Аштия так и не послала за мной и моим отрядом в тот день, не позвала и на следующий. Ребята отоспались и отъелись, привели в порядок оружие, у кого оно в этом нуждалось, обновили снаряжение. Жизнь в военном лагере была беспокойной — постоянно кто-то куда-то торопился, в любой момент на любую горизонтальную поверхность мог повалиться обессилевший боец, только-только вышедший из боя, и тут нечего было обижаться, если он падал отчасти и на тебя. Но, с другой стороны, суета не мешала, а наоборот подбадривала отдохнуть самому насколько возможно больше — впрок.
Уже через день мой отряд подняли по тревоге и десантировали в крепость, в кольцо внутренней обороны, второй по счёту стены. Впервые я доподлинно узнал, что такое «вершние» — бойцы, доставляемые на место боя на спинах драконоподобных ящеров по воздуху и на приличной высоте. Разумеется, вершние могли очень эффективно вести бой с воздуха с использованием магии и всякого разного оружия — луков, арбалетов, дротиков, даже камней. Но настоящий бой начинался тогда, когда бойцы оказывались на стенах, и чем большее их число благополучно приземлялось, тем выше был шанс быстро захватить намеченное.
Крылатые ящеры делали множество заходов, подбрасывая в бой свежие отряды и забирая, унося обратно в лагерь раненых, измотанных, обессиленных. Теперь, когда магические атакующие системы внешнего круга обороны были нейтрализованы, а орудия центральной части замка ещё действовали, и в полную силу, ящеров старались держать поближе к земле, так, чтоб только кромку стены миновать. И в какую-то минуту я увидел сражение очень близко.
Да, я так примерно и представлял себе всё это — много магии, неразбериха, толкучка, драка в режиме «как попало». Мои ребята, едва спрыгнув на камень, рассыпались во все стороны, занимая правильную оборону. Меня прикрыли сразу пятеро, и со всех сторон разом. Они и без моих или Аканшевых подсказок знали, как и что надо делать. К счастью.
Оказавшись на стене, я не мог не оценить сразу же титанические размеры того, что издалека казалось относительно обычным и крайне неаккуратно построенным. Зубцы, как оказалось, лишь издалека имели вид кое-как обломанных кривых брёвен, вырублены они были старательно, продуманно и с толком. Вообще каждый зубец достигал размеров средней башни, а простор кромки стены годился под приличный такой проспект. Здешняя гигантомания оставляла далеко позади имперскую. А может, сама Империя была обязана таковой своему правителю-демону? Вряд ли, конечно…
Здесь было где развернуться, и мои ребята разбежались широко, заняли все впадины и закоулки, где можно было укрыться от вражеских атак, в том числе и магических. Вот здесь мне предстояло вспомнить, что я неуязвим лишь для строго определённых типов магии и в строго определённых обстоятельствах. Если чары были направлены на создание вокруг объекта опасных для его существования явлений или условий, тут «чистота» не имела ни малейшего значения. Ведь влияние-то оказывала не магия как таковая, а огонь, лёд, безвоздушное, перенасыщенное газами или мелкой стальной взвесью пространство, тяготение и прочие чисто физические характеристики, которые именно магия создавала именно тут и именно сейчас.
Рядом со мной держался отрядный маг (я даже подозревал, что ему прямо было приказано следить за моей безопасностью), да и вдолбленные школой Одей рефлексы оказались сильнее неопытности и отсутствия привычки. Когда какое-то атакующее заклинание прочесало камень вблизи меня и моих спутников, я кувыркнулся влево раньше, чем сообразил, зачем это нужно. Потом вспомнил своеобразный запах, предваривший заклинание — видимо, это и была подсказка, на которую я бессознательно отреагировал.
— Прикрывать командира! — гаркнул Аканш, отволакивая меня в сторону.
— Слушаю. — Меня окружили плотным кольцом — даже не разглядишь толком, стреляют или нет, и куда целят. И что вообще вокруг происходит.
— Непонятно, зачем тебя отправили сюда, — пробормотал мой зам. — Тут не может быть магических барьеров, которые тебе безопасно было бы преодолевать. А с командованием бы справился и я один.
— Ну, разве ты решаешь, куда меня отправлять?
— Нет, конечно, — ответ был сдобрен улыбкой. — Ребят надо направить в обход, они быстро расчистят дорогу тяжёлой пехоте. Тут надо взять вон те две башни…
— Распоряжайся. Тут моя помощь тебе действительно не нужна.
Я не горел желанием рваться в бой, даже если бы в здешней культуре это считалось приличным для командира моего ранга. Сожаление вызывал лишь тот факт, что из своего безопасного закутка из-за спин своих спутников я не мог разглядеть ничего, что вызывало бы хоть малейший интерес. Даже замок отсюда было толком не разглядеть — видна была часть стены, несколько башен и много дыма и пыли… Интересно, кстати, откуда тут дым? Настоящей артиллерии нет, гореть нечему… Дым, однако, в наличии, и местами густой, как туман.
Зато уже через полчаса, когда было сломлено сопротивление отряда демонов, не пускавший наши силы к башне и входу на галерею, я имел удовольствие полюбоваться тем, как действуют мои две сотни. Башню они взяли стремительно, будто на учениях, и разбирались при этом с противником на зависть слаженно. Даже самый придирчивый наблюдатель не нашёл бы что поставить им на вид. Зачистка башни потребовала от них больше времени, но вперёд уже вырвался свежий штурмовой отряд — ему предстояло чистить галерею.
— Ну вот, — произнёс, встав рядом, Аканш. — Эта галерея, как я понимаю, ведёт уже почти к самой голубятне.
— К чему?
— Голубятня. Так в просторечии называется ключевая часть замка, энергетический центр, откуда идёт управление магическими системами и распределение энергий. Заклинательная зала и всё, что к ней примыкает. Захватываешь её — и держишь в руках крепость.
— Госпожа Солор торопится.
— Конечно. Необходимо расправиться с врагом до того, как он сумеет воспользоваться всеми своими резервами.
— И такое возможно?
— Сплошь и рядом.
— Как можно не успеть в течение более чем пяти суток воспользоваться резервами, если ты вообще не хочешь проиграть?
Аканш взглянул на меня с улыбкой Будды.
— У магической войны есть свои хитрости.
Я не стал спрашивать — он всё равно уйдёт от ответа. В башне, на самом верхнем этаже которой следовало разместить сигнальную точку (я знал об этом чисто теоретически, магическое приспособление должны были, конечно, собирать маги), меня внезапно накрыл приступ, подобный резко нахлынувшему страху высоты. И всего-то стоило подойти к бойнице, чуть-чуть высунуться! Проём оказался широким, с улучшенной зоной обстрела, в том числе и вниз, поэтому стоило лишь сунуться — и едва не потерять голову от ощущения, что тебя затягивает дымно-пыльная бездна.
Вторая стена была неплохо видна, а особенно хорошо — первая, она лежала как на ладони, и настолько далеко внизу, что перехватывало дыхание. Лагерь отсюда вообще казался светло-серым в яркую точку прямоугольником… Кривым, кстати. Или, может, просто кажется с такого расстояния? Здесь было слишком много воздуха, слишком широк простор — и слишком далека и чужда земля. Я отпрянул от бойницы чуть ли не с ужасом.
Мне вдруг подумалось о том, как же не хочется здесь гибнуть. Особенно здесь. Шок от высоты сменился страхом смерти. Господи, как вообще такое могло со мной случиться, я же самый обычный человек, даже фантастику никогда не любил! Зачем выбрал воинскую профессию, да ещё и в мире, который ведёт такие полномасштабные и длительные войны? Лучше уж быть каменотёсом каким-нибудь, не таким понтовым чином, как я, но зато сидеть себе спокойно дома с женой под боком, мяско под соусом жевать за ужином.
Эти мысли мелькнули и пропали, потому что на башню внезапно налетела целая стая мелких химер, и с ними пришлось разбираться не только моей охране, но и мне самому. Слава богу, мне это далось сравнительно легко, разве что очередной отмашкой едва не пришиб одного из бойцов, самого неповоротливого. Сквозь визг и вой существ, напрочь лишённых инстинкта самосохранения, а потому опасных даже в полурассечённом состоянии, прорвался поток ругани — я не сразу узнал Аканша, так ярость изменила его. По смыслу можно было понять, что полусотник, не выставивший наблюдателя, огребёт большие неприятности.
Орудуя мечом и ножом, я только и смог, что рявкнуть: «Назад!», но не все меня услышали или послушались. Наверное, мне было бы проще, будь я один — и размах тут тебе, и простор для манёвра — но рискованнее. Впрочем, может, во мне говорили запал и лишняя самоуверенность. Так же приходилось помнить, что гвоздить можно отнюдь не всё, что движется.
— Выводи командира из боя! — услышал я во время очередного кувырка, а мгновение спустя воздух надо мной запел в оперениях стрел. Запел коротко и немелодично, зато спасительно.
Химер смело, как мусор веником. Я вскочил, и солдаты окружили меня, демонстрируя всеми силами готовность умереть во имя командирской безопасности. Впереди моим бойцам ещё предстояло помеситься, причём немало, и полазать по стенам, и в считаные минуты создавать непроходимый заслон в узкий арках галереи и башен, но я сам в бой уже больше не вмешивался. Да и в управлении всё больше обходились без меня. Мне оставалось лишь присутствовать рядом эдакой гарантией, что в случае непредвиденной ситуации отряд не останется без управления.
Имперские войска медленно растекались по замку (страшно было даже подумать, сколько же их нужно, чтоб занять собой такую громадину!), и я имел возможность краем глаза понаблюдать за схваткой в воздухе, или уровнем пониже — бой между тяжёлой панцирной человеческой пехотой и примерно такой же — демонической. Со стороны это всё выглядело нестрашно, почти как в фильме. Как оно на самом деле, знали только дерущиеся, да ещё врачи, которым предстояло этих дерущихся штопать.
Когда стемнело, замок залили магические огни, поставленные как человеческими, так и демоническими магами. Никому не хотелось рубиться в темноте, оживляемой лишь вспышками заклинаний. Наш отряд отозвали, накормили, дали поспать четыре часа — и снова подняли на высоту второго уровня крепостных стен. Со свежими отрядами уже была напряжёнка.
Пару раз я видел Аштию — правда, издалека, и только в лагере. Она не лезла на опасные участки, но если и отдыхала, то вполглаза — побледнела и осунулась ещё больше. Мне стало её по-настоящему жалко. Женщине на войне и так нелегко: грязь, нервотрёпка, шум, много что ещё. А когда она в положении — тем более. Странно, что её супруг не пытается вмешаться. Я смутно догадывался, что Раджеф Акшанта даже в этом патриархальном обществе не имел особой власти над женщиной, по праву рождения расположившейся намного выше него по социальной лестнице, но всё равно удивлялся.
А потом всё как-то поутихло, и мой отряд отправили спать, заверив, что на этот раз будет не четыре часа, а побольше. По крайней мере, для них.
Меня разбудил Ниршав. Он тряс меня за плечо, пока я не начал подавать признаки жизни, после чего на ухо сказал:
— Тебя ждёт Аше.
— Что ей нужно?
— Тише, уважай сон своих солдат, — шёпотом цыкнул на меня друг. — Идём! — Он кивнул на выход из шатра. И, когда я действительно выполз наружу, вручил мне мою же кольчугу. — Снаряжайся. Времени мало.
— Что стряслось-то? В источник надо будет нырять?
— В источник не надо, но дело есть.
— Какое?
— Спросишь у Аше сам.
Я тупо смотрел на Ниршава, спросонья не понимая вообще ничего, кроме того, что, кажется, доспать мне не удастся. И это притом, что мои-то ребята спят себе, и их никто не трогает. На волне острой зависти удалось потихоньку вынырнуть из недр спящего состояния в просто сонное, где пришло понимание, что хочешь не хочешь, а напяливать доспех придётся, и по вызову госпожи Солор не явиться нельзя, как у меня на родине — по распоряжению президента.
К счастью, хотя бы до крепости не предстояло добираться пешком — Ниршав подвёл меня к ездовому ящеру, напоминающему сильно вытянутого в длину ската. На этой твари удобно было ездить, в том числе и в полусонном состоянии. И, судя по роскошной, поблёскивающей золотом упряжи — не рядовое это средство передвижения. Что-нибудь вроде нашего «Майбаха». Наверное, Аштия для быстроты предоставила Ниршаву своего «летуна».
Интересно, что ей от меня так срочно нужно? Что же ещё это может быть, как не моё особое свойство?!
Крепость была открыта, распахнуты все ворота, большинство проходов очищены от тел. На уборке работали пленные — видимо, те из демонов, что поразумнее и потрусливее, с иными было бы не сладить. Ящер скользил мимо их трудолюбивых группок, мимо башен и галерей, мимо стен и переходов, масштабы которых я именно теперь оценил по-настоящему — ведь средству передвижения, которое было нам с Ниршавом предоставлено, требовался простор. В крепости демона-короля не нашлось таких мест, где «летуну» было бы некомфортно маневрировать.
Так вот плавно, огибая встречающихся на пути людей, он внёс нас двоих в огромную залу со ступенчатым потолком, с огромными сводчатыми окнами и массивными колоннами, жмущимися к стенам. Народу в зале присутствовало немало, однако пустое пространство было настолько обширно, что сперва мне показалось, будто вокруг особо никого и нет. С ходу приметил только Аштию (уже в латах, значит, успели ей подогнать снаряжение) и Раджефа, и лишь потом — весь остальной штаб, магов, помощников магов и пару сотен лучших гвардейцев.
Женщина смотрела на меня равнодушно, словно на одного из своих рядовых подчинённых, но Ниршав настойчиво подвёл меня поближе к ней и, подмигнув, растворился в толпе штабистов. Госпожа Солор не сразу, но подала мне знак и, когда я оказался рядом, проговорила даже не в половину, а в четверть голоса:
— Мне нужна твоя помощь.
— Да я уж догадался.
— Не могу тебя заставлять, но хочу попросить.
— Что нужно-то?
— Только что закончился бой. Вот там, — она кивнула в глубину залы, дремлющей в сумраке, который не мог рассеять человеческий глаз. Зала была настолько велика, что противоположную стену (если она вообще имелась) не получалось разглядеть. Да ещё какие-то вспышки, и переливающийся перламутром воздух… Не без магии тут, явно не без магии. — И в дело вступает традиция, о которой ты уже имеешь представление.
Я в недоумении оглядел её.
— Ты что — собираешься драться?
— Мне бы этого очень не хотелось.
— Ты хочешь, чтоб я бился за тебя?
— Не совсем, — она смотрела на меня в задумчивости. И глаза — очень замкнутые. — Ты не сможешь тут меня заменить. Хотя бы потому, что властитель — маг. И очень сильный. Я хотела бы, чтоб ты кое-чем помог мне. Просто поддержал.
— Так ты сама собираешься драться?
Раджеф нахмурился и посмотрел сперва на меня, затем на Аштию.
— Нет. Помимо всего прочего, мне сейчас нельзя пользоваться магией. Дело тут в другом. Демон-правитель должен передать власть захватчику, и только тогда по местным традициям власть преемника будет легитимной. Его к передаче власти, естественно, надо принудить, и я принудила, захватив этот замок и все окрестные земли и замки. Но любой демон (да и человек тоже, что уж тут) обязательно припасает что-нибудь убойное под конец. Никто не сдаётся просто так.
— Это-то понятно.
— Меня от обязанности подойти и принять у него жезл никто не избавит. И никто меня заменить не может. Я хочу, чтоб в тот момент, когда я нагнусь за жезлом, который демон положит на пол, ты встал между ним и мной. Ударить тебя магией он едва ли соберётся — смысла в этом нет. Бить-то ему надо меня. Ты между нами этому помешаешь, возможно, приведёшь врага в замешательство. А через пару шагов я уже окажусь под магической защитой. Магов в зале будет достаточно. Ты решишься?
— Почему же нет, — с какой-то даже отчасти легкомысленной лихостью ответил я. — Давай.
— Принимать жезл должен был его величество. И я на это очень рассчитывала. Но его нет, а значит, я должна.
— Аше… — коротко произнёс Раджеф, но в его интонации было много другого, не выраженного. Я увидел, что он по-настоящему боится за неё, боится до дрожи, до потери самоконтроля, и будь его воля, вовсе убрал бы жену и из крепости, и из демонического мира разом, куда-нибудь подальше, поглубже, чтоб никто никогда её уже не нашёл.
Но это было не в его власти. И вряд ли он даже помышлял о том, чтоб потребовать подобного. Однако сам-то страх за любимую женщину никто не отменял.
Она даже не покосилась в его сторону.
— Хорошо, — произнесла женщина. — Если ты согласен, то идём. И прошу тебя — держись так же уверенно, как сейчас.
И, без спешки сняв шлем, подала его Раджефу. Тот принял протянутое не сразу.
— Можно трактовать традицию по-своему. Я могу идти вместо тебя. Если бы тебя не было в ставке… — проговорил он, но так тихо и бегло, что никто, кроме нас двоих — Аштии и меня — не услышал бы, даже напрягись они изо всех сил.
— Но я в ставке.
— Ты не должна…
— Оставь.
Сдвинув брови, Раджеф посмотрел на меня. Я его вполне понимал.
Госпожа Солор двинулась вперёд, за нею — почти весь Генеральный штаб, включая и Ниршава. Странно, что Аше его не выбрала помощником на этот раз, как в прошлый. Может, хотела оказать честь лично мне? Ну, я горд. Неимоверно.
Мне уже становилось привычным, что многие смертельно опасные вещи в Империи считались охрененно почётными, и вовсе не в виде возмещения за такую жертву (мол, порадуйся хоть цацкой под названием «почёт», раз уж рискуешь головой), а сами по себе. Так что вполне можно допустить, что, подставляя меня под магию и меч демона-короля, Аштия искренне хотела только и исключительно добра моей персоне.
Сумрак потихоньку рассеивался, стали видны колонны на той стороне залы и какие-то арки, но до стены пока не развиднелось (если она вообще была). Зато проявилась группа антропоморфных демонов — один впереди, другие чуть поодаль. Справа и слева от них — имперские маги в своих ярко-бирюзовых накидках, некоторые встрёпанные и злые, некоторые горделивые. На демонов я посмотрел с опаской. Тот, что стоял впереди, меня мало впечатлил, вот остальные… Фиг их знает, как выглядит чародей демонического происхождения, проигравший поединок. Эти на проигравших не похожи, наверняка могут вмазать чем-нибудь крепким.
Впереди стоящий тоже держался уверенно. Он смотрел с равнодушием и даже отчасти сонно. Лицо неподвижное, будто из гипса вылеплено. Сходство с человеком в том, что у него тоже две руки, две ноги, одно туловище и одна голова, а на ней — два глаза, нос и что-то напоминающее ротовую щель. В остальном же существо это стандартного хомо сапиенса напоминало мало: и череп вытянутый с роговыми наростами-усами до лопаток, и плечи какие-то искривлённые, крыльями задранные вверх, и торс длиннее, чем кажется правильным с точки зрения человеческих пропорций. Может, имелось и ещё что-то, но скрыто одеждой.
Одежда представляла собой хламиду поверх доспеха, подколотую на боках для свободы шага. Доспех был отчасти металлический, отчасти естественный, костяной — например, на руках. Впрочем, может быть, он тоже снимался, мне-то откуда знать…
Аштия подошла к демону уже в одиночестве — в какой-то момент все её спутники придержали шаг, остановились, причём более приближённые — позже, те, что помладше рангом — раньше. Встали не клином, а рассеянной толпой, в которой, однако, были и свой лад, и закономерность.
Я по малозаметному жесту госпожи Солор остановился почти на одном уровне с нею, но в стороне и не очень далеко. Демон слегка покосился на меня, вернее сказать, едва мазнул взглядом. И снова уставился на Аштию. Они смотрели друга на друга, и глаза у них, казалось, начинали стекленеть. Я сперва не понял, в чём дело, а потом, ощутив резь под веками, осознал, насколько невыносимо не моргать так же долго, как не моргала Аше. В конце концов не выдержав, я всё-таки на пару мгновений приопустил веки, так и не узнав, выдержала ли женщина.
Видимо, выдержала, потому что в какой-то момент, слегка вздрогнув плечами, демон снял с пояса затейливую штуковину, напоминающую изломанный ветрами стволик сосны, едва приподнявшейся над скалами и тут же загубленной. Разве только стволик этот был лишён даже намёка на сучья, местами окован металлом и унизан разноцветными каменьями. Вполне себе такая штуковина. Неудивительно, что пафосная хрень выполнена из дерева — в этих краях деревяшки в дефиците.
Демон-правитель сделал шаг к Аштии и, отчётливо усмехнувшись (слишком уж мимика была своеобразная, редкая, а потому обращала на себя преувеличенное внимание), положил жезл на каменный пол. Поднявшись, отступил, но не слишком далеко. Он смотрел на госпожу Солор не отрываясь, и что-то важное, что-то значимое было в его взгляде — я в один момент осознал, какая именно помощь от меня требуется. От готовности через «не хочу» помочь доброй приятельнице и уж тем более от желания выполнить свой долг, как имперцу надлежит, не осталось и следа. Зато пышным цветом расцвело желание натянуть демона-короля по самый сельдерей. Чем-то он был мне остро неприятен.
Аштия даже не взглянула в мою сторону. Она действовала совершенно самостоятельно, будто бы и не было между нами уговора. Сделала несколько шагов к жезлу, долгим-долгим взглядом впилась в своего главного врага… И за миг до того, как женщина согнула колени, чтоб дотянуться до символа власти, я сам, без подсказки, сдвинулся с места и встал лицом к лицу с демоном, всего лишь на расстоянии вытянутой руки.
На изумление невыразительны были эти глаза, а в окружении черт лица, окостеневшего горельефом, выглядели абсолютно неживыми. Два магических камня — и всё тут! Сперва он смотрел сквозь меня, словно я был обрывком тумана. Потом всё-таки сфокусировался на мне, взглянул с непониманием, удивлённо… Я помнил, что Аштии требуется лишь очень короткая передышка, но и уноситься сломя голову с трофейной хренью в обнимку она тоже не будет. Не тот статус, не тот характер.
Я медленно усмехнулся в лицо демону — уже бывшему королю — и, отвернувшись, зашагал следом за госпожой Солор. Почему-то уверенность, что мне в спину он ничем не ударит, только крепла с каждым шагом.
Аштия уже была под защитой магического щита, возведённого одним из её штабных магов. Она мимолётно обернулась, словно бы выясняя, всё ли со мной нормально. В её глазах мелькнули отблески паники, самой настоящей паники, и я вдруг понял, что она боялась. Боялась настолько, что оставалось дивиться, как это она не грохнулась в обморок. Ошеломлённый, я смотрел ей в спину с восхищением. Что уж там говорить, если бы на её месте был мужчина, и он проявил такую выдержку, удивления бы не было, разве только уважение.
Но тут — совсем другая ситуация. От женщины, тем более женщины в положении, не ждёшь железобетонной твёрдости. Изумляясь, я впервые подумал, что мои мысли, наверное, показались бы Аштии оскорбительными. Она училась держать себя в узде с детства, и для неё, наверное, самоконтроль — самое обычное в жизни. Что-то вроде визитной карточки её профессии в той же степени, что и умение всё предусмотреть, всё распланировать, всех сорганизовать.
Я перехватил и взгляд Раджефа. Кажется, он хотел прижать, успокоить жену. Но не сделал ни шага к ней. В этом была самая суть имперской субординации, имперских традиций — и особенность семейных взаимоотношений их необычной пары. Если взаимоотношения и были, то лишь там, куда никакой чужой взгляд не мог проникнуть. Стоило только распахнуться дверям личных апартаментов — Раджеф с Аштией переставали быть супругами, и были друг для друга и для всех прочих лишь старшим гвардейским офицером и главой Генерального штаба, не более.
Но и не менее.
— Аше тебе позже скажет спасибо, — шепнул мне на ухо появившийся рядом Ниршав. — Бьюсь об заклад, ты ей жизнь спас. Тут и мудрецом не надо быть, и так видно — у Аскеналя было что-то в запасе. Что-то одно, но убойное. Не стал расходовать на тебя, а на неё — уже не успел.
— Даже и не пытался.
— Возможность-то у него разве была? Опытный маг сразу видит, если опущен умбонный экран.
— Какой?
— Умбонный. Ну, такой тип магического экрана, защищает почти от любого действия, кроме полномасштабных. Ну, ладно, ладно, — подхватив за локоть. Ниршав поволок меня следом за штабистами. — Небось перенервничал?
— Да так…
— Не было у тебя причин нервничать. Аскеналь не стал бы целить в тебя. Слишком это для него мелко. Тут бывает только один удар, если б уж он и истратил его, то либо в Аше, либо на крайность в мага с экраном.
— Интересно, что теперь с ним будет-то, с этим Аскеналем?
— В расход, думаю. На фига он нужен в качестве пленника? Впрочем, это будет решать его величество. Мелкоту-то отпустят, конечно. Кстати, Аскеналь — это название области. Как этого демона исходно зовут, никто из нас не знает. Да и зачем такие вещи знать… Лишняя информация.
— Слушай, я одного не понимаю — почему Аштия попросила о подобной помощи меня? Не тебя, не кого-то из магов. Почему меня? Типа, мою башку не жалко?
Ниршав взглянул на меня странно.
— Нет, дело совершенно не в этом. Даже не уверен, что правильно делаю, говоря тебе это. Небось в следующий раз начнёшь тянуть и сомневаться, да отказываться…
— Шутишь? Разве я мог отказаться?
— А как же. Запросто. Разве Аше тебе отдавала прямой приказ?
— Она уже приучила меня, что любая её просьба — это тот же приказ, — иронично усмехнулся я.
— Не любая. Нет, — Ниш помедлил, прежде чем заговорил снова. Мы с ним уже вышли из залы и остановились в огромном коридоре, открытом в столь же огромную галерею. Колесничные гонки тут устраивать или соревнования грузовиков, вполне. Места хватит. — Понимаешь, Аше попросила тебя потому, что ты чужой. У тебя ведь какие-то свои представления о том, что допустимо и что нет, что нанесёт ущерб твоей чести, а что не нанесёт. Можно было ожидать, что ты согласишься.
— Э-э-э… — Я думал, что меня уже ничто не способно поразить. А поди ж ты! — Интересно… Получается, то, о чём она просила, считается унизительным?
— Нет, не так.
— Подлым?
— Нет, что ты! Ни в коем случае! Просто… Не соответствующим статусу воина.
— Кхм… А ты бы мог озвучить мне список того, что статусу воина не соответствует? Не очень-то улыбается, чтоб в меня пальцами тыкали.
— Боюсь, это маловероятно, — Ниршав против желания улыбнулся.
— Почему? Боишься, что в следующий раз я откажусь спасать Аштию?
— Не думаю, что откажешься. Просто слабо себе представляю, как бы я огласил тебе список того, что вроде как не принято или не полагается, или не одобряется. Каждый из нас на протяжении жизни привыкает это чувствовать. Например, разве я б смог парой слов описать, какие именно действия в общении с мужчиной недопустимы для девушки, если она хочет сохранить в чистоте свою репутацию? Даже возьмись я, сумею упомянуть хорошо если половину. Девчонкам же тут ничего не нужно объяснять, они инстинктивно это чувствуют, понимаешь?
— Вполне.
— Видишь ли, самое главное, что тебе совершенно нет нужды напрягаться и просить себе подобный список. Воин твоего уровня и статуса уже может не бояться тыканья пальцами. Ты уже сам определяешь, что именно можешь себе позволить в рамках закона и основных традиций. Как, к примеру, та же Аштия, а до неё — её мать и бабка. Женщине традициями предписано быть женой и матерью. Военным вождём им быть не положено. Однако эти женщины стали, и, хотя они удивили всех окружающих, камнями представительниц Дома Солор никто не побил. И вообще… Аше не стала бы требовать от тебя действий, могущих по-настоящему испортить тебе репутацию. И от меня — тоже. Не те у нас отношения, сам же понимаешь. Просто никто другой из офицеров Генерального штаба и даже помладше на это действие не пошёл бы. Понимаешь?
— И ты тоже не пошёл бы?
— И я. — Ниршав сморгнул. — То есть, может, и пошёл бы. Если бы не было вариантов. Я очень многим обязан Аше. Но есть же ты, и ты согласился.
— Ну-ну…
Я проводил его взглядом. Офицер подхватил поводья ящера, на котором мы прилетели сюда и который терпеливо ждал нас, притулившись у колонны, и стал разбирать их. Странное ощущение преследовало меня.
Быть всё время в гуще событий и почти ничего в них не понимать — это надо умудриться! Уж наверняка меня не посвящают во все тонкости местной воинской этики в первую очередь потому что уроженцам мира Империи многие вещи представляются само собой разумеющимися. А отчасти, видимо, это предпринимается затем, чтоб лишние знания в моей голове не стали препятствием для осуществления задумок Аштии.
Хотя… Я наверняка слишком много на себя беру. Незаменимых нет. И я тоже вполне заменим, несмотря на свои «чистоту», чуждые привычки и представления о допустимом.
Когда ящер нёс нас двоих обратно в лагерь, я услышал позади странный рассыпчатый треск, а обернувшись, увидел фонтан искр, напоминающий фейерверк, целую серию вспышек, потом — шипящий, быстро рассеявшийся световой вихрь. Ниршав тоже покосился назад, но бегло — всё-таки он держал поводья, а лавировать меж башен и огромных зубцов приходилось со всем вниманием.
— Ага, вот и каюк прежнему Аскеналю.
— Это так возвещают о переходе права на область в другие руки?
— Право на область перешло в тот момент, когда Аше подняла жезл. Теперь она — Аскеналь, пока в свою очередь не передаст власть его величеству.
— Его величество, как понимаю, метит стать императором ещё одного мира?
— Сомневаюсь. Исходная задача этого не подразумевает. Как я понял, нам предстоит захватывать ещё две крупные области и таким образом исключить возможность внезапного вторжения в земли Империи. В других же пусть демоны воюют и всё разоряют в своё удовольствие. Состояние сопредельных владений и тамошних хозяйственных дел его величество волнуют мало. М-да… С последующей областью будет намного труднее, чем с Аскеналем.
— Почему?
— Да потому, что Мероби и Ардаут подготовятся к нашему вторжению, почему ж ещё?! Времени у них достаточно. Правда, Ардаут это едва ли спасёт, а вот Мероби… Ну ничего, Аше тут всё предусмотрела. Война продлится ещё месяцев шесть как минимум. А дальше по ситуации. Может быть, оценив наши усилия положительно, государь дополнит свои первоначальные приказы и захочет захватить ещё что-нибудь… Ресурсы Империи это позволяют. Обычное дело, когда война в соседнем мире идёт и год, и два, и три…
— Итить твою налево!
— Что?
— Ругаюсь я, что…
— Ну, тебе-то будут давать отпуска. И мне тоже жаловаться не приходится. Одна Аше тут будет торчать безвылазно до самого конца. И с нею — самые крупные чины. Раджеф тоже. Но он в любом случае жену не оставит одну.
— С ума сойти! Аштия и рожать собралась в демоническом мире?!
— Этот вопрос мы с тобой обсуждать не можем. Не наше, знаешь ли, дело, — Ниршав сразу стал чопорным до накрахмаленности. Наверное, именно так он с подчинёнными разговаривает.
Впрочем, я уже и сам прикусил язык. Действительно не моё дело, конечно же.
Захват Аскеналя предстояло праздновать, об этом я узнал уже в военном лагере, который теперь переносили в крепость. Общее оживление подсказало, что подобный праздник, во-первых, традиционен, во-вторых — ожидаем. Все вопросы, связанные с ним, решались молниеносно — и сколько снеди будет приготовлено и подано, и сколько вина на человека будет дозволено выпить. И — в том числе — какие именно отряды пролетят с празднованием, потому что будут стоять в дозоре. В их числе оказались и две мои сотни.
Оживления бойцам из моего отряда это изрядно поубавило. Больше всех пригорюнился Аканш — он, в отличие от меня, должен был следить за ребятами, за тем, чтоб несли службу и не наклюкались. Мне-то в любом случае остаться без праздника не грозило — я должен был пировать вместе со штабистами и самой Аштией.
Именно там-то я с ней и столкнулся — впервые с тех пор, как жезл перешёл из рук в руки. В огромном зале, мрачном, несмотря на обилие магических светильников, которые способны были оживить, казалось, даже отсыревшую пещеру, ждали столы. На них диковато было смотреть — накрытые скатертями и уставленные ступенчатыми блюдами с угощением, они вносили диссонанс в чисто демонический интерьер бывшей тронной залы. Или как там называются у демонов подобные помещения официозного назначения.
Госпожа Солор встречала каждого приглашённого, к каждому считала себя обязанной подойти с любезной фразой, с вопросом о самочувствии и настроении.
Стоило только на неё посмотреть, и все вопросы, в чём были причины прежнего невнимания, и куда она пропадала, снимались сами собой. Глаза были уставшие, набрякшие, синева под глазами лишь отчасти спрятана старательно, густо наложенной косметикой. Но смотрела она бодро, удовлетворённо, хоть — я мог бы побиться об заклад на что угодно — предпочла бы сейчас не пировать, а отоспаться наконец.
Ко мне Аштия подошла с весёлой улыбкой и полным бокалом, но глаза смотрели строго.
— Спасибо за помощь, — произнесла женщина, сильно понизив голос. — До сих пор не было возможности даже словом перемолвиться. Но ты мне простишь, я надеюсь. Победа всегда — уйма забот.
— Да понимаю, понимаю.
— Надеюсь, ещё пока не до конца понимаешь. Но всё впереди, ты прекрасно начал. Быть тебе крупным чином.
— Ты, видимо, планируешь для меня что-то ещё?
Она задумчиво и как бы в колебаниях посмотрела мне в глаза. Снова я ощутил себя так, словно не понимаю чего-то очень важного, причём по собственной недалёкости.
— Да, конечно, планирую, и, разумеется, ещё не раз буду прибегать к твоей помощи. Понимаю, тебя очень уязвляет то, что я вроде бы общаюсь с тобой только для того, чтоб дать очередное поручение.
— Я помню, что это не так.
— Хорошо. У тебя возникает ощущение, будто бы я приблизила тебя к себе лишь потому, что ты чрезвычайно полезен, что обладаешь даром, которым в нашем мире едва ли кто ещё обладает. И теперь эксплуатирую твою «особость» в хвост и в гриву. С одной стороны, это так. А с другой… Думаю, ты уже понял, что в нашем мире, единожды заняв место в общественной иерархии, человек уже не покидает рамок своего сословия. Верно же?
— Да, но к чему ты это говоришь?
— Сейчас объясню. Сему правилу есть небольшие исключения. Например, теоретически представитель воинского сословия может подняться в ряды знати. За большие заслуги перед короной, по особой милости его величества и при соблюдении определённых условий. Значительных условий. Конечно, такое намного менее вероятно, чем женщина из знатной семьи, сделавшая серьёзную воинскую карьеру, но всё же случается.
— Ты о себе сейчас?
— О женщине, сделавшей воинскую карьеру? Это о бабке, конечно. Видишь ли, вообще говоря, место уроженки нашего мира — у хозяйства, у мужнего ложа, у люльки, — Аштия иронично и беспощадно скривила губы. — И достижения моей бабки могут показаться запредельными. Но с точки зрения закона это не так. По закону любой представитель знати призван управлять, вне зависимости от пола. Закон же говорит о том, что, родившись в каком-то конкретном сословии, человек в нём же должен умереть. Это делает государственную и общественную систему совершенной, как кристалл, а жизнь — спокойной и предсказуемой. Человек с самого начала точно и уверенно знает, на что он имеет право, к чему может стремиться, чем ограничен. Исключения есть, их немного, как я уже говорила.
— И?
— Сейчас объясню. Титулы даются простолюдинам из сословия воинов крайне редко, и лишь тогда, когда есть возможность образовать новый, подкрепив его соответствующим куском земли. Очень редко когда освобождается старый. Ты же понимаешь — чтоб у умершего лорда вообще никаких наследников не осталось, ни по мужской, ни по женской линии — это же нереально. Сейчас идёт, по сути, завоевание большой новой провинции. Здесь будут учреждены административные области и — что естественно — новые титулы. Их получат те, кто по-настоящему отличатся в этой войне. Да, я признала тебя названым братом, но это положение лишь чуть выше, чем положение приживалки. Сладкий кусок хлеба обеспечен, но чести и полной свободы нет. Ты уже отличился в Аскенале, если хорошо себя покажешь в Мероби и Ардауте, у тебя появятся реальные шансы на получение титула. Понимаешь?
— Ты хочешь вытянуть меня в число знати?
— Я готова всеми силами способствовать твоему возвышению. Но сделать это за тебя не могу и не захочу. Хотелось бы, чтоб ты понимал: титул — самое большее, на что можешь рассчитывать ты, чужак.
— Да, понимаю. Думаешь, сдюжу?
— С чем именно? С управлением областью? Почему же нет?
— Всё-таки демонический мир, не человеческий.
— Понимаю твои сомнения. Но тебе не стоит на этот счёт волноваться — тебя всегда поддержат имперские оккупационные войска. Но даже если и нет… Видишь ли, на земли и титул в самой Империи, в человеческом мире, ты рассчитывать не можешь. Даже не потому, что ты чужак. Но и поэтому тоже. В конце концов, Серт, всегда лучше иметь титул без земли, чем никакого титула. Положение представителя знати даст тебе возможность делать любую карьеру, в том числе и полноправно войти в Генеральный штаб.
— Вот ты к чему.
— Да. Путь к высшим чинам воинской иерархии простолюдинам практически полностью закрыт. В этом смысле Раджеф, например, достиг допустимого максимума. Но даже этот максимум — исключение, подтверждающее правило.
— Для мужа ты тоже постараешься добиться титула? — усмехнулся я.
Аштия смотрела на меня со вдумчивостью человека, на ходу решающего задачу из областей высшей математики — с огромным напряжением, но успешно.
— А ты уверен, что ему это нужно?
— Не могу даже приблизительно себе представить, что вообще ему нужно. Ты его лучше знаешь.
— Раджеф на своём месте, и он это хорошо понимает. А ты хочешь большего. Я же чувствую. Вижу.
— Я просто не знаю, чего хочу, вот в чём беда. Это если откровенно говорить.
— Всё верно. Но если человек не знает, чего хочет, значит, он хочет золота и власти. И то, и другое в избытке даст тебе титул, карьера и толика здравого смысла, которой ты не обижен, — она помолчала. — Я хочу, чтоб ты на меня не сердился даже в том случае, если тебе покажется, будто я прочно забыла о нашей дружбе. Я во многом воспринимаю людей утилитарно, сказывается влияние воспитания, положения, всего моего образа жизни. Даже с тем, к кому искренне привязана, я иной раз веду себя подобным образом. Прости и постарайся понять.
— Думаю, что понимаю.
— В таком случае, надеюсь, ты сможешь понять, что, рискуя твоей головой, причём иной раз очень серьёзно, я делаю это не затем, чтоб прикрыть собственную спину. Мне приходится думать о тысячах спин.
— Да я, собственно, никогда тебе особо не завидовал. — Я с любопытством смотрел на женщину. — И не особо тоже. Ты действительно затеяла весь этот разговор, просто чтоб доказать мне своё хорошее отношение?
— Тебя смущает этот способ?
— Наоборот. Всё стало кристально ясно и прозрачно. И даже надежда появилась. Не думаю, что я совсем не понимаю, какую заветную возможность ты передо мной открываешь. Это очень мудро — поманить своего человека морковкой, да так, чтоб он на сложные задания сам рвался изо всех сил.
Прозвучало это зло, но Аштия, похоже, поняла меня правильно, потому что охотно посмеялась тоже, и в глазах женщины была искренняя улыбка, а не вымученное её подобие.
— Что ж, получается, этот разговор был выгоден и мне, и тебе. Но сегодня не надо думать о делах. Расслабься. Может быть, завтра уже придётся выдумывать новую хитрость и новый план действий.
— Как оптимистично.
Мы разошлись в разные стороны, вполне довольные собой и друг другом. Не планируя усиленно дегустировать вина, я особенно налегал на закуски, радующие своим разнообразием после утомительно-скучной походной еды.
Вот, значит, как оно всё обстоит на самом деле. Мне светит самое настоящее высокое положение в имперском обществе! Пусть титул из каких-нибудь последних, не обеспеченный владениями, дающими сносный доход, — какая разница! Если я войду в ряды знати, чужаком больше не буду и смогу быть уверен в своём благополучном имперском будущем. Даже без больших денег всегда буду уважаем, всегда смогу заработать хоть что-то, и не самым унизительным, не самым тяжёлым трудом.
А Моресна-то как обрадуется! Мысли о жене были чем-то вроде солнечных лучей, пробившихся в просветы облаков, осветивших и согревших. Я сам не заметил, что улыбаюсь. Вот уж действительно, скорее бы отпуск, увидеть её, побыть с ней. И уже казалось не важным, что тогда я женился на ней, не вполне любя. Она была моей женой, ей отвечало теплом моё сердце, и это значило сейчас намного больше, чем страсть.
Теперь передо мной была уже не прежняя туманная перспектива, а что-то более определённое и очень лакомое. Однако каким сочным куском Аштия сумела помахать у меня перед носом! Это я понимал даже с позиции чужака.
Позже, разглядывая карту трёх областей демонического мира, примыкавших к полосе упущения, в просторечии — к «гармошке», я был вынужден признать, что Ниршав дело говорил. Аскеналь располагался очень удобно для его захвата и оккупации, а вот о соседних Мероби и Ардауте такого сказать было нельзя. И перевалы тут, и горные хребты, и крепости не чета той «башне», которую я завоёвывал через стоки. Как с одной, так и с другой стороны — одного взгляда на схему достаточно, сразу понимаешь, что помучиться здесь придётся с самой лучшей техникой, магией и табунами боевых ящеров.
— И, как понимаю, этими тремя областями дело не ограничится? — уточнил я у Ниршава, который и показывал мне карту. — Ведь «гармошек» много, значит, надо кучу демонских областей к рукам прибрать?
— Нет, конечно. Эти три владения — единственные, которые примыкают к устойчивой области упущения, ведущей к нам. Разумеется, не только к нам, но проблемы других человеческих миров пусть заботят тамошних обитателей. В нашем мире «гармошек» несколько, но они все ведут в эту область пространства. В смысле — через кучу переходных мест и дальше, в глубину. Всё это сложно, тебе вникать не надо. Но кордон, поставленный на границах Мероби, Аскеналя и Ардаута (а там есть где его поставить очень удобным для нас образом, и так, чтоб поменьше сил тратить на патрулирование; словом, повезло), обезопасит Империю от нашествий.
— И охотники потеряют заработок?
— Ни в коем случае, — Ниршав усмехнулся. — Цеховая солидарность? Понимаю. Они же в большинстве охотятся на всякую демоническую фауну, живущую в складках пространства, которые никто не собирается зачищать. С тварями, вылезающими из «гармошек» на поверхность человеческих миров, сладить не так и сложно. Серьёзную проблему составляют только полномасштабные вторжения. Ты же сам понимаешь… Слава богу, с тобой можно говорить на эту тему совершенно открыто, благо что ты чужак… Наш император — тому зримое подтверждение. Он, кстати, не первый правитель-демон, просто первый, кто так прочно укоренился в Империи.
— Насколько я понял, его величество всё-таки — наполовину демон. А наполовину — человек, — я тоже понизил голос, хотя рядом не было никого, кто мог бы услышать наши недопустимые разговоры.
Доверие Ниршава я оценил — вряд ли он рисковал безбоязненно перемывать косточки императору даже в диалоге с собственной женой или матерью. А со мной — мог себе позволить. Он понимал, что я не несу в себе семя преклонения перед высшей властью только потому, что она высшая. В то же время отдаю себе отчёт, о чём можно рассказывать третьим лицам, а о чём лучше помолчать. И такой дружеский жест был мне очень приятен.
Даже более приятен, чем заверения Аштии. Она-то — я был уверен, — понимая всё то же самое, не стала бы болтать со мной о происхождении его величества. Просто потому, что осмотрительность, холодность оценки каждого слова прежде, чем выпустить его на свободу, и железная стопроцентная выдержка вошли в её плоть и кровь настолько, что обернулись второй кожей. Нельзя — значит, нельзя. Такие люди, как Аштия, даже самому близкому человеку никогда не вложат в руки оружие против себя. Пусть самое призрачное, пусть сомнительное, пусть в состоянии расслабленности, нежности, игривости — никогда. Стальной стержень, хоть в какую ласковость и мягкость его ни облачай, останется стальным.
— Знаешь, до того, как император взошёл на престол, количество человеческой крови в жилах демона не имела ровно никакого значения. Есть хоть капля демонической — всё, демон. Теперь, конечно, это оценивается иначе. И многие полудемоны служат его величеству наравне с людьми, пользуются почти таким же уважением. Но в какой-нибудь глубинке их и сейчас на порог не пустят. А когда-то эта проблема стояла очень остро. Демоны частенько нападали на королевства целыми армиями, брали пленных. Иногда кто-то из пленников возвращался обратно. Иногда до человеческих миров добирались полукровки… О, тогда с этим было очень строго. Девушку, решившую выйти замуж за полудемона вопреки воле родителей, забивали камнями.
— Гхм… Да уж.
— Традиции, ты должен понимать! В традициях ничего плохого нет. Они хранят незыблемость общества. Не устаю благодарить свет за то, что наш государь понимает, что его собратья в человеческих мирах на фиг не сдались. Пусть между собой воюют и у себя хоть всё поразоряют. А нам нужен мир.
— Вот она, значит, надежда Империи на мир? Захват этих провинций?
— Надежд две. Вторая — на твёрдость руки его величества. Если наши не подгадят себе сами и не примутся откалываться, добиваться суверенитета для бывших королевств, будем жить в мире. А повоевать можно будет и тут — для желающих. За всякие места, богатые полезными ископаемыми, например.
Я в раздумьях разглаживал ладонями карту.
— Как считаешь, меня с моими ребятами бросят на захват какого-нибудь из замков? Ну хоть намекни.
— Не знаю, Серт, правда. Если б знал, может, и намекнул бы. Ты-то умеешь молчать, это я уже знаю.
— Жизнь научила. И генетическая память. Ладно, будем надеяться, что ничего из ряда вон выходящего нам не поручат.
— Это неразумно. Готовить такой отряд, как тот, которым ты командуешь, дорого и долго. Тратить такой ресурс без толку — слишком большая роскошь, особенно во время войны.
— Ну, как сказать… Правители моей родной страны в ходе самой последней крупной войны рассуждали так: мол, страна большая, народу много, не обеднеем.
Ниршав криво усмехнулся.
— Подозреваю, они слабо себе представляли, что такое разумное хозяйствование. И уж наверняка не собирались передавать страну своим детям.
— Это да. Передавать не собирались. Драли в свою пользу и как можно больше.
— Ну, тогда всё очевидно, как день. Разве так можно? В стране должен быть монарх. Любой случайный человек разбазарит всё, что только получится, и скажет, будто так и было. Ему ж не важно, чтоб хозяйство процветало, раз уж им заправляет временник.
Я не нашёл что возразить, и потому промолчал.
Карты друг показывал мне в штабном шатре, в одном из крохотных боковых закутков. Здесь же я ждал, когда у Аштии найдётся несколько минут на то, чтоб ввести меня в курс дела. Времени она так и не нашла. Через несколько дней после захвата крепости Аскеналя армия оставила его пополнению, прибывшему сюда, чтоб встать гарнизоном и приготовиться формировать новые, свежие отряды. Здесь же предстояло устроить главный госпиталь и бог знает что ещё — я не разбирался. Одно мне было очевидно — мне дадут ещё людей, объяснят боевую задачу, и я снова отправлюсь зарабатывать себе награду… Которая то ли будет, то ли нет.
Что же происходит на самом деле и в масштабе армии, я, конечно, не знал. Меня к обсуждениям и планированию не допускали никогда, даже если обсуждения касались действий моего отряда. Теперь я ещё лучше понимал, почему. Рылом не вышел. Нос не дорос.
Обижаться не на что.
Радовало хотя бы то, что мои пополненные две сотни пока медлили отправлять на новые подвиги: необременительные и неопасные вылазки чередовались со службой в дозорах, самое большее, что им приходилось делать — зачищать местность. В этих вылазках я сопровождал бойцов сам, оставляя Аканша отдыхать. Логично, ведь мой опыт мог тут сыграть важную роль. Правда, по-настоящему опасных тварей нам не попалось ни разу. Сам я редко когда вмешивался в действия своих ребят — они почти всегда справлялись сами.
Интересно было наблюдать за сменой погод и времени суток в демоническом мире. Здесь не было ни ярко выраженного полудня, утро и вечер иной раз трудно было отличить от дня, лишь только ночь была ночью в самом худшем понимании этого слова: тёмная, холодная, опасная, неприютная. Лишь два раза мы были вынуждены выходить в пустошь ночью, оба раза с более или менее несложным заданием, и оба раза ничто, даже плотно сбитая в боевой порядок группа не обеспечивала ощущения хоть мало-мальской защищённости. По ночам лучше было не высовываться.
Многие твари, с которыми моим ребятам приходилось сталкиваться, оказывались в новинку не только им, но и мне. Спасали лишь выучка, умение действовать в команде и поддержка мага. Хотя как раз последнее было средством скорее на крайний случай, и надёжность его можно было сравнивать с вероятностью выиграть в рулетку. Демонический мир, напоенный магией, как весенние мхи — водой, иной раз выдавал самые неожиданные реакции на стандартные заклинания. К тому же человеческая магия притягивала внимание опасных демонов, и после применения чар можно было ожидать внезапного нападения.
Но ни мне, ни моим офицерам, ни бойцам не приходило в голову жаловаться. Окрестности крепости и ближайших замков необходимо было зачистить по максимуму, чтоб в дальнейшем у Генштаба не возникало проблем с переброской войск или транспортировкой припасов. Армию и так-то трудно снабжать, а если ещё по сторонам дороги дежурят табуны кровожадных тварей, солдаты на передовой рискуют остаться не только без каши, но и без бинтов.
Аштия больше не общалась со мной, но пару раз присылала краткие записки — не с приказами, просто с краткими обзорами состояния дел, теми сведениями, которые я имел право знать. Я был ей благодарен за эту помощь — ведь она могла бы и не тратить своё драгоценное время на мой комфорт. А знание кое-каких подробностей успокаивало.
Примерно тогда же посыльный со штабными нашивками принёс мне письмо от Моресны. Сперва я напрягся, решив, что это наверняка должно быть предписание, и нас отправляют в бой. Но в свёрнутой конвертом обёртке обнаружился листок дорогой бумаги, покрытый каллиграфическими строчками с изобилием завитушек, однако разборчивый, как печатный текст. Сразу чувствовалась рука профессионального писца.
Супруга извещала меня о том, что у неё всё хорошо, что дом она обустроила, в деньгах недостатка не испытывает, о моём добром здравии извещается регулярно. Что пару дней назад её навестили родители и братья с семьями, но они уже уехали, и я наверняка не стану на неё за это сердиться. Даже за равнодушно-чётким чужим почерком чувствовались нрав и привычки моей супруги — видимо, писец считал своим долгом записывать всё именно так, как ему диктовалось, не внося от себя ничего, даже речевые ошибки и порядок слов не исправляя.
Оно и к лучшему. Я, с удивившей меня самого нежностью, свернул листок и спрятал во внутренний кармашек форменной одежды. Интересно, смогу ли я написать жене ответ, да так, чтоб посторонний человек смог разобрать мои каракули? Ведь она не только писать, но и читать не умеет, и с полученным письмом будет вынуждена идти всё к тому же профессионалу, который изложил её послание на бумаге. Может, и мне дозволят воспользоваться услугами одного из штабных писцов?
Смутное ощущение заставило меня спешить. Надолго эта передышка затянуться не может. Чем дольше тянешь, тем лучше сумеют укрепиться две соседние провинции, это Аштия должна понимать лучше меня. Внезапного нападения так и так уже не получится, и армии выдвинутся, как только будет завершено их пополнение. Не так уж много на это требуется времени, если система налажена (а она налажена). И, не откладывая в долгий ящик, я сразу заторопился к штабным палаткам, радуясь, что у меня есть настолько прочный блат! Моё письмо жене уж точно не затеряется где-то там и не будет захватано чужими руками. Оно уйдёт в Империю по внутренним каналам Генштаба, с позволения самой госпожи Солор.