Служу Советскому Союзу 3

Глава 9

Какой ещё крик может привлечь большее внимание? Может, только "Пожар!!! Пожар!!!"

От такого крика внимание приковывается к кричащему само собой. И возникают разные чувства, от желания убежать и спрятаться до желания тут же кинуться на помощь и спасти.

К нам бежала растрепанная женщина — жена того самого мужчины, у которого днем брали опилки.

Я посмотрел на председателя колхоза — как он среагирует? Тот остался невозмутим, как скала на морском берегу. Похоже, что подобные крики были не редкостью и не таким уж большим происшествием в деревне.

— Что опять случилось, Николавна? — со вздохом произнес председатель, когда женщина поравнялась с нами.

— Сеньку убили! Вот как есть убили! — покричала женщина. — Да чего же вы стоите? Фельдшера надо!

— Прямо насмерть убили? Или ещё дрыгается? — поинтересовался председатель.

— Всё лицо разбито, еле дышит. Ой, что делается-то, что делается-а-а, — провыла Николаевна. — Да куда же участковый-то смотри-и-ит?

Председатель взглянул на меня чуть виновато, как смотрят хозяева на гостей, когда ребёнок расшалился и начал капризничать. Взгляд из серии "ну вы же понимаете…"

Я понимал, поэтому кивнул в ответ.

— Чего там, Николавна? — спросил Сергей Степанович.

— Дык это, выпивал мой с Женькой Маркотом, а потом поругались на чем свет стоит. Драка, за ножи схватились, а Маркот же вон какой здоровый… Ну и насовал моему… Всё лицо разбил, аж на стены юшка брызнула. Я пришла, так Женька вон из избы. А мой лежит и еле дышит. Ох, убили! Убили-и-и!

— Ну что, поехали. Пока до фельдшера доберемся — подохнуть может, — Сергей Степанович рявкнул на воющую женщину. — Да не ори ты! Если дышит, то и выкарабкаться может! Садись в машину!

— А мне можно с вами? — спросил я.

Вот даже сам от себя такого не ожидал. С чего бы это ляпнул? Какой мне интерес пялиться на разбитое хлебало Сеньки? Только из-за нескольких ведер с опилками?

— Садись, коль не шутишь. Знаешь чего по медицинской части? — спросил председатель.

— Приходилось штудировать книжки, да и тетка брала с собой на операции, — кивнул я на всякий случай. — Сначала готовился в мед поступать, а потом уговорили на юридический. Раны зашивал, кровь останавливал, так что могу и пригодиться.

— Поехали! — кивнул Сергей Степанович.

Я махнул рукой Андрею:

— Я скоро. Доделывайте тут без меня.

— Давай! — махнул тот в ответ.

Деревня небольшая, до нужной избы долетели быстро. По пути я успел спросить женщину:

— Семен часто пьет?

Она взглянула подозрительно — не из милиции ли я часом, а потом решила, что можно сказать и правду:

— Да бывает, — опустила глаза женщина.

— Чего «бывает»? Николавна, так уж и говори, что пьет без продыху, — буркнул председатель.

Женщина только тяжело вздохнула.

— Частенько закладывает. А как закладывает, так и руки распускает, — жестко продолжил председатель. — А она всё жалеет, выгораживает…

Женщина вздохнула ещё раз и отвернулась к окну. Специально отвернулась, чтобы мы не видели её слез.

— А торпеду вшивать не пробовали? Или лечить?

— Да кто у нас этим будет заниматься? Николаевна, что ли? Так она с утра до ночи на поле. И Сенька тоже. Вот только если она приползает и падает от усталости, то он уже на пару часов раньше готовенный приползает. Мужик-то рукастый, и по плотницкому делу шарит, вот если бы не пил ещё…

— Я слово заветное знаю, — сказал я. — Если вы дадите добро, то я ему шепну и он пить перестанет.

Насколько мне известно, в СССР ближе к концу семидесятых стали использовать гипноз для лечения алкоголизма. До этого вшивали «торпеду» или лечили в санаториях, прокапывая по неделям. А вот что до «заветного словца», так этим только бабки-знахарки занимались, да и то редко помогало.

— Слово заветное? Хм… Слышь, Николавна, если парнишка твоему суженому-ряженому слово заветное скажет, а тот пить перестанет, то что тогда сделаешь? — повернулся заинтересованный председатель.

— Да я тогда в церкви всем святым свечек наставлю, — покачала головой женщина. — Я и так уже не знаю, каким богам молиться, чтобы убрал из нашей жизни эту отраву проклятущую.

— А вот это ты перестань. Ты же партийная! Как же ты после этого в церкви свечки будешь ставить? Тут либо крестик сымай, либо партбилет на стол!

Женщина из-под бровей взглянула на председателя, потом перевела взгляд на меня:

— Я отблагодарю… Я… я нашим девчонкам в столовке скажу, чтобы вам сытнее накладывали… Я… я…

— Этого будет достаточно, — кивнул я. — Денег не надо, а вот личный состав должен быть накормлен.

Сергей Степанович с усмешкой взглянул на меня:

— Смотрю, ты за своих горазд жопу рвать.

— Мы же студенты, — пожал я плечами. — Народ небогатый, потом наголодаемся, так что хоть тут слегка отъедимся.

— Ну, на многое не рассчитывайте. Как поработаете, так и ложками помахаете.

— Разберемся, — хмыкнул я в ответ.

Шофер переглянулся с председателем. Тот поджал губы, мол, во какой сурьезный человек с нами едет.

Вот и нужная изба показалась. «Убитый» уже лежал на диване и тихонько постанывал. Я проверил пульс, осмотрел на предмет колотых ран. Ничего не было. Да, нос сломан, но это дело поправимое. Ещё не было правого верхнего клыка, над бровью рассечение. В общем, кровью измазался, но по факту ничего серьезного.

В комнате небогато. Мебель старенькая, лакированная поверхность на шкафу местами облупилась, стыдливо показывая желтоватую древесину. В серванте не хватало одного зеркала. Да и посуда там стояла скудно, скорее для вида, чем просто для сохранности. На полах вязаные дорожки-половицы. Телевизор под салфеткой, на экране слой пыли.

Всё это я успел заметить, пока наблюдал «пострадавшего».

— Зря только панику поднимали, — сказал я, когда перестал ощупывать лежащего. — Ничего существенного. Через неделю будет как новенький.

Увидев меня, Семен взглянул на жену:

— А этот чего здесь? Опять за опилками? Степаныч, а ты как здесь?

— Как я? А я посмотреть на тебя явился. Запомнить, так сказать, чтобы потом по ночам снился, — покачал головой председатель.

— Не дождешься. Я не баба, чтобы тебе по ночам являться, — буркнул лежащий, а потом посмотрел на жену. — Машка! Там чего осталось? Налей мне там… Для обезболивающего. Вишь, я это… как его… лицо пострадавшее за моральные принципы.

— За аморальные принципы, — покачал головой председатель. — Когда же ты только напьешься, Сенька?

— На свои пью, чай не на казенные, — огрызнулся Семен. — Степаныч, поздно уже меня воспитывать. Раньше надо было.

— Мне нужно ведро и рюмка водки, — сказал я, поднимаясь.

— Ты чего, с ним что ли? — сощурился председатель.

— И чтобы все вышли отсюда. Минут пять нам дайте. И ни в коем случае не входите. Чтобы вы не услышали — не входите, — проговорил я серьезно.

Похоже, что моим словам поверили. Семен полупьяно следил за мной, красные глаза неотрывно следовали за моими руками.

Марья принесла то, что я просил. Я кивнул, а потом жестом попросил их на выход.

— Ну это, за сотку спасибо, братан! — сказал Семён и попытался встать, у него не получилось и он откинулся обратно. — Чой-то штормит седня… Не подашь?

— Подам, — с улыбкой ответил я. — Конечно подам, держи.

Я взял пустое ведро в одну руку, налитую стопку в другую. Подойдя к дивану, протянул рюмку. Как только Семен вытянул дрожащую руку, чтобы взять, так я сходу надел ему на голову ведро и что есть силы шарахнул по донышку.

Раздался громкий звук, затем такой же громкий мат Семена, не ожидавшего от меня подобной подлости.

Я тут же скинул ведро и зажал сломанный нос пальцами. Семен завыл, а я начал говорить «заветные слова». Сам смысл слов не так уж был и важен, скорее важно было оглушение звуком, а потом резкая боль. Нос я вправил, проговаривая спокойным голосом формулу, которой научил в алтайском селении старик по фамилии Корнев. К нему тоже привозили кодироваться самых безнадежных, таким образом он и убеждал людей не бухать по черному. И как он мне похвастался — после его лечения срывов не было.

Формула проста. Она основана на человеческом страхе перед смертью. Перед пустой и бестолковой смертью, которая наступит не из-за старости или болезни, а из-за человеческой ошибки. И этой ошибкой станет глоток спиртосодержащего напитка.

Это только кажется, что человек цивилизованный давно ни во что не верит. Нет, на самом деле человек цивилизованный ушел недалеко от того аборигена, которому шаман сказал, что он умрет через два дня, и совершенно здоровый абориген умирает. Даже в моё время верят в экстрасенсов и предсказателей, что уж говорить о семидесятых годах СССР?

И в то же время, я описал то, что без спиртного Семен обретет то, что он ищет — человеческое счастье и покой. Что дом — полная чаша будет для него отрадой. Что дети встанут на ноги и не станут в школе прятать глаза, когда их спросят про отца. Что к этому он должен стремиться, а вовсе не прожигать жизнь впустую, гробя себя и жизни окружающих.

Боль, оглушение, шок, слова, записанные на подкорку и апогеем представления стала стопка водки, выплеснутая в лицо Семена.

Эх, как же водка защипала, попав в необработанные раны…

Он завыл, задергался, а потом… Потом его начало тошнить.

Ведро пригодилось. Я держал Семёна, не давая захлебнуться, не давая удариться или вырваться.

Терапия закончилась, когда последние судороги прекратили содрогать щуплое тело в попытках вывернуться наизнанку. После этого я легким нажатием на точку за ухом погрузил Семёна в сон. Дыхание человека выровнялось, он уснул.

Похоже, что за долгое время он впервые уснул спокойно, без привычных «фронтовых ста грамм».

Из ведра несло омерзительно, но я взял его и вынес из комнаты, выставил за порог. На кухне сидела заплаканная жена и председатель с шофером. Они вопросительно уставились на меня.

— Теперь пусть спит. В общем, нос я вправил. Мозг тоже. Пить давайте только воду. Если будет тошнить первые разы, то пусть — организм избавляется от шлаков. Мария Николаевна, всё будет хорошо. Вы только пару дней продержитесь, а дальше будет легче.

Она посмотрела на председателя. Тот буркнул:

— Ну раз такое дело, то бери два выходных. Закрою я их, чего уж там. Главное, чтобы помогло.

— Поможет, — уверенно сказал я. — Промашки быть не может. «Слово заветное»… оно сильное…

— Я… Я скажу девчонкам… Я… — Мария не смогла сдержать слез и закрыла глаза руками, всхлипывая и сотрясаясь плечами.

— Да ладно, чего ты? Всё же нормально будет, — погладил её по плечу председатель, а потом посмотрел на меня. — Поехали, подкину до жилья, дохтур…

Я кивнул в ответ. Мы оставили Марию ухаживать за мужем, а сами поехали к ребятам. Возле бараков стоял доцент нашей кафедры Анатолий Александрович Собчак. Рядом с ним находились Дамиров и Розальев. Они что-то говорили доценту, показывая на бараки.

Когда мы с председателем вылезли из машины, то Анатолий Александрович первым делом поздоровался с Сергеем Степановичем. На меня он посмотрел с легкой неприязнью и проговорил:

— Студент Орлов, пока ваши товарищи занимаются улучшением жилищных условий, вы раскатываете на машине? Весьма неосмотрительно с вашей стороны. Нет, наведение связей в подшефном хозяйстве — это хорошо, но в первую очередь нужно заботиться о коллективе. Всё-таки хорошо, что есть такие сознательные студенты, как Дамиров и Розальев, которые переживают за своих однокурсников. Вот, товарищ председатель, эти двое ребят самостоятельно организовались и сподвигли остальных помочь вам. Надеюсь, что вы их сделаете бригадирами на весь уборочный срок.