Полина кричала истерически и дико, расширенными глазами таращась на парящего старика, а тот начал медленно опускаться на каменный пол. И вдруг она краем сознания зафиксировала девочку лет десяти, прятавшуюся у старика за спиной. Он держал её здоровой рукой.
А потом из глаз умеющего летать обожжённого человека ударила молния, и осатанелый мужчина едва успел, навалившись на Полину и сбив её с ног, от этой молнии увернуться. Разряд угодил в высокий пещерный свод, пустив по нему трещины. Мелкие камешки посыпались с дробным звоном, а следом часть скалы съехала, опустилась вниз, грозя обвалиться.
— Хочешь нас убить⁈ — проревел неизвестный, снова стиснув Полинину руку.
Она ударилась копчиком и левым локтем, скорее всего, подвернула ногу, в её голове нарастал гул. Этого не может происходить. Всё это — невозможно! И так реально.
Старик уставился на повреждённый свод пещеры, и трещина побежала дальше, очертила неровный круг над головой Полины и её мучителя. Безумный мужчина изогнулся, что-то достал из высокого сапога и метнул в сторону девочки. Кажется, кортик вонзился в несчастного, перепуганного ребёнка в районе бедра. Старик охнул, обернулся, загораживая собой пострадавшую.
А осатанелый мужчина наконец-то выпустил руку Полины, возможно, сломанную, ухватил её за локоть и потащил, силясь поднять на ноги:
— Бежим!
С необходимостью этого действия мысли спорить не возникло. От каждого соприкосновения с неровным полом боль пронзала левую лодыжку и катилась выше обжигающей дрожащей волной. Мужчина волок Полину вперёд полутёмными пещерными коридорами. Происходило что-то ирреальное.
Необходимость бежать и растущая боль вымели мысли прочь.
А потом она увидела свет впереди. Нужно только вырваться к людям на улицу, позвать на помощь… Неимоверным усилием Полина метнулась вбок, и мужчина разжал пальцы. Наплевав на боль, она понеслась к свету, набирая в грудь воздуха, чтобы кричать.
Выскочила на площадку и едва успела затормозить перед обрывом.
Невозможным обрывом очень высокой отвесной горы. В лощине клубился густой туман цвета охры. Из него впереди выныривали другие скалы. Над туманом в воздухе у самого плато парил золотистый огромный таз, в котором ёжилось перепуганное зеленовато-серое существо с огромными глазищами — тремя, неравномерно растыканными по всему, наверное, лицу.
Осатанелый мужчина нагнал Полину и грубо схватил за волосы, дёрнув назад. Возможно, это и помешало ей в итоге упасть. Он подхватил её под руки и едва ли не зашвырнул в таз, но тот не полетел оттого в бездну.
— Домой! — проорал мужчина существу.
Оно послушно вскинуло перепончатую лягушачью лапку, стукнуло по тазу, и у Полины всё обвалилось внутри, словно бы она понеслась вниз в вагончике американских горок. Она закрыла глаза и снова начала кричать, пока не охрипла. Голоса не стало.
Таз «причалил» к скале, стукнувшись о неё так, что пассажиры вздрогнули, и свирепый мужчина тут же двинул существо сапогом, наказывая за неосторожность.
Здесь всё словно бы было оборудовано для стоянки: деревянные мостки по бокам заставлены похожими летательными посудинами, на высоких столбах горят факелы, ступени, начинающиеся чуть поодаль, поднимаются к арке нависающего громадой замка.
— Чего ты добиваешься⁈ — просвистел мужчина, схватив Полину за плечи. — Ты действительно считаешь, что это смешно⁈ Мы могли погибнуть! Ты этого хочешь⁈ Может быть, столкнуть тебя в небыль⁈ Эднара! Что ты язык проглотила, дрянь⁈ — Он рванул её за волосы назад, высоко запрокидывая голову. — Отвечай своему отцу!
— Отпустите, — едва слышно прохрипела Полина почти пропавшим голосом.
Из-за безумности происходящего страх накатывал волнами: то захватывая её всю, то отступая прочь полностью.
— Ты очень пожалеешь об этой выходке!
Нужно проснуться. Нужно очнуться от кошмара. Это как сон, когда ты осознаёшься в фантазии, но никак не можешь её остановить. Нужно проснуться. Проснуться, проснуться…
— Проснуться… — прошептала она.
И застыла, уставившись на то, что приближалось по «пристани».
Каменное человекоподобное существо, метра в два ростом, широкое и громоздкое, грохотало, прогибая своим весом деревянные доски. Оно было сюрреалистичным до головокружения.
— Запри эту дрянь! — рявкнул Полинин мучитель и с усилием приподнял её за плечи над поверхностью парящего таза.
Каменные руки легко подхватили парализованную ужасом ношу. Полину закинули на твёрдое огромное плечо и понесли — под своды замковой громады, по тёмным безумным коридорам, через широкие комнаты…
Этого не может происходить на самом деле. Всего этого нет. Не может быть.
Проснуться. Она вспомнила. Её ударило током. Наверное, она потеряла сознание… И всё это… Пушинка! Пушинка ждёт дома одна!
Полина попыталась оттолкнуться от каменной спины на вытянутых руках. Та, которую сжимал безумный мужчина раньше, отчаянно болела. Как же проснуться?..
— А-а-а-а-а, — провыла она хриплым стоном.
А потом существо оказалось в комнате, опустило Полину на ковёр. И оглядело бесстрастно, но внимательно.
— Пришлю Рюмплина с лекарским саквояжем, — проговорило оно ровным глухим голосом. — Мисс голодны?
Полина обхватила себя за плечи и начала раскачиваться, упёршись коленями в узорчатый ковёр.
Издавая странный скрежещущий звук, каменное существо развернулось и вышло, чуть пригнувшись в дверном проёме.
Полина затравленно огляделась. Всё такое реальное… Её ударило током. Может быть, она впала в какое-то бредовое состояние? Кто-то должен был обнаружить её… Наверное, вызвать «скорую». Её бы забрали в больницу… Господи, Юля! Её дочка закрыта дома совсем одна! Они сняли квартиру так недавно… Успел ли кто-то из соседей запомнить, что у неё есть дочь? Сможет ли сопоставить известие о том, что новую жилицу нашли без сознания на первом этаже, с тем, что в квартире на восьмом может быть закрыт маленький ребёнок?
Люди так мало внимания обращают друг на друга в больших городах…
Нужно очнуться. Нужно прийти в себя.
Сон должен закончиться. Но если это кома…
Юля — довольно самостоятельная девочка. Она умеет брать еду из холодильника и даже пользоваться микроволновой печкой. Она может подставить табуретку к раковине на кухне, если в графине закончится вода, и знает, что наполнять его нужно непременно из маленького краника фильтра. В холодильнике есть глазированные сырки, пирожки с капустой, отварная картошка и на крайний случай кастрюля с супом. Пушинка сотню раз видела, как мама кладёт суп в тарелки и нагревает в микроволновке. Она должна сообразить, что делать, если будет действительно голодна…
Но куда раньше, чем придёт очередь супа, наступит ночь. За окнами стемнеет, а мама так и не вернётся из магазина.
Пушинке некому позвонить, чтобы позвать на помощь.
Догадается ли она открыть окно и попробовать кого-то позвать? Услышит ли кто-то крик маленькой девочки с восьмого этажа?
Преодолеть дверь Юля не сумеет: закрытая на ключ снаружи, она становится несокрушимым барьером для пятилетней крошки.
Что будет с её ребёнком?
Нужно очнуться. Вырваться из этого безумия. Развеять лихорадочный бред. Бред. Бред…
Полина встала на четвереньки, а потом медленно поднялась на ноги. Левая распухла и отчаянно болела. Она снова села на ковёр и расшнуровала замысловатую обувь, впивающуюся сейчас в начавшую синеть кожу.
К ноге прилила волна боли, и на глазах выступили слёзы.
Хромая, Полина кое-как добралась до узкого каменного окна. И уставилась на густой охряный туман, похожий на кисель. Отсюда, с высоты, не было видно, что он — дымное облако, и казалось, что пространство заполнено небывалой по цвету мутной водой.
Всё такое настоящее. В комнате пахло духами или цветами, каким-то сладковатым тяжёлым ароматом, не вяжущимся с действительностью. С безумной невозможностью того, что окружало Полину, не было способно увязаться ничего.
Она провела здоровой левой рукой по каменной кладке. Холодная и шершавая, она на боковинах окна была к тому же влажной, покрытой росистым налётом, — и пальцы окрасились рыжими каплями.
Полина вздрогнула из-за гулкого сильного удара за спиной и отскочила, неосторожно опершись на больную ногу, — у неё снова выступили слёзы.
В дверном проёме стояла высокая очень разгневанная девушка в платье с бордовой, стоящей колоколом, длинной юбкой и шлейфом позади — его Полина разглядела, когда девушка уже стремительно вошла в помещение и встала перед ней, уперев руки в бока.
— Что ты задумала⁈ — завизжала она. — Что ты опять надумала, Эдна⁈
— Я не…
— Если ты снова всё разрушишь… — девица на несколько секунд зажмурилась, стиснув зубы, и медленно втянула носом воздух, а потом распахнула глаза, старательно изображая на лице доброжелательность. — Сестра, прошу тебя, будь милосердной. Дай мне выйти замуж и вырваться отсюда. Матушка вскоре понесёт дитя. Я уверена, что она не оплошает вновь! Я чувствую это! Потерпи немного, пожалуйста! Если ты ещё раз всё разрушишь… — По лицу неизвестной прошло что-то вроде судороги. — Я умоляю тебя, Эдна, не вытворяй такого до моей свадьбы! Потом… потом, видит древний Туман, можешь устраивать что угодно! Но дай мне спастись. Прошу тебя. Я… я не знаю, что он предпримет теперь, после этого… он велел написать Ирвару о том, что грядущий приём будет перенесён. Если он вновь отложит церемонию… Ну зачем, зачем ты вытворила это именно сейчас⁈ — вдруг сорвалась девица на крик, и её глаза блеснули яростью.
— Я не понимаю… — Полина отступила вплотную к окну, опять потревожив повреждённую ногу. — Не понимаю, кто вы…
— Какая же ты тварь, — выдохнула девица. — О древний Туман, какая же ты всё-таки тварь… Пожалуйста! Имей хотя бы немного сочувствия! Не начинай сейчас. Только не сейчас!
— Этого не происходит. Этого нет на самом деле, — забормотала Полина и впилась пальцами в подоконник за спиной, всей душой надеясь, что он начнёт таять, как туман, вместе со всем окружающим. Надеясь очнуться — на грязном, заплёванном полу около лифта или на больничной койке. Или в постели рядом с Пушинкой, поняв, что всё это просто кошмарный сон… Невероятно реалистичная, яркая полуночная грёза.
— Отец не позволит тебе выбрасывать свои фокусы. Ему нужны деньги. Ему тоже нужна моя свадьба! Слышишь⁈ Этот бесполезный цирк не поможет тебе! Прошу тебя, Эдна, одумайся! Моли у него о снисхождении! Поклянись быть послушной! Солги, если хочешь, Туман тебя поглоти! Но лги до церемонии! Пожалуйста! Ну какая тебе разница, когда бунтовать⁈ Это ведь ничего не изменит для тебя! Эдна!
— Меня… зовут Полина…
— За что же ты меня так ненавидишь? — отчаянно замотала головой девица. — Я же не виновата в том, что родилась первой! Почему ты мстишь мне, а не маменьке, мне, а не отцу? В чём повинна перед тобой я⁈
— Кхм-кхм.
Она резко оглянулась, и за пышным колоколом платья Полина увидела приземистое живое существо, похожее на то, что управляло летучим тазом, но, кажется, всё-таки другое. В лягушачьих лапках оно сжимало что-то вроде ларца.
— Дозвольте помочь барышне, Его Сиятельство говорят, что она пострадала.
— Лучше бы он велел её выпороть! — просвистела девица и устремилась вон из комнаты, больше на Полину не взглянув.
— Где болит, барышня?
Полина вжалась в оконный проём. Пятиться было некуда. Существо сделало к ней несколько шагов и поставило сундучок на пол.
А потом повреждённая нога сама собой вытянулась вперёд.
Полина снова заверещала. Это было так неожиданно, что она отшатнулась от собственной ноги, которую словно бы держало что-то невидимое, и потому ударилась головой о мутное стекло, внезапно прорвавшееся, как бумага.
Полина подалась в сторону, пытаясь перевернуться, и едва не вывихнула ногу ещё и в бедре.
Кошмарное приземистое создание тоже испугалось, оно сделалось словно бы ниже ростом, оплыло куда-то в ковёр, а незримые тиски отпустили Полину. С трудом подтянув больную ногу на подоконник, она вжалась в боковину оконной впадины.
И неверящим взглядом уставилась перед собой.
Существо на полу казалось резиновым или песчаным. Нижняя часть его тельца слилась с цветом ворса, будто ковёр обернулся болотом, а монстрик тонул в нём.
— Ох, барышня, дайте Рюмпину помочь вам, пожалуйста! Князь будет гневаться пуще прежнего!
— П-п-помогите, — проскулила Полина.
У неё начинался озноб. Левая нога и правая рука раздулись, и от них по телу разливался жар. Счёсанная во время падения кожа саднила. Болела каждая косточка… И всё это вокруг, оно не должно, не может происходить. Она не должна такого видеть. Нет-нет-нет…
Цепляясь за мысли о дочери, Полина плотно сомкнула глаза.
— Ох, барышня, не стоит вам снова жмуриться, — пропищал голосок монстрика. — Скверная затея, барышня. Ох, скверная ваша придумка…
Внезапно лодыжка вновь зажила своей жизнью, вывернулась в сторону без всякого Полининого желания, прокатила по телу волну боли, а потом её словно бы стиснуло что-то холодное. Полина только сильнее сжалась, смыкая глаза до цветастых разводов.
Правая рука тоже конвульсивно двинулась, и её окутал холод. Ледяные змейки потянулись по коже Полины под одеждой. Она попыталась их стряхнуть, но это не прекращалось. Сколько ни жмурься. Сколько ни закрывай глаза и не сжимайся, пытаясь просочиться сквозь несуществующую, невозможную, выдуманную стену…
— Родители будут говорить с вами спустя четверть часа. Приготовьтесь, — пискнуло сквозь пульсирующий мрак существо.
Потом стало тихо.
Полина сосчитала до ста и приоткрыла один глаз.
В комнате было пусто.
Рука и нога вернулись к правильным размерам, опухлость исчезла, кожа из синюшной стала прежней. Ссадины на теле пропали без всякого следа, словно по волшебству.
Она сидела на подоконнике утопающего в охряном тумане замка, одетая в полотняный серый комбинезон, в одной сандалии, в совершенно пустой чужой комнате, которой не может быть. Сквозь прорванную прозрачную бумагу на окне в лицо бил влажный сладковатый бриз.
Потом снаружи пролетело что-то вроде огромной бабочки, на ходу превратившись в бирюзовую длинноклювую птицу.
Пушинка дома одна уже как минимум три часа.
А может, намного дольше…