Ужасно болела голова. Мила провалялась на кровати весь день, пока ее череп разрывался изнутри, а единственное, что было доступно для облегчения боли — холодный мокрый платок на лоб. После того случая Ив убрал все таблетки и выдавал их сам в строго ограниченном количестве. Словно малому ребенку, которому ничего нельзя доверить. Это было не слишком приятно, но она заслужила.
Из-за боли она не могла ни есть, ни спать, и даже на любимом деле сосредоточиться не получалось. Как бы сейчас пригодились таблетки… Хотя и они в последнее время не помогали, а лишь слегка притупляли боль.
Ещё и эти постоянные тревоги. Страх с каждым днём всё усиливался, а проблема оставалась нерешённой. В утренней новостной сводке Мила вычитала, что Чистильщики этой ночью обшарили соседнее здание. У нее началась паника.
Может быть, следующей ночью Чистильщики, эти биомеханические андроиды, собранные из тел мертвых людей и наделённые искусственным разумом, заявятся в ее квартиру. Они потащат ее в порчеприемник на регистрацию, а брата арестуют или убьют на месте за то, что скрывал порченую. Он даже не поймет, что происходит.
Совсем необязательно, что ее дом следующий на очереди. Проверки проводят в случайном порядке, чтобы порчи не знали заранее, где будет безопасно. А это значит, что пока ещё не поздно, нужно действовать. Нужно срочно что-то придумать, чтобы оградить брата от той опасности, которую представляет одно ее присутствие в квартире.
Выбор небогатый: покончить с собой или уйти из дома и ждать, пока ее найдут. Первый вариант представлялся Миле менее болезненным. Разок чиркануть по венам или просто спрыгнуть вниз — и все, никаких больше проблем, страхов. Никакой боли. Однако и в смерти была загвоздка. Если она умрет в квартире, следователи увидят тело, поймут, что она порченая, и все равно арестуют Ива за молчание. Никто не будет разбираться, знал он о рогах или не знал. Империя жёстко наказывает всех, кто идёт против ее воли. Для этого достаточно малейшего подозрения. Поэтому, если бы Мила хотела покончить с собой, первым делом она избавилась бы от чипа личности, вживленного в предплечье, и от браслета — всего того, что укажет на ее семью. Потом она зашла бы в другой район… Впрочем, ещё на этапе выхода из квартиры возникли бы проблемы.
Второй вариант включал все те же пункты, кроме смерти.
Однако и в том, и в другом случае оставалась вероятность, что ее личность определят по лицу. К Иву опять-таки будут вопросы. Брат сможет избежать подозрений только в том случае, если лично сдаст ее властям. Вряд ли у него хватит сил на такое…
За окном опустились сумерки, а брат все не появлялся. Нужно обязательно рассказать ему все сегодня. Но стоило только подумать об этом, как участился пульс и задрожали руки. Как он отреагирует? Расстроится или разозлится? В любом случае, эта новость перечеркнет его жизнь, и всё то, что он сделал, ради чего старался, в один момент потеряет значение. Это Милу волновало гораздо больше, чем то, что случится с ней. Порченые умирают быстро, а их семьям приходится жить с этим всю жизнь.
Может, будет лучше, если брат ничего не узнает? Забраться в бак с кислотой — и никаких рогов, ни лица, ни отпечатков. Но тогда Ив будет винить себя, ведь он постоянно так делает. Будет думать, что недостаточно старался или что обидел ее.
Слезы потекли сами собой. Безысходность. Нет ни одного варианта, при котором жизнь Ива останется такой же, какой была прежде. Любое ее решение, как и бездействие, повлечет за собой проблемы. Было бы не так обидно, если бы проявление мутации касалось только ее саму. Но нет: Огнев достаточно дотошен в вопросах чистоты. Если бы у Милы были друзья или другие родственники, их тоже взяли бы на контроль.
Пожалуй, свести проблемы к минимуму можно, если она сама пойдет в один из порчеприемников. Нужно состроить из себя сознательного гражданина, который, заметив у себя мутацию, поставил благо империи превыше собственной жизни. Мила усмехнулась этой мысли: вряд ли с тех пор, как власти начали активно прессовать порченых, нашелся хоть один настолько сознательный гражданин. Это нормально, ставить свою жизнь выше других. Особенно когда понимаешь, что тяжким трудом не решить генетическую проблему.
Особенно сильная вспышка боли вдруг пронзила череп, заставив девушку зажмуриться и застонать. Может, повезет, подумала она в этот момент, в голове лопнет какой-нибудь сосуд, произойдет кровоизлияние, и ей уже не нужно будет переживать о проблемах порченых. Но пока этого не произошло, нужно было сделать что-то с болью. Из глаз уже сыпались искры, и терпеть это больше не было сил.
Мила кое-как поднялась, села на кровати. Обычно холодная кожа, казалось, дымились от жара. Девушка побрела в ванную, чтобы сполоснуть лицо. Остановилась напротив зеркала и уставилась на свое отражение. Из зеркала на нее глядел кто-то чужой, незнакомый. Растрёпанные светлые волосы, ввалившиеся щеки, острый подбородок. Во взгляде враждебность, отвращение.
Мила сняла повязку, и картина стала полной. В глазах снова защипало.
Посмотри, сказала она себе, во что ты превратилась. Мерзкое существо, больное. Всю свою жизнь ты только и делаешь, что приносишь проблемы семье. Ты ничего не сделала хорошего, ты только берешь и берешь. Как паразит. Брат слишком добрый, чтобы сказать об этом вслух, и слишком ответственный, чтобы скинуть бесполезную ношу с плеч. Соберись уже и сделай хоть что-нибудь впервые в своей никчёмной жизни.
Браслет на запястье вдруг завибрировал, и девушка с удивлением уставилась на него. Она не сразу поняла, что это вызов. В голове стоял тягучий туман. Кто это может быть? Она сосредоточилась на маленьком экране. Брат. Сердце тревожно сжалось: он никогда не звонил ей просто так. Вдруг что-то случилось? Мила в спешке принялась шарить по карманам в поисках наушника, потом побежала в комнату, судорожно соображая, где видела его в последний раз. Наушник валялся в пыли на полке, девушка подула на него, закрепила на ухе и приняла вызов.
— Ив? — дрожащим голосом позвала она. В голове тут же возникли картинки всего самого худшего, что могло бы случиться. Вдруг это коллега брата звонит сообщить о несчастном случае?
— Да, кто ж ещё, — ответил он, и Мила смогла выдохнуть. — Разбудил? Ты долго не отвечала.
— Искала наушник. Что-то случилось?
— Нет. Нет. Просто хотел узнать, как ты.
В голосе брата явно чувствовалась неловкость, а Мила просто была сбита с толку. Все ее мысли занимали рога. Неужели, Ив говорит об этом?
— В смысле?
— Ну типа… все ли у тебя нормально… — смущённо пробормотал брат. — Вчера ты чувствовала себя неважно, вот я и… волнуюсь.
Мила ясно представила себе его лицо в этот момент: серьезное выражение, слегка нахмуренные брови, чтобы скрыть растерянность. Он не привык показывать заботу, и слова давались ему с трудом. Девушка благодарно улыбнулась, а сердце разрывалось от тоски.
— Я в порядке, — соврала она, едва сдерживая слезы.
— Ладно. Я просто хотел сказать, что немного задерживаюсь. Осталось решить пару вопросов. Но скоро уже буду дома. Так что не переживай и ложись спать.
— Ладно.
— И не… не делай, пожалуйста, глупостей, — добавил он неловко. — Я все время говорю тебе, что нужно подождать. Знаю, тебе уже надоело это слушать. Но скоро все изменится. Обещаю.
— Ладно.
— Ну, скоро увидимся.
Ив отключился, и Мила снова осталась одна в темной комнате. Слова брата подарили немного тепла. Он заботился о ней на протяжении всей жизни с тех пор, как мать оставила их. Выхаживал, кормил, потакал детским желаниям, оберегал от опасностей, пытался обеспечить нормальное будущее, дать ей все то, чего сам был лишён. Пришла пора и Миле позаботиться о нем. Снять, наконец, ответственность за свое будущее с плеч брата и взять в свои руки.
Было очень страшно, просто невероятно страшно. Но Мила сосредоточилась на том, что сильнее страха. Достала из-под подушки нож и подошла к зеркалу в ванной.
Сердце громко перебивалось, в ушах стоял шум, а все вокруг казалось каким-то нереальным, расплывчатым, будто она глядела через мутное стекло. Она нащупала чип личности на плече — едва заметный бугорок, который остался после вживления устройства идентификации. На нем хранилась вся информация о человеке, и от него нужно было избавиться в первую очередь. Девушка стиснула зубы, схватилась левой рукой за край раковины, а правой поднесла кончик ножа к коже. Рука тряслась как у хронического алкоголика.
Мила задержала дыхание и вспорола кожу. Рана незамедлительно отозвалась волной пульсирующей боли, по руке потекла кровь. Мила подставила плечо под ледяную воду, дрожащими пальцами растянула в стороны кожу, чтобы оценить глубину пореза. Слезы непрерывно текли по щекам и мешали нормально видеть, но она и так поняла, что до чипа не добралась. Помедлила немного, собираясь с силами, и повторно воткнула в рану острие ножа. Потом бросила нож в раковину — он сам выпал из непослушной руки. Взяла пинцет для бровей и попыталась нащупать им чип. Тело сопротивлялось.
Это было гораздо тяжелее, чем обрабатывать чужие раны, потому что каждую секунду хотелось остановиться, бросить все и перестать причинять себе боль. У нее едва хватало силы воли, чтобы превозмочь инстинкты. Кружилась голова, кровь залила полы и одежду, пинцет и пальцы стали скользкими. Наконец удалось зацепиться за крохотную капсулу размером с рисовое зерно. Чип давно врос в плоть. Мила ещё крепче стиснула зубы и резко дернула рукой.
От боли потемнело в глазах. Она еле сумела разжать пальцы — пинцет звякнул о дно раковины, и чип вместе с подкрашенной кровью водой скользнул в сливное отверстие. Все самое болезненное осталось позади.
Не переставая трястись, Мила промыла рану, наложила медицинскую кровоостанавливающую накладку и сверху туго обмотала тканью. Потом смыла кровь с рук и слезы со щек. Жара она больше не чувствовала, только слабость. Нужно торопиться, пока не поздно, пока она ещё способна соображать.
Мила надела безразмерную толстовку, натянула шапку на самые глаза. Подумала про респиратор и тут же посмеялась над собой: жить осталось совсем немного, так какая разница, что там произойдет с лёгкими.
Она подошла к двери и замерла. Мир по ту сторону всегда казался неприятным, опасным. Страшным. Она не выходила из квартиры месяцами. Но оставаться нельзя.
С трудом Мила открыла первый замок. Тело не слушалось, воздуха не хватало, из глотки рвались тяжёлые хрипы. Она потянулась ко второму замку. Голова вдруг взорвалась ослепительной вспышкой боли, настолько сильной, что едва держащееся ещё в теле сознание начало ускользать. Мила навалилась на стену и поползла вниз. Горько усмехнулась: какая же ты всё-таки слабачка, не смогла даже выйти из квартиры. Потом все погрузилось во тьму.