Глава 19. Призрак

После этого вечера я точно запомню, что семейный вечер — а именно так охарактеризовал Киран наш ужин — обычно проходит в гробовом молчании. Я не преувеличу, если скажу, что поминки в деревне, где я росла, проходили живее. И уж точно не в таком тёмном зале, мрамор которого давит, винная скатерть оттеняет золотые бокалы, а присутствующие за столом молча ковыряются в своих тарелках.

Я отхлебываю из своего бокала вино.

Мы сидим здесь около двадцати минут, и за это время только я и Барбара хоть что-то съели. Мужчины просто болтают в бокалах жидкость, даже не пытаясь заговорить друг с другом.

Я сижу рядом с Кираном, Дарэй во главе стола, Барбара напротив него, а Рейнольд напротив Кирана. Стул рядом с Реем пустует.

Взгляд Рейнольда отсутствующий, Дарэя — задумчивый. И лишь глаза Барбары прожигают во мне дыру, пока я пытаюсь даже не смотреть в её сторону.

Дарэй то и дело рассматривает меня из-под опущенных ресниц, вызывая у Барбары негодование. Я же сижу прямо, и лишь спокойствие Кирана помогает мне выдерживать эту пытку.

— Дарэй, если ты будешь и дальше продолжать меня игнорировать после нашего разговора, то это будет недостойно Императора, — нарушает голос Кирана эту гнетущую тишину.

Дарэй усмехается, и мой взгляд тут же скользит к его резцам зубов. Они чуть заострены, но не так, как у монстров, о которых рассказывают в легендах. С тех пор, как я прочла отрывки из библиотечных книг, я начала всюду искать опровержение тех фактов, что Одарённые на самом деле являются вампирами.

— Ты ещё скажи, что друзья и побратимы друг на друга не имеют права злиться.

Их диалог эхом гуляет по обеденному залу, в котором мы сидим. Барбара слишком звонко кладёт столовые приборы на тарелку, заставляя меня вздрогнуть. Волчица стреляет на меня взглядом, наслаждаясь произведённым эффектом. Мужчины же, кажется, и вовсе нас не замечают.

— Вот именно, ведь мы — семья, — Киран отпивает напиток из своего бокала и аккуратно промокает салфеткой губы.

— Семью не предают, семью не унижают перед дамами, за семьёй следуют даже в тёмные времена.

Я не понимаю, о чём они говорят, а вот Рей впервые смотрит на Дарэя.

— Киран прав насчёт того, что ты задумал, Дарэй, — говорит Рейнольд Императору. — Это не те вещи, на которые можно решаться в одиночку.

— Значит, вы уже всё обсудили, — Дарэй складывает ладони домиком. — Какая хорошая работа! В особенности за моей спиной.

Обстановка накаляется, и я это чувствую каким-то шестым чувством. Волосы на затылке встают дыбом от того, как разговор постепенно набирает обороты.

— Сейчас не место и не время, Дарэй.

— Я ваш Император, чёрт-подери!!

Голос Дарэя срывается на крик, он хлопает рукой по столешнице с такой силой, что по ней идут трещины. Тарелки подскакивают, бокалы падают, Киран быстро перехватывает мою руку, машинально взлетевшую вверх, чтобы я не заехала себе в глаз ножом.

Я не успеваю осознать случившееся, в котором всё происходит слишком быстро. Но вижу, как Дарэй еле сдерживает нахлынувшую злобу, сжав кулаки, на которых от сильного удара даже не проступило и капельки крови, а потом…

Что-то лёгкое, словно пёрышко, касается моего разума, но отталкивается от него, будто не в силах на меня воздействовать.

Я перевожу взгляд на Рея, глаза которого буравят Дарэя. Его взгляд… настолько страшный, что у меня стынет в жилах кровь. Рей ничего не говорит, но он весь застыл также, как и Киран, ощенившись. Его зрачки сужены и настолько крохотны, что тонут в радужке насыщенного цвета вина.

Киран сидит рядом, будто заслоняя меня плечом от Дарэя. Кажется, между этими троими происходит молчаливый диалог…

Я вспоминаю, что Дарэй обладает Утренним артефактом. Если Император Одарённый богом Утра Мэнлиусом, то выходит, что возможно они и общаются, но телепатически. Ведь утренний Дар — телепатия.

— Мы поговорим об этом потом, — неожиданно спокойно произносит Дарэй, не отрывая взгляда от Рейнольда.

— Да, Ваше Величество, — цедит Киран. — Мы же друзья.

Дарэй откидывается на спинку кресла, и я впервые вспоминаю о Барбаре, которая сидит так, будто ничего вокруг не происходит. Либо она что-то знает в отличие от меня, либо не знает и относится к этому с полным равнодушием. Как, собственно, должна относиться и я, потому что вряд ли смогу вынюхать пояснения причин произошедшего «взрыва» у Императора.

Невольно завидую прямой и уверенной осанке Барбары, как вдруг ощущаю покалывание в своём теле, не предвещающее ничего хорошего. Мой Дар незаметно от всех копирует поведение Барбары прежде, чем я начинаю сама это осознавать.

— Интересно, с каких пор друзьям не рассказывают о важных вещах, — решает продолжить диалог как ни в чём не бывало Император. — Например, о невестах.

Камень в огород Кирана, однако герцог никак не реагирует на этот выпад друга. Рей вновь утыкается в свой бокал, и обстановка вновь становится такой, какой была несколько минут назад. Но мой пульс, всё ещё бешенный после испуга, никак не может столь же быстро восстановиться.

Мои руки застывают над тарелкой. Точно также, как застывают руки Барбары, сидящей рядом. Волчица берёт в руки свою салфетку. Я зеркально повторяю за ней, понимая, что моя сила копирует её движения. И молюсь, чтобы этого никто за столом не заметил.

— Это личное, — звучит ответ Кирана.

— Как жаль, что женщины, хоть и становятся для мужчин чем-то личным, но всё-таки остаются при них лишь украшениями, — негромко произносит Барбара, и мы с ней встречаемся взглядами.

Наши позы одинаковы, но сейчас я понимаю, что это не Барбара контролирует мои движения, а я её. Но вся магия, что соединяет нас, растворяется, стоит мне отвести глаза, продолжая сидеть ровно, словно струна, на краешке своего стула.

Не знаю, заметила ли она.

Не знаю, что это было.

Не знаю, почему такое случается.

Не знаю, что значил весь этот разговор.

***

Час спустя…

Прохладный воздух остужает мои горящие щёки. Мы неспешно идём по дворцовому саду с Кираном, пока я пытаюсь собрать свои мысли воедино. Меня очень волнует, что происходит с моим Даром сейчас и как его контролировать. А ещё я переживаю о том, заметил ли кто-нибудь за ужином мой прокол.

Съеденная еда уже не приносит мне должного удовольствия, а ночная прохлада заставляет мурашки бежать по моему телу. На мне платье с закрытыми рукавами, но всё равно я чувствую, как холод мягко пробегает по позвонкам вниз, забираясь под подол юбки. Моя богиня Ночи гладит меня по волосам лунным светом, заставляя расслабиться под её оберегающим покровом. На небе вспыхивают звёзды. Интересно, а Дарэй читал мои мысли?

— Прости за Императора. Он напугал тебя, — из водоворота мыслей меня выуживает голос герцога.

— Всё в порядке.

Зябко обхватываю себя руками. Киран снимает с себя свой камзол, оставаясь в рубашке, и накидывает его на мои плечи.

— Теперь можешь говорить, что у тебя в гардеробе три моих вещи, — пытается пошутить он.

— Благодарю, мой герцог.

Киран улыбается.

— Но что происходит между всеми вами? — вопрос слетает с моих губ прежде, чем я успеваю подумать о его правильности. Киран тут же мрачнеет, но не настолько как было за ужином. — Вы же побратимы.

— Дарэй хочет совершить что-то очень плохое, — Киран не смотрит на меня, идя вперёд по садовой тропинке. — Мы с Рейнольдом — единственные, кто может его от этого отговорить. Но он злится на нас, вымещая злость на всех вокруг.

— Почему вы считаете, что он хочет совершить что-то непоправимое? — шепотом уточняю я, понимая, что Кирану в этот момент хочется выговориться. Пусть даже частично, ведь всех карт раскрыть он мне точно не может.

— Потому что последствия будут ужасны, Лайла. И вновь будут реки крови тех, кто ни в чём не повинен и не заслуживает такой участи.

Мои зубы, до этого стучавшие от холода, теперь стучат от страха.

Что же задумал Император?

— Но ты же… не допустишь этого, правда? — мой вопрос звучит жалко.

— Конечно, — уверяет меня Киран, ловя мою руку и оставляя на ладони лёгкий поцелуй. — Не допущу. Ни за что на свете, ты можешь мне верить. Всё будет хорошо… Это мелочи. Мы всё решим.

Я улыбаюсь ему настолько искренне, насколько могу. Хочу показать ему свою поддержку. Киран смотрит на меня, но отпускать мою руку не спешит.

— Ты совсем замёрзла…

Киран берёт свои руки мою вторую ладонь и согревает своим дыханием, не отрывая взгляда от моих губ. Мы останавливаемся возле пруда, в который я упала сегодня утром. Деревья шелестят листвой, а водная гладь нежится под светом луны.

— Твой Дар… — бормочу я под влиянием этой волшебной обстановки.

— Да?

— Ты распознал мою кровь ночью.

— Так и есть.

Его сапфировые глаза сияют тысячами оттенков синего этой прекрасной ночью, когда мы стоим, окутанные запахом цветущих роз, на берегу илистого пруда.

— Твой Дар непохож на другие, он отличается. Значит, ты отмечен…

— Ночью, — завершает за меня Киран, продолжая баюкать мои ладони в своих. Он безмятежен, словно этот разговор самый обычный из всех, что между нами были.

Я застываю, тихо сглатывая.

Он такой же, как я. Киран единственный, кто может меня понять. И принять. Единственный, кто может помочь с моим Даром. Но…

Что-то меня останавливает от признания. Что-то, похороненное давно в прошлом. Смоль и сапфиры… В моём детстве было что-то, что я знала о нём. Что-то позабытое, скрытое моей травмой. Но что?

— Ты боишься меня?

— Нет, — слетает с моих губ правда.

— Я тебе нравлюсь?

Я вновь сглатываю. Сердце ухает вниз.

Нравится ли мне Кровавый герцог Ладоргана, с которым я знакома всего ничего? Нравится ли мне Киран Ердин?

Кажется, в мой взгляд говорит больше, чем все слова в этом мире.

Киран наклоняется ко мне и легко оставляет на моей щеке поцелуй. Я не знаю, о чём он сейчас думает, ведь я так и не смогла ответить на его вопрос, застигнутая врасплох.

— Киран, я…

— Пошли, Лайла. Уже поздно, и ты замёрзла.

Иногда я ненавижу себя за свою трусость. Но ведь я правда боюсь, что ответ на его вопрос будет чуть длиннее обычных «да» или «нет». Потому что Киран мне не нравится.

Кажется, я его в него влюбилась всем своим крохотным сердцем.

***

Мысли и размышления о том, что произошло на ужине, как некстати накатывают на меня перед сном. Сначала я верчусь, отгоняя от себя непрошенные фантазии о Киране, а потом погружаюсь в беспокойный сон. И кошмар, так долго ждавший меня, вновь начинает мучить меня с новой силой.

Всё повторяется, но в этот раз я захожу гораздо дальше: моё сознание приоткрывает мне чуть больше подробностей той ночи, когда погибла вся моя семья…

…— Мама! Мамочка!! — хнычу я.

Коридор кажется таким длинным, что я никак не могу приблизиться к двери, которая ведёт в нужный зал, где должны сидеть родители и Беллами в кругу высокородных лордов. Я иду и иду, ускоряю шаг, бегу, но всё без толку. Я не могу достичь двери, то и дело спотыкаясь о собственные ноги, падая, разбивая колени в кровь и снова подымаясь.

Опять и опять. Снова и снова. Бесконечная гонка, которая зациклена во времени.

— Папочка! Беллами!

И лишь когда я, обессиленная, останавливаюсь, дверь оказывается прямо перед моим носом. Она чуть приоткрыта, и я слышу тяжелые мужские шаги.

Дверь раскрывается, и я вижу отца. Джеймс Лаир выглядит немного растрёпано: его средней длины волосы, обычно убранные в хвост, разметались по плечам, камзол расстёгнут, рубашка смята, глаза смотрят на меня с удивлением, граничащим с ужасом.

— Папочка! Папа! — кричу радостно я, хватаясь за его руку.

— Лайла?! — шепчет одними губами отец и вдруг я вижу, как по его груди начинает расползаться красное пятно, пачкая рубашку. Он закашливается кровью, начинающей вытекать из его рта, и оседает прямо передо мной на мраморный пол.

Мой мишка, которого я взяла с собой, выпадает из моих рук. Грудь отца насквозь пробивает деревянный кол, вонзённый прямо в сердце. Кровь вытекает из раны на пол, образуя большую алую лужу. Лужа ширится и доходит до моих туфелек, пачкая валяющуюся на полу игрушку…

В моём горле застывает крик. Осознание произошедшего медленно впивается в меня острыми когтями. Внутри поднимается волна ужаса, страха и шока, а также рвотный позыв, который мне тяжело сдерживать. Я слышу голоса и перевожу взгляд с тела мёртвого отца на раскрытую дверь в комнату. В её недрах, в луже собственной крови, лежит моя мать. Самая нежная и любящая женщина на всём белом свете. Мёртвая и холодная. Навсегда.

Я начинаю задыхаться от слёз, прорывающихся наружу. Меня бьёт крупная дрожь, а маленькое сердце отстукивает бешеный ритм, готовое проломить грудную клетку и выскочить, разбившись на тысячи осколков о мраморный пол, залитый кровью. Мне настолько плохо, что кажется — ещё секунда, и я потеряю сознание. Однако от этого меня спасает раздавшийся взвизг брата, на который я тут же откликаюсь:

— Беллами!

Чьи-то шаги из дальней части комнаты, что мне не видна из распахнутой двери, становятся отчетливее. Как и звуки возни.

— Лайла!! — голос брата звенит у меня в ушах, доносясь из комнаты. — Лайла, убегай! Ай! Отпусти!!

Но я не могу пошевелиться. Страх будто примораживает меня к полу, оставляя лицезреть самое страшное: как моего брыкающегося близнеца вытаскивает в поле моего зрения сильный мужчина.

Я стою, обливаясь слезами и прикрывая ладонями рот, чтобы меня не стошнило. Беллами, увидев меня в дверях, начинает вырываться ещё отчаяннее и кричит мне:

— Лайла, беги!!

Мы смотрим друг другу в глаза. Он в полутьме залы, где лежит наша мать. Я — в залитом лунном светом коридоре. Между нами черта, которой выступает труп нашего отца. И кровь. Она везде.

— Сестрёнка, беги!!

И это последние слова, которые я слышу от Бела.

Потому что в следующую секунду ему сворачивают шею, словно цыплёнку, и его тело медленно падает на пол. Я кричу, но не слышу своего голоса. Происходящее кажется мне подёрнутым туманом, который неожиданно заполоняет всё вокруг.

Вот только это не туман… Это шлейф ночной темноты, который тянется из арок коридора.

Падаю на колени, до дикой боли разбивая их, но мне уже всё равно. Моя смерть пришла за мной и мне просто нужно потерпеть минуту до того, как я отправлюсь вслед за семьёй.

Мои внутренности будто вывернуты наизнанку, голос охрип от крика, а внутри сияет пустота. Я больше никогда их не увижу. Ни маму, ни папу, ни брата. Никогда.

Пелена слёз застилает мне глаза, когда я краем глаза замечаю тень мужчины, направляющегося ко мне. Точнее одного и них, ведь я слышала по голосам, что их четверо. Волосы мужчины черны, как смоль. Вот он мой палач.

Правда, его лица я не вижу, ведь до сих пор не могу оторвать взгляда от маленького тельца Беллами, распростёртого на полу…

…Кровь, кровь, кровь. Она везде.

На моём лице, в моих лёгких, на теле моего брата. Кровь забирается ко мне в ноздри, щекочет гортань, выливается изо рта. Она булькает внутри, разливается вокруг.

Я вскакиваю с кровати, пошатываясь на слабых ногах. Моё сознание затуманено, я всё ещё нахожусь в кошмаре. Я вижу стоящего напротив меня Беллами, с неестественно наклонённой головой, стоящего рядом с туалетным столиком.

Только я уже взрослая, а он так и остался ребёнком.

— Лайла…

Беллами движется ко мне. Медленно, будто с усилием. На его белом лице ярко горят немигающие глаза.

Я отскакиваю от него и кричу, но он направляется за мной. Выхватив из-под подушки кинжал, я выставляю его перед собой. Мною движет липкое ощущение ужаса, которое холодными щупальцами медленно поднимается вверх, к моей груди. Я дышу рвано и с надрывом, мои руки, сжимающие кинжал, трясутся.

— Лайла?

Брат, кажется, удивлён. А из моих глаз катятся слёзы. Я задыхаюсь и не могу выбраться из этого сна, стоя посреди комнаты и понимая, что мне не скрыться от призрака прошлого в этом, пусть уже и перестроенном, дворце.

Кровь.

Она стекает по стенам, забирается за шиворот. Окропляет простыни, подбирается всё ближе ко мне. Я машу кинжалом, пытаясь отогнать призрак брата. Потом понимаю, что надо скрыться… Но где?

Каждый угол этой комнаты тонет в крови Беллами. Тошнота подступает к горлу, как и чувство неизбежности. Призрак наступает, раскрывая передо мной руки.

Я бегу к шкафу — единственному месту, где смогу спрятаться. Там много одежды, которая мешает мне забиться внутрь. Я выбрасываю её, режу кинжалом, кромсаю в клочья. Ощущаю неожиданную вспышку боли в районе запястий — такую сильную, что чуть не роняю кинжал. Но нельзя медлить, пускай я уже на пределе. Кровь наступает, и я в последний момент успеваю захлопнуть дверцу шкафа, чтобы не допустить того, чтобы она затекла внутрь…

Меня бьёт крупная дрожь от рыданий, когда я забиваюсь в угол шкафа, баюкая свои горящие огнём руки. Они все в крови, и я пытаюсь оттереть их, используя клоки от одежды, разбросанные вокруг. Но тело меня не слушается, из него будто вместе с кровью выкачивают и жизнь. Конечности слабеют, становясь ватными и это замедляет мои движения.

— Простите, простите меня, — шепчу я, как мантру, в пустоту. Слёзы застилают глаза.

Я не смогла их спасти. Родителей. Беллами.

Медленно размазываю кровь и слёзы по щекам, свернувшись в клубочек и ощущая, что мой конец близок. Мой трусливый выход из страданий.

Ничтожество. Единственная, кто выжила в ту ночь, хотя должна была погибнуть.

Трусиха, сбежавшая и забывшая ту ночь, лишь бы сберечь свою шкуру.

— Лайла!!

Я вздрагиваю и с трудом хватаюсь за кинжал, услышав голос снаружи шкафа. Дверцы распахиваются, и я вижу Кирана. У меня трясутся руки — их слишком тяжело держать перед собой, и я делаю это из последних сил. Я знаю, что за его спиной увижу Беллами, но пока Киран заслоняет собой всё пространство комнаты.

— Лайла?! — на его лице ужас. От одного моего имени из его уст я вновь начинаю рыдать, а рукоять кинжала выскальзывает из обессилевших и влажных от крови рук. — Маленькая моя…

Киран наклоняется ко мне и берёт меня на руки. Я утыкаюсь ему в грудь, трясясь всем телом. Моё тело кажется мне ледяным, лишённым энергии. Когда Киран берёт меня на руки, моя голова безвольно откидывается назад. Сил не осталось. Не осталось жизни.

— Что случилось, Лайла? — голос Кирана такой нежный, что у меня сжимается сердце. Я недостойна его. Не достойна такого к себе отношения.

Моё сознание ускользает, и я закрываю глаза. Меня укладывают на мою кровать. Когда я чувствую, что Киран собирается отойти, то цепляюсь за его руку как за последнюю спасительную соломинку, что-то неразборчиво хныча и распахивая глаза, пока он осматривает комнату, принюхиваясь. Не даю Кирану отойти от меня ни на шаг, хотя моё зрение плывёт, размывая его черты. Пока Киран рядом, кровь не вернётся. Она уже отступает.

— Я здесь, я рядом, — Киран гладит меня по голове. — Но мне надо обработать твои раны, Лайла. Я должен принести…

Вцепившись в него изо всех сил, я выдавливаю из себя:

— Пожалуйста.

Меня мутит, перед глазами пляшут чёрные точки. Взгляд Кирана мечется между моим лицом и кровоточащими запястьями. Только сейчас я краем сознания отмечаю длинные раны, нанесённые вдоль артерий кинжалом…

— Я не могу здесь остаться, — моё горло першит, а язык заплетается. Но я шепчу ему эту фразу в надежде на то, что Киран поймёт — если оставить меня в комнате один на один с призраками прошлого и кровью я просто…

— Хорошо, — Киран снова подхватывает меня на руки. — Тогда пойдём вместе.

Киран в этот раз аккуратно придерживает мою голову, а я вновь утыкаюсь в его шею, растворяясь в его запахе. Слышу, как бешено стучит сердце Кирана. Ощущаю, как дергается его кадык и как напряжено тело мужчины. Этот запах… моря и хвойного леса… он убаюкивает меня.

Уже почти ничего не соображаю, когда Киран заносит меня в ванную. Заставляет выпить что-то алое, горячее и с металлическим привкусом, из-за чего я немного давлюсь. Я не понимаю, что Киран делает, когда он заматывает чистой тканью мои запястья. Не чувствую тепла воды, в которой он купает меня, словно маленькую, нежно отмывая меня от крови. Не помню, как Киран одевает меня в одну из своих рубашек и относит с ещё влажными волосами в свою постель, где я сворачиваюсь клубочком на его груди, как котёнок, пока он гладит мою спину и плечи. Я не размыкаю глаз и пытаюсь прийти в себя, потому что мне становится немного лучше.

Но я всё ещё чувствую времени. Не чувствую себя.

— Киран? — наконец шепчу я.

Не знаю, разбудила ли я его, мерно дышавшего в мой затылок, но Киран тут же откликается:

— Да, моя маленькая?

От этого нежного обращения я прижимаюсь к нему ещё ближе. Тепло от его тела баюкает меня, но призраки прошлого всё ещё витают где-то рядом — я это чувствую. Правда, сознание уже практически вернулось ко мне, и в голове появляются первые мысли.

— Где я?

— В безопасности.

— Что случилось?

— Тебе снился кошмар, Лайла. Ты поранилась и кричала.

— Ты меня нашёл?

— Да. Теперь всё будет хорошо.

Я раскрываю глаза и вижу, как Киран поглаживает мою ладонь, лежащую на его груди. Словно завороженная смотрю на его длинные пальцы, унизанные кольцами, просто наблюдая за его движениями. Вокруг витает полутьма, лунный свет серебрит кожу Кирана, играя в гранях драгоценных камней, которыми инкрустированы его перстни.

Неосознанно обхватываю его руку, чтобы рассмотреть перстни получше. Они красивые, каждый — произведение искусства. Один из них на этой руке выполнен довольно массивно и в него вставлен чёрный обсидиан, в котором видны белые вкрапления. Этот перстень напоминает мне звёздную ночь. Второй же украшен крупным сапфиром, и я невольно любуюсь совершенными гранями камня.

— Нравится? — спрашивает меня Киран.

— Красивый.

Он снимает с пальца перстень с сапфиром и надевает мне его на палец. Перстень большой, но мои пальцы довольно пухлые, поэтому он как влитой скользит на мой средний палец, непривычно отяжеляя руку.

— Пусть будет у тебя. Позаботишься о нём?

— Хорошо.

Завороженная сапфиром я даже не понимаю, что говорю. Просто смотрю и любуюсь тем, насколько красив камень.

Постепенно страхи отступают, и я отмечаю, что кровотечение на запястьях превратилось. Неужели я пыталась перерезать себе вены?

Эта мысль не пугает. Просто констатирует факт, потому что мои эмоции и ощущения ещё не вернулись. Они обрушатся на меня завтра, а сейчас я могу продолжить просто проживать эти мгновения, ничего не ощущая.

Мне хочется услышать голос Кирана. Он мне жизненно-необходим.

— Расскажи мне что-нибудь. Пожалуйста, — прошу я, ощущая, что мои веки невольно начинают слипаться.

— Что рассказать? — кажется, Киран улыбается. — Полагаю, Саярские сказки будут излишни сейчас. Они слишком жестоки.

— Что-нибудь, — устраиваюсь поудобнее на его груди. Мои волосы практически сухие и размётаны по плечу герцога. Забытье уже манит меня, но я хочу оттянуть это мгновение в ощущении безопасности. — Прошу…

— Хорошо. Тогда…

Что Киран рассказывает мне я не запоминаю, погружаюсь в сон. Но его голос отгоняет от меня кошмары и позволяет получить желанное, к которому я стремилась все эти года — он приносит мне хоть и временное, но искупление.

Загрузка...