Собака и Волк

Глава четырнадцатая

Так странно было снова оказаться в Исе. Трехлетняя разлука не уменьшила ностальгии по утраченному, а три дня, проведенные здесь, не очерствили сердце. Грациллоний, стоя на возвышении, бывшем когда-то амфитеатром, заставлял себя в качестве наказания смотреть на запад.

Слегка прикрытое дымкой солнце спустилось к горизонту. Стальным блеском отливало море. Холодный и соленый южный ветер усилился и накрыл волны белым кружевом. Начинался прилив, вода обрушивалась на утесы, кружила вокруг развалин. Дымка должна была бы к этому времени рассеяться, но не тут-то было — она даже уплотнилась. Сена не было видно. Казалось, остров скрылся за чертой, разделявшей мир живых и мир мертвых. Мгла заволокла уходившую в море землю. Росшая на ней трава трепетала на ветру. В небе кружили чайки.

Посланный к Грациллонию часовой тронул его за руку.

— Враги, господин! Должно быть, это враги! — голос у него еще ломался. Это был подросток из лесов Озисмии, обернутый куском шерстяной материи и вооруженный пикой. Выбора у Грациллония не было. Приходилось брать тех, кого ему присылали, и верить в то, что они способны одолеть варваров.

Грациллоний вышел из минутного транса и оглянулся вокруг. Взгляд его скользнул по мысу Рах (маяка там уже не было), на котором оставалось лишь несколько перевернутых надгробий, а земля поросла водорослями. Затем посмотрел на бухту, где когда-то был Ис. То, что поначалу оставалось от руин, по большей части исчезло: обрушилось и скатилось по покатому дну. В воде под лучами солнца разглядел лишь бесформенную темноту. Прибрежную полосу волны очистили полностью. Нимфеум выгорел дотла (случайно ли, подожгли ли христиане, ударила ли Божественная молния?). Канал со священной водой зарос илом и провалился. Низменная земля амфитеатра, лишившись дренажа, постепенно превращалась в болото. Взгляд Грациллония перелетел вперед, там раньше была дорога из Редонума. В оконечности мыса Ванис кто-то выкопал могильный камень Эпилла и скатил его в море. Стоявший на склоне горы дом без окон похож был на череп, а под горой чернели обугленные кусты — вот и все, что осталось от Священного леса.

Замка за горными вершинами было не видно. В бытность свою королем Грациллоний долгие годы ухаживал за кельтской церковью — хотел сохранить ее в неприкосновенности. Она была старше Иса и могла простоять еще многие столетия. Потом взглянул на север, в сторону Римского залива.

Ага, флотилия! Вот, значит, что увидел мальчик с крепостной стены. Вынырнув из мглы, суда приблизились настолько, что об ошибке и речи не было. Сосчитать шлюпки он пока не мог, похоже, около дюжины. Там были и две галеры германского образца. Они шли на веслах вдоль мыса Сизун.

В этот момент Грациллоний почувствовал освобождение. Пришел конец тайным приготовлениям, страхам и пустым перебранкам, конец ожиданию, доводившему людей до исступления, грозившего перейти в бунт, конец щемящей тоске и вглядыванию в горизонт, где маяк должен был оповестить их о приближении пиратов. Грациллоний очнулся от спячки, выбрался из болота на твердую землю, освободился для битвы.

— Скотты, — сказал он. — Оставайтесь наверху. Нам нужно наблюдение.

Он не побежал, а пошел (как и полагалось командующему) мимо платформы с подготовленным на ней сигнальным маяком, перелез через барьер и стал спускаться по ступеням. От яруса к ярусу разрушений становилось все больше: разбитая чьей-то рукой статуя, выломанная инкрустация, скамейка, разбитая камнями, сброшенными сверху, арена, затопленная несколькими дюймами застоявшейся воды, превратившийся в грязь песок. Апулею стало известно, что губернатор Глабрион активно поощрял разграбление Иса. Отдаленность королевства, страшные истории, с ним связанные, страх перед разбойниками не останавливали людей, желавших раздобыть отличный строительный материал. Руины превратилась в карьер для добычи сокровищ.

«Интересно, — подумал Грациллоний, — сколько времени понадобится людям и природе, чтобы сравнять все с землей? Может ли покойная Бреннилис укрыть Ис своим покровом? Завершилась ли месть Лера, Тараниса и Белисамы?»

Он постарался отогнать мистические мысли. Наступил день битвы. Подарок ли то Миды, судьбы ли или кого там еще, кто правит этим миром, но сегодня он отомстит за все, и за Дахут тоже.

Чаша амфитеатра погрузилась в сумерки. В ней, словно море в бухте, колыхалась толпа. Слышались крики и ругань, лязг оружия, топот, разносилось гулкое эхо. В нескольких ярдах от себя Грациллоний заметил Друза. Он собрал таких же, как он, ветеранов. Были они уже не молоды, воинское облачение сидело на них не так ловко, как прежде, зато это были надежные люди, основная его сила.

Амрет покрикивал на людей из Конфлюэнта. Гардемаринов было слишком мало, другие же люди не имели ни малейшего понятия о военном деле, да и оружия-то настоящего у них не было, всего лишь серпы, топоры да кузнечные молоты. И все же солнечный луч, проникавший в отверстие стены, позволял разглядеть радость на лице Амрета: сейчас он уже не был крестьянином.

Бэннон вместе с двумя лесниками организовал жителей Озисмии. В войне они все-таки немного разбирались. Дисциплина у них, правда, хромала, но вряд ли они станут паниковать в бою.

Руфиний с багаудами составлял другой отряд. Плохо обмундированные, потрепанные, вооруженные, кто как смог, но при этом дерзкие, как волки, они представляли самую грозную силу собранного с бору по сосенке легиона.

Грациллоний прошел к королевской ложе. Она была повреждена больше других. Под ногами хрустели осколки мрамора. С этого места его могли услышать все. С усилием выкинул из головы нахлынувшие воспоминания: игры, веселье, музыку, танцы, рев толпы, следившей за несущимися по арене колесницами. Тем более не следует сейчас вспоминать жен, матерей его дочерей. Сейчас он набрал полные легкие воздуха и заревел:

— Слушайте меня. Внимание! Слушайте приказ командующего. Сюда пришли скотты. Они возле мыса Ванис. Через час они войдут в бухту и причалят к Пристани Скоттов. Будьте готовы! Собирайтесь поотрядно. Вы знаете, что делать. Вы знаете, что мы должны сделать.

До этого они долго тренировались. И затем:

— Смерть варварам! Отомстим же врагам. Победа будет за нами!

Он пошел к палатке за оружием.

Галеры бросили якоря. За эту весну скотты часто причаливали к разным берегам, и сейчас корабли их были наполнены добычей. Перед ними расстилалась покрытая галькой прибрежная полоса, которую прилив сделал еще уже. Красновато-коричневый утес нависал над ней, словно крепостная стена. Южный ветер взбивал пену над руинами поселения Призрачной бухты и обрушивал волны на корпуса кораблей. Шлюпки стали перевозить людей на берег. Так как места для причала было мало, шлюпки должны были привязать к галерам. На них остался за капитана Вайл Мак-Карбри.

Зазвенел смех, послышались веселые восклицания. «Слишком громкие, слишком веселые», — подумал Ниалл. Люди не желали думать о предзнаменованиях, связанных с этим мрачным местом. Добычи здесь больше не было — ни золота, ни серебра, ни драгоценных камней, ни замечательного оружия. Надо было крушить все то, что здесь еще оставалось, сворачивать камень за камнем и сбрасывать в океан. Высаживаясь на берег, они уже знали, чего потребует от них король. Надо было сослужить ему службу. Разве не он привел их к богатству и славе? Долго они здесь не пробудут, всего лишь два дня, а потом и домой, где он вознаградит их щедрой рукой — как и подобает королю Темира, — выдаст им часть добычи.

Еще три ночи, и он будет с той, что поет. Если она придет. Он верил в то, что придет. Ведь она обладала предвидением. Погружаясь в глубины и выскакивая на поверхность, она, должно быть, заметила его и следовала за его кораблем. Однажды ночью, когда они были в море, он заметил кое-что… Скоро выйдет луна, и он увидит… что он увидит?

Он почувствовал ужас, смешанный с восторгом. Страх был не за себя. Быть может, сегодня он перейдет границу, разделяющую два мира. Ощущение сродни тому, что испытал он мальчиком, когда впервые готовился познать женщину, или юношей — перед первым боем, или взрослым мужчиной — на корабле, в канун Самайна.[16] В этот раз оно было глубже, чем предыдущие его ощущения, спокойнее, но сильнее. Он не знал, что с ним будет, и это было страшно, и все же он не мог не ждать этой встречи.

— Как долго был я вдали от тебя, — прошептал он, и слова его унес ветер.

Нетерпеливо спрыгнул в первую шлюпку и стоял в ней, выпрямившись во весь свой богатырский рост, пока гребцы Дружно работали веслами. Чтобы ободрить людей (и, как шептал ему внутренний голос, — самого себя), он надел самое лучшее свое облачение — шлем, украшенный золотом, блестел на его волосах, когда-то не уступавших ему блеском. Под порывами ветра хлопал, словно крыльями, семицветный плащ, открывая красную тунику и килт в складку. Сверкали копье и щит из полированной бронзы. Все воины были хорошо снаряжены, но с Ниаллом сравниться не мог никто.

Опасности он не ждал. В прошлом году скотты обнаружили в этих местах галлов, промышлявших для строительства камнем. Часть галлов уничтожили, остальных взяли в рабство. Сами скотты потерь не понесли. Сейчас Ниалл на такое везение не рассчитывал. Ему, в сущности, было все равно. Эту ночь он собирался встретить на берегу. Под луной, в волнах он увидит ее, морскую певицу.

Шельф с приникшими к нему рыбачьими домиками был сильно разрушен. Уходящая вверх тропа едва различима. Ниалл шел впереди. Не уступавший в ловкости солдатам, он прыгал с камня на камень. Вокруг него кружили чайки. Тропа сделала последний оборот, и он оказался на вершине.

Перед ним открылся пустынный мыс. Трава качалась под ветром. Два ряда уходящих на восток гор и долина между ними переливались тысячью оттенков зелени. Напоминаний о живших здесь когда-то людях почти не сохранилось — амфитеатр, несколько строений, почти задушенных бурно разросшейся зеленью, да остатки дороги. Над дальними холмами стояла бледная луна. По небу стремительно бежали облака. Теней не было, потому что солнце спустилось к горизонту. Несмотря на сильный ветер, в воздухе ощущалась сырость.

Ниалл направился к мысу Ванис. Там, возле старинных могил, он и разобьет лагерь. Могил осталось немного. Ничего, его воины завершат разрушение, а потом сломают остовы домов и подожгут. Да и торопиться незачем. Годы и климат, гниющие корни, вандалы, обожающие разрушение, или люди, расчищающие для себя территорию, постепенно сотрут здесь все. А вот Ее лучше не заставлять ждать.

Он слышал, что Ис уничтожили в основном руки смертных. А вот и место, где был город. Он остановился, чтобы посмотреть. Его матросы говорили правду. Обломанные куски стены вставали из воды там, куда нельзя было пробраться даже при отливе, но таких мест становилось все меньше. То, что находилось выше верхней отметки или дальше от берега, подверглось меньшему разрушению, но все же и там снесено было почти все. Люди сносили сооружения, желая добыть камень или надеясь отыскать сокровища. Штормы, более не удерживаемые крепостной стеной, кидали в руины чудовищные волны. Мягкий песчаник вымывался из-под фундамента. Ниалл едва узнал то, что было когда-то Башнями Братьев.

«Это сделал я, — думал он, — я впустил море в Ис.

Я думал тогда, что тут же наступит всему конец и я вернусь домой, осуществив свою месть, а духи Бреккана и погибших здесь солдат успокоятся. Но борьба продолжается. Она не дает мне свободы».

Вдруг он услышал звук горна, слабый да к тому же еще заглушаемый ветром, так что он не сразу поверил своим ушам. Глаза, однако же, подтвердили, что он не ошибся. Из-за амфитеатра появились крошечные фигурки людей, увеличивавшиеся по мере приближения. Заблестело оружие. Из-за домов тоже побежали люди.

Засада.

И солдаты его увидели это, заметались и закричали. Ниалл окинул их взглядом. Да, их меньше, чем требуется. К шлюпкам бежать поздно. Враг будет здесь, прежде чем нескольким солдатам удастся скрыться, и окружит остальных на краю рифа. Ниалл взмахнул копьем, готовясь к бою.

— Оставайтесь на месте, ребята. Будем биться! — крикнул он. Над амфитеатром поднялся дым. Враги зажгли сигнальный огонь.

В шести-семи милях от Иса стоявший на вершине горы часовой заметил сигнал. Огонь мог гореть по одной-единственной причине. Часовой со всех ног бросился бежать по тропинке к деревне.

С полдюжины рыбаков ушли в море. До заката они уж точно не вернутся, если не позже. Война там или не война, а жить на что-то надо.

И все же несколько шлюпок оставалось на берегу. В бухточке бросил якорь смэк с нарисованными на черном корпусе глазами, а за ним — великолепный, на взгляд простого люда, торговый корабль.

Подросток кричал и барабанил в двери. Мужчины повыскакивали из домов. Другие поспешили от лодок на берегу, где проводили последние дни в ожидании. Обветренные лица выразили волнение.

— Наконец-то, наконец… это правда? …Лер, возьмешь у меня лучшую часть улова…

— Тихо! — проревел Маэлох. — Мы пойдем посмотрим!

Вслед за ним на холм побежали несколько человек.

— Да, — задыхаясь, подтвердил он, — никакого сомнения. Король сражается. Быстро к нему!

Когда вернулись, к берегу на шлюпке причалил Эвирион Балтизи. Он провел здесь много времени в томительном ожидании, жалея, что не остался подольше в Суле. Куда лучше быть на борту судна, чем в задымленной лачуге, забитой народом. Что уж там… на улицу ночью не выйдешь за малой нуждой, не наступив на кого-нибудь в темноте. Ну а теперь в нем моментально вспыхнул азарт.

Маэлох был спокоен. Быстро посовещались, пока люди ходили домой за оружием. Затем все уселись в лодки и поспешно отчалили. Женщины и дети молча стояли на берегу. Некоторые махали рукой, желали удачи.

Эвирион подвез Маэлоха к «Оспрею». На борту его сейчас были не только рыбаки, но и солдаты, пожелавшие ехать со шкипером, поэтому запас продуктов скоро истощился, а вместе с ними истощились и нервы. Маэлох к тому дню уже сомневался, явятся ли вообще проклятые скотты. Если бы не Ис, люди его давно бы отсюда уехали. Для грубоватых и бедных рыбаков город этот был их жизнью.

Суда, выйдя в море, двинулись в западном направлении. Флотилией назвать их было никак нельзя. Всего-то девять лодок, в каждой из которых по пять-шесть человек, да дюжина рыбаков на «Оспрее». У них, правда, была еще и «Брениллис». «Брениллис» и в самом деле хороший корабль с обученным экипажем, в который влились и несколько фермеров. По ходу к судам примкнули две шлюпки с деревенскими рыбаками. Они считали, что это и их война. И все же силы их против Ниалла Девяти Заложников были ничтожны.

— Ничего, один камень из пращи уложит любого волка, — прорычал Маэлох.

Стоя на носу корабля, он зорко глядел по сторонам. Вокруг колыхалась свинцовая вода. Смэк стонал под ударами волн, нырял и подскакивал. Скрипели в уключинах весла. По опоре мачты барабанил ветер. Он был южный, но злой и постепенно крепчавший. С правого борта темнела земля, прибой взбивал возле нее пену. С запада, застилая глаза, надвигалась мгла. Над невидимым горизонтом висел желтоватый диск солнца. Черные бакланы кружили в бесцветном небе. Впереди маячила «Бреннилис».

— Ничего, справимся, — бормотал Маэлох. — Ну, может, голову Ниалла я тебе и не привезу, но как тебе понравится золотое кольцо с его руки, а, Тера? — Спустя два года Тера носила под сердцем ребенка, первого его ребенка с тех пор, как дети его погибли вместе с Бетой во время потопа.

— Мы отомстим за тебя, маленькая принцесса Дахут, вернем тебе твое честное имя.

На лес быстро опустились сумерки. Солнце спряталось за деревья, а луна пока не взошла. Над Стегиром, кравшимся среди поросших камышом берегов, нависло серо-голубое небо. Под королевским дубом стемнело.

В хижину вошла ночь. Нимета отставила в сторону чашку, в которую, не мигая, смотрела несколько часов. Чашку эту она наполнила водой из колдовского пруда и выжала в нее несколько капель собственной крови. То, что она увидела там, запечатлелось в мозгу. Более четкой картинки, — подумала она, — ей уже не увидеть.

За окном ревел ветер, похожий на шум моря. Две ветки, задев друг друга, прогремели, словно сошедшиеся в бою мечи.

Она поднялась с пола, на котором сидела, скрестив ноги. Распрямила онемевшие суставы. Обнаженное тело охватило холодом. Хоть она и помнила, где у нее что находится, пришлось пошарить в темноте, прежде чем нащупала палку с чучелом змеи.

Вытянувшись на узкой кровати, прижала палку к телу. Верхушка упиралась в шею, голова змеи покоилась на маленькой груди, таинственные знаки, вырезанные на палке, соприкасались с животом. Конец палки она зажала между ног. Глядя в темноту, зашептала на языке Иса:

— Я произнесла все те немногие заклинания, которые знала. Помоги мне. Приди ко мне, мама, оттуда, куда ты ушла, приди и дай мне крылья, бывшие когда-то твоими. Я полечу к отцу.

Грациллоний знал, что битва превратится в хаос, ведь сражения никогда не идут по задуманному человеком плану. К тому же у него были не солдаты, а собрание колонистов, крестьян и бывших багаудов, слегка разбавленное стареющими ветеранами и бывшими моряками. Они не могли действовать как единое целое. Но тем не менее им придется наступать, подставляя тело под острые клинки, подавляя страх, присущий даже легионерам. Страх этот приказывает человеку бежать, пока цел. Грациллоний лишь сформировал отряды, в которых люди знали друг друга, и надеялся, что они будут держаться вместе, поддерживая боевой дух.

Скотты же были профессиональными военными, хорошо вооруженными и презирающими смерть. Им недоставало римской дисциплины, но они всегда держали в поле зрения штандарт командующего и защищали товарища как самого себя. По прикидкам Грациллония, было их человек двести. В его отряде — вдвое больше, и дрались они за свои дома, в то время как враг — за собственные жизни. В этом и состояло единственное преимущество Грациллония.

Так как даром предвидения он не обладал и не мог управлять боем, как Юлий Цезарь, то сам взял в руки щит и меч и присоединился к ветеранам. Те дни, что прошли в ожидании набега, даром не пропали: легионеры тренировались, и к ним частично вернулось их прежнее умение. Под командованием Друза они как единый механизм атаковали скоттов с фланга. Грациллоний выступал слева от Друза, но готов был поспеть всюду, где требовалось. Земляк его, британец Ривал, следовал за ним со знаменем в руке, отмечая тем самым место командующего. Золотого орла на голубом фоне вышивала Юлия. Иногда глаза ее подозрительно краснели, но она молча продолжала работу.

Муж ее, Кэдок, был в группе Амрета, в которой почти все были необучены и бедно экипированы. Их даже нельзя было назвать соединением. Врага они атаковали либо в одиночку, либо в паре. Моряки действовали слаженно, хотя и у них не было особого опыта. Однако страх осрамиться в глазах соседа укреплял боевой дух.

Почти то же самое можно было сказать и о бойцах из Озисмии. Войны там не было лет четыреста, но в трусости этих людей никто бы не обвинил. Разве робкий человек откликнулся бы на призыв и пришел бы сюда потихоньку по лесным тропам? Однако о боевых столкновениях у них не было ни малейшего понятия. Дома им приходилось участвовать в разборках, но смертью они заканчивались крайне редко. Они тоже яростно наступали, рубили и кололи, падали и отступали, и снова неуклюже взмахивали оружием или с недоумением оглядывались на друзей детства, свалившихся вдруг замертво или стонавших от боли среди лязга металла и смрада, исходившего от вывалившихся внутренностей.

Волков Руфиния можно было назвать группой убийц. Они ловили свой шанс, крадучись подбирались к жертве, наносили удар, подобный движению страшных челюстей, и тут же с гиканьем и смехом исчезали, прежде чем им успевали нанести ответный удар. Стрелки их хладнокровно отыскивали мишень, причем каждый второй выстрел попадал точно в цель. Когда разъяренная группа скоттов пускалась вдогонку, они лишь смеялись и словно растворялись в воздухе.

Конфлюэнтцы, столкнувшись с отставшей от своих вражеской группой, изрубили ее в куски, хотя и сами понесли тяжелые потери. Вид погибших вызвал у галлов жажду крови, они пошли в массовую атаку и почти достали вождя варваров. Охрана оттеснила нападавших, и, хотя потери конфлюэнтцев были огромны, множество скоттов осталось лежать на поле боя, устремив в небо незрячие глаза. Каждая такая потеря была нестерпима для Ниалла. Он просто не мог больше себе этого позволить.

Такой видел битву Грациллоний в короткие моменты передышки. Временами мозг его работал логически: перерабатывал информацию, подсказывал дальнейшие действия, когда же вместе с Друзом он вступал в схватку, не помнил самого себя. Рубил, колол, парировал удары, покачивался от удара или испытывал потрясение от хруста костей и треска разрывающихся внутренностей. Лицо противника за щитом превращалось в маску Медузы. Пот разъедал глаза, попадал в рот, наплечники намокли, рукоятка меча скользила. Воздух, попадая в горло, разжигал в нем огонь, тряслись колени. Он осознал вдруг, что уже не молод. Все вокруг заполнилось звяканьем, лязгом, топотом, криком, стонами. Он поскользнулся на залитой кровью земле, и если бы не Друз, прикрывший его, пока он поднимался на ноги, не быть бы ему живым. Потом он смутно вспомнил, как и сам спас Ривала, когда гигант-скотт прорвал их линию. Грациллоний сражался.

В промежутках смотрел в сторону главной цели. Ниалла видно было издалека. Шлем сиял, как солнце, плащ — словно радуга. Не спутаешь ни с кем. Звенел его меч, звенел и голос. Наверняка, и ему досталось, но он и виду не показывал. Казалось, стрелы и камни, выпущенные из пращи, обходили его стороной. Ни следа усталости. Таким был бы Митра на войне. Чему же удивляться, если люди с радостью умирали у его ног?

Казалось, время исчезло, а потом явилось опять. Грациллоний стоял на мысе Ванис и слышал лишь шум ветра и стоны раненых. В глазах потемнело, голова закружилась, и он бы упал, если бы Ривал не схватил его за руку. Дурнота прошла, и он оглянулся вокруг.

Уцелевшие скотты собрались вместе и выскочили из западни. Они не пошли по тропе, которая привела бы их к обрыву, а отправились другим путем, в сторону Иса. Осталось их менее сотни, и были они потрепаны, окровавлены. Видно было, что им нанесено множество ранений, но они были вместе и сдаваться не собирались. Впереди, под ярким стягом, блестел шлем Ниалла.

На поле боя, вперемешку с ранеными, лежали груды мертвых тел, и трудно сказать, чьи лица искажала более страшная гримаса. Валялись горы оружия — стрелы и копья, камни и мечи, топоры и кинжалы серпы, молоты и дубинки, некоторые сломаны, некоторые погнуты или затуплены, некоторые готовы к новым убийствам. Кровь капала, дымилась, ярко блестела или сворачивалась в темные сгустки. Мозги, кишки, фрагменты человеческих тел запутались в траве. Над головой начали собираться чайки. Крики их становились все громче, все нетерпеливее.

Галлы и бывшие жители Иса лежали, сидели или стояли, изнуренные, опустив плечи. Грациллоний заметил, что двоих неудержимо рвет. Можно не сомневаться, что других вырвало раньше. Некоторых даже и прослабило. Возле Друза собрались ветераны, выглядевшие много лучше. Грациллоний испытал огромное облегчение, заметив неподалеку Кэдока: подняв к небу руки, он молился. Самыми хладнокровными были разбойники Руфиния. Они хоть сейчас могли идти резать глотки скоттам. В настоящий момент они оказывали помощь раненым.

Их отряд пострадал меньше других, хотя и у них потери были серьезными. Грациллоний пытался сосчитать, но не смог. Вроде бы он потерял сто человек. Если бы это произошло в его бытность центурионом, то его тут же отстранили бы от должности. Сейчас ему это, разумеется, не грозит. Скоттов погибло примерно столько же, но только потому, что их вдвое меньше.

А главный дьявол жив до сих пор.

К нему подошел Руфиний.

— Мы еще не закончили, — сказал он.

Взгляд Грациллония проследовал за его пальцем, указывавшим направление. Это Пристань Скоттов. Туда прибыло подкрепление. Грациллоний узнал корабль Эвириона, бросившего якорь на безопасном расстоянии. «Оспрей» подошла ближе к берегу. Шлюпки ходили взад и вперед, доставляя на берег бойцов. Доставленные первыми уже поднимались по тропе. Несколько человек оказались на борту вражеских галер. Галеры, очевидно, захватили без кровопролития.

Руфиний угадал мысль Грациллония.

— Нет, скотты не пошли к воде, — сказал он. — Они сразу поняли, что это бессмысленно и отправились в другую сторону.

Деформированное из-за набежавших на него туч, тускло-красное солнце спустилось совсем низко. Неужели битва продолжалась так долго? Или, может, наоборот — так быстро? Грациллоний не мог разглядеть, что происходило в сером колеблющемся море, и прищурился. Большая часть кожаных шлюпок вырвалась на свободу. Видимо, там у них были дополнительные силы. Двигались они очень быстро в западном направлении. Весла так и мелькали, а лодки напоминали грациозных летающих рыб. «Оспрей» пустился было в погоню, но он был тяжелее, и южный ветер ему не помощник, так что беглецы вскоре скрылись за мысом. Грациллонию живо представился Маэлох, орущий на гребцов и проклинающий богов.

— Пусть себе плывут, — сказал он механически. — Они донесут домой весть о случившемся.

— Нет, — ответил Руфиний. — Не такие они люди, чтобы спасать собственные шкуры. Сейчас они держат путь в бухту. Причалят и соединятся с остатками отряда Ниалла. А вообще-то они попросту увезут их оттуда.

Грациллоний уставился на худощавое лицо с раздвоенной бородкой.

— Клянусь Геркулесом, ты прав!

Руфиний коротко рассмеялся:

— Было бы лучше, если бы я ошибся. У нас теперь свежее пополнение, готовое сразиться. Мы можем загнать Ниалла в угол, а если повезет, то и шлюпки захватим.

Через Грациллония словно молнию пропустили. Мигом улетели усталость и боль. Стал сзывать волонтеров.

— Считаете, что сможете сразиться еще раз, — пошли со мной. Получите двойную порцию добычи. Не можете — оставайтесь. Вам не будет никакого бесчестья. Все мы люди. Какой смысл умирать, если вы слишком устали и не можете отправить скоттов в преисподнюю? Лучше займитесь ранеными товарищами. Молитесь за нашу победу.

Последнее высказывание было лицемерно. Он представил себе, как губы Руфиния иронически изгибаются. Тем не менее люди ждали от него таких слов.

Эвирион вышел на берег в полном боевом облачении, за ним следовал отряд моряков. Кэдок настоял на продолжении боя. Хороший знак: эти двое, постоянно ссорившиеся друг с другом, идут сейчас плечом к плечу. Вновь прибывшие рыбаки были, по крайней мере, крепкие ребята. Грациллоний наводил ревизию: Друз, Бэннон с земляками; Руфиний с уцелевшими разбойниками (у них погиб каждый третий)… во всяком случае, большая часть его бойцов была невредима, в то время как скотты сильно пострадали.

— Тебе бы лучше остаться, — сказал Руфиний.

— Нет, — отрезал Грациллоний. — За кого ты меня принимаешь?

— Ты дрался наравне со всеми. И ты нам нужен живой.

— Я должен быть с вами, погибну или нет.

Надо было отомстить и за Ис, и за Дахут. Орлиное знамя снова затрепетало на древке, и снова Ривал двинулся за Грациллонием, возглавившим войско.

Мыс Ванис стеной встал на пути ветра. Над бухтой клубилась холодная, пахнущая морскими глубинами дымка. Солнце обратилось в бесформенное красное пятно, кравшееся над шхерами. Горбились темные развалины. Беспокойно шумели волны. Они то откатывались от берега, обнажая мокрую прибрежную полосу, то энергично набегали на него, поднимаясь с каждым разом все выше. На востоке в долину просочилась ночь, и небо там было чистое, красноватое. Бледная луна висела над горами.

Издалека скотты выглядели как однородная масса. Они выстроились вдоль берега, словно надеясь, что море защитит их с тыла. Да и то верно: в заполненную обломками бухту могли войти только их юркие суденышки. Человек тоже прошел бы по мелководью.

Грациллоний остановил соратников и, убедившись, что их никто не услышит, сказал:

— Я двину главный отряд в центр. Вы ждите, пока мы там, как следует, не поработаем. Затем ты, Эвирион, пойдешь справа, а ты, Руфиний, — слева. Ударьте их с флангов, а если удастся, зайдите сзади. Мы должны сделать дело, пока не подойдут их шлюпки. Думаю, они пустятся наутек, завидев то, что происходит, но, все же, хорошо бы захватить несколько лодок. Все ясно? Тогда вперед.

Он зашагал вперед римским строевым шагом; меч в руке, щит — у подбородка. Трава била по наколенникам. Потрескивала кольчуга. Пот, пролитый им в предыдущей битве, высох и теперь холодил тело. Ничего, скоро он вступит в бой и согреется. Душа его была абсолютно спокойна. Он шел навстречу судьбе.

Боковым зрением заметил, как что-то мимо него пролетело. За спиной раздалось изумленное восклицание. Грациллоний обернулся. Шаг сбился. Сердце споткнулось. Над головой его хлопали крылья. В огромных глазах отразился последний луч солнца. Птица. Огромная сова.

Не может быть. Форсквилис умерла, погибла вместе с Исом. Это просто какая-то заблудшая птица! Грациллоний приказал себе успокоиться. Если это и было предзнаменованием, то добрым, ведь Форсквилис любила его. Душа отказывалась подчиняться. Он шел, а в голове его звучали причитания.

Ни в коем случае не показывать страх или сомнения. Ведь он возглавляет атаку. Быть может, ему несказанно повезет, и он поразит своим мечом Ниалла Девяти Заложников.

Позолоченный шлем сиял в сумерках. Он подавил желание выпустить стрелу и продолжал идти строевым шагом.

Кто-то из скоттов дико крикнул. Остальные подхватили. За воем этим не слышно было шума волн. Стальные клинки взметнулись к небу.

Отряд Грациллония сошелся с врагами. Щит в щит. Грациллоний нажимал на врага, а меч его тем временем отыскивал незащищенное место. Ударом клинка он сшиб шлем с головы противника, прошелся мечом по кольчуге врага и поразил его: клинок прошел под ребра. Варвар завопил и зашатался. Грациллоний шел дальше. Рядом с ним сражался его товарищ. Он всаживал меч в своего противника. А вот и другой его солдат, почти голый, с кузнечным молотом в руке. Под его ударом череп скотта лопнул, как спелый арбуз. Грациллоний был в воде (все были в воде), прилив лизал ему колени. Пошло наступление на фланги. Линия скоттов была смята. Знамя Ниалла упало. Над Грациллонием реял римский флаг. Во мгле и мраке цвета его было не различить, но сам стяг люди видели постоянно.

Началась рукопашная схватка. Ниалл стоял по пояс в воде. Он был один. Воины, охранявшие его, погибли, остальные отдалились от него в пылу сражения. В полумраке Ниалл увидел две оборванные фигуры. Кто они — галлы, озисмийцы, багауды? Понять невозможно. Он крикнул, взмахнул мечом. Человека не стало. Второй попытался ускользнуть, однако Ниалл успел нанести смертельный удар.

— За мной! — крикнул Грациллоний. По скользкому и неровному дну идти было трудно, приходилось преодолевать сопротивление воды, и все же он приближался к Ниаллу, а вслед за ним шли еще около дюжины мстителей.

Внезапно из волны вынырнуло что-то белое, упругое и золотое. Даже в полумраке он знал: это волосы, янтарные, золотые, соперничающие с самим солнцем. Стремительная, прекрасная, совершенно обнаженная, она заливалась смехом, веселым смехом, который он так хорошо помнил. Вынырнув из морской пены, застыла, протянув к нему руки. Соски, утратив прежнюю розоватость, были бледны, подобно луне. Тонко очерченное лицо с полными губами, коротким носом и огромными глазами напоминало по форме сердце.

— Отец, — пела она, — приди же ко мне, отец.

Меч выпал из руки. Щит болтался на лямке.

— Дахут, — воскликнул он, стараясь перекричать грохочущий возле него мир.

— Отец, иди за мной, я люблю тебя.

Оттолкнулась от дна и поплыла. И… словно лунная дорожка протянулась перед ним.

— Дахут, подожди! — завывал он, пробираясь за ней. Да не может того быть! Как же удалось ей пережить Ис? Но это же она. Он узнал в ней каждую любимую черточку. Ведь это ее голова, улыбка, маленькие руки, так часто лежавшие в его руках.

— Дахут, вернись!

Он не видел, что люди, шедшие за ним, остановились, как вкопанные. Задрожав, открыли рты. Шел вперед, в глубину, а она тем временем, резвясь, проплыла рядом с Ниаллом. Скотт поднял меч и двинулся на римлянина.

«Да это же Дахут, — пронеслось в мозгу Ниалла. — Я все время чувствовал это, просто не осмеливался произнести ее имя».

Она пронеслась мимо него, белая, податливая, как вода. Скорость была так велика, что за ней протянулся след, как за быстроходным судном. Мокрые волосы скользили, словно водоросли, только были они тяжелы и прилипли к той самой спине, что когда-то изгибалась под его весом. Она заглянула ему в глаза. Раскрылись бескровные губы, послышался смех. Повернулась на спину. Лунный свет падал на живот. Отталкиваясь ногами и одной рукой, понеслась вперед. Другой рукой она манила к себе человека, оравшего что-то позади него.

Затем нырнула и исчезла. Ниалл с трудом повернул шею. Там шел враг, по-видимому, лишившийся рассудка, потому что он вопил и звал ее. Оружие свое он уже потерял. «Стало быть, она выбрала его в жертвы», пронеслось в голове Ниалла. Он и сам не знал, почему, но здесь, в Исе, городе, который они вдвоем с ней погубили, он был ее рабом. Быть может, новое убийство приведет его в чувство. А, может, с ее помощью ему удастся спасти оставшихся товарищей.

Он поднял меч и двинулся на римлянина.

Над ревущим морем беззвучно захлопали крылья. Он взглянул наверх. Это была сова, она раскинула огромные крылья, выпустила чудовищные когти. Он заметил крючковатый клюв и огромные глаза, полные злобы. Птица планировала прямо на него. Она явно намеревалась содрать с его лица кожу и выдавить глаза.

Да тут не без колдовства. Ниалл закрылся щитом. Как только сова приблизилась, взмахнул мечом.

После удара должна была остаться окровавленная туша, однако клинок ткнулся в воду, а сова зашла с другой стороны. Мокрые перья, хлестнув по лицу, обдали водяной пылью. Сова сделала круги вернулась. Еще взмах меча. Клинок, казалось, прошел сквозь туман. Сова нанесла удар. Ранения он не получил, но вдруг ослеп и выронил щит. Левой рукой безуспешно пытался схватить птицу, летавшую возле его головы.

Это был мираж. Сова не могла его уничтожить. В свою очередь и он не мог ее убить. И все же сова задерживала его, лишала способности действовать. В таком беспомощном состоянии она могла продержать его до прихода врага.

— Дахут! — крикнул он.

Она тут же вынырнула из глубины. Слепота тотчас прошла. Он увидел, как она схватила сову за правое крыло. Сова сопротивлялась. Быть может, она даже и кричала, только этого было не слышно. Сова, выпустив когти, наносила удары клювом, левое крыло отчаянно хлопало. На белых руках Дахут не появилось ни одной раны. Она не отпускала птицу, тянула ее в воду, старалась утопить.

Ниалл не бездействовал. Он знал, что товарищу надо помогать, и ринулся вперед. И тут же наступил на обломок, споткнулся и с шумом свалился в воду. Под водой он столкнулся с Дахут. Тело ее было вполне материально, но даже под водой он ощутил, до чего же оно холодное.

Поднявшись, увидел, что при столкновении она ненароком выпустила крыло, хотя сломать его успела. Покалеченная сова, бешено махая здоровым крылом, поднялась к луне и исчезла. Похоже, она не упала, а просто растаяла в воздухе, превратившись в струйку тумана.

Какое-то мгновение Ниалл и Дахут смотрели друг на друга. Ниалл не верил своим глазам: она настоящая, это не обман зрения, а настоящее подвижное тело. И тем не менее ей удалось схватить фантом. Вероятно, она и сама наполовину призрак.

Острые зубы блеснули в усмешке. Она поцеловала его в губы. Холод поцелуя обжег его. Она нырнула, и он едва успел заметить, как тело ее, извиваясь, как угорь, ушло в глубину.

В полном недоумении оглянулся вокруг. Римлянин тоже исчез. Должно быть, пришел в чувство и вернулся к своим. Над головой небо все еще было бледным. Ниалл видел на много ярдов вперед и отличал друзей от врагов. Враги прекратили бой, и один за другим в растерянности удалились. Его солдаты отошли в другую сторону. Вид у них был потрепанный, но держались они вместе.

Ниалл заметил, что между обломками стены, на которые накатывали волны, движется еще что-то. Сначала даже решил, что это морские демоны. А потом сердце так и подпрыгнуло от радости. Это же шлюпки из Эриу.

Ну, ладно, щит он потерял, но уж меч-то всегда при нем. Он высоко поднял его над головой. Заглушая прибой, прогремел голос:

— Ко мне, ребята! К вашему королю! Отправляемся домой!

Руфиний довел хозяина до берега. Грациллоний шатался, словно слепой. Руфиний крепко держал его за руку.

— Дахут, — всхлипывал Грациллоний. — Сова, что стало с совой?

— Успокойтесь, сэр, мы уже почти на месте, — утешал его Руфиний.

Оставшись без вождя, напуганные тем, что некоторые из них видели, армориканцы собрались на берегу. Кто улегся на земле и стонал, кто твердил молитвы. Враги могли бы воспользоваться таким благоприятным моментом, но их осталось слишком мало, к тому же они страшно устали, а, может, и они были потрясены увиденным. Не каждый день увидишь, как русалка борется с хищной птицей. К тому же к ним прибыли шлюпки, и они могли наконец отправиться домой. Лодки качались под тяжестью воинов. Многим требовалась помощь.

— Это была Дахут, — в оцепенении повторял Грациллоний. — Но кто же тогда сова?

Прилив вынес на берег мертвецов.

Выйдя из бухты, скотты почувствовали, что ветер усилился, и заметили, что волны вздымались все выше. Гребцы устали: целый день они шли на веслах, а потом еще и совершили марш-бросок вдоль мыса. На борту у них были сейчас люди, тупо смотревшие на море. Противостоять погоде они были не в состоянии. Хорошо бы помогли не сбиться с северо-западного направления. Огромные волны с разбегу бились о рифы. В полумраке темнели скалы, подстерегали опасные течения. Еще немного, и день угаснет. Мгла собралась в плотный туман, а ущербная луна была не помощница.

Ниалл, сидя на носу ведущей шлюпки, смотрел вперед. Выл ветер, шипела вода, пена брызгала в лицо. Все его тело болело и пульсировало.

— Да, зря мы сюда пришли, — тихонько сознался он, обращаясь к богам. — В Миде будет всенародный плач. Я виноват, Лер. Надо было оставить Ис тебе.

Что-то сверкнуло в пене. Взору его явилась стройная фигура с восхитительной округлостью груди и бедер. Она махнула ему рукой, звала, песня ее сливалась с шумом ветра. «Следуй за мной. Следуй за мной».

— Ты поведешь нас? — прошептал он, выдираясь из лабиринта мыслей.

«Следуй за мной. Следуй за мной».

Радостно забилось сердце. Он поднялся, стараясь удержать равновесие. Скинул плащ сидевшему рядом человеку и сказал:

— Привяжи его к копью вместо штандарта. — Прекрасно, его шлюпка пойдет впереди, а Дахут проведет их безопасным путем мимо скал и мелей в открытое море.

— Следуйте за мной, следуйте за мной! — крикнул он.

Из-за мыса Ванис, покачиваясь на волнах, вышло черное судно. Оно было больше любой шлюпки скоттов. Судно это с нарисованными на носу огромными глазами принадлежало, скорее всего, рыбакам из бывшего Иса. На борту поблескивало оружие. «Глаза» обнаружили шлюпки. Рыбаки подняли парус, и судно устремилось вдогонку за скоттами.

— Шкипер, да ты спятил! — протестовал Усун. — Куда ты нас тащишь? В бурю, в туман, в ночь, в преисподнюю… вся природа против нас. Нет!

— Да, — твердо сказал Маэлох. — Спятим, если дадим ему уйти.

— С чего ты взял, что он здесь?

Маэлох показал пальцем. Несмотря на туман и темноту, в полумиле от них, как звезда, сиял шлем Ниалла.

— Кто, как не он? Если верно то, что мы о нем слышали, он погибнет последним. Вон он, впереди. Дорогу прокладывает и бандитов за собой ведет.

— Но…

Маэлох хлопнул его по спине:

— Не дрейфь. Мы еще до темноты их догоним. А там и луна поможет. Далеко они не уйдут. А нам с тобой эти шхеры знакомы не хуже, чем дорога к постелям жен. Среди рифов уцелеют не все. А что до остальных, то у нас на борту есть стрелки. В случае чего мы эти шлюпки протараним. А борта у нас высокие, на абордаж им нас не взять. Ха! Да боги нам их просто в руки дают. Неужто захочешь отказаться от такого подарка?

Голос его зазвучал, как труба.

— Отомстим за Ис! Прикончим этих акул, не то они вернутся за нашими женами и детьми! Вперед, короткохвостые!

Мужчины откликнулись дружным ревом. Они тоже жаждали крови. Усун лишь пожал плечами и пошел за шлемом. Вскинулись весла, запел такелаж, заскрипели шпангоуты. «Оспрей» ринулся вперед, закусив удила.

Маэлох занял место на форпике. Сжимал в руке топор, хотя, скорее всего, нужды в нем не было. Несмотря на охвативший его яростный азарт, зорко смотрел по сторонам. Уж лучше варваров упустить, чем потерпеть кораблекрушение. Ага, вон и риф Торрика, а вот и Карлайн. Проход между ними труден, но если не следить за волной…

— Эй, справа, греби!

…то так туда и угодишь, вместо того, чтобы обойти.

— Чуть лево руля… Так… нажми, ребята.

Расстояние сокращалось. Он разглядел, что за Ниаллом развевается какой-то флаг, похожий на птицу, хлопающую одним крылом.

А вот и Волчица с тремя Волчатами. Правый борт, огибай. Держись за шлюпками.

— Ну что же, маленькая Дахут. Сегодня ты будешь крепко спать, — сказал Маэлох.

Тут же, среди пены, перед носом корабля что-то мелькнуло. Он успел лишь заметить высунувшуюся из воды руку.

Со стороны Сена густой пеленой хлынул туман. Еще мгновение, и он уже здесь. Маэлох ослеп. В окружившей его темноте услышал, как закричали матросы, загремели весла. Ветра как не бывало. Парус захлопал и повис.

«Оспрей» по инерции шел вперед, пока не налетел на риф.

Сокрушительный удар. Маэлох упал и прокатился по палубе. Затем, схватившись за перила, встал на четвереньки. Судно сильно накренилось. Огромные волны несколько раз ударили лодку о камень. Раздался треск, подобный раскату грома. Это лопнули шпангоуты. Море перемахнуло через борт.

Мимо покатился человек. Маэлох старался удержать его, но вес был слишком велик: на кожаную куртку нашиты были металлические кольца. Матроса смыло за борт, и он исчез.

Опять поднялся ветер. Волны усиленно молотили «Оспрей». В конце концов он не выдержал и развалился на части.

Маэлох оказался в воде. Набирая в легкие воздух, выныривал на поверхность и снова оказывался в темном водовороте. И все же он плыл. Страха не было. Он словно смотрел на себя со стороны. Наблюдал за борьбой, давал советы, тело старалось им следовать. Вдруг вспомнил Бету и детей, Теру… она носила их будущего ребенка. Помогут ему боги или нет, но до дома он доберется.

Камень оцарапал его. Он вытянул руку, схватился за скалу, пополз.

Когда, вскарабкавшись на риф, ощутил под ногами твердь, туман рассеялся. Мерцали первые звезды. На буруны падал лунный свет. Обломки лодки бились о скалу. Никого не было видно.

Ладно, продержится. Во время шторма Волчица никогда полностью не уходила под воду. А завтра сюда придут спасательные лодки. Он постучал себя по груди. Может, согреется.

Вдруг он увидел женщину. Она поднялась на риф и направилась прямо к нему. Она была совершенно голая, мертвенно-бледная. Наготу ее прикрывали волосы. Она улыбалась. Протягивала к нему руки.

Он узнал ее. Только не может того быть. Скорее всего, ему это снится. Нужно проснуться. Он попятился, завопил:

— Дахут, не может быть!

Дальше отступать было некуда: обрыв. Она подошла и обняла его. Сила ее была нечеловеческой. Тело намного холоднее морской воды. Она качнула его назад и опрокинула. Последнее, что он видел, прежде чем ушел под воду, была ее улыбка.

Она тут же прыгнула в воду и поплыла к шлюпкам. Надо было безопасным путем вывести их в океан.