Скорбный дом Междуречья

Глава 3 Желтый дом

— Общение с князем д'Эмсо я сейчас не рекомендую. Личность деформировалась полностью. Ни угрозами, ни пыткой, ни уговорами он не добьётся от неё ничего, может только усугубить патологическое состояние.

— Как это случилось? — спросил другой, чуть булькающий, словно продирающийся через мокроту в горле, голос.

— Трудно сказать. Сильное потрясение. Или предрасположенность. Люди — низшие существа, влияние магии на их организмы могло заложить бомбу много поколений назад.

— Князь д'Эмсо — это не тот счастливый отец одиннадцати сыновей? — в булькающем голосе говорившего послышался смешок.

— Тот самый. Скоро о нём начнут рассказывать страшилки для маленьких мальчиков… Но честь по чести, князь в отчаянном положении. У него всего две дочери, старшую не выходит выдать замуж из-за причуд младшей уже десяток лет. Не думаю, что у князя найдутся средства на покупку невест сыновьям, а первому таковая уже требуется. Пропустит пору, и его потомство выйдет с браком.

— Что она себе возомнила?

— Сложная бредовая система. Какой-то абсурдный мир. Самостоятельные женщины, дочери, ненужные своим отцам, выполнение функций послушко́в, в том числе и малолетними людьми. Она и дочурку сочинила себе и якобы оставила в опасности. Кроме того, если я верно понимаю, бредовый мир начисто лишён магической составляющей. Барышня полностью заместила свою личность.

— А вы… уверены, что это не сказка? — осторожно уточнил булькающий голос.

— Ставите под сомнения мои способности?

— Такое бы мне и в голову не пришло. На ваших талантах весь красный дом держится, Адгар. Просто больно диковинная фантазия. Среди моих подопечных есть почтенная мать семейства, возомнившая себя мужчиной. Девица, с юных лет уверенная, что она над, чью силу связываем именно мы. Есть нады, считающие себя людьми, и даже нады, решившие стать послушка́ми. К нам самолично обратилась за помощью эманация, почитающая себя живым колдуном, который не может заставить свои руки за что-то взяться, — и просит излечить это отвращение. Мы держим под замком вечного Мгаэля, уверенного, что сейчас эра Дайнатакас и он — первый глава совета Пяти, заточённый своими врагами. Но чтобы кто-то отрицал магию… Спасибо, что не воздух кругом. Как её фантазия интерпретирует увиденное глазами? Барышня галлюцинирует? Воспринимает всё искажённо?

— Нет. Видит как есть. И это её шокирует и пугает. Она не притворяется, поверьте. Я бы порекомендовал вашим умельцам сосредоточить внимание на обучении девицы всему, словно бы она — дитя. Мне кажется логичным просто подводить её к осознанию своих сил. В целом не так важно, кем она себя мнит. Важно, чтобы она могла быть проводником.

— Полагаете, снять бредовое состояние не получится? — заинтересованно булькнул второй голос.

— На это нет времени. У её отца. Вы же понимаете. Его вопрос можно решить проще. Так мне представляется. Хотя хвори сознания — не моя сфера. Я работаю с телами.

— Да так, что порой добавляете нам постояльцев, — хохотнул булькающий голос. — Что ж, любопытная головоломка. Поглядим, что получится предпринять. Она ведь не спит?

— Нет, слушает нас уже давно. Это может быть полезно. Не знаю, насколько реальным вообще будет вернуть ей разум. Придерживайтесь моего совета: следует хотя бы привести её к тому, чтобы поверила в свою силу. До сего она будет совершенно бесполезной для своего несчастного отца. Впрочем, коллега, я начинаю уговоры, что не есть этичным с моей стороны. Теперь барышня д'Эмсо — ваша забота. Если понадобится анализ восприятия, вы знаете, куда обращаться.

Раздались удаляющиеся шаги, но ощущение, что кто-то пристально смотрит, и звук хлюпающего дыхания рядом никуда не девались.

Полина вымучено приоткрыла глаза. Она совсем не помнила, как оказалась тут. Сознание ушло, и она провалилась в глубокий обморок. А потом услышала голоса.

Чёрт побери!

Полина едва не заскулила: рядом снова было ирреальное существо с кожей, похожей на гроздь винограда. На этот раз совпадал и цвет — светло-зелёный, что делало ассоциацию полной. Этот был низкорослым и упитанным. Одетым в свободный белый хитон.

Какое-то время они с чудищем пристально смотрели друг на друга, потом Полина перевела взгляд на комнату вокруг: какие-то волокнистые, словно кора пальмы, стены бежевого цвета, не единого оконца, твёрдая кровать без подушки, и к ней, похоже, Полина пристёгнута ремнями.

Возможно, имело смысл притвориться княжеской дочкой. Тут ей не понравилось категорически.

— Мне передали, что ты называешь себя Полиной, барышня, — обратилось виноградное существо к ней, нависнув над кроватью. — Я — Найсингел, директор жёлтого дома. Ты понимаешь, что такое жёлтый дом, э… Полина?

— Психушка? — мрачно предположила пленница, натянув на пару сантиметров над кроватью ремни на запястьях.

— Неплохо, — кивнуло существо. — В целом так и есть, но я предпочитаю определение «лечебница для душевнобольных». Тут мы пытаемся вернуть помутившиеся сознания в реальный мир или хотя бы адаптировать для жизни в нём. А если не выходит — заботимся до смертного одра. Надеюсь, ты не предпочтёшь последний вариант.

— Тебя нет, тебя нет, тебя нет, — забубнила Полина и крепко сомкнула веки.

— О твоём пристрастии жмуриться сказано в бумагах, которые передал Адгар. На этот раз ты придумала ловкий способ удрать от его палачей, плутовка. Но если уж сам маэстро боли уверяет, что это не притворство… Подумаю, кого лучше приставить к тебе, Эдна. Ой, прости, Полина. Но сейчас ответь мне на вопрос — чего бы хотела ты?

— Домой, — просипела она, не разжимая зубов.

— Ты ведь говоришь не о замке князя д'Эмсо, верно?

Полина натужно выдохнула.

— Ты признаёшь, что сейчас находишься тут, так? Видишь меня, когда не жмуришься? Слышишь? Чувствуешь? — Существо положило на Полинину руку свою виноградную лапищу, и по телу прошла дрожь. Она сжалась. — Воссоздать твою фантазию, чтобы поместить тебя в неё, недоступно даже наду. Да и к чему? Адгар считает целесообразным научить тебя жить среди нас заново. Словно ты — гостья. Так тебя устроит? Почему молчишь? Это неразумно. Ты ведь здесь, не будешь же отрицать? Нужно как-то адаптироваться, что ли, — хохотнуло зелёное виноградное существо. — Поразмысли пока, как себя вести. Я тебя освобожу, — прибавило оно, и тиски на запястьях и лодыжках спали. — Но, если начнёшь буянить, придётся принять меры.

Полина открыла глаза спустя минуты три тишины, наступившей после того, как шаги удалились от койки.

Она села.

Пальмовая комната была метра три на три, квадратная, пол выстилала такая же мягкая обивка, как и стены: и как тут прибираются? Полина нагнулась и провела по волокнам. Они плотно прилегали одно к другому и пружинили.

Размозжить себе голову о такое не получится.

Спинки и основание кровати тоже оказались нетвёрдыми, словно бы прорезиненными. Также в комнате имелся столик с закруглёнными углами, стул. Под койкой радовал старый друг — ночной горшок. На стене висела какая-то странная, словно бы войлочная, пустая полка.

Что же происходит? Она в коме? Или безумный сон может оказаться многолетним, а потом поместится в парочку ночных часов?

Грозит ли Пушинке опасность?

Что-то внутри тревожно подсказывало, что грозит. И от этого хотелось выть и биться головой о пальмовые стены.

Вместо того Полина поняла, что проголодалась. Учитывая дичь и абсурдность происходящего, наличие активных естественных потребностей обескураживало. Мешало убеждать себя, что эта ерунда — галлюцинация. Но ведь так может быть, если она испытывает аналогичные желания, пока спит. Иногда, когда нужно облегчиться, в сон проникает сюжетная линия о туалете, когда хочется пить — о воде. Наверное…

И всё же можно сказать, что, когда из волокон стены выступил и посерел карликовый трёхглазый человечек с подносом, она даже обрадовалась.

— Я Крюг, к вашим услугам, госпожа. Велено попотчевать.

— Давай уже, — просипела Полина, хотя сдаваться совершенно не собиралась.

Но кашу съела. Она была сладкой, с фруктами и, кажется, мёдом. И пришлась очень кстати.

Но каша кончилась, а больше ничего не происходило. Только снова вылез из стены Крюг и забрал опустевшую посуду. Во второй раз это даже не вызвало испуганного вскрика.

Часа через два стало понятно, что ждать — куда невыносимее, чем даже путешествовать в летающем мешке. Эта дичь вообще собирается прекращаться⁈ Полина изувечила всё левое предплечье щипками, но пальмовая комнатушка отказывалась пропадать, и она не просыпалась ни дома, ни в реанимации. А продолжала быть частью какого-то абсурда.

Нужно попробовать мыслить здраво. Этого. Происходить. Не. Может.

Значит, что?

На этом месте система логических рассуждений упиралась в глухую стену. Похожую на кору пальмы.

И Полина принялась реветь. Сначала тихо, а потом истерически, утопая в слезах. И ревела до икоты, пока сквозь запертую дверь не просочился призрак.

Он был усатым мужчиной в похожем на рясу одеянии, но с воротником-жабо и аксельбантами из косиц разной толщены на левой части груди. Волосы привидения были собраны лентой в хвост, всё оно было золотисто-прозрачным и парило высокими сапогами с пряжками в полуметре над полом.

Полина мучительно икнула на всю комнату, но реветь перестала. Уставилась на духа, округлив свои распухшие красные глазищи, и чуть не перекрестилась — даром, что не умела.

— Верно, слезами горю не поможешь, — многозначительно объявил призрак и представился: — К вашим услугам эманация достославного Вольфганга Пэя, почившего сто восемь лет тому назад. Я — ваш лечащий врач.

— Здрасти-пожалуйста, — снова икнула Полина.

— Не позволите ли побеседовать с барышней Эднарой д'Эмсо?

— Тебя нет, — сощурила Полина опухшие очи.

— Нет, милочка, достославного Вольфганга Пэя, и притом уже сто восемь лет как. Я же тут, к вашим услугам.

— Ты — призрак?

— Эманация. Чары дочерей Вольфганга Пэя, коими он орудовал всю свою взрослую жизнь, сделали слепок личности и проистекли в меня. Можете считать эманации квинтэссенции жизненного опыта. А вы, значит, отрицаете магию, если я верно понял директора Найсингела.

Полина закатила глаза.

— Но ведь нельзя отрицать очевидного, милочка! Ведь ваши очи видят, например, меня, разве не так?

— У меня бред.

— Тут с вами невозможно не согласиться! — вскинул руки и растопырил пальцы на них Вольфганг Пэй, или как там это правильно называть. — Как раз по этому поводу меня к вам и приставили. Вы хотите, чтобы я называл вас Половиной?

— Полиной. Я не хочу, чтобы меня вообще тут кто-то как-то называл. Хочу, чтобы всё это пропало.

— Кануло в первозданный Туман? — растянул золотые губы в улыбку призрак.

— Чего вам от меня нужно? — поинтересовалась Полина сурово.

— Тут вот какое дело, милочка: вы, почитай, последняя надежда своего рода. Старшую вашу сестрицу давно пора отправлять под венец, младшую сестрицу вам матушка всё никак не подарит, братцу вашему, старшему, дочь подступает пора заводить, а для того надобна благородная супруга магических кровей. Что в наше время роскошь недешёвая. Если сестрицу замуж не продать, то и братец с носом останется. А долго тянуть нельзя: вдруг ему так же, как вашему батюшке, не свезёт с супружницей и пойдут косяком одни сыночки-нахлебники? Так и из поры выйти можно. Вы же не хотите сделать брата простолюдином?

— У меня нет братьев. И сестёр. Я была у мамы одна.

— Это вы интересно придумали, Пылина.

— Полина.

— Будь по-вашему. Однако, скажите на милость: что вокруг может подтвердить ваши слова? — призрак выдержал красноречивую паузу. — То-то же. А мои слова всяко можно подтвердить. Потому давайте условимся временно, до предоставления вами доказательств обратного, всё-таки считать, что магия существует.

— Ну пускай себе существует. Только без меня, — огрызнулась Полина.

— А без вас не выйдет, во всяком случае, у вашего батюшки. Потому как старшую дочь нужно срочно продавать. Не может же он остаться без чар?

— Да я при чём к его сраным чарам⁈

— Фи, юная леди! Что за выражения⁈ Где вы такого наслушались? Директор красного дома уверяет, что вы страдаете полной амнезией на предмет объективной реальности. Так что давайте я вам поясню: в мире существуют нады, они находятся над людьми и вольно пользуются колдовством с самого детства, а порой даже и в утробе матери начинают. Им проще, и, будь вы надом, возиться бы с вами, думается, не стали. Перевели бы в серый дом и забыли, а вы бы фантазировали, что вашей душе угодно, покуда не померли. Но вы — человек, дочь знатного рода. А люди, к моему и всеобщему (человеческому) большому сожалению, в колдовстве весьма ограничены. Живёт оно в женском поле едино, течёт вместе с кровью по венам. Но дама его применять не умеет, только беречь и перенаправлять. Мужчина же колдовать способен, однако ему нечем. И черпать магию мужчина может только из единокровной дочери, если отцом её матери, то бишь дедом по женской линии, был полноценный маг, который применял чары дочери, уже, разумеется, своей. Вы следите за моей мыслью?

В целом, Полина пыталась. Разобраться, что тут происходит, похоже, было необходимо.

— Ежели мужчина не становится отцом источнику чар до тридцатилетия, потом он уже совладать с природой не сможет. И станет простолюдином, человеком без сил. Как вечные, только смертным. И весьма хрупким, что немаловажно. В общем, судьбинушка незавидная.

— Тот усатый хер, который меня сюда закинул, не сможет без меня колдовать? — резюмировала Полина.

— Бинго! Хотя я бы предпочёл, чтобы вы выражались изысканнее. На самом деле у вас есть старшая сестра, и с её помощью князь д'Эмсо справляется, потому как норов у вас буйный, а характер на редкость упрямый. Но нынче сестру вашу экстренно требуется продать. Отработавшие своё девочки, кому на смену родилась сестра, — товар ходовой и дорогостоящий. Потому как рожают супруги мужьям своим не по заказу, а как древний Туман повелит, ну или другие какие штукенции. В общем, случаются мальчишки. А это, сами понимаете, затратно. Каждому сыну нужно замок подарить и жену купить на семейные средства, только так от него можно наконец-то избавиться. Потому как за детоубийство совет Пяти карает по всей строгости. Вышел малец — изволь. А у вашего батюшки сыновей — одиннадцать душ кряду. И старшему, уж, простите, осемнадцатый годок зело давно пошёл, с тех пор сидит бобылём, потому как нет средств на брак. А пора его. Того. — Призрак сделал пальцами движение, будто что-то отметает в сторону. — А на то — средства надобны немалые. Так что нынче только в вас спасенье. Годов вы ещё юных, иначе, думается, бедолага-князь, сестрице вашей на горе, вас бы выдворил под венец. Всё-таки о ваших проблемах особенно не распространяются, только нам вынужденно отчитались. Но мы рты на замке держать умеем. Тем славен Скорбный дом Междуречья.

— А сколько мне лет? — удивилась Полина, хотя всяко настраивалась в игры своего бреда не играть.

— Четырнадцать, барышня!

— Да вы с ума сошли! Мне двадцать пять! У меня дочке шесть скоро!

— Ну помилуйте, барышня, откуда взяться у вас дочке, если у вас даже женские недомогания ещё не начались, хотя и пора бы уж?

— Господи… какая ерунда… чего вы от меня хотите? — простонала Полина вымученно.

— Чтобы вы поверили, только и всего. Поверили и смогли стать источником чар для своего батюшки. А иначе всему роду д'Эмсо грозит стать простолюдинами. Вот такие дела, моя дорогая Паулина!