нем смутно видны лишь силуэты бегущих навстречу людей, целая толпа несется прямо на них, и не разобрать кто это такие. Поддавшись общей панике канониры открыли огонь, картечь словно гигантской метлой опрокинула набегающих солдат, но оказывается за ними идет еще и вторая волна, и зарядить пушки уже нет времени… Нахлынувшие беспорядочной кучей вслед за французами егеря не останавливаясь, на ходу перекололи всех на батарее и понеслись дальше, преследуя бегущего противника.

Если бы создатель линейной тактики принц Мориц Оранский увидел это, то в гробу бы перевернулся. Где она знаменитая "линия", вместо нее несется по полю огромная толпа обезумевших людей в синих мундирах, за ними с ружьями наперевес гонится друга толпа поменьше но уже в мундирах темно-зеленых. Вот и все сражение и вся тактика – "догоню и убью". Егеря зашли, точнее забежали тогда слишком далеко, не успели офицеры вовремя остановить всех, так велик был порыв, еще бы они пролежали полдня в виду противника, вжимаясь в землю точно мыши.

Опомнившийся после неожиданного удара, враг успел ввести в действие резервы – два оставшихся батальона и легкую кавалерию. Разогнавшиеся российские солдаты оказалась зажаты между так некстати появившимся на поле боя уланских полком и свежими батальонами противника. Но французов в этот день определенно преследуют сплошные неудачи, основная масса нижних чинов 13-го егерского, сплотившись вокруг офицеров, сумела побиться штыками обратно в лес. Уланам трудно было действовать, постоянно лезли под копыта и сильно мешали свои же совершенно деморализованные пехотинцы. Егеря не досчитались тогда 32 своих товарищей, сколько легло французов так и осталось тайной, Наполеон в своих знаменитых бюллетенях уже давно указывал цифры убыли, что называется "от балды". По этому конкретному эпизоду известны со временем станут только потери Великой Армии офицерами. Досталось и рязанцам, участвовавших в деле наравне со всеми остальными, им повезло даже меньше чем егерям, вероятно сказалась насаждаемая сверху привычка к "фрунту", которую буквально вбивали в солдат тогда. Мушкетеры потеряли 37 человек убитыми и тяжело ранеными, они слишком медленно действовали и не успели вовремя уйти, когда возникла такая необходимость.

Французам удалось до вечера эвакуировать примерно половину своих пушек с поля сражения, но перед лесом осталась масса раненых, местами земля была усеяна телами так, что некуда было вступить, каменный дождь поработал на славу, и смерть собрала обильную жатву. Надо было что-то делать и спустя два часа, как стихли последние ружейные выстрелы, и бой прекратился, в сторону леса направился парламентер с белым флагом.

После недолгих переговоров командир 13-го егерского согласился не препятствовать выносу раненых и покалеченных, оставшихся лежать на поле боя. В ту пору еще войны зачастую старались вести "благородно", не всегда правда так получалось. Заодно стороны договорились обменять пленных по принципу "всех на всех", неофициально конечно. С точки зрения российского командования такие действия были совершенно неприемлемы, и даже преступны, но старику было наплевать на мнение штабных, он просто хотел получить обратно своих людей. Взамен отпустили 58 французов, в это число вошли и те, кого взяли при разгроме обоза днем ранее, обратно в полк вернулись 11 нижних чинов. С ними явился и считавшийся пропавшим без вести поручик Яковлев, он в числе охотнитков-добровольцев подрывал фугасы, и позднее участвовал вместе со всеми в той безумной штыковой атаке…

На другом конце леса в тот день тоже воевали совершенно неправильно, но все больше российские егеря. Штабс-капитан Денисов смело экспериментировал, необходимость как говорят – мать изобретения. Противник напротив вел боевые действия шаблонно, наступал в точности сообразно требованиям устава, вот только такой порядок, вполне применимый в открытом поле, мало подходил для узкой просеки в лесу. Впереди в авангарде двигалась легкая пехота, ее подкрепляли линейные части с артиллерией. Сражались обе стороны исключительно вдоль лесной дороги плюс минус тридцать метров в сторону, дальше шли сплошные буреломы и овраги, там ровные "линейные" шеренги передвигаться не могли в принципе и командиры боялись утратить контроль над нижними чинами.

Первоначально штабс-капитан предполагал сдерживать противника исключительно одним ружейным огнем, но вскоре понял, что это плохая идея. Взятые в свое время хорошие трофейные ружья пошли на вооружение более многочисленных второй и третьей рот, а первая осталась пока со старыми российскими. Поэтому в силе и точности огня противник егерей превосходил, спасало положение лишь настойчивое, маниакальное желание супостатов стрелять непременно залпами и по команде. Бой протекал примерно по такой схеме: егеря обороняют очередной завал на дороге и ведут оттуда ружейный огонь силами двух или трех взводов, остальные находятся в резерве. В случае если давление противника становиться чрезмерным следует отступить под прикрытие следующего завала и оттуда тревожить набегами французов, пока те разбирают захваченное укрепление, расчищая путь для своей колонны. Почти сразу в ход пошли ручные гранаты, трудно сказать каковы были реальные потери врага от этого "старого нового" оружия. Но мешало оно французам очень сильно, постоянно расстраивая боевые порядки, и заставляя периодически отступать с уже казалось бы полностью захваченных укреплений-завалов противника. Французская пехота действовал строго в "классическом" стиле, выдвигался вперед по дороге шеренгами, имея сержантов или офицеров на флангах и в тылу. Когда такая "стенка" из человеческого мяса, где солдаты стояли тесно локоть к локтю, подходила к завалу на пятьдесят или сто шагов, следовал дружный и слаженный залп. Затем они по команде заряжали и стреляли снова и снова. И еще и еще… удивительно, но даже двигаться солдаты Великой Армии старались по возможности "в ногу". Иногда с целью усилить эффект от ружейного огня открывали пальбу и идущие следом за первой шеренги, передний ряд при этом предварительно опускался на колени. Но как правило стрельбу вели только первые две, остальные шеренги составляли резерв, заменяя в передовых рядах людей, выбитых ответным беглым огнем противника. Обычно так продолжалось до получаса и более, затем сочтя подготовку к атаке завершенной, французы подтягивали остальные силы, уплотнял строй между шеренгами и потом быстрым шагом кидались в штыки, стараясь при этом по возможности сохранить равнение. При таком раскладе даже скверные ружья первой роты оказались на должной высоте и постоянно наносили противнику существенный урон, тут уже не важно, что пуля уйдет влево-вправо почти на полметра, все равно в кого-нибудь обязательно попадет. Почему наступающие не пытались обойти позицию противника по флангам, почему упорно лез "в лоб"? Нет, они пробовали и не раз: но в одном месте вольтижеры провалились в глубокий овраг, в другом увязли в топком болотце, в третьем их огнем из-за заранее подготовленного завала встретили все те же егеря. Кроме того, такие продвижения надо было предварительно готовить, вырубая на своем пути массу колючего кустарника, и на это ушло бы немало времени. Обычные войска никто специально не обучал действовать на пересеченной местности и офицеры опасались, что их подчиненные просто разбредутся по лесу, предоставленные сами себе, такие случаи уже бывали раньше. Строго говоря, на войне как и егеря 13-го, французские вольтижеры были дешевым "пушечным мясом" Великой Армии, призванным решать второстепенные задачи на поле боя, поэтому подготовкой их особо не баловали. Все конскрипты, от кого отказались "линейные" части доставались им – легким, обычно браковали призывников по росту и телосложению. Скорее всего, по этой причине французские офицеры прошли самым примитивным путем, они решили просто выдавливать противника с просеки лобовыми атаками. Действовали строго "по уставу", не применяясь к местности и уповая исключительно на свое численное преимущество. Потери ожидались высокие, но зато личный состав находится под жестким контролем и победа вроде бы была гарантирована в любом случае. С точки зрения нашего современника на лесной дороге шла совершенно бессмысленная бойня, своего рода конвейер смерти, но именно так тогда обычно и воевали, смело не считаясь с потерями, шли грудью на пули. Бонапарт никогда не заморачивался особо разработкой тактики мелких подразделений, великий полководец мыслил исключительно масштабами корпусов и дивизий, и за это нередко приходилось расплачиваться кровью его подчинённым.

Александр вносил свою лепту в общее дело, выбивая вражеских офицеров и сержантов, но у противника было не менее двух батальонов, в лес двинулся только один – всем пространства на просеке не хватило. На место одних павших врагов немедленно становились другие офицеры и порой ему казалось, что приходиться заниматься "мартышкиным трудом". Пока они с Федором базировались на дереве, Сашка стрелял, а его напарник вел наблюдение, выискивая наиболее приоритетные цели, заодно и помогал перезаряжать оружие. На верху, среди ветвей, не так удобно как на земле, нельзя к сожалению упереть приклад в грунт или в носок сапога, приходится заменять недостающее спиной или рукой товарища.

Очевидцы событий с той стороны позднее будут утверждать в своих воспоминаниях, что продвижению в лес батальонов Великой Армии якобы сильно мешала русская полевая артиллерия, обстреливая наступающих вольтижеров картечью с дальней дистанции. Позднее конечно, когда эта местность станет ареной "больших и правильных" сражений, российские пушки там появятся в товарных количествах, но в тот день ближайшее орудие было за десять верст отсюда. Отдельные офицеры упоминали и о массовом использовании русскими войсками ручных гранат, но таким сведениям никто не поверил, с вооружения полевых войск бесполезные "гренады" исчезли еще в прошлом веке. Как бы то ни было, но в какой-то момент вольтижеры, действовавшие в авангарде, сочли собственные потери чрезмерными и затребовали двинуть для уничтожения завалов артиллерию, и в самом деле им пришлось тяжко. Где прохлаждается выделенная для операции четырехорудийная полубатарея полевых пушек – пусть она поработает!

Сначала у артиллеристов получалось неплохо, первое же ядро вылетевшее из ствола грибовалевской шестифунтовки основательно разворотило завал и уложило насмерть троих нижних чинов из числа его защитников. Но со вторым выстрелом у французов уже возникли проблемы, неведомо откуда залетевшая пуля свалила наповал наводчика, его сразу же заменил артиллерийский офицер. Но кудрявого красавца суб-лейтенанта хватило ровно на один выстрел – его вскоре постигла та же судьба, что и наводчика. В этот раз лопнувшая с оглушительным грохотом среди бревен заграждения граната убила еще двоих и ранила осколками одного из солдат, но дальше стрельбу пришлось совсем прекратить, так как просто стало некому наводить орудие. Пехотный сержант решивший было временно переквалифицироваться в артиллериста, долго в этом качестве не прожил, только он склонился над прицелом, как и ему прилетел издалека свинцовый "гостинец". Невидимый и неуязвимый стрелок методично поражал артиллеристов одного за другим. Следующей жертвой стал подносчик зарядов, работать у орудия стало невозможно – защитных щитов пушки в то время не имели. Поэтому вскоре после гибели части собратьев, уцелевшая прислуга, подцепив орудие к передку, предпочла за лучшее эвакуироваться в тыл, предоставив пехоте выпутываться из сложившего положения самостоятельно.

Растерявшийся командир передового отряда совершил тогда роковую оплошность, вместо того чтобы вызвать взамен выбывшего новый расчет, он приказал выдвинуть вперед еще одно орудие. Там на узкой лесной дороге и одной запряжке было трудно развернуться… а тут столкнулись две сразу. Немедленно возник опасный затор, временно отрезавший передовые силы от резерва, его разгребать направили как пехотинцев, разбиравших ранее захваченное заграждение, так и часть тех солдат, что их прикрывали. И очень некстати очередной офицер выбыл из строя сраженный "шальной пулей", бардак и без того приличный постепенно приобретал все большие размеры. На этот момент и пришлась контратака егерей, которую так долго и тщательно готовил штабс-капитан Денисов, терпеливо выжидая подходящего момента. Забросав гранатами противника, и приведя его в замешательство, российские егеря штыками опрокинули и гнали врага потом добрую сотню метров и даже дальше. Как раз до батальонной колонны французов добежали, ожидавшей неподалеку за поворотом дороги, пока авангард ей путь расчистит… Нижним чинам в ходе наступления удалось на краткий миг прорваться далеко по просеке, они успели перебить прислугу полубатареи и переколоть всех ее лошадей, прежде чем опомнившиеся и подкрепленные резервом вольтижеры выдавили их обратно за завал. Бой на штыках был жестокий, потери оказались чрезвычайно велики, но штабс-капитан посчитал, что цели своей он достиг. Теперь французам придется эвакуировать в тыл свои пушки, а для этого надо выделить массу людей, да и времени тоже потребуется немало, да и просто невероятно тяжело это проделать по забитой войсками узкой лесной дороге. Александру, наблюдавшему за ходом этого удивительного боя из "вороньего гнезда" в ветвях могучего дуба, показалось тогда, что на просеке, как в русле реки столкнулись два встречных потока. Темно-зеленая волна поглотила светло-синюю и мгновенно разлилась вперед, занимая все свободное пространство. Шум стоял адский, дикие крики сражающихся заглушали временами взрывы ручных гранат, которыми егеря раз за разом "взламывали" вражеский строй, чтоб затем ударить в штыки на мечущегося в панике противника. Им важно было опрокинуть только три-четыре первые шеренги, затем отступающие вражеские солдаты сами сделают за них часть работы. Просека слишком узкая и двигаться тесная масса сражающихся может только в одном направлении, в сторону не свернуть – не дают густые непроходимые заросли малины, своего рода природной колючей проволоки. Поэтому отступающий противник поневоле сомнет и отбросит назад своих же соратников из резерва, не дав им принять участие в схватке. Главное условие – непрервывный бешеный натиск, иначе враг успеет опомниться и организовать отпор. Егеря смогли продержать такой темп движения только минут десять и прошли вперед примерно две сотни метров, далее сил на развитие наступления не хватило.

Лишившись в свалке артиллерии и потеряв многих своих офицеров, противник под занавес сделал последнюю отчаянную попытку переломить ход боя в свою пользу. Был предпринят решительный штурм, синие шеренги вольтижеров подгоняемые сержантами без выстрелов накатывались одна за другой на завал точно морские волны, но обороняющиеся не жалели гранат и патронов, все уцелевшие нижние чины первой роты сражались на последнем завале, в резерве у Денисова более никого не осталось. Несмотря на ужасающие потери, французам, продвигавшимся по трупам своих солдат вперед, все же удалось потеснить противников, но к егерям подошло неожиданно подкрепление и отбросило назад огнем и штыками вражескую пехоту. Как только бой на рокаде закончился, полковой командир немедленно отправил еще две роты на север, дабы выручить штабс-капитана. Наступило временное затишье, стороны зализывали раны и готовились к новой схватке, ну или по крайней мере делали вид, что готовятся. В это время к французам пришло сообщение, что на рокадной дороге они потерпели полное поражение и потеряли там почти всю свою артиллерию, поэтому дальнейшее продвижение в глубину леса теперь стало абсолютно бессмысленным. Лично прибывший для изучения текущей обстановки на место, как тогда было принято, старший офицер командовавший операцией вскоре был убит опять таки "шальной пулей". Он приблизился к завалу на дороге, на "безопасное" расстояние дабы провести рекогносцировку. Его преемник при таком невыгодном раскладе решил далее не рисковать, слишком много они уже сегодня потеряли, а положительных результатов не видно и в помине. Загудела сигнальная труба и французы отступили, провожаемые вдогонку редкими выстрелами егерей, штабс-капитан не решился преследовать многократно превосходящие егерей в численности силы противника.

И здесь в это день 13-егерский победил, хотя цена оказалась сравнительно велика, на просеке из строя выбыло более полусотни солдат и два офицера. Что было дальше? Противник уходя, попытался напоследок поджечь за собой лес, но ничего у него не получилось, зато вместо леса занялся торфяник как раз у самого начала просеки, густой бело-серый дым надолго преградил путь с этого направления по крайней мере на несколько дней. Почти как фосген, без противогаза не пройдешь и десяти метров в такой едкой серой пелене, легкие наружу вывернет.

Далее по ходу событий, не сразу, а постепенно – в течение следующей недели "лес на северо-западе" превратился в место больших и "правильных" сражений. Нет не сам лес конечно, а окрестные поля, французы стянули сюда массу артиллерии, более 30 единиц, и принялись громить позиции 13-го егерского, расходовать пехоту впустую у них более не было особого желания. Полевая артиллерия начала 19-го века прекрасно действует по открыто стоящему в плотных боевых порядках противнику, с укреплениями дело обстоит уже куда как печальнее… Одна батарея современных 120мм минометов действительно перекопала бы тут все до основания, но полевые пушки начала 19-го такой огневой мощью не обладали. Орудия уродовали, кромсали шанцы, но полностью уничтожить их не смогли, зато попутно наломали массу молодых деревьев вокруг. Егеря в это время отсиживались, прятались от обстрела в импровизированных блиндажах, представлявших собой перекрытые в разных местах навесами из бревен неглубокие овраги и все – против артиллерийских снарядов начала века вполне достаточно, знаменитые три наката из песни военных лет не нужны.

Так продолжалось два дня подряд, каждый раз, когда артиллеристы гордо заявляли, что "все снесли, всех подавили", пехоту отправляли проверить и добить уцелевших. В лесу французы сразу же натыкались на непроходимые завалы из деревьев – как следствие работы собственной артиллерии, так ранее созданные егерями. Продвигаться дальше нельзя, надо было расчищать путь, но под массированным ружейным огнем это делать как-то неудобно, а просочившиеся в глубину леса отдельные малочисленные группы быстро гибнут под штыками предприимчивого противника. В результате снова и снова пехота, проклиная своих криворуких пушкарей, отходит назад в поле и все повторялось еще раз.

Поскольку на данном участке враг постепенно сосредоточил значительные силы, российское командование в свою очередь тоже двинуло туда сначала дивизию, а потом численность группировки довели чуть ли не до целого корпуса. Для перемещения войск прорубили новые просеки, построили дороги и загатили болота. Первым выручать свою роту прибыл весь Рязанский Мушкетерский полк, затем стали приходить и другие части. Вскоре полк, куда судьба определила служить Александра оказался не сходя с места уже в ближнем тылу, боевые действия теперь велись на полях перед лесом, превращенным постепенно в большой и сильно укрепленный военный лагерь. Деревья, что пощадили пушки Сульта, безжалостно вырубили топоры солдат, нужен был материал для прокладки дорог через заболоченные участки, постройки шанцев и для различных лагерных нужд, а так же и просто на дрова для костров. Воевать российским полководцам здесь, на новом месте, определенно понравилось. Ровная точно футбольное поле местность давала возможность, по крайней мере в теории, реализовать собственные тактические наработки, немыслимые в оврагах возле Гуттштадта, где они разбирались с французами Нея и все того же Сульта. Поэтому очаг напряженности сместился от этого богом забытого прусского городка на северо-запад. Тут словно на гигантской шахматной доске теперь шла кровавая и азартная игра войны, эскадроны обменивали на роты, батальоны на батареи. Пока уровень "шахматистов" с обеих сторон был примерно одинаковый, победой даже и не пахло: ни шаха тебе, ни мата – только простой размен фигурами.

13-егерский полк в российской армии считали малопригодным для действий в поле в составе линейных сил, в силу низких боевых качеств. Поэтому для него нашлись другие подходящие занятия, солдатам пришлось, кроме остальных тяжких и грязных работ по обустройстыву лагеря, так же валить лес и корчевать пни на просеках, спасибо хоть лошадей в помощь для этой работы выделили. Кроме того нижних чинов постоянно привлекали для несения службы в многочисленных пикетах и караулах, и Сашке опять выпал случай отличится, очередной французский штабной офицер подошел во время рекогносцировки слишком близко, на "совершенно безопасное", как тогда считали, расстояние к русскому пикету и винтовка не подвела своего хозяина. Может быть, такой расклад даже к лучшему. Вспоминал потом Александр: и в самом деле, желающих ходить в атаки и драться у них в полку хватало, а вот под обстрелом часами стоять в совершенном бездействии в сомкнутом строю… это совсем другое дело. Да ладно бы еще просто стоять, что и без того тоскливо, так нижних чинов особо "продвинутые" начальники для бодрости духа там еще и строевые приемы заставляли проделывать, занимались излюбленным "фрунтом" прямо под картечью. Обычная картина, стоит полк с развернутыми знаменами, солнечные зайчики играют на начищенных пуговицах, мундиры новенькие глаз радуют, может в первый раз их нижние чины одели. Стоит себе и стоит, а его в это время усилено обстреливают с 500 метров дальней картечью, их оказывается две разновидности есть, у этой дряни пули действительно большие, хоть до биллиардного шара и не дотягивают немного, как тогда в первый день показалось. Чего там служивые делают ведомо только богу и штабным умникам, может "противника сдерживают", может "угрозу создают", а может и просто про них забыли и такое не редкость на войне. Передвигаться по полю боя так же по местным понятиям следует медленно, упаси бог пустить людей бегом. Военные авторитеты полагают, что российский солдат безусловно герой, но если ляжет, то потом не встанет, а если побежит, то не остановится. С точки зрения даже дилетанта, вроде нашего современника, дремучий идиотизм кругом куда ни глянь, если не сказать грубее. Такое впечатление, что полководцы с обеих сторон больше всего жаждут уничтожить максимальное количество своих же собственных подчиненных. И чем больше – тем лучше, как в старой черно-белой старой французской комедии, где генералы меряются друг перед другом размерами собственных потерь. Только вот тут уже совсем не смешно…

– Вот стоим мы енто, а ен жарит картечями, да ядра кидат! – рассказывают потом нижние чины.

– Чего стояли то?

– А нам господа не говорят почто. Не ваше мол дело! Ох ен и жарил, мотрю Ваське ногу вырвало, ундера нашенского посекло ровно сито, почитай целу роту там седни оставили на поле!

– А сами хоть стреляли али в штыки на них ходили мож? – спрашивают очевидца.

– Неа, стояли тока… Велено пулю до времени в ружже беречь.

Знаменитая линейная тактика представлена во всей красе, одни строят живые стены из человеческого мяса, другие разрушают их пушками. Пока в первой роли, к великому сожалению, чаше выступают российские генералы. Так обычно происходит в больших сражениях, в малых же российские войска зачастую не придерживаются общепринятых "правил" и поэтому частенько побеждают.

Загрузка...