Слезы Авраама

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Песня искупления

Июльское солнце закатывалось за западный берег реки Сент Джон. Вода блестела оранжевым и розовым, из динамиков разносилась «Redemption Song» Боба Марли.

— Клюёт, — сказала Тейлор, сидя и болтая босыми ногами на деревянном причале.

Генри посмотрел на дочь и улыбнулся.

— Проверь наживку, — сказал он.

Она подняла свою маленькую удочку, крючок был пуст, насаженная на него креветка куда-то исчезла.

— Нету, — сказала она.

Генри услышал шаги и скрежет досок. Он обернулся через плечо.

— Маргариту? — спросил Сюзанна, держа в руках два бокала. Она остригла волосы и окрасила их в рыжий цвет. Она была прекрасна, просто лучилась красотой. Сердце Генри сжалось от осознания того, что это чудо рядом с ним.

— Читаешь мои мысли.

Она села рядом и передала ему холодный бокал. За мостом Бакмен разгорались огни Джексовилла[66].

— Мне тут нравится, — сказала она, обнимая его.

— Мне тоже.

— Скажи честно. Ты скучаешь?

— Шутишь, что ли?

— Перестань, Генри. Я же тебя знаю. Будь честен.

— Я скучаю по нашему братству, — признал он. — Но предпочту быть с тобой и Тейлор.

— Я видела, как ты тренируешься, — заметила она. — Если решишь вернуться, просто скажи.

— Да я просто не хочу разжиреть, — усмехнулся Генри. — Для людей моего возраста физические нагрузки очень полезны.

— Ага.

— Серьезно, — сказал Генри. — Я завязал. Особенно после того, что мы пережили. Буду заниматься исключительно домашним хозяйством, — он хохотнул.

Дом, в котором они жили, вместе с новыми документами, был подарком от полковника Брегга. Как полковник это провернул, Генри не спрашивал. Каждый месяц ему по почте приходил чек на неплохую сумму. Сюзанна дописывала новый роман, на этот раз, серьезное литературное произведение, которое она собиралась издать под псевдонимом.

— Значит, таким ты и хотел быть? — спросила Сюзанна. — Тихим мещанином? — она поцеловала его в лоб.

— Сейчас, да, — ответил он. — Я занимался не тем, чем хотел. Но ошибки кое-чему меня научили.

— Конечно. Хоть я и не считаю, что ты совершил слишком уж много ошибок. Может, дело в ощущениях. В этом ошибка. Я винила тебя, винила себя. Ты делал то, что считал правильным. Мы оба запутались.

— Я столько раз ошибался, что для того, чтобы вытащить меня с этого причала Конгрессу придется издать специальный закон.

Они засмеялись.

Война окончилась, но Конгресс всё ещё представлял из себя жалкое зрелище. Политики, по-прежнему, сражались за власть и влияние. Но граждане Америки уже перестали с этим считаться.

На Конституциональном Совещании вперед выдвинулись новые лидеры, которые уверенно оттесняли прежних. Процесс выздоровления будет долгим.

Оказавшись разделенными, люди осознали, что война — не единственный выход из положения. По всей стране пронеслись массовые митинги патриотов. Мир был неизбежен, не потому, что этого хотели политики, а по воле народа. Страна, построенная на взаимопонимании и компромиссах, помнила своё прошлое.

— В мире ещё полно опасностей, — сказала Сюзанна. — Если «Стая» снова позовет тебя — а она, точно, позовет — что будешь делать?

— Скажу, что уже выполнил свои обязательства, — ответил Генри. Он и сам хотел в это верить.

Война в Европе была неизбежна. Новости были безрадостными, Генри и сам это признавал. Со всех сторон раздавались гневные речи и обвинения. США, ослабленные внутренними потерями, не желали ввязываться в очередную драку. Ходили слухи, что ядерные удары по Вашингтону и Сан-Франциско не были делом рук местных террористов. Китай и Россия отвергали всяческие обвинения в свой адрес. Генри чувствовал себя в безопасности, зная, что люди, вроде полковника Брегга, по-прежнему на посту. Иногда ночью он выходил к причалу и думал о том, где сейчас его боевые товарищи, желая оказаться рядом с ними.

Директора всё ещё оставались на свободе. Они навлекли на себя гнев всего мира и теперь их преследовали все, кому не лень — хакеры, ЦРУ, ФБР, бандиты и все те, кто пострадал от их действий. Их настоящие имена и лица передавали новостные агентства по всему миру. Двоих удалось схватить, допросить, осудить и, без промедлений, казнить.

По дороге, вздымая тучи пыли, мчался черный спортивный автомобиль.

Авраам следил за его приближением. Ему не хотелось этого делать, но он продолжал смотреть. Он встал из кресла со стаканом чая в руке, а в сердце поднималась глухая боль. Стакан трясся в ладони, угрожая упасть. Он закашлялся, согнулся от приступа боли.

Два свернутых флага. Будьте вы прокляты.

Авраам заплакал.

— Ну, — сказала Сюзанна. — Рада, что ты со мной. С Днем Независимости!

Они сидели на причале до темноты, пока небо не покрылось звездами, а воздух не наполнился прохладой.

На другом берегу вспыхнули фейерверки. Белые, красные и синие цвета окрасили ночное небо.