Слезы Авраама

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Шум боя

Внутри магазина всё горело и взрывалось, пока Генри пробирался к выходу сквозь густой дым. Крупнокалиберные пулеметы вертолетов поливали огнем задний двор.

Он прицелился в ближайшего стрелка и выстрелил. Магазин оказался пуст и он заменил его, лежа на спине. Вертушка двигалась и прицелиться нормально не получалось. Видимо, одна из выпушенных им пуль прошла достаточно близко, потому что стрелок начал выцеливать именно его. Генри чувствовал нарастающий гул в груди, по мере приближения оранжевой полосы трассирующих пуль и не переставал стрелять.

Чувство страха, гнева и сожаления охватило его. Прятаться было негде.

Когда вертолеты загорелись, он закричал. Выпущенная откуда-то ракета попала в один из них, но не сдетонировала. Но уже следующая сработала, как надо.

По всей улице разлетались раскаленные осколки, оба вертолета, кружа друг вокруг друга, улетели куда-то за дома. Генри слышал грохот падения, а затем увидел столбы дыма.

Он с трудом подавил желание рассмеяться.

Он повернулся на живот и выполз на тротуар, откуда заметил в небе пару F-35, пролетавших над ними, словно пара ангелов отмщения.

Четверо солдат, из тех, что высадились с вертолетов, перебегали улицу от одного дома к другому. Генри швырнул в разбитое окно гранату.

Взрывом разбросало осколки стекла и куски оконной рамы, двое бойцов с криком упали, держась за глаза.

Генри добил их несколькими выстрелами и они затихли.

Он добежал до аллеи и осмотрелся, пытаясь понять, сколько его товарищей выжило в этом бою. Задний двор магазина был объят пламенем, несколько гвардейцев лежали на земле, истекая кровью. Карлос и Мартинез суетились возле одного из них, пытаясь спасти ему жизнь.

Со стороны разрушенной церкви доносились редкие выстрелы. Вероятно, к магазину прорывались остальные спецназовцы.

— Сержант! — позвал Генри. — Нужно уходить! Чем дольше мы будем тут торчать, тем больше трупов появится!

— Знаю, блин!

Карлос посмотрел на Генри и покачал головой. У парня, что лежал на земле, обгорело лицо и руки, кожа покрылась пузырями и коркой.

Мартинез вколол бойцу большую дозу морфина и парень успокоился.

— Блядь! — выкрикнул Мартинез, поднимаясь с колен и вытирая ладони о штаны.

Стрельба приближалась.

— За мной, — приказал Мартинез. — В церковь.

Генри был замыкающим, прикрывая их небольшой отряд от сюрпризов сзади. До него донесся запах горелой плоти и жженых волос. Генри посчитал, что хватит с него огня.

Они вошли в церковь с заднего входа. По крайней мере, это было задним входом. Стены были разрушены со всех сторон и где тут что было раньше, сказать было уже невозможно. Генри перешагнул через груду камней, которая раньше была крестом. Скамьи в святилище были переломаны.

У уцелевшей стены сидели четверо гвардейцев, один из них стрелял из легкого пулемета вдоль улицы. По бетону были разбросаны пустые магазины.

— Свои! — крикнул Мартинез. Бойцы обернулись.

— Капитан жив?

— Нет, — ответил сержант.

— Пидарасы. Там ещё пехота. И кажется, я слышал технику.

— Да, как минимум, один «Брэдли»[39] идет ниже по улице, — сказал другой боец.

— Валите отсюда, — сказал Мартинез. — Возвращайтесь домой.

— Нет больше дома, — ответил пулеметчик. — Сами идите. Я остаюсь. — Он прильнул к прицелу и начал стрелять. — Вот так! — кричал он. — Получите, хуесосы!

— Где остальной ваш отряд? — спросил Мартинез. — Кто ещё отошел?

Пулеметчик зло рассмеялся.

— Все перед тобой.

— Что со связью? У вас есть спутниковый телефон? Или радиосвязь с командованием? Хоть что-нибудь?

— У капитана Канеллы была рация, — сказал солдат и выстрелил. — Обходят с фланга, — спокойно произнес он. — Я вам настоятельно рекомендую валить отсюда к ебени матери.

— Удачи, парни. И спасибо, — сказал Мартинез. Он развернулся и пошел. Генри последовал за ним через задний вход церкви. Позади них снова затрещал пулемет.

Дворами и проулками они выбрались за город и очутились среди холмов и лесов. Генри не забывал о беспилотниках, спутниках и самолетах, которые ищут их и ощущал себя тюленем, преследуемым стаей акул и ожидающим, когда его уже настигнут и разорвут на части.

Он лишь мог надеяться, что не является основной их целью. Шла война, а на войне много чего случается. Всегда будут проблемы с управлением, сбои и задержки. К тому же, вокруг слишком много вещей, которые могли бы отвлечь их врага. Федералы всё ещё сражались и налет F-35[40] тому доказательство. Может, им удастся ускользнуть.

Солнце закатывалось за горы, окрасив округу в розовые и оранжевые цвета. Воздух холодил раскаленные легкие. В лесу было тихо и спокойно.

Добравшись до полуразвалившегося домика, они позволили себе поспать. Они были в самом центре какого-то национального парка или заповедника. Вокруг них возвышались могучие сосны. Они изменили план и решили передвигаться, в основном, ночью.

Возле камина, в котором тлел хилый костерок, сидел Мартинез и рассматривал «флэшку».

— Что бы это ни было, оно важнее всего, что вы когда-либо знали. Важнее любого из нас. И нам нужно выполнить данное обещание.

— Ты о чем? — спросил Карлос.

— О том, что ради этой информации убили уже много народу. И я не только о наших парнях. Мне кажется, тут содержатся истинные причины войны. Информация о тех, кто стоит за ней. И они боятся её.

— Если так, — сказал Генри — они никогда не остановятся.

— Верно, — кивнул Мартинез. — Они придут за нами, придут к нам домой, к нашим семьям. Полагаю, они уже знают, кто мы. Знают каждого. Они могут прогнать запись, которую выложила репортерша через систему распознавания лиц. У них есть власть и возможность использовать любые ресурсы. Они остановили загрузку, значит, они контролируют спутники, или, даже, вообще весь интернет. И они должны знать, что именно они ищут. Тот паренек, Тревис, сказал, что загрузка остановилась уже через несколько секунд. А авиаудар с беспилотника пришел… когда? Минуты через две? Кем бы они ни были, они знают, кто мы, видели нас в сети, знают, что мы часть отряда «Альфа». Они направили в эту дыру беспилотник и ждали, пока мы не высунемся.

— Ты знаешь, как вселить надежду, — откликнулся Карлос. — Мне теперь тепло и уютно.

— Ну, мы хотя бы, всё ещё живы, — сказал ему Мартинез. — И ещё можем их победить. Те истребители подбили их беспилотники и, буквально, спасли нас. Так, что мы ещё в строю. Они могущественны, но они не боги. У них есть слабое место и я сейчас держу его в руках.

— И как нам его использовать? — спросил Генри.

— Об этом я ещё пока не думал, — ответил сержант. — Но, позволь спросить. Что ты почувствовал, когда увидел тех детей и их рыдающих родителей?

— Грусть, — ответил Карлос. — И гнев. Сильный гнев.

— Ага, — согласился Генри. Он был разозлен и сломлен. Об этом было неприятно вспоминать.

— А, вот, им плевать, — сказал Мартинез. — Им плевать на чьи-то жизни. Им насрать на то, что они сравняли с землей целый город, что убили ту семью в фургоне, что сбросили ядерную бомбу на столицу. На это им насрать. И я задумался. А на что им не насрать?

— Власть, — сказал Генри.

— Деньги, — добавил Карлос.

— Именно. Власть и деньги. До остального им нет никакого дела. Потому что, если бы было, ничего этого не случилось бы.

— Не догоняю, — сказал Генри.

— Подумай, — сказал ему Мартинез. — Кто так рассуждает? Что это за люди, которым абсолютно поебать на всё, кроме власти и денег?

— Ну, список выйдет немаленький. Воротилы с Уолл-стрит, политики. Китайцы, может. Русские.

— В точку! Я, может, и тупой громила из Лос-Анджелеса с общественным колледжем за плечами, но я знаю людей. Я вижу структуру. Давайте, подумаем. За последние — сколько? — пятнадцать лет экономика скатилась под откос.

— Ну, да, — согласился Генри.

— Европу и штаты накрыло мощнейшая рецессия. Мы знаем, каким образом делалось это так называемое «восстановление». Пузырь китайской экономики лопнул и всё стало ещё хуже. Все стали только беднее.

— В основном, — сказал Генри.

— Да, в основном. А кто не стал? Кто живет лучше, чем пятнадцать лет назад? Люди на самом верху, вот кто. Те, кто всю эту систему выстроил ради своей выгоды. У них собственные острова и целые парки частных самолетов. Когда остальные беднеют, они получают баснословные прибыли. И как же они всего этого добились?

— Они умны. И работают больше, чем все остальные, — сказал Карлос.

— Это какой-то предвыборный лозунг, да? Они нас убедили в этом. Несомненно, кто-то, может, и работает больше остальных. Может, кто-то из них безумно талантлив и честно заслужил каждый пенни своего состояния. Но некоторым просто плевать. Именно с ними мы сейчас и воюем. С людьми, которые организовали эту бойню. Что вы, парни, знаете о Гражданской войне?

— В смысле, о первой? — спросил Карлос. — Конечно, знаем. Линкольн. Прокламация об освобождении рабов. Геттисбергская речь. Отмена рабства.

— Ага, — кивнул Мартинез. — А сколько народу погибло в той войне?

— Дай подумать, — сказал Карлос. Его лицо стало темнее, чем обычно, на нем плясали редкие всполохи пламени. Его голос понизился, стал медленнее. Он заговорил, как диктор на историческом канале:

— Гражданская война стала самым кровавым конфликтом на территории Америки. Было убито более чем 650 тысяч человек. Самым кровавым днем той войны стал Энтитем. За один день той битвы погибло больше народу, чем за всю Иракскую и Афганскую кампании вместе взятые[41].

— В этот раз всё намного хуже, — сказал Мартинез. — А, ведь, прошло только две недели.

— Я запутался, — произнес Генри.

— Сержант говорит о двух вещах, — принялся объяснять Карлос. — Во-первых, из-за того, что поражающая мощь оружия возросла в разы, количество жертв уже больше, чем в первую Гражданскую. А во-вторых, тем, кто за всем этим стоит, глубоко насрать на происходящее. И наша задача — их остановить. Верно, командир?

Мартинез выразительно посмотрел на Карлоса и кивнул.

— Да, Карлос, именно так.

— Гражданская война началась не из-за рабства или этики, — продолжал Карлос. — Она началась из-за власти и денег. И простые парни по обе стороны фронта, пали её жертвой. У подавляющего большинства солдат Конфедерации никогда не было рабов, но они всё равно воевали. Может, они слушали не того, кого надо, может, шли на войну, потому что ушли их братья и воевать для них стало делом чести. Это были обычные фермеры и издольщики, которые шли умирать ради того, чтобы сохранялось несправедливое распределение доходов.

— Откуда ты всего этого понабрался и кто ты, вообще, такой? — с усмешкой спросил Мартинез.

— Мне нравится история, — ответил Карлос. — Люблю читать. Но в армии умом лучше не отсвечивать.

Все трое засмеялись и принялись травить байки о глупых и опасных командирах, с которыми им приходилось служить. В этих историях лейтенанты, капитаны и майоры выглядели полными кретинами. Генри смеялся вместе со всеми и делился своими воспоминаниями, которые мало отличались от остальных. Ему приходилось служить с трусливыми, грубыми и попросту некомпетентными офицерами. На самом деле, смешного в этих рассказах было мало — из-за глупости командиров гибли люди. Разговор свернул в серьезное русло.

— Дело всё в этом, — сказал Карлос.

— В чем? — спросил Мартинез.

— Те же самые идеи, те же манипуляции, только более широкого охвата, которые вынудили Юг вступить в войну в прошлый раз. Страх, дезинформация, расчеловечивание, сомнительная верность. Братство. Деньги и власть. Но в отличие от того времени, сейчас деньги и власть сосредоточены в руках у ничтожного меньшинства. Но экономика глобальна. Мне кажется, у наших врагов есть недвижимость и в Европе и в Азии. Их вклады и в долларах, и в юанях, и в рублях. Они не хотят терять нажитого и поэтому заставляют людей драться за них. А мы, в ответ, имеем новый «самый кровавый день в истории».

— Извини, — заговорил Генри, — но не всё так просто. Правительство сошло с ума. Оно влезало в наши дела и никто не попытался его остановить. Оно хотело забрать у нас оружие, заставить нас оплачивать жизнь тем, кто ничего не делает. Пособия, социальные программы. Тратят то, что не заработали. И ты не прав насчет Гражданской войны. Ну, первой. Дело не только в…

— Хорошо, Джонни Реб[42], - сказал ему Карлос. — Расскажи об этом тем пидорам, которые пытались тебя убить. Тем, кто придет за твоей женой и дочкой. Федералистские газеты и теорию нуллификации[43] обсудим позже. А пока у нас есть враг.

— Аминь, брат, — воскликнул Мартинез. — А теперь заткнулись все и спать. Я первый на дежурстве.

Сюзанна вглядывалась в щель во входной двери, которую специально проделал Барт, пока остальные рассредоточивались по дому. Барт с винтовкой AR-15 из сейфа Генри в руках ходил по комнатам, проверяя все окна и двери. Снаружи орала и вопила банда мародеров, грабившая соседний дом. Сюзанна знала, что сейчас там никто не жил.

Мародеров было не меньше тридцати человек. Они набивали ворованными вещами грузовики, фургоны и пикапы. Сюзанна слышала их смех. Это были люди, для которых разрушение существовавшего порядка оказалось только в радость. Для них происходящее было лишь каникулами, освобождением от рамок закона и оков морали. Появилась возможность творить что угодно без каких-либо последствий.

«Может, до нас они не доберутся. Вокруг и так полно домов».

К ним прибыло пополнение. Их главари отдавали приказы через какую-то невидимую сеть — щелчок и вся стая перегруппировалась.

Джинни отвела Тейлор в гостевую ванную комнату — самое безопасное место в доме. Они забрались в ванну и накрылись одеялами. Они много раз отрабатывали это действие, поэтому проблем не возникло. Ванна сможет защитить их от случайных рикошетов. Несмотря на то, что стены были сделаны из бетона, противоураганные щиты не выдержат попадания даже мелкокалиберной пули.

Мэри сидела в гостиной с пистолетом 22 калибра в руках. Она держала его так, будто это была ядовитая змея.

Гринберг сидел хмурый и напряженный, в его ногах лежала бейсбольная бита.

— Идут сюда, — сказала Сюзанна. Светало. Она надеялась, что эти клоуны утратят интерес к грабежу, но, казалось, они вошли в раж. Один из домов ниже по улице загорелся.

У них в руках была арматура, биты, ломы и пистолеты. В основном, среди них были молодые люди, но попадались и те, кому за сорок, бородатые, с проседью. Небольшая группа остановилась у её дома и принялась его разглядывать.

К ним подошла ещё одна группа, крики усилились, вся толпа двинулась к дому.

— Приготовиться, — сказала Сюзанна.

— Задний двор чист, — доложил Бобби.

— Они, что решили, это игра какая-то? — произнес Барт. — Сюзанна целься на уровень груди.

Сам он стоял у входной двери, сжимая винтовку обеими руками. По карманам он рассовал запасные магазины, а к бедру была прицеплена кобура. На мгновение он замер и Сюзанна заметила, как он часто кивает головой.

Барт открыл дверь и сместился вправо.

Сюзанна выстрелила в человека футах в тридцати от неё. Он сжимал в руке черный револьвер и уверенно шел вперед. Когда дверь открылась, он начал поднимать револьвер, но после выстрела Сюзааны уверенность сменилась удивлением.

Выстрел отбросил его на два шага назад, он подвернул ногу, оседая. Его нога извернулась под таким углом, что, несомненно, причинило бы ему боль, если бы он был жив. Отдача дробовика ударила Сюзанну в плечо. Она перезарядила оружие и принялась искать другую мишень.

Барт продвигался вправо, стреляя на ходу. Одиночные выстрелы звучали, как петарды.

Сюзанна выстрелила ещё раз, удивляясь своему спокойствию. Тело покалывало, уши заложило.

Второй парень побежал, но не прочь от дома, а к нему. Он был от неё в двадцати футах, когда она выстрелила ему в лицо. Голова брызнула красным и розовым, а тело подбросило вверх и уронило на газон безвольной куклой.

Послышались другие выстрелы, Сюзанна слышала, как пули впиваются в щиты в нескольких футах от неё. Внутри кричала Мэри. Бобби отстреливался от кого-то во внутреннем дворе.

Приближавшиеся к дому люди разбежались в поисках укрытия. Барт продолжал стрелять и уложил ещё двоих. С дороги, со стороны горящего дома потянуло запахом топлива вперемежку с соленым воздухом и вонью отходов.

Барт перекрывал подъездную дорожку, спрятавшись за «Мерседесом» Сюзанны.

Сюзанна развернулась и пошла проверить Бобби, который не переставал отстреливаться и ругаться.

— Иди-ка сюда! — кричал он. Затем следовало несколько выстрелов. — Мерзавец!

— Где они? — спросила Сюзанна.

— Ниже по каналу, — ответил Бобби. — Не могу точно попасть. Видимо, они пытаются добраться до лодки.

— Черт. Ладно, сиди здесь. Гринберг, держи дверь! Откроешь, когда появится Барт.

Она вышла через парадную дверь и обошла дом. Под ногами хрустела усыпанная битыми кораллами дорожка, пальмы и цветы выглядели необычно приветливыми. Времени на сожаления и обдумывание произошедшего не было. Нужно было защищать своего ребенка.

В канале один из них забрался в «Владычицу», а другой пытался отцепить концы. Тот, что на палубе, стоял спиной к ней, и она застрелила его, едва обойдя бассейн. Картечь столкнула его в воду.

Второй тут же упал на дно лодки, то ли испугавшись Сюзанны с дробовиком наперевес, то ли дыры в боку своего подельника. Сюзанна подошла ближе, послышались его крики:

— Эй! Не стреляй! Я безоружен. Мы просто пытались выбраться с острова.

Он встал с поднятыми руками. Сюзанна заметила, что ему было меньше двадцати, он испуганно вращал глазами.

«Нужно его пристрелить. Он может вернуться. Они ворвались в мой дом и пытались причинить вред мне и ребенку».

— Прошу, — молил он. — Я не собирался никому навредить.

— Прыгай, — приказала Сюзанна. — Увижу ещё раз — завалю. Плевать, сколько пройдет времени. Клянусь, я тебя грохну.

Парень сел и отклонился назад, одной рукой зажимая нос. Сюзанна проследила, как он отплывает на противоположную сторону канала и вернулась в дом. Стрельба прекратилась.

Она обошла дом, осмотрела растущие по периметру орхидеи, саговые пальмы и пальметты. Из-под ног разбегались мелкие ящерицы, из кустов вылетела белоснежная эгретка.

На белой дорожке растекались лужи крови. Очень много крови. Она собиралась в небольшие лужицы и впитывалась в почву, среди камней виднелись бордовые пятна.

Посреди дороги дымились полные разнообразных вещей пикапы, в корпусе виднелись следы пуль. Из открытого водительского окна безжизненно свисала чья-то рука.

«Господи Боже. Что мы наделали? Что я наделала?»

Неожиданно громко со стороны одного из домов раздался выстрел. Сюзанна подпрыгнула. Прощальный выстрел от мародеров.

Рядом с почтовым ящиком встал Барт, держа в правой руке винтовку. С левой руки у него текла кровь, рубашка вымокла, а лицо было серьезным и напряженным.

— Я в порядке, — бросил он. — Ты как?

— Нормально. А ты, всё-таки не в порядке.

— Жить буду. Царапина. Ты всех проверила?

— Нет.

— Ясно.

Что-то сжалось внутри неё, мешало дышать. Она открыла дверь, боясь того, что предстоит увидеть. Кто-то закричал. Она многое могла вынести, но потеря Тейлор в этот список не входила.

Сюзанна никогда не представляла себя в роли матери. Она была немного безрассудна и эгоистична, в частных беседах с близкими даже посмеивалась над теми, кто менее чем за год глупел, отказывался от успеха, переставал быть веселым. Для себя она решила никогда не присоединяться к обширному племени обладательниц минивэнов, устроительниц распродажи выпечки, постоянных членов школьных родительских комитетов, пассивно-агрессивных пчеломаток, о которых она слышала и которыми становились многие женщины из её окружения. Сама она вращалась среди тех, кто любил говорить «давайте-ка, я сама буду решать, что делать в жизни».

Но появилась Тейлор и её мир изменился.

Дело не в сонограмме и не в шоке от результатов теста. Даже, когда в ней развивался новый человек, она по-прежнему оставалась склонна к безрассудству. Она любила Генри и знала, что тот хочет ребенка, но иногда, по ночам, была готова выть от отчаяния, из-за потерянной юности и свободы. Ей казалось, у неё отняли что-то такое, к чему она была очень близка.

Медсестра положила Тейлор Сюзанне на грудь. Она кричала, у неё на голове была маленькая розовая шапочка. Её ручки были такими крохотными, что она едва могла ими обхватить мизинец Сюзанны. Младенец сосал её грудь и Сюзанна поняла, что всё, что было важно раньше, теперь не имело никакого значения. Ребенок был её будущим, забота о нём — её целью, главным и единственным смыслом жизни. Тейлор была чистым, неиспорченным миром человечком, глядя на которого Сюзанна испытала поистине настоящее чувство любви и привязанности. Она плакала, плакала от удовольствия и наслаждения чувством обретения самого важного в своей жизни. Её ребенок значил в этом мире больше всего.

Сюзанна полагала, что обходится с Тейлор правильно — она с радостью пожертвует собой ради неё, никогда не проявит нетерпение или апатию. Идея о том, что женщина должна отказаться от образования, свободы и красоты ради ребенка сейчас кажется абсурдной. Между материнством и полноценной жизнью нет никакого противоречия, если это осознанный выбор.

Посвятить чему-то свою жизнь для неё означало вырастить и поставить на ноги эту кроху, которая хватается своими ручками за её палец. Именно об этом она думала, когда тяжелой ручкой «Montblanc» подписывала бумаги на развод в офисе своего адвоката, тщательно взвесив все «за» и «против» и решив, что в долгосрочной перспективе для Тейлор так будет лучше.

Перед тем как войти в дверь, Барт замер, его лицо превратилось в маску боли, гнева и страха перед неизвестностью. И Сюзанна понимала его. Она хотела и, одновременно, не хотела открывать дверь. По другую её сторону ждала боль. Если она её откроет, закрыть обратно уже не сможет. Некоторые кошмары преследуют тебя всю жизнь, из-за них ты просыпаешься по ночам от собственных криков и в поту, а когда сталкиваешься с ним в реальности, становишься беспомощным, беззащитным, потому что всё, что имело значение в прошлом, улетучилось и осталось только одно.

Сюзанна распахнула дверь и вошла.

На диване лежала и кричала Мэри. Её окровавленные руки обхватили живот, будто она была беременна. Она выла и кричала, суча ногами по полу.

Сюзанна поставила дробовик к стене и побежала за аптечкой, в то время как Барт бросился к жене.

— Бобби, иди, стереги задний двор. Гринберг — к парадной! Дробовик возьми.

Сюзанна протянула Барту аптечку и тот принялся в ней рыться, доставая бинты, перчатки, антибиотики и болеутоляющие. Он сделал Мэри укол и через несколько секунд она расслабилась и перестала кричать. Она только лежала и вращала глазами.

Барт разорвал её некогда белую ночную рубашку, которая уже стала бордовой.

— Воды, — потребовал он.

Сюзанна принесла кувшин чистой воды, Барт намочил тряпку и протер окровавленный живот жены.

Кровь лилась прямо из брюшной полости.

— Выходного отверстия нет, значит, пуля внутри, — произнес Барт. Затем обратился к Сюзанне: — Сходи в больницу, поищи там врача. Возьми Гринберга и винтовку.

Он говорил всё это, бинтуя рану.

Сюзанна схватила ключи и бросилась к машине. Вместе с Гринбергом они выехали в город. Она боялась, что когда они вернутся, Мэри уже умрет.

Но больше всего она была рада, что Тейлор не пострадала. Она радовалась тому, что рану получила Мэри, а не её дочь и эта мысль практически не тревожила её.