Сокровища Черного Острова (СИ)

Глава 10. Уезжаете, господа?

Похожий на океанский лайнер отель также принадлежал Утинскому, этому удачливому выходцу из дремучей вьюжной России, так что ударная группа, возглавляемая земляком Утинского Саловым, поисками кейса себя особо не утруждала. Кейс находился в номере 734, элитном номере с двумя спальнями, холлом, минибассейном.

Номер был заперт изнутри на ключ. Опытный Салов, просунув в скважину специальные щипчики, повернул этот ключ, не пришлось даже воспользоваться дубликатом.

Трое, все с пистолетами, снабженными глушителями, вошли, Салов прикрыл за собой дверь. Приемник, индикатор которого ярко краснел при наведении на цель, указал направление, и самый здоровый из них, Траум, держа приемник в левой руке, уверенно направился к одной из спален. Толстый ковер замечательно глушил звуки.

Едва они толпой вошли в большую спальню, распахнулась балконная дверь, внутрь из темноты шагнул некто длинный, весь сотканный из мерцающей серебряной паутины.

Траум, а вслед за ним Богарт и Салов выстрелили в длинного. Тот покрылся сполохами и в свою очередь выпустил по стрелявшим ядовито-зеленый луч, разваливший Траума надвое. Тот даже охнуть не успел. Верхняя и нижняя половинки мягко стукнулись о ковер. Салов, расстреляв в длинного весь боекомплект и бросив пистолет на пол, кинулся к выходу, Богарт тоже опорожнил магазин, но уйти не успел — луч отсек ему голову.

После этого длинный, нашпигованный свинцом, как струдель изюмом, пошатываясь, вышел на балкон, постоял немного и кувыркнулся через перила вниз с седьмого этажа.

Кейс с деньгами как стоял в платяном шкафу, так и продолжал себе спокойненько стоять.

Галахера, почивавшего во второй спальне, разбудила стукнувшая дверь, которую машинально захлопнул за собой удирающий Салов. До этого его преследовали ночные кошмары, сопровождаемые скрипами, стуками, хлопками и змеиным шипением.

То, что обнаружилось в соседней, залитой кровью комнате, потрясло его. Однако память не отшибло, он тут же разбудил обитавших в соседних номерах Шоммера и Робинсона.

Робинсона при виде останков вывернуло в минибассейн, до туалета не добежал, а вот Шоммер хоть и поморщился, но остался абсолютно спокоен и тут же принялся вычислять. Трупов было два, пистолетов с глушителями — три. В трупах пулевых ранений не было, причиной смерти явилось расчленение каким-то острым оружием, однако само оружие отсутствовало. Судя по всему, его владелец скрылся через входную дверь, стук которой разбудил Галахера. Выстрелы разбудить не могли, глушитель прилично гасит звук. У двух пистолетов, один из которых на ковре, а другой в руке у трупа без головы, магазины пусты. Толстяк успел произвести единственный выстрел, после чего был рассечен вдоль талии. В кого же они, эти двое, стреляли? В третьего, который, бросив бесполезное оружие, успел уйти? И он, отбиваясь и израсходовав все патроны, ни разу не попал ни в того, ни в другого? Сомнительно. Похоже, что трое стреляли в кого-то четвертого, кто явился через балкон. Вон и дверь нараспашку.

Шоммер, переступив кровавую лужу, вышел на балкон, зафиксировал внизу распластанную фигуру и, удовлетворенный, вернулся в спальню.

Так, а это что? Он вынул из левой руки толстяка продолговатую коробочку с пламенеющим окошечком-индикатором и узкой линзой на торце. Там были еще две кнопочки: «включено-выключено» и «поиск».

Шоммер повертел приборчик, индикатор то тускнел, то горел ярче, краснел он интенсивнее всего тогда, когда был направлен на платяной шкаф.

— Ах, скоты, — сказал Шоммер, вытаскивая из шкафа кейс. — Вот тебе и подарочек от заведения. Чешем отсюда, а то сроду не отмоешься.

Всё барахло, накупленное сегодня, решено было бросить. Деньги из кейса переложили в дорожную сумку, в другую сумку побросали самое необходимое.

Портье за стойкой, имеющий отчего-то бледный вид, спросил, заикаясь:

— Уезжаете, господа?

— По бабам, шеф, — браво ответил Шоммер и подмигнул. Он сквозь стойку видел, как портье жмет на кнопку. Жми, сукин сын, жми, уши бы тебе оборвать. Все вы тут, в этом клоповнике, одним миром мазаны.

— Так свои есть, — проблеял портье.

— Наши послаще, — сказал Шоммер, лучезарно улыбаясь. — Всего хорошего, шеф.

— Вам, господа тоже…

Уже в «Мустанге», который мчал их по пустой широкой трассе прочь от негостеприимной Атланты, Шоммер сказал:

— Придется менять документы. А также вывеску.

Остальные промолчали. Куда денешься, раз засветились?

— Что такое вывеска? — пропищала вдруг Модель, высунувшись из кармана робинсоновской рубахи.

— Портрет, — мрачно пояснил Шоммер.

— Я помогу, — заявила Модель. — Это мне раз плюнуть.

Она выпорхнула из своего гнездовья и подлетела к Шоммеру.

— Начнем с тебя, — сказала Модель, испустив тонкий фиолетовый луч, который тут же начал прихотливо извиваться, изгибаться, как щупальце осьминога.

— Постой, постой, — встревожился Шоммер. — Дай хоть я остановлюсь, а то впилишься в столб — зачем тогда новый портрет?

Он затормозил на обочине и сказал:

— А это не больно? Почему бы тебе не начать с Джека, ведь ты же его больше любишь.

— К чему эти счеты, Френк? — мгновенно отреагировал Робинсон. — Мо всех нас любит. Правда, Мо?

— Тебя я люблю больше всех, — прощебетала Модель, перелетая к физиономии Робинсона. — Начнем? Я буду работать со структурой молекул. Это не больно, немного щекотно.

— Погоди, Мо, — сказал Робинсон. — Разве можно вот так вдруг? Это, понимаешь, ответственный шаг, нужно настроиться, всё взвесить. А где гарантия, что мне выдадут новые документы? Старые, стало быть, к черту, а новых нету. Интересная ситуация.

— У нас всё чин-чинарем, — прочирикала Модель. — Справим и новые документы с новым портретом. Это для нас раз плюнуть.

Робинсон поколебался и обреченно сказал:

— А-а, давай.

Модель велела ему снять очки и, деловито жужжа, принялась за работу. Щупальце сновало по лицу Робинсона, вытягивая, пошлепывая, приглаживая кожу, а со стороны казалось, будто по физиономии волнами хаотично гуляют желваки. Через каких-то двадцать секунд Робинсона стало не узнать. Это был другой человек с более правильными чертами лица и, кстати, избавившийся от близорукого прищура. Модель выправила ему зрение.

После этого Модель потребовала у него документы и, поводив по ним своим лучом-щупальцем, подкорректировала существующие фотографии под новый облик. Далее она затребовала новые анкетные данные, то бишь, новые Ф.И.О, новый род занятий и прочее, и прочее.

Вот тут-то Робинсон и всполошился. Принялся разоряться, что теперь он и в самом деле перекати-поле без роду, без племени. И папеньки-то у него теперь настоящего нет, и маменьки, и что если теперь какой-нибудь умник-полицейский запросит в компьютерном массиве сведения о новоиспеченном Смите-Робинсоне, то там такого попросту не окажется.

— Спокойно, Джек, — сказала Модель своим детским голосочком. — Исправим и массив. Так, значит, Смит? Джек Алан Смит. Пойдет?

— Пойдет, — ответил обескураженный Робинсон…

Через десять минут в «Мустанге» сидели три молодых человека, напоминающие прежних друзей только комплекцией и одеждой.

Итак, Джек Робинсон теперь был Джек Смит, Боб Галахер — Пол Ривс, Френк Шоммер — Ричард Паттерсон. Надо сказать, Модель была молодцом — всем прибавила привлекательности, а красавец Шоммер вообще стал неотразимым Адонисом.

— Мо, а «Мустанг» переделать слабо? — спросил Шоммер. «Мустанг» для полиции теперь тоже становился зацепкой.

— Большой объем, — ответила Модель. — Лучше смените машину.

— Черт, — сказал вдруг могучий Галахер. — Миллиарды-то теперь тю-тю.

— Я уже об этом думал, — произнес Робинсон. — Эти миллиарды не проходят ни по какому ведомству. Пока полиция до них доберется, мы успеем всё оприходовать.

— Ничего, нам Мо новые нашлёпает, — бодро сказал Шоммер. — Верно, Мо?

— Сложно это, — отозвалась Модель и нырнула в карман-гнездовье, откуда невнятно пробубнила: — Надобна первоначальная масса купюр, каковую массу необходимо структуи…, структури…

Затихла, не договорив. Умаялась.