Служу Советскому Союзу 3

Глава 31

Переговоры…

Начались переговоры. Дамиров и компания требовали деньги, полный бак и безопасность. КГБ и МВД требовали освобождения заложников, добровольную сдачу и сложение оружия. Вот эти два потока требований пересеклись между собой и начали обтекать друг друга.

Я знал, что Андропов и Щёлоков не могли договориться между собой. Знал, что они тянули время, чтобы подготовиться, но… Одно дело знать, а другое дело наблюдать за бешеными ребятами, которые нервничают, то и дело бросаются к иллюминаторами, чтобы рассмотреть что-нибудь в мутных стеклах.

И каково же в это время остальным пассажирам? Тем самым, что безвольными куклами вынуждены сидеть и ждать своей участи. Ждать и надеяться на то, что уже вкусившие крови террористы отпустят всех на свободу. Ещё Диоген говорил, что "Надежда — последнее, что умирает в человеке". Надежда на хороший исход.

Да, я знал, что в моём мире ранили двоих, но… Ранили сами террористы. А потом ещё одного подбили, когда уже после освобождения у одного из пассажиров сдали нервы и он побежал. Хорошо ещё снайпер решил не добивать бегущего…

Но это в моём мире, а тут…

Что будет тут, покажет только время. И этого времени оставалось всё меньше и меньше. И пока мы тут сидели, по радио уговаривали подождать. Говорили, что такую сумму трудно собрать сразу, что нужно ещё время, что нужно ещё немного потерпеть, а потом всё будет.

Я заметил, что пассажир через два ряда от моего кресла прячет что-то в колготки своей дочери. Неужели деньги? Пришлось поднапрячь зрение, чтобы разглядеть алую корочку. Это он прятал партбилет!

Твою же дивизию! Неужели он и в самом деле поверил, что его пустят заграницу? Неужели испугался, что его сразу же по прилету в Швецию арестуют как ярого коммуниста и расстреляют?

Эх, вот до чего действенная была советская пропаганда — в моё время такого уже не было. В моё время иностранцев уже не боялись, многие побывали за кордоном, убедились, что люди там живут точно такие же, но вот с любовью к Родине стало хуже. Уже перестали мечтать стать космонавтами, а мечтали о менеджерском кресле и, при случае, слинять заграницу. Правда, с взрослением мечты о переезде за бугор меркли, когда люди благодаря Интернету понимали, что туризм это одно, а проживание это совершенно другое. И что в нашей России о людях заботятся гораздо больше, чем на хваленом демократическом Западе.

— Время уходит! Почему эти ..дорасы не несут бабки? — нервничал Дамиров и хмурился. — Что они, хотят, чтобы мы начали шмалять по салону? Ну, кто первый на очереди? Кому жизнь не дорога? Может, с помощью считалочки посчитаемся? Чтобы успеть помолиться, если в Бога верите?

— Не глупи, — не выдержал я. — Чего жути наводишь? Если крысу загнать в угол, то она и на медведя бросится. А тут всего трое мальчишек. Да вы перезарядится не успеете, если пассажиры на вас кинутся. Чего смотришь? Убьешь пятерых, десятерых, а остальные тебя достанут.

— Ты чего всё ..здишь, сука? Может, первым хочешь стать? Так мы тебе живо пропишем билет в один конец! — накинулся было на меня Дамиров, поднимая приклад.

— А бей, сынок, бей! — угрюмо проговорил я, не отводя от него глаз. — В войну перед фашистами не сгибался, и сейчас спину ломать не буду!

Сам уже приготовился к тому, что если приклад пойдет вниз, то тут же мягкой блокировкой уведу его в сторону. Потом будет выстрел в живот Селиванову, удар в челюсть швырнет Розальева на кресла, а дальше и Дамирова утихомирю.

Да, могу сорвать операцию, но между ударом приклада по голове и срывом возможного появления Графа я выберу второе. И даже если Зинчуков меня осудит, то это будет потом, но сейчас…

Возможно, Дамиров прочитал тоже самое в моих глазах. Он понял, что я готов идти до конца. А вот какой он будет, этот конец?

— Больно ты смелый, дед, — буркнул Дамиров, опуская ружьё. — Ты и будешь первым.

— Да наплевать, — хмыкнул я в ответ. — Я своё уже пожил. Первым, так первым. Потом буду тебе в камере во сне являться, чтобы просыпался в обосранных трусах.

Несмотря на всю сложность ситуации, в салоне раздались смешки. Даже у Воронова на лице появилось слабое подобие улыбки.

— Ну, старик, посмотрим, кто посмеется последним, — прошипел Дамиров, грозно зыркая по сторонам.

Я внутренне выдохнул. Если бы нас сейчас снимали, то обязательно было бы внизу экрана появилась табличка: "Все трюки выполнены профессионалами. Пожалуйста, не повторяйте это дома". Да, моё поведение повторять нельзя, если вы не собираетесь первым встать на очередь к Богу. Или не собираетесь ликвидировать банду террористов, что подчас одно и то же.

Между тем отпущенное время вышло. Деньги никто не принес.

— Что, денег нет? Дай-ка сюда свою шарманку, — Дамиров чуть ли не вырвал у командира экипажа микрофон и проорал в него: — Эй, вы там, слышите? Я начинаю расстрел пассажиров!

— Да что же ты делаешь? Опомнись, парень! — вскрикнула какая-то женщина.

— Завали хлебало, тварь! Заткнись, сука!!! Иначе первой завалю! — чуть ли не в истерике провизжал Дамиров, потрясая двустволкой.

Я в это время уже приготовился прыгнуть вперед — стоит пальцу на спусковом крючке чуть дернуться и…

— Мама, нас что, убивать будут? — спросила девочка рядом с женщиной.

— Нет-нет, моя хорошая, ничего не будет, — мать прижала ребенка к себе. — Ничего…

Девочка оказалась закрытой материнским телом. В случае выстрела ребенок может не пострадать.

И в этот момент в салоне раздалось тихое детское пение:

— Не плачь, девчо-онка, пройдут дожди… Солдат верне-ется, ты только жди…

— Заткнись ей рот, ..ля! Заткни её, иначе я сам это сделаю! — заорал Селиванов.

Он матерился как завзятый сапожник, словно мат придавал ему силы. Девочка всхлипнула, но замолчала. Нервы у всех были натянуты как струны. И в этот момент командир экипажа позвал Дамирова. Тот зашел в кабину пилотов, а потом вышел и сплюнул:

— Просят ещё полчаса…

— Так может и в самом деле стоит подождать? Может они просто не успевают? — подал голос Розальев.

— Да хрена лысого они там не успевают. Время тянут… А вы чего стонете, уроды? — Дамиров пнул Зинчукова в бок. — Заткнитесь уже! И без вас тошно!

А между тем Зинчуков не просто так стонал. Он показывал глазами на бортмеханика, а тому уже явно стало хуже. Мужчина потерял много крови и требовалось оказание профессиональной медицинской помощи, а не просто перевязка подручными средствами.

— Так вы бы отпустили раненых! — подал я голос. — Чего им тут лежать? А снаружи поймут, что вы не на всю башку ушибленные, что вам можно верить и вы отпустите пассажиров, когда получите деньги.

— Раф, старик дело говорит. Может и в самом деле отпустим этих? А то их оры уже задрали, — сказал Розальев.

Дамиров встряхнул волосами, а потом скомандовал:

— Сбросьте их с самолета. Сначала этого, с плечом, а потом бортмеханика. Пусть ловит. Я сейчас передам по радио, чтобы медиков прислали. Да, ништяк идея. И от стонучек избавимся и плюсик себе поставим, да ещё и дозаправимся. Всё-таки правильно я сделал, что не сломал старикану челюсть.

Ну да, это кто ещё кому не сломал…

Дамиров поскакал в кабину, передавать свои требования. Раненных взамен на дозаправку. Из диспетчерской пришло согласие.

Зинчуков нашел мои глаза взглядом и опустил ресницы. Я понимал, что за пределами самолета он расскажет обо всём внутри, расскажет, где базируются террористы, их количество, вооружение. И может быть даже поторопит с получением денег. А то и в самом деле начнут шмалять почем зря…

— Всем сидеть! Кто встанет, того сразу порешу! — крикнул Дамиров и открыл дверь.

Сначала скинули Зинчукова. Благо высота ЯК-40 была небольшой и он не особо ушибся. Даже перехватил падающего бортмеханика и побрел с ним в сторону аэропорта.

Через некоторое время их подхватила карета "Скорой помощи". К нам подъехал дозаправщик. Я просто услышал, что насос начал накачивать горючее…

— Деньги собрали половину. В общем, просят ещё время! — сказал Дамиров, выйдя из кабины пилотов после разговора по радиостанции. — Просят ещё отпустить половину пассажиров. Потом в Ленинграде будет ещё одна дозаправка и вторая половина. Мы рванем до Швеции…

— Да чего-то мухлюют, — задумчиво произнес Розальев. — Не нравится мне всё это…

— А в Америке жить нравится?

— Так я там никогда и не был…

— А вот будешь. Все мы будем! Да, мне тоже не нравится, но если не получается по нашему, то хотя бы так. А когда в Ленинграде приземлимся, то часть людей всё равно не выпустим. Нахлобучим систему. Ладно, пацаны, я думаю, что надо брать половину. Если они сейчас войска подтянут и вообще ментов соберут, то нам не дадут вылететь. А так хоть шанс есть.

— Да, Раф, лучше так, чем стоять тут в чистом поле у всех на виду, — произнес Селиванов.

— Тогда я отвечаю, что пусть высылают человека?

— Да, пусть высылают. А мы потом людей отпустим. Отпустили же мы раненых, отпустим и целых.

Дамиров всё это передал в диспетчерскую. Оттуда незамедлительно пришел ответ, что человек с чемоданом денег сейчас выйдет на поле.

Внутри салона повисла напряженная тишина. Каждый из сидящих надеялся на то, что выпустят именно его, что этот кошмар закончится и можно будет вернуться к родным и близким. А уже потом, на кухне, под бутылочку рассказать о своих приключениях в захваченном салоне. Приврать и приукрасить…

— Чего там моргает? — спросил Дамиров, показывая на иллюминатор. — Вроде как снегоуборочная машина?

— Ну да, какой-то фонарь на машине появился. Может дорожку очищают, чтобы деньги принести? — нервно хохотнул Розальев.

— А то поскользнется, навернется и будет потом собирать. А нам ещё ждать и ждать, — задумчиво проговорил Дамиров.

Я всё ожидал, что они поймут морзянку, которой моргал неизвестный сигнал, похожий на маячок на крыше уборочной техники. Однако, мне на этот раз повезло — террористы не знали морзянку. Зато я смог прочитать со второго раза:

"Идет Граф"

Вот так вот. Так всё просто и незатейливо. Сейчас подойдет человек с деньгами, который окажется Графом. И операция по угону самолета продолжится. Может быть отпустят пассажиров, а может быть и нет. Но в любом случае, угон продолжается.

На бетонном поле появилась черная фигура, торопливо идущая по направлению к самолету. В руке и в самом деле был дипломат.

Что же, похоже, что приближается последний акт Марлезонского балета.

Мужчина снаружи остановился, а потом начал делать какие-то знаки. Несмотря на хреновую погоду, можно было рассмотреть, что он показывает куда-то под днище самолета, а потом поднимает вверх растопыренную пятерню. Снова под днище самолета, а потом снова пятерню.

— Чего он показывает? — недоуменно спросил Розальев.

— Вроде как под нами кто-то есть… Пять человек. А ну-ка, дайте я сейчас скажу этим ..дорасам пару ласковых, — Дамиров дернулся в кабину пилотов.

Он проорал в микрофон, что если сейчас не уберут пятерых из-под самолета, то он взорвет тут всё к такой-то матери. В ответ ему что-то пробурчали. А потом он хохотнул. Кивнул своим подельникам на нос самолета:

— Суки, подкрались незаметно и затаились под днищем. Может быть даже с дозаправщиком добрались… Вон, шкандыбают, как побитые собаки. Эх, шмальнуть бы им в жопы!

— Солью, — кивнул Розальев. — Чтобы пару месяцев сидеть не могли.

— Он подходит! — сказал Селиванов, неотрывно следящий за человеком с чемоданчиком.

Вскоре в дверь постучали два раза, потом три, потом два и снова два. Всё это было сделано с небольшой паузой, словно стучащий отбивал какую-то мелодию.

— Это же… — Селиванов растерянно оглянулся на остальных.

— Ворон, открывай! — скомандовал Дамиров.

— Но я… — промямлил молчащий до этого Воронов. — Я уже говорил, что не буду стрелять. Вот хоть убейте, не буду…

— Открывай, ..ля! Не хочешь стрелять, так побудешь мишенью. Ничего, и от тебя польза будет, — жестко ответил Дамиров.

Воронов встал и на негнущихся ногах подошел к двери. С трудом открыл её, подал руку. Вскоре в салон самолета вместе со свежим воздухом проник мужчина лет сорока. Рожа и в самом деле походила на лезвие колуна, такая же узкая и вытянутая. Тонкие губы, трехдневная щетина, далеко выдающийся нос. На лбу морщины, как будто приходилось много морщиться. На носу очки в тонкой изящной оправе. Такие очки в СССР было трудно достать, всё больше роговые и мощные, как у черепахи Тортиллы, а у этого персонажа явно заграничные.

От теплого воздуха внутри салона очки сразу же запотели. Мужчина снял их и начал протирать носовым платком.

— Граф, — ахнули террористы, когда разглядели лицо мужчины.

— А вы кого ждали, дебилы? — бросил он в ответ. — Зачем раненных отпустили? Их можно было ещё немного помурыжить.

На своём сидении я ощутил холодок, который пробежал по спине. Как будто из жаркой бани вышел на морозец, а ветер тут же лизнул шершавым языком вьюги.

Вот он какой, попаданец из моего времени…

Он резко дернулся. Вгляделся вглубь самолета.

Неужели он тоже почуял моё присутствие?

Я смотрел на него, пытаясь угадать — кем он был в прошлой жизни? Выходило плохо. По резким отточенным движениям я мог судить, что он был кем-то из военных. Может быть даже занимал высокие посты. Если владеет гипнозом также, как и я, то запросто мог прогнуть под себя всю четверку, а потом и проникнуть в аэропорт. Даже мог вызваться нести деньги и ему доверили.

— Вы всё-таки согласились на половину? А почему не давили до упора? — резко спросил он у Дамирова.

— Да мы как-то… я думал…

— Идиоты! Я вам всё четко разжевал, всё показал и сказал, что нужно делать так-то и так-то! На хрена творить самоуправство? Эх, раненных ещё отпустили. Ну что за люди? Ладно, посмотри, что там в чемоданчике. Улыбнитесь хотя бы половине, — Граф уселся на сидение Дамирова и толкнул ногой дипломат.

Дамиров тут же упал на колени возле дипломата, щелкнул замками, а потом дернул крышку вверх. Под свет в салоне попали аккуратные пачки долларов, сложенные внутри.

— Это же почти миллион, — с придыханием сказал Селиванов.

— Ну, а если бы следовали моим инструкциям, то было бы полтора. Эти коммунистические бонзы раскошелились бы на многое. Думаешь, у них в загашниках нет долларов? Да каждый спит на перине, наполненной пачками. Чтобы при малейшем шухере рвануть заграницу, или выйти на пенсию и умчать в теплые страны. Эти скоты только обычным людям запрещают хранить валюту, а сами…

— Это "кукла", — трагическим голосом произнес Дамиров.

В его руке была пачка долларов, вот только долларами оказались две верхние и две нижние купюры в пачке. Всё остальное было резаной бумагой.

— Как "кукла"? — подскочил Граф. — Не может быть! Я же сам видел, что они принесли доллары, пересчитали их и… суки! Они специально подложили это в надежде на то, что проведут штурм самолета. И я не проверил… А ведь должен был догадаться, что не просто так тот кгбшник отказался нести деньги. Я-то думал, что это тот самый волшебный шанс, а оно вон как оказалось…

— И что нам делать? — спросил Дамиров.

— Снимать штаны и бегать, — огрызнулся Граф. — Если бы вы меня слушали…

— Да чего ты заладил, если бы да если бы… У нас всё получилось, а вот ты… — рявкнул в ответ Дамиров.

Хрясь!

Кулак Графа встретился со скулой Дамирова точно по расписанию. Раф отлетел к стенке и сполз по ней, но потом посмотрел злыми глазами на Графа и навел на того ружьё:

— Ты чего, охренел в конец?

— Это вы охренели! — выругался Граф. — Похерили всю мою затею. Изначально вели себя не так, как я описал, а теперь и вовсе дураков врубаете! Вы без меня никто! Погань! Слабоумные полудурки! Только на мне вы и выезжаете! Сами ни хрена сделать не можете! Что, стрелять надумал, мразь?

Ну что же, пока они разбираются между собой, настал тот самый нужный миг. Тот миг, который дальше предопределит судьбу пассажиров. Я вытащил незаметно небольшой цилиндр и привел в действие гранату под названием "Черёмуха1".

А что? Террористам можно проносить оружие на борт корабля, а мне нельзя?

Тут же заструился дым, я швырнул "дымовуху" в сторону террористов и громко крикнул:

— Всем лечь на пол!!!