Сэм когда-то рассказывал, что инуиты умеют распознавать перевертышей в облике животных по взгляду. И во время ритуала в Иллуаасаке Мара видела в глазах белого медведя своего деда. И знала, что под густым бурым мехом – Джо, когда плакала в его шкуру. Теперь это был взгляд зверя. Суженные зрачки, рев, оскал, от которого становилось страшно.
– А почему ему не вколят гормон беременных? – шепотом спросила Мара у Брин.
– Потому что он останавливает трансформации.
– Разве нам не это нужно?
– Останавливает в том облике, в котором перевертыш был в последний раз.
– То есть… Он останется медведем?..
– Если вколоть – да. До тех пор, пока гормон не выйдет.
– А транквилизатор? Мелатонин?
– Нам надо достучаться до его сознания, а не усыпить его, – вмешался Эдлунд.
– Кажется, мне стоит пересмотреть ваши оценки по безопасности трансформаций, – проворчал Фальк.
– Я могу пойти к нему, – вызвался Сэм Нанук. – Мой тотем способен с ним справиться.
– Я пытался, – профессор Лобо озабоченно смотрел на медведя за решеткой. – Перевоплощался в гризли… Другой самец медведя только подстегивает его животную агрессию. Нам надо постараться подавить инстинкты тотема. Тогда сможем достучаться до человека… Если он там еще остался.
– Но ведь решетки только усугубляют его состояние! – резонно заметил Сэм. – Ни один зверь не останется спокойным в таких условиях!
– Я не могу его выпустить… – Эдлунд покачал головой. – Я всегда опасался за него, он погружался слишком глубоко. А еще на такой срок… Чертов Совет! Узнаю, кто за этим стоит, задушу голыми руками! Пусть меня посадят, но…
– Профессор Эдлунд! – одернул его профессор Фальк и выразительно указал глазами на Брин и Мару. – Минутку… А где Ревюрсдоттир?!
Все обернулись: на месте, где только что стояла Брин, лишь бесформенной кучей лежала ее одежда.
– Крыса… – протянула Мара.
– Не время обзываться! – Эдлунд нахмурился.
– Да нет же! Она освоила крысу!
Действительно: в клетку, некогда служившую гостиной, между прутьями проскользнул маленький белый зверек.
– Он убьет ее! – взревел Эдлунд. – Вариантов нет. Давайте транквилизатор.
– Нет! – Мара схватила отца за руку. – Нет! Мы его потеряем!
– А так мы потеряем Брин… И неизвестно, можно ли спасти Джо.
– Я пойду, – Сэм расстегнул рубашку.
– Постойте, лучше я… – начал было Эдлунд.
– Ларс, ты, возможно, и умеешь перевоплощаться, в кого попало, – сухо отозвался старый Нанук. – Но я чуть лучше смыслю в медведях. Отойдите.
Эдлунд кивнул коллегам, и все расступились. Через мгновение почти всю прихожую занял собой полярный медведь. И пусть шерсть его пожелтела от возраста, а когти сточились, размерами он не уступал тотему Джо. И низкий утробный рык заставил бы подчиниться любого.
Любого, но не Джо.
Потянув носом и учуяв другого самца, бурый медведь пришел в неистовство. Взревел, поднялся на задние лапы, подпирая потолок.
Мара судорожно схватила за руку отца и пыталась найти глазами белую крысу, но Брин нигде не было видно.
– Она там, – Эдлунд указал в кучу соломы: оттуда торчал длинный розовый хвост.
Лобо открыл замок, и старый Нанук прошел внутрь клетки. Опустил голову, ощерился, басовитым рыком пытался дать понять свое превосходство. Но Джо метался, ревел, рычал. Нападал. Скалился. Раз ударил когтистой лапой соперника, и на белой шкуре показалась кровь.
– Нет! – крикнула Мара, но не позволила себе зажмуриться.
Старик терпел, не отвечал на удар. Лишь мягко опустил лапу на загривок Джо. Но тот напал снова. И снова. Красное на белом. Запах опасности. Оглушительный рев. И Сэм поднялся и замахнулся.
– НЕТ! – прозвучал высокий голос.
Брин встала из соломы в человеческом облике и бросилась в гущу медвежьей свары.
– НАЗАД! – рявкнули хором Эдлунд и Лобо, но она уже встала между Джо и Сэмом.
Брин вскочила на спину бурого медведя и крепко-накрепко ухватилась за его шкуру. Он взбрыкнул, пытаясь ее скинуть, но она словно приклеилась. Тянулась к его уху.
– Это я, Джо. Я здесь, с тобой, – ее слова перекрывали медвежий рык. – Мы дома. Все будет хорошо, слышишь?
Зверь замер, опустился. И исландка запела. «Лунную реку». Ту самую старомодную песенку, под которую они с Джо танцевали на празднике Смеартона. Не сказать, что Брин пела чисто, но даже у Мары защемило в груди.
Брин прижалась к нему еще плотнее, шепнула что-то в самое ухо, и у всех на глазах гигантский медведь перевоплотился в Джо Маквайана. Индеец попытался встать, протянул руку, но рухнул на пол и отключился.
Мара плохо помнила, что происходило потом в тот день. Все суетились, Джо отнесли к мадам Венсан. К вечеру приехал Билл Маквайан и сел молчаливым истуканом у кровати сына. До ночи в палате царила суета. Капельницы, лекарства, какие-то заумные дискуссии, в которых и половину нельзя было разобрать. Даже Брин вопреки обыкновению не лезла с советами и идеями.
Поначалу их не пускали в палату. Но Мара упрямо сидела в коридоре и даже не пошла на следующий день смотреть, как ее отец отчитывает Найджела Смеартона. Только не удержалась и посмотрела из окна, как волочет старый британец, ссутулившись, свои чемоданы к пристани. Пока никто не знал, кто будет вести практику у зимних, но Мара заранее готова была полюбить нового преподавателя, только если он ни капельки не напоминал человека, которого теперь «Сольвейг» уносила по холодным балтийским водам в сторону Стокгольма. Она всегда думала, что в тот день, когда профессор Смеартон исчезнет с острова, – а она не раз представляла себе это на его занятиях, – уляжется на пол и исполнит самый отвязный брейк. Но теперь даже не смогла злорадно рассмеяться: за стеной лежал без сознания один из ее лучших друзей.
Из шведской столицы «Сольвейг» вернулась не пустой. На ее палубе стоял, по-королевски выпрямившись, сэр Чарльз Уортингтон. За всей суетой вокруг Джо Мара совсем забыла про обещание, данное английскому лорду. Да, его имя уже склоняли в прессе, с предыханием произносили в столовой, а Сара стала задирать голову еще выше, будто это она лично отправила отряд Совета спасать несчастных девушек.
Разумеется, всю историю новостной портал «ШШШ» переиначил, как только мог. Брин с возмущением зачитывала подруге отрывки из статьи.
– «Группой агентов под руководством сэра Чарльза Уортингтона было обнаружено местонахождение злоумышленника…» Нет, ты слышала?! – задыхалась Брин. – Что это они там обнаружили?! Да он подтяжки свои без слуг ни за что не обнаружит! Все, я немедленно отпишусь от рассылки! Жулики!
Мара не стала перетягивать внимание на себя. Не рассказала Брин про свой уговор. Достаточно все наволновались за эти дни. Но знала: разговор с Уортингтоном неминуем. И не удивилась, когда на экране телефона высветилась фотография Вукович, и хорватка чересчур ровным тоном вызвала подопечную в кабинет директора. Настоящего директора.
Ларс Эдлунд, похудевший, с запавшими глазами, но гладко выбритый и настроенный воинственно, сидел за своим дубовым столом. В кресле напротив, закинув ногу на ногу, расположился мистер Уортингтон, а Вукович стояла у окна. Серый пиджак, строгий пучок и острый каблук: снова в доспехах завуча.
– Добрый день, – поздоровалась Мара и замерла у двери.
– Проходи, проходи, – кивнул ей отец. – Ты должна присутствовать при этом разговоре.
– Собственно, дело касается только мисс Корсакофф и меня, – заметил мистер Уортингтон.
– Меня касаются все дела моей дочери, – отрезал Эдлунд, нахмурившись. – Теперь, когда мы оформляем бумаги на удочерение…
– И все же Мара давала обещание мне, – Уортингтон придирчиво осмотрел свои отполированные ногти. – И, думаю, вы согласитесь, что каждый должен быть в ответе за данное слово. В ребенке необходимо воспитывать честность.
– Теперь, значит, вы признаете, что Мара – ребенок? – прищурилась Вукович.
– И как честный ребенок я могла бы много рассказать про то, как Сара и Кевин…
– Мара, не валяй дурака! – пресекла ее хорватка. – Что именно ты обещала мистеру Уортингтону?
– Что соглашусь на исследования. Я просила вашей помощи, сэр, – Мара холодно посмотрела на англичанина. – И вы мне ее не оказали.
– Но мои люди прибыли в Гренландию…
– Не ваши люди, а люди Совета, – поправила девочка. – И они там были только для декорации.
– Ты отправила координаты, и агенты прибыли на место, – Уортингтон взялся за подлокотники. – Я выполнил свою часть уговора.
– Кто спас девушек? – прямо спросила Мара. – Возьмите и скажите честно: кто их спас?
– Не меняй тему! Наш с тобой разговор записан, и теперь…
– Довольно! – Эдлунд встал. – Я не позволю играть в эти словесные игры. Речь шла о человеческих жизнях. А вы устроили из этого торги! Не думал, что скажу это, но сейчас я даже рад, что не успел убрать камеры Смеартона.
– Что?! – ахнул Уортингтон.
– И это еще не все, сэр Чарльз. Разумеется, я не буду угрожать вам отчислением Сары, потому что дети не должны отвечать за грехи родителей. Но мне отлично известно, кто стоит за открытием спецкурса!
– Мара, выйди, – подала голос Вукович.
Девочка не стала возражать. Старые деревянные двери все равно плохо справлялись со звукоизоляцией. А если прикрыть неплотно…
– Это дела департамента образования! – защищался Уортингтон. – Не стоит меня в это вмешивать. Конечно, я голосовал за кандидатуру профессора Смеартона на последнем заседании, но исключительно потому, что у меня самого остались от его манеры преподавания самые положительные воспоминания.
– Неправда! – голос Вукович хлестал кнутом. – Я говорила с фрау Шефер. Она не давала своего одобрения! И списки на спецкурс прошли мимо нее. Однако ваша подпись не лжет, сэр Чарльз!
– Я не хотел этого говорить… Это был приказ Четырех…
– Тогда почему его не получила фрау Шефер?
– Откуда мне знать? Может, потому что она устроила бы бюрократические препоны?
– Эти препоны, как вы выражаетесь, – Эдлунд явно вышел из себя. – Могли бы спасти жизнь моему ученику! Это не вам и не Четырем, гори они в аду, придется объяснять Биллу Маквайану, что с его сыном! Мальчик не приходит в себя! Вы, черт побери, могли искалечить своего студента! Я лично, слышите, лично обобью все пороги в Совете! Поцелую каждую заносчивую задницу, но добьюсь, чтобы вас и близко не подпускали к делам департамента образования. И молитесь, кому хотите…
На этом Мара ретировалась. Попасться на подслушивании, когда отец в таком настроении, ей не улыбалось. Вернулась к Брин дежурить в коридоре.
Девочки проникли в палату ночью. Нанду, которого все еще лечили от переохлаждения, впустил их. И никто, – ни Вукович, ни Эдлунд, ни мадам Венсан, – не смогли их оттуда выгнать. Наверное, не очень-то и хотели. Потому что только друзья делают нас теми, кто мы есть. И раз Джо надо было вернуть разум, присутствие близких могло ему в этом помочь.
– А если отец заберет его? – прошептала Мара, глядя на застывшего каменным изавянием Билла Маквайана.
– Не заберу, – неожиданно отозвался индеец, не оборачиваясь.
Он молчал так долго, что девочки решили, будто он вообще никого не слышит.
– Шаман сказал, что Джо должен участвовать в программе, – продолжал Билл. – Значит, так было нужно.
– Была бы на его месте моя мама, – проговорил Нанду в самое ухо Мары. – Она бы давно отлупила этого шамана его же бубном.
Перед сном Мара созванивалась с Имагми по телефону Сэма. Консультировалась.
– Что у вас делают в таких случаях? Может, у Джо какой-то неправильный шаман?
– Шаман не может быть правильным или неправильным. Он ничего не решает сам. Только передает волю духов.
– А ты можешь выяснить у духов, что делать дальше?
– Они скажут мне сами, если сочтут нужным, – мудрствовал Имагми.
– Слушай, ангакук, – Мара не на шутку разозлилась. – Делай, что нужно. Жги траву, медитируй, рисуй на стенах, принеси какую-нибудь жертву. Но если Джо не очнется, я так надеру твою шаманскую…
На этом Сэм, не потерпев святотатства, отобрал у внучки телефон. И даже лично отвесил подзатыльник гнусно хихикающему Робу. Парень целыми днями таскался по Линдхольму и скулил, умоляя деда оставить его в пансионе.
Мадам Венсан ставила Джо капельницы. Лично летала в Швейцарию за новой разработкой. Брин держала другу за руку, пела, говорила… Даже Маре в какой-то момент захотелось заклеить исландке рот скотчем. Однако Билл проявлял завидное терпение. Считал, что если голос Брин помог однажды, то должен сработать снова.
Мара чувствовала себя лишний, и в то же время не могла бросить друга. Отец силком вытащил ее в свой кабинет.
– Нам пора поговорить, – он вздохнул и указал дочери на диванчик для посетителей.
– Если это про Джо, то я не собираюсь…
– Нет. Я с самого начала был неправ, что не сказал тебе о дяде Альберте, – профессор провел пальцем по краю стола. – Мне стоило самому догадаться, что он во всем виноват… Подумать только: все было на поверхности… Как я мог забыть, что он был одним из авторов эксперимента…
– Выходит, он говорил правду? Его брат и ты… Вы просто воспользовались его идеями?
Опыты с эмбрионами, плагиат… Чем еще порадует ее отец?
– Вот как он это преподнес? – горько усмехнулся Эдлунд. – Что ж, в этом есть доля правды… Но дело в том, что никто не стал бы финансировать его работу. Ему нельзя было доверять подобный проект. Мне тоже, как выяснилось… Но у дяди Альберта серьезная болезнь.
– Какая? – Мара подалась вперед.
– Раздвоение личности. Отец знал об этом, он лечил брата. Но иногда бывали срывы… Безобидные, правда. Дядя мог сорваться и уехать посреди учебного года. Идеи сыпались из него, как из рога изобилия, но как и все гениальные люди, он был немного не в себе. Он просто произнес идею и забыл о ней. Предлагал более жестокий вариант эксперимента.
– Это как?
– Ничего хорошего, – Эдлунд сглотнул. – Так или иначе, мы с отцом разработал план исследования, и он обратился за деньгами в Совет. Ему, как директору Линдхольма, доверяли. А дядя Альберт… Папа хотел, чтобы он занимался опытами наравне со мной, но Альберт возмутился, сказал, что не собирается идти на уступки… Они крепко поругались, и дядя Альберт уехал. Я должен был разыскать его, поговорить уже давно. Он больной человек, и я мог бы все это предотвратить.
– Что с ним теперь будет? – тихо спросила Мара.
– Суда еще не было, сначала проведут экспертизу на вменяемость. Но пожизненное, – буть то тюрьма или клиника, – гарантировано. Я хотел поехать, но мне не разрешили его нервировать накануне медкомиссии.
– А это… наследственное?
– Надеюсь, что нет, – профессор пожал плечами. – Но пообещай, что скажешь мне, если однажды решишь, что я схожу с ума.
– Иногда я в этом почти уверена… – не удержалась Мара.
– Очень смешно.
– Прости, пап, – она улыбнулась.
– Что? – напрягся Эдлунд. – Что ты сказала?
– Прости… Я ничего такого не имела в виду…
– Ты сказала «пап»?
– Хочешь знать мое мнение? У тебя сейчас довольно чокнутый вид, – Мара не готова была разводить нюни, поэтому выскочила из кабинета, оставив отца в полной растерянности, и поспешила вернуться в палату Джо.
Но индеец все еще не пришел в себя.
На утро третьего дня, когда друзья были на грани того, чтобы лишиться надежды, Джо просто раскрыл глаза и спросил, что сегодня на завтрак. Поел. Встал. И, поблагодарив мадам Венсан, собрался идти к себе в домик.
Его с силой вернули в койку. Вокруг постели индейца собрались все профессора. И Эдлунд, и Фальк, и даже лучшие умы Верховного Совета. Выкачав из парня добрых поллитра крови и прочих биоматериалов на анализы, проведя исследования, которые только позволяла современная аппаратура, они накинулись на парня с вопросами. С важным видом кивали и записывали, помнит ли Джо имя, дату рождения, тотем, адрес и алгоритм надевания носков. Маквайан-младший косился на профессуру, как на слабоумных. Но отвечал послушно, потому что было понятно: иначе ему из палаты не выбраться.
За ним понаблюдали, но кроме некоторой прострации, в которую он периодически впадал, не обнаружили никаких отклонений. Впрочем, он и до этого случая бывал задумчивым. Так что все постепенно вошло в свою колею.
Роб с Сэмом отбыли домой в Иллуаасак. Эдлунд дал согласие на зачисление Роба, однако старый Нанук был тверд: только с разрешения матери. Поэтому им пришлось возвращаться домой за одобрением Ануки.
– А сам ты что думаешь? – спросила у деда Мара перед его отъездом.
Лицо Сэма оставалось непроницаемым, но его слова удивили девочку.
– Это не самое безопасное место на земле, как я успел заметить. Но если ты стала хорошим и отважным человеком хотя бы отчасти благодаря этому пансиону, Робу не помешает здесь провести какое-то время.
Со временем все летние тревоги забылись. Учеба набирала обороты, Маре приходилось торчать в библиотеке сверх положенного, чтобы догнать остальных за все те дни, что она пропустила. И лишь вечерами они летали с отцом над островом, а потом болтали, сидя в его кабинете. Без агентов, браслетов и власти Смеартона это снова был старый добрый Линдхольм.
Короткое северное лето сдалось под натиском первых осенних заморозков. От духоты Мара проснулась рано: мерзлявая Рашми предпочитала закупорить окна и дать всем задохнуться, нежели запустить в спальню самый мизерный сквозняк. За ночь запотели стекла.
Мара откинула одеяло, чтобы слезть и приоткрыть форточку, но едва поднявшись с подушки чуть не взвизгнула от неожиданности: на прикроватной тумбе сидел, не шевелясь, Джо Маквайан.
Торопливо прикрывшись, Мара отдышалась и убедилась: соседки спят.
– Ты чего?! – чуть слышно возмутилась она. – Испугал до смерти…
– Я видел сон, – сообщил Джо.
– Все в порядке, Маквайан. Все видят сны, – пробормотала она и раздраженно откинулась на подушку.
– Это важно. Не знаю почему, но это важно.
– Не успела я отдохнуть от Имагми… Ладно. Иди, надо поднять наших. Встретимся у большого камня.
Индеец бесшумно удалился, а Мара, ворча под нос всякие гадости в адрес шаманов и прочих сновидцев несчастных, оделась и незамеченной выскользнула из домика.
Солнце ещё не поднялось, по земле ползли белесые щупальца тумана, на выцветшей траве крупными каплями лежала роса. Нанду и Брин, недовольные ранним пробуждением, с помятыми после сна лицами, ежились от холодной утренней влаги и кутались в толстовки.
– Я все это видел во сне, – сказал Джо. – Мы стояли тут, мои ноги увязли в тумане…
– А нельзя было сообщить это за завтраком? – фыркнул Нанду.
– Да, вот именно такое лицо у тебя было, – индеец кивнул и невозмутимо продолжил.
– А что дальше? – деликатно осведомилась Брин.
– Потом я оказался в помещении. Было темно, пахло сыростью, бензином и свежей краской… – Джо задумался на мгновение. – Да, свежей краской. Я плохо помню, что было вокруг, темно и размыто, как на плохом снимке. Но запах…
– Может, ты просто нанюхался вчера, когда помогал Густаву на маяке? – Нанду душераздирающе зевнул, продемонстрировав друзьям гланды.
– Нет… Это важно. Я почему-то знаю, что это важно. Наш шаман учил верить своим ощущениям…
– Кроме запаха что-то было? – спросила Брин.
– Да. Светились цифры. И я отчего-то должен был их коснуться. Одну за другой. Потом меня ослепил морской закат…
– И где были эти цифры? На стене? – Мара скептически скривилась. – Может, все-таки старина Густав сэкономил на краске?..
Джо отрицательно мотал головой.
– Там было табло? Электронные часы? – предлагала Брин. – Сейф?
Джо помолчал немного и снова мотнул головой.
– Я касался этих цифр, а потом – закат. От солнца море казалось красным, как ягодный компот…
– Он опять о еде! – воскликнул Нанду.
– Перестань, – одернула бразильца Брин. – Вдруг это действительно важно? Ты помнишь цифры?
– Да, записал… – индеец вытащил из кармана скомканный клочок бумаги.
– Может, это код… Или пароль… – размышляла Мара: после Имагми у нее были все основания доверять странным снам. – Вспомни, там было что-то еще?
– Тесное маленькое помещение… Запах краски… Цифры… Закат… Снова цифры… Другая комбинация… – Джо напрягся. – И папки, папки, папки…
– Папки?! – удивился Нанду. – Библиотека, что ли?
– Нет, файлы, кажется… Компьютер… Кажется, черный…
– Ни у кого нет черного! – сказал Нанду. – У наших белые или серебристые, у Кевина оранжевый… И у начальства серебристые, я сам помогал Эдлунду с новым антивирусом. У Вукович вообще красный. И причем тут закат? Красная вода?
– Маленькая комната... Совсем маленькая... Запах краски… – как заведенный повторял Джо, его глаза будто остекленели.
Нехорошее предчувствие царапнуло Мару.
– Краски у Густава. И комната у него маленькая, – произнесла она, с опаской глядя на индейца. – Я никогда не была там, он всегда запирает… Кто-нибудь в курсе, у него вообще есть компьютер? По-моему, он тот еще динозавр…
– Почем я знаю… – Нанду дернул плечами. – Он ни разу не просил меня помочь с настройкой.
– А где сейчас Густав? – спросила Брин, и все повернулись к пристани: «Сольвейг» там не было.
– Может, наведаемся к нему? – Нанду поднял бровь.
– Да говорю же: он всегда запирает… – начала было Мара, но Джо уже шел к маяку.
Остальные с трудом поспевали за его широким шагом.
Как лунатик, индеец вошел внутрь, и все явственно ощутили запах свежей краски.
– И бензин… – Нанду удивленно принюхался: сна на его лице как не бывало.
Джо толкнул дверь в каморку Густава, и та неожиданно поддалась.
– Джозеф, ты меня пугаешь! – протянул бразилец. – Я так и знал, что после той спецпрограммы у тебя съедет крыша…
Но Джо никак не отреагировал на подколки друга. Словно завороженный, он выдвинул средний ящик комода, достал ноутбук и раскрыл его.
– Попробуй пароль… – от волнения Брин закусила губу и смотрела, как Джо перепечатывает цифры со своей бумажки.
На экране высветилось изображение заката. Действительно, редкой красоты фотография: солнце багровело и окрашивало море в необычный красный оттенок.
– Надо же, у Густава неплохой вкус… – протянул Нанду.
А Маквайан продолжал свое странное занятие. Открыл какую-то запароленную папку, из сотни иконок выбрал одну, и ребята увидели почтовую программу.
– Ты же не собираешься читать его переписку! – поморщилась Мара: ей странно было думать, что у старика есть какие-то личные шуры-муры.
– Пресвятая дева Мария! – воскликнул Нанду и почти как его мать всплеснул руками. – Вы только посмотрите!
Перед ними были десятки писем, адресованных Верховному Совету солнцерожденных. Указания. Открыть спецпрограмму, список участников… Освободить Вукович…
– Он из Четырех, – прошептала Брин. – И он все время был тут… Мы должны…
– Нет, – Джо захлопнул ноутбук. – Сейчас не время.
– Но надо выяснить…
– Нет. Мы знаем, кто он. Но действовать рано…
– То есть теперь ты у нас главный? – Нанду скрестил руки на груди. – Шаман? Пророк? Ака… Агна… Агнакук?
– Ангакук… – поправила Мара и пристально посмотрела на Брин. – Это же тот древний дар из легенды… Они для этого все затеяли. Хотели откатить сознание, чтобы вернуть древние способности солнцерожденных.
– Но ведь это… Не может быть… – исландка мотнула головой, но по ее глазам было видно, что ей нечего возразить. – И что теперь делать?
– Послушаем Джо. И никому, ясно? Я даже отцу и Вукович ничего не скажу!
– Про что конкретно? – Нанду вскинул бровь.
– Про все, – Мара обвела всех вглядом. – Про дар Джо, иначе ему придется пройти через то же, что и мне. И про Густава. Просто надо затаиться на какое-то время.
– Интресно, у меня хоть один год получится здесь просто учиться?! – взмолилась Брин, первой выходя из маяка: она все нервно оглядывалась, будто за ними кто-то следил.
Они шли по узкой полоске суши в сторону главного здания. Со стороны – обычное утро. Недружелюбное осеннее солнце проглядывает за пеленой серых туч, из окон столовой уже пахнет кофе.
– Доброе утро, моя бедовая четверка! – приветствовала ребят синьора Коломбо. – Сегодня проголодались первыми? Давайте, помогите мне тут со всем управиться.
– Слышали? – шепотом спросил Нанду, повязывая белый фартук. – Она сказала «четверка»!
– И что? – Брин закрутила волосы в пучок, чтобы они не попали в еду.
– Четверка! А что, если мы станем следующими преемниками Четверых? – в глазах бразильца блеснула заговорщическая искорка.
– Тогда я первым делом велю подавать в Линдхольме пиццу на завтрак, обед и ужин! – весело заявила Мара. – И пончики!
– Солидарен, – подал голос Джо и ловко отщипнул кусочек свежей булки.
– Так, я вас позвала помогать! – возмутилась синьора Коломбо. – А не съесть все до прихода остальных.
Друзья рассмеялись и поспешили во владения искусной итальянской поварихи. В столовой витали дразнящие ароматы выпечки и омлета с приправами, из холла послышались голоса голодных студентов.
Новый учебный день на шведском острове Линдхольм начался.