Эманация Вольфганга Пэя взялась за дело обстоятельно и со временем, невзирая на трудности, разработала целую программу, отличную от методик обучения детей, практикуемых в семьях магов Междуречья. Всё-таки пациентка была не ребёнком.
Но начал призрак своё дело с экскурсии. Полина на неё покорно пошла. Где бы и как бы она ни оказалась, это заканчиваться не собиралось. И нужна была информация. Хотя от вида золотистого, парящего в воздухе призрака тоненькие волоски на руках вставали дыбом и почти всё кругом пускало сердце в бешеный галоп. Хотелось зажмуриться, сжаться и не видеть.
Она пыталась убедить себя, что смотрит фильм. В 4D, 5D, 240D. Полина не ходила на такое в реальности, у неё не находилось времени, а Пушинка была ещё совсем маленькой. Один раз они взяли билеты на двадцатиминутный сеанс доброго мультика, но прыгнувший в зал огромный тигр испугал дочку, и Полина поняла, что ещё рано для таких приключений.
Мысли о Пушинке сжимали сердце в тиски.
В жёлтом доме не было окон, только что-то вроде закрытого балкона с одной прозрачной (но не стеклянной, хотя и не бумажной, а плотной) стеной. Она выходила на охряный туман, и лишь очень далеко впереди из него выныривал едва различимый пик новой горы-острова. Если стать в самом углу слева и прижаться лбом к поверхности из неизвестного материала, можно различить стену стоящего особняком красного замка. Это Полина узнала попозже, ей показал Вийс.
Вийс любил показывать всё новым постояльцам жёлтого дома, в такие моменты к нему почти что возвращался разум. Вийс был престарелым магом, вроде как, его обвинили в убийстве, и каратели забрали его для наказания, но старик предпочёл сойти с ума. Как он это провернул так удачно, было неясно, но считалось, что Вийс не притворяется.
— А что толку мордовать человека, который не понимает, за что? — нехорошо улыбнулся Вольфганг Пэй, и по коже Полины прошла дрожь. — Переправили его к нам, чтобы восстановить память. А потом казнить.
Полина ходила за золотистым призраком как-то крадучись, не особо веря своим глазам: больно диковинные просторы представлял из себя жёлтый дом. Тут и там от мягких пальмовых стен отделялись трёхглазые человечки-хамелеоны: они постоянно что-то делали — тёрли, строго наблюдая за ожившими мочалками, чинили, прищуренно глядя, как болты сами пробивают себе отверстия, а полки взлетают на место, поливали растения, выжимая воду из воздуха.
— Это, барышня, послушки́, — растолковывал Вольфганг Пэй. — Они каменеют, если долго пребывают вдали от источников магии. Некоторые адепты мудрости полагают, что послушки — остаточный продукт самих чар, получивший воплощение. И потому без подпитки он выходит из строя. Однако же в них зарождаются личности, разум. Умирать, словом, не хотят. И, чтобы их подпускали куда следует, послушки берутся выполнять всякую работу. Взаимовыгодная сделка. Неужто и их позабыли?
— Это слуги, да? — уточнила Полина. — Рабы?
— Память возвращается! — зазолотился призрак.
— Я просто сократила то, что вы сказали.
— Послушки — не рабы, барышня, их никто не держит. Всякий волен уйти в любой момент.
— И окаменеть?
— Не мы же их заколдовали иметь такую природу. Я рад, что в вас проклёвываются воспоминания, пускай и такие. Возможно, Адгар прав.
— Я просто повторила за вами, блин! — разозлилась Полина.
Призрак завис и оглянулся с хитрым прищуром.
— Барышня д'Эмсо также полагала эксплуатацию послушков рабством.
— Может быть, потому, что так и есть? — с вызовом спросила вторженка из другого мира.
— Удивительно, но, похоже, Адгар действительно прав: и мы достигнем результатов этим нетривиальным путём. Пойдёмте. Теперь мне не терпится всё вам показать! Некоторым пациентам предписана социализация, и они вольны выходить из палат в отведённые для того часы. Такие проживают с вами на одном этаже. Пока что мы осмотримся только здесь. На первое время будет довольно.
По коридорам жёлтого дома сновали виноградные существа разных цветов — некоторые в белых одеждах, некоторые — в таких же робах, как у Полины. Все они были надами — сверхлюдьми, в здешних широтах вольными колдовать без ограничений.
— Нады куда свободнее людей, и это сильно влияет на их характеры, — говорил Вольфганг Пэй. — Надам не нужно ничего никому доказывать. Над может быть равно счастливым как основав свою маленькую семейную империю, так и всю жизнь проведя в путешествиях или дрессируя перевёртышей. От нада не зависит судьба всех последующих поколений его крови. Он волен делать то, что хочет, и это не лишит фамилию магической силы. Забавно, но имеющие куда больше ресурса нады по большей части много скромнее людей и их не переполняют амбиции. Разумеется, бывают исключения. Но маги вечно стремятся перещеголять друг друга. Сохранить и возвеличить род. При жизни Вольфганг Пэй приятельствовал со своим садовником, и это был, хотите — верьте, хотите — нет, именно над. Просто он любил растения. Провозился всю жизнь в саду княжеского замка. И гордился этим куда больше, чем Вольфганг Пэй всеми своими достижениями.
— А почему вы не живёте в родовом замке? — удивилась Полина.
— Ну что вы, Элина!
— Полина.
— Да-да. Родовые гнёзда защищают от эманаций, милочка. Наши сыновья хотят быть хозяевами и имеют на это право. Я встречаюсь с потомками Вольфганга Пэя время от времени, если они изъявляют таковое желание. У него было семеро сыновей, и один из них всё ещё жив и даже спрашивает когда-никогда моих советов. Негласно. Слушать эманации предков — не комильфо. Мир магов полон предрассудков. Лишь бы тешить своё тщеславие.
— Вы ведь тоже были магом?
— Отбросив мирское, многое понимаешь иначе. Я решил посвятить себя врачеванию душ.
Люди и существа в робах часто останавливались и таращились на Полину, некоторые даже начинали перешёптываться.
— Тут не так часто бывают новые постояльцы, да славится извечный Туман, — разъяснил общественный интерес Вольфганг Пэй.
— Мне здесь не нравится.
— Вы — пациентка лечебницы для душевнобольных. Было бы странно, если бы вам это нравилось, не находите?
— А где мы вообще? — рискнула задать вопрос Полина. Её сердце уже почти вошло в нормальный ритм. — Это что? Я имею в виду, вообще. Где всё это? Это Земля?
— Землю, барышня, колдовать нужно, чтобы растения всяческие выращивать.
— Планета какая? — холодно уточнила Полина.
— Простите?
— Все мы живём на огромном шаре, который вращается в бесконечном космосе? — позволила себе сарказм гостья из другой реальности.
— Все мы парим над извечным Туманом, который выпустил нас на время, чтобы дать себя проявить.
— А туман где?
— Всё — Туман, барышня. Кроме того, что над ним парит.
— А в небе что? — не сдавалась Полина. — Если всё время лететь вверх, где окажешься? Тут же многие умеют летать, нет? В тазах или ещё как.
— Над нами жгучие реки, выпустившие Туман, — развёл прозрачными руками золотистый призрак. — Их воды растворяют всё. Всё небыль, кроме того, что породил Туман прежде, чем отступить, дав простор жителям Междуречья.
— Хотите, расскажу вам про Землю? Это планета в космосе, с которой на самом деле я.
— Нет, барышня, — покачал головой Вольфганг Пэй. — Слушать фантазии всех вас — дело дурное. Как и убеждать умалишённого логикой, однако мне поручили попробовать методику Адгара на вас, в качестве эксперимента. Но вам самой я бы не рекомендовал на такие темы общаться с другими пациентами. Никто из них не скажет вам правду. Только вымысел. У кого-то он хрупок и полон противоречий, но им самим того невозможно донести, у кого-то — масштабен и продуман, как, видать, ваш. Но это лишь защитный барьер, который выстроило подсознание, чтобы оградить каждого из вас от того, частью чего он быть не хотел. Видите ту даму, вон там? Это Дайнара, мать двадцати детей, лишь двое из которых — мальчики. Она озолотила своего почтенного супруга, князя Валегро. Была его жемчужиной. Он носил её на руках. Выполнял все её прихоти. И разбаловал. Дайнара возмечтала о недосягаемом, о магии, владении ею. Для своего отца она была единственной дочерью целых восемнадцать лет. Повидала чудес. И вот под старость Дайнара «поняла», что родилась мужчиной, что это она была мужем, а её супруг — женой, что она обманута. Она пыталась колдовать через младшую дочь и едва ту не погубила. Супруг был вынужден отдать её к нам. Не знаю, любит ли он её, но уж точно признателен. Он хотел бы, чтобы она вернулась — такой, какой была. Дайнара тоже всё время пытается выбраться, чтобы добраться до какой-то из своих дочерей и отомстить.
— За что?
— За то, что они отвернулись от неё и не приходят на помощь, — хмыкнул призрак. — Если начать говорить с Дайнарой, пытаясь поймать её на противоречии и открыть её глаза, она генерирует наибезумнейшие байки. К рождению каждого дитя у неё есть история о том, как её заморочили, вынудив поверить в беременность и роды. Как послушки сливались с её телом, обращаясь наливистыми грудями, чтобы она кормила детей, думая, что является женщиной. Как супруг якобы бинтовал себя под одеяниями, чтобы скрыть беременность, а её откармливал, дабы создать видимость растущего живота. Как её подвергали пытке, имитирующей роды. Дайнара — мастерица объяснять свою жизнь под углом окутавшего её бреда. Я бы направил её в серый дом, но я не её лечащий врач, и князь Валегро всё ещё не теряет надежды. Мы пытаемся её излечить.
— Серый дом — это?.. — мрачно уточнила Полина.
— Последний приют для тех, кто безнадёжен. Тюрьма теней. Надеюсь, вы не окажетесь там, Полюна.
— Полина.
— Да-да, следуйте за мной, барышня. Мы лишь начинаем ваше знакомство с реальностью.
Жёлтый дом был целым замком, но для свободного перемещения пациентам, удостоенным такой возможности, предоставлялась лишь центральная часть второго этажа. Тут же были размещены палаты тех, кто не представлял опасности для себя и окружающих.
— Над нами кабинеты и архив с историями болезней, под нами — процедурные. В подвалах — палаты для буйных. Вы же не вынудите нас переводить вас в подвал, Полана?
— Для квинтэссенции опыта всей жизни какого-то колдуна, у вас слишком дырявая память, — огрызнулась она. — Меня. Зовут. Полина.
— Больно диковинное слово вы сочинили, барышня, — не обиделся Вольфганг Пэй. — Мне бы следовало звать вас Эднарой. — Радует, что вы прекратили верещать от бытовых вещей.
— Что толку? Ничего не пропадает, — насупилась она.
— Это верно подмечено. Однако вы могли бы заставить пропасть всё что угодно, — в симбиозе со своим отцом. Некоторые дочери даже негласно берут дома в свои руки, превращая отцов в ширму. О том не принято говорить. Может быть, вы всё-таки бросите свои придумки и попробуете сделать так? — лукаво предложил дух. — На воле?
— А за такие речи вам ничего, случайно, не будет? — огрызнулась пленница.
— А кто же вам поверит, милочка? — хмыкнул Вольфганг Пэй. — Но смотрите: вы снова вспоминаете истину. Она не могла совсем стереться из вашего сознания. Просто спряталась. Понять бы ещё, почему… — тише добавил он себе под нос. — Обратите внимание на ту сиреневую наду, вон там, на кушетке. Это Китра, Туман нашептал ей полагать себя человеческой женщиной. Прекратила колдовать, стала носить платья, скроенные для людей, и даже парики. Конечно, то — вопрос выбора, не повод оказаться в жёлтом доме. Однако же, — Вольфганг Пэй хохотнул, и его золотистые очертания вздрогнули, — Китра захотела замуж, как полагается. Взялась совращать старшего сына дома Тьюрэ. Представляете? Поговаривают, у неё с княжичем Брайгом даже что-то было. Теперь она тут. А сына князь Тьюрэ скоро женил и отвалил за невесту целое состояние. Немудрено — после такого-то скандала! Межвидовые альковные забавы — строжайшее табу совета Пяти. Пообщайтесь с Китрой, мне кажется, вы можете подружиться. А вон там ругается с послушком Лионелла, у неё ситуация почти что обратная: барышня возомнила себя надом, чью силу связывают нарочно. Но норов у неё вздорный, мальчишеский, может и в драку полезть. В её семье восемь ребят, и она — единственная дочь. Теперь-то уж почти все братья стали простолюдинами. Лионелла — наша пациентка уже почти тридцать лет. Несколько раз ходатайствовал о её переводе в серый дом, да отец ещё на что-то надеется. Он только старшего смог женить, потом средства кончились. Да и враги не дремлют: маг без сил — заманчивая приманка.
— Для кого?
— Для других магов. Люди пронизаны пороками в своём стремлении урвать от жизни с лихвой.
— А что происходит с простолюдинами?
— Их раскупают для работы, в основном для посевов и ухода за перевёртышами в лесах. Послушки не могут обитать вдалеке от княжеских замков или учреждений, вроде нашего, — в полях они окаменеют. Так что там приходится управляться простолюдинам. Может быть, оно даже и получше. Никто из человеческой породы не жаждет быть женщиной или простолюдином, так нашёптывает тщеславие. Но приводит оно на тропу многих зол. А у простых людей в третьем и дальше поколении спесь выветривается, и, возможно, они бывают также счастливы, как нады. Но вам не стоит проводить экспериментов на своей семье. Первым поколениям будет очень несладко. Это ломает. Пожалейте братьев…
— Я не смогу. Я не Эднара д'Эмсо. Сами говорите, что князю нужна единокровная дочь, а не просто кто-то покорный.
— Потому-то и вожусь с вами, — кинул золотистый призрак.
— Ну хорошо. Вот вы хотите мне всё тут показать, со всеми познакомить — и что дальше?
— Замысел состоит в том, чтобы вернуть вам веру в свои силы. Того будет довольно для вашего отца.
— А если у меня нет сил? Просто представьте на минутку, что я не вру.
— Не только я, но и сам директор красного дома уверен, что вы не врёте. Не то бы его каратели живо покончили с вашим гонором. Вы верите и верите искренне в свою фантазию. Мы же будем вас разубеждать… некоторое время. Если метода Адгара не сработает, применим привычные инструменты. Силою коих работаем с другими пациентами. Иногда жёлтый дом выпускает своих подопечных обратно в жизнь, обновлёнными.
— Всё это очень любопытно, сэр, — вздохнула Полина. — И даже здорово, что вы пытаетесь помочь кому-то. Только со мной ничего не получится. Вы ошиблись. Если всё это и существует в реальности, то я — не Эднара. Вы можете рассказать мне всё что угодно, я даже могу вам поверить. Но я не смогу ни для кого колдовать. Мои отец и дед не были волшебниками. И считающему себя моим отцом князю стоило бы поискать путь на Землю. Может быть, его настоящая дочка там?
— И как же прикажете ему пробираться туда?
— Я не знаю. Склоняюсь к мысли, что всё это мне кажется. Но если нет — то это параллельный мир. И если я в него попала, ваша Эднара могла выйти в мой таким же способом. Вам бы лучше разобраться, что было во время нападения на старика. Я и этот ваш князь были в замке, сражались с дедком и девочкой. Вдруг там ключ к тому, как я сюда попала?
Внезапно призрак завис и как-то сгустился.
— Вернёмся в палату, — изменившимся голосом проговорил он. — И послушайте моего совета, барышня: о делах своего отца распространяться не стоит, кем бы вы его ни считали. Рот на замок. Не то вызовем палача из красного дома, и он вырежет ваш язык, а там сможем вернуться к экспериментальной терапии.