Скользкая дорога

Глава 10

Спустя два месяца подошел к концу процесс по делу Тима Кравица. Присяжные удалились выносить вердикт, и прогнозы того, каким будет их решение, стали главной темой сегодняшнего дня.

— И у нас в студии профессор юриспруденции, доктор Джеймс Уорнхолл. Добрый день, господин Уорнхолл! — поприветствовала юриста ведущая.

— Добрый день.

— Я хотела бы начать со своего наблюдения, так как не пропускала ни одного эфира. Как мне показалось, даже сам Тим Кравиц ожидает обвинительного приговора. Вы как считаете?

— Мне сложно сказать, ведь это будет весьма субъективное суждение. Но если оперировать фактами, то позиция защиты действительно выглядела очень неубедительной.

— Расскажите вкратце, пожалуйста, нашим зрителям, в чем заключалась линия защиты?

— Если вкратце, то защита настаивала на отсутствии прямых доказательств. Однако, учитывая факты, я не думаю, что у них была реальная возможность избрать какую-то другую тактику.

— То есть если говорить о состязательности сторон, то аргументы обвинения выглядели более убедительно?

— Более чем убедительно, я бы сказал. Помимо показаний домработницы, сообщившей о ссорах между супругами, обвинение предоставило данные судебно-медицинской экспертизы. Из ее результатов усматривается, что убитая не ждала смерти, а значит, не принимала латиоид. Учитывая время и обстоятельства ее смерти, единственное место, где латиоид мог попасть к ней в организм, был дом, в котором она проживала совместно с господином Кравицем. Она была беременна от другого мужчины и шантажировала подсудимого, желая получить деньги в обмен на свое исчезновение из его жизни, о чем свидетельствуют многочисленные записи разговоров супругов. И этим доказательства обвинения не исчерпываются.

— Каким, как вы полагаете, будет приговор?

— Я нисколько не удивлюсь обвинительному приговору. Во-первых, в суд никогда бы не передали дело в отношении такой персоны, как Тим Кравиц, не будь у следствия абсолютной уверенности в его виновности и не располагай оно серьезными доказательствами, изобличающими обвиняемого. А во-вторых, на присяжных может повлиять и то обстоятельство, что ни у кого больше не было мотива убивать госпожу Джефферсон.

— Присяжные должны прийти к единогласному решению?

— Нет, по закону достаточно девяти голосов из двенадцати.

— Большое спасибо, господин Уорнхолл. А теперь я предлагаю посмотреть фрагмент интервью с защитой Тима Кравица. Пожалуйста, внимание на экран.

В кадре показался седой мужчина, который, стараясь не смотреть в камеру, неуверенно пробормотал: «По большому счету нам неважно, какой вердикт вынесут присяжные. Мой подзащитный не убивал свою жену, и это факт. Это факт независимо от того, какое итоговое решение примет председательствующий судья, Ее честь Сальгадо, которая, я напомню, по закону не вправе отвергнуть оправдательный вердикт присяжных, но может не принять обвинительный вердикт. Мы надеемся, что даже если присяжные признают господина Кравица виновным, судья Сальгадо взвесит факты и провозгласит оправдательный приговор. А если нет — что ж… К счастью, есть Суд Прошлого. Там и будет поставлена точка. И под точкой я имею в виду белое ядро, разумеется».

«Это был фрагмент интервью адвоката господина Кравица, — обратилась к зрителям ведущая. — Напомню, что в Четвертом окружном суде Сан-Паулу идет совещание присяжных, которые должны определить судьбу Тима Кравица».

Вещание всех каналов время от времени прерывалось на последние известия из суда — присяжные все еще не вышли из своей совещательной комнаты, хотя отведенное им на вынесение вердикта время давно истекло. «Интересно, вызвана ли такая задержка большим количеством фактов, или же между присяжными разгорелся спор о виновности Тима Кравица? Мы будем держать вас в курсе событий!» — звучало по новостям.

В девять вечера по местному времени дверь совещательной комнаты открылась, и оттуда вышли присяжные. Эфир сети моментально переключился на этих 12 героев сегодняшнего дня. Клерк суда уведомил судью о том, что присяжные снова в зале, и спустя минут пятнадцать Уилма Сальгадо взошла на свою трибуну и первым делом обратилась к старшине жюри присяжных:

— Господин старшина, присяжные вынесли вердикт?

— Да, Ваша честь, — послышался ответ старшины.

— Пожалуйста, сообщите, пришли ли присяжные к выводу о том, что действительно имело место убийство человека?

— Да, Ваша честь.

— Установили ли присяжные, что убийство совершил подсудимый, господин Тим Кравиц?

— Да, Ваша честь. Установили. Убийство Стефани Джефферсон совершил господин Тим Кравиц.

— Пожалуйста, сообщите, каким числом голосов был принят обвинительный вердикт?

— Единогласно, Ваша честь.

— Благодарю вас. Присяжные могут быть свободны.

Присяжные сошли со своей трибуны и заняли место в зале, битком набитом журналистами и простыми слушателями. Уилма Сальгадо была готова к тому, что первые несколько минут после провозглашения вердикта присяжных зал будет бесполезно останавливать — корреспонденты, не стесняясь судьи и игнорируя регламент, наперебой сообщали о том, что присяжные признали Кравица виновным. Постепенно накал страстей угас, в зале стало тише, а пронзительный стук молоточка окончательно навел порядок.

— Уважаемые господа, — сказала судья, — присяжные заседатели единогласно признали господина Кравица виновным. Все то время, что они совещались, я внимательно читала дело и исследовала доказательства, которые были получены в ходе процесса. Как судья я связана оправдательным вердиктом, но обвинительный вердикт не является для меня обязательным, если я приду к выводу о непричастности подсудимого к совершению преступления. Господин Кравиц, — обратилась она к члену Палаты, — в этой связи я хотела бы сказать, что мне не остается ничего, кроме как выразить полную солидарность с вердиктом жюри присяжных. У меня нет никаких сомнений в том, что именно вы убили свою супругу, госпожу Стефани Джефферсон. Я признаю вас виновным в совершении убийства и приговариваю к смертной казни. Вам разъясняется право подать апелляцию в Суд Прошлого в течение двух месяцев. На этом заседание окончено.

Стукнув молоточком, судья встала и не спеша удалилась в свой кабинет. Зал буквально прорвало — к Тиму Кравицу ринулись все присутствовавшие на процессе журналисты, сбивая друг друга с ног: «Господин Кравиц, вы признаете себя виновным?», «Вы ожидали обвинительного приговора?», «Вы будете подавать апелляцию?», «Если подтвердится ваша невиновность, будете ли вы взыскивать компенсацию за незаконное преследование?»

Тим Кравиц стоял не шевелясь. Он был спокоен и даже несколько умиротворен. Казалось, что он испытал сильное облегчение от того, что все это наконец закончилось.

«Господин Кравиц», — робко сказал конвоир, подойдя к осужденному. Кравиц взглянул на него, крепко сжал губы, слегка улыбнулся и сказал: «Да-да, я готов. Пойдемте».

Решившие прийти на это заседание суда Арманду Тоцци и Лукас после оглашения приговора сидели неподвижно, лишь раз переглянувшись.

— Ну, вот и все, — сказал наконец Лукас, — даже немного жалко, что все закончилось.

— Жалко? Нет уж, спасибо. Не надо нам больше таких дел, — возразил капитан.

— Ты прав, конечно. Но я еще своим внукам буду рассказывать, как работал над этим делом!

— Ты детей сначала нарожай, — усмехнулся Арманду. — Пойдем, уже поздно. Завтра у нас с тобой много интересного.

— Арманду, а о допросе какого тайного свидетеля говорил прокурор в своем слове? Почему я о ней ничего не знаю?

— Беранжер Пьярд. Она была домработницей у Джефферсон и Кравица. О ней ты ничего не знал, потому что она была засекречена постановлением прокурора, чтобы исключить возможность Кравица давить на нее. Поэтому в деле нет ни слова об этом свидетеле — она появилась только в суде. Я ее сам первый раз увидел только в зале заседаний. В ходе следствия прокурор допрашивал ее лично, в закрытом режиме.

Перед тем, как пойти с работы домой, Лукас слонялся по улицам города. Время было уже за полночь, но он, сказав Сабрине, чтобы та не ждала его и ложилась, не спешил к ней. Лукаса почему-то охватил страх, а вдруг они все ошиблись… Что, если Тим Кравиц действительно не убивал свою жену? Ведь может же быть такое, что его попросту подставили? А кто? Он сам на суде говорил, что у него нет явных недоброжелателей. К тому же мотив налицо! Интересно, отчего позиция защиты была столь нейтральной, что и защиты-то толком никакой не было? Ни тебе громких заявлений о провокации, ни попыток придать делу политическую окраску — ничего. Да и не заступался за Кравица никто, не считая пары-тройки друзей по бизнесу. Нет-нет, все верно. Перегорел человек, и где-то его можно даже понять. После прослушивания всех его разговоров с женой удивительно становится, как таких мерзких теток только земля носит. Нет, не могли все так ошибиться: и полиция, и прокурор, и 12 присяжных разом, да еще и судья, которая была так категорична в своем решении приговорить Кравица к смерти. Интересно, когда он подмешивал своей жене латиоид, то действительно рассчитывал избежать наказания? Так наивно… И глупо. И ведь это один из девяти самых уважаемых людей на земле, решения которых обязательны для всех! Которые творят закон! Это все очень странно… Люди прожили друг с другом без малого 16 лет в браке! Вдруг их с Сабриной ждет та же участь? Нет, ни за что! Он любит Сабрину. Да дело тут даже не в любви, просто для каждой проблемы можно найти свое решение, не прибегая к крайностям. Странно, что такой умный и опытный человек его не подобрал, отдав предпочтение нелепой пилюле. Лукасу сейчас особенно сильно захотелось к Сабрине в постель — она всегда так нежно обнимала его сзади рукой и немножко обвивала ногу своей ногой… Вовек бы не просыпаться!

Рику сильно переживал, как приговор отразится на проекте по разработке энклоузера третьего поколения. Его брат более года вел переговоры с Фондом Инноваций Тима Кравица на предмет предоставления финансирования в обмен на долю в прибыли от продажи новинки. И хотя сам член Палаты в силу своего статуса не принимал участия в деятельности Фонда и всегда позиционировал себя лишь в качестве его учредителя и попечителя, после возбуждения уголовного дела Фонд анонсировал введение моратория на предоставление любых инвестиций. Зак, в отличие от брата, больших проблем не видел. Личное знакомство с Кравицем хотя и не давало ему преференций по сравнению с другими соискателями денег, но позволяло хорошо знать структуру Фонда и принципы его функционирования. «Мораторий истечет быстро, а пока в испытания мы реинвестируем нераспределенную прибыль, — успокаивал Зак брата. — Продержимся, не переживай. Им же надо будет зарабатывать независимо от того, что там решится с Тимом. А зарабатывать — значит, делать вложения в перспективные стоящие проекты типа нашего. Кравиц отдельно, а бизнес отдельно. Вот увидишь, все будет нормально. Мы же всегда с тобой получали от них инвестиции и возвращали с хорошей прибылью. И в этот раз получим».

До истечения двухмесячного срока, отведенного на подачу апелляции, оставшиеся восемь членов Палаты приняли решение номинально сохранить полномочия Тима Кравица; но до тех пор, пока окончательно не разрешится его судьба, они постановили, что Палата будет полноценно функционировать в усеченном составе.

Через три недели после вынесения приговора защита Тима Кравица публично объявила о том, что апелляция была подана. Сабрина, отвечавшая у Валерии за корреспонденцию, связанную с деятельностью Суда Прошлого, сообщила ей об этом после окончания врачебного консилиума в «аквариуме», созданного директором медицинского лаунжа по одному из пациентов. С консилиума Валерия вернулась на взводе. «Сборище неучей», — прошипела она, зайдя в кабинет и направившись к своему столу. Проходя мимо Сабрины, Валерия бросила ей:

— Ты все еще пишешь книжку про меня?

— Эм-м… — оторопела девушка. — Да, а что?

— Напиши там про то, что я работаю с кучей дебилов!

— Что произошло? — сдерживая смех, спросила Сабрина.

— Ай, ничего. Даже вспоминать не хочу. Ладно, оставим. Есть что-то интересное на сегодня? Только умоляю, не говори, что от меня требуется провести урок в младшей школе на тему «Двадцать способов заклеить пластырем ранку на пальчике» — я только что читала примерно такую лекцию докторам с десятилетним стажем работы! — Валерия все еще была на взводе.

— Нет, — улыбнувшись, ответила начальнице девушка, — тут другое. Апелляция от адвоката Кравица только что пришла. На ваше имя. Я проверила, там все верно, так что ее можно принимать к производству. Если вы дадите отмашку, я направлю им уведомление от вашего имени.

— Хорошо, спасибо. Отсчитай 31 день, начиная с завтрашнего дня — это и будет дата заседания в Квадрате. И отправь им уведомление. Время поставь стандартное — 11 утра. У нас почему-то так повелось… Копию уведомления обязательно направь судьям для сведения.

— Поняла, сделаю.

— Сабрина!

— Да, профессор?

— Спасибо, моя хорошая. Ты у меня сокровище.

— И вы тоже сокровище, — смущенно улыбнулась в ответ девушка.

— Ты еще не собираешься домой? А то время уже позднее.

— Да, я только отчет один доделаю. Проект отчета, точнее.

— Не припомню, чтобы я тебя просила о чем-то подобном.

— Нет, это не вы. Это доктор Реис меня попросила помочь.

— Но ты не ассистент доктора Реис!

— Да-да, просто у нее ребенок в школе… В общем, там у нее что-то случилось, я сама не особо поняла. Мне же ведь не сложно!

— Сабрина, детка, причем тут «не сложно»! Надо уметь говорить «нет». Иначе на тебе они будут ездить! И не только доктор Реис, но и весь медицинский лаунж в полном составе вплоть до охраны!

— Ну как же я скажу ей «нет», если она так меня просила! Было бы неловко ей отказать! У нее ребенок…

— А у тебя Лукас! Ничего с ней не случилось бы. Сидела бы в ночи и сама писала свой отчет, все мы через это проходили. Никто еще не умер. Учись говорить «нет». И если в следующий раз она или кто-то еще подойдет к тебе с такой просьбой, то тебе достаточно вежливо ответить: «Извините, я не могу».

— Но я…

— Еще раз: «Извините, я не могу». Повтори.

— Извините, я не могу, — пробубнила Сабрина, улыбаясь.

— Прекрасно. Могу дать списать слова.

День заседания в Квадрате наступил быстро. Журналисты с ночи облепили невысокую постройку, как мотыльки лампочку, поджидая полицейский бело-красный левипод, который должен привезти осужденного к месту, где либо начнется его новая жизнь, либо прервется нынешняя. В начале девятого утра левипод приземлился на крышу здания, через которую осужденных по традиции спускали по лестницам и коридорам в камеру. Появления высоких судей ждать было бесполезно — чтобы исключить малейшую вероятность форс-мажора, судьи попадали в помещение Квадрата по подземному ходу через цепочку соседних зданий.

Один из журналистов держал внимание аудитории своего канала, проводя исторический экскурс и рассказывая о том, что Париж был выбран местом размещения Квадрата путем простой жеребьевки. Изначально для него планировалось возвести новое здание, и комиссия даже приняла решение отдать под строительство площадку, на которой раньше стояла Эйфелева башня, но в итоге члены Палаты не одобрили эту идею, сочтя, что при наличии огромного количества пустующей площади тратить несколько миллионов на новое здание было бы совершенно неразумно.

Когда наступило 11 часов, все пятеро высоких судей направились по коридору к массивным глухим дверям Квадрата. По традиции до начала заседания они не общались, даже не здоровались. Лишь изредка молча переглядывались друг с другом, и то старались этого не делать. Винсент Перре, самый высокий из пятерых, всегда ощущал себя глупо в темно-фиолетовой мантии, считая это излишним атрибутом для такого циничного действия. Однажды он даже обратился к Валерии и к членам Палаты с инициативой отменить, как он выразился, «маскарад», но его позиция на этот счет так и осталась в статусе инициативы. Отклоненной. «Веками судьи облачались в мантию, чтобы скрыть в себе человеческое, — сказала ему тогда Видау. — Осужденному совсем не обязательно видеть, надета ли на вас сейчас рубашка или водолазка и какого цвета ваши брюки. Ему не до этого».

После того, как последний из пяти судей, Филипп Мартинез, взглянул в чип-ридер, послышался щелчок замка, и механизмы открыли тяжелые двери. В третий раз Икуми Мурао находилась в этом помещении, и в третий раз ей казалось, что по запаху Квадрат напоминает передние ряды партера в зрительном зале театра, прямо возле сцены, где пыль декораций и плотных кулис смешивается с упоительным ароматом ожидания спектакля.

Когда Мартинез, Экман, Перре и Мурао заняли свои кресла, Валерия, встав к ним лицом, произнесла стандартную фразу: «Заседание Суда Прошлого объявляется открытым. Прошу ввести в камеру осужденного».

В прозрачную камеру зашел Тим Кравиц. По нему не было видно, чтобы он хоть сколько-нибудь волновался. «Такая крошечная? — очень негромко, но удивленно произнес он. — На видео она кажется гораздо больше. Это ж не камера, а кабинка туалета какая-то! Надо обсудить это с остальными членами. Тут очень некомфортно. Хотя… в кресле своего стоматолога мне куда более неуютно». Валерия уже хотела сделать ему замечание за шутки не к месту, но Кравиц замолчал, решительно сел в кресло, и тотчас фиксаторы защелкнулись, намертво сковав его запястья, локти и плечи.

«Рассматривается апелляция Тима Кравица, 53 года, город Сидней, — продолжила Валерия. — Признан судом виновным в убийстве своей супруги, Стефани Джефферсон, и приговорен к смертной казни. Апелляция была подана в срок».

Валерия посмотрела на осужденного:

— Господин Кравиц, вы отрицаете вину в совершении убийства своей супруги, Стефани Джефферсон?

— Конечно, отрицаю, — спокойно и уверенно ответил Кравиц.

— Разъясняю вам, что сейчас состоится рассмотрение вашей апелляции. У вас будет забрана кровь в объеме 221 миллилитр. В этом же объеме будет забрана кровь у каждого из высоких судей. Кровь будет смешана и пропущена через ядро, где произойдет контакт с ДНК вашей супруги. В результате установится объективная причинно-следственная связь — были ли вы истинной причиной смерти госпожи Джефферсон или нет. Если да, ядро окрасится в красный цвет, если нет — в белый. Как только ядро окрасится в белый, фиксаторы разблокируются, и вы выйдете на свободу, а ваш приговор будет отменен немедленно. Если ядро окрасится в красный цвет, смертный приговор будет приведен в исполнение прямо здесь через отсечение кистей ваших рук, и вы скончаетесь от потери крови. Вам это понятно?

— Как никому, — сказал Кравиц, улыбнувшись.

— В таком случае я прошу вас заявить отвод, если у вас есть обоснованные опасения, что кто-либо из высоких судей может быть небеспристрастен.

— Доверяю суду, — послышался ответ.

— Я прошу высоких судей взять самоотвод, если кто-либо из них считает себя не способным проявить беспристрастность.

Отсутствие ответа судей не удивило Валерию, и она, выдохнув, заняла свое место, после чего началась процедура забора крови. «Нет, у стоматолога определенно страшнее!» — послышалась шутливая реплика осужденного в момент, когда игла фиксатора проткнула ему вену.

В течение следующей пары минут, пока кровь Кравица и судей преодолевала свой путь к истине, профессор Мартинез и Тарья Экман не сводили взгляда с лежащего на пьедестале черного ядра. Не сводила взгляда с ядра и Валерия. Сам же осужденный, казалось, не проявлял к происходящему интереса, хотя за несколько секунд до реакции ядра он все же напрягся, да так, что лоб его покрыли капельки пота. Наконец кровь достигла своей цели. «Нет…» — казалось, шепнула Тарья. «Красное? — послышался удивленный голос Кравица. — Красное? Но почему?»

Высокие судьи встали с кресел. Валерия повернулась к камере и, переведя дыхание, произнесла: «Господин Кравиц, вы совершили убийство, и сейчас будете казнены. Мне очень жаль».

Она направилась к выходу, и остальные высокие судьи неуверенным шагом последовали за ней, поглядывая, хоть это и было не принято, на прозрачные стены камеры и на массивное металлическое кресло, в котором извивался изо всех сил пытавшийся вырваться из оков кричащий Кравиц. Те места на его руках, где еще мгновение назад были кисти, объяли два стальных патрубка, буквально высасывающих из мужчины остатки его жизни.

Ближайшие несколько дней новостные сводки о свершившемся над Тимом Кравицем правосудии не сходили с топ-листов сети. Политологи, юристы, макроэкономисты, философы, общественники — кто только ни выразил свое мнение насчет произошедшего. Одни призывали относиться ко всему без ажиотажа, напоминая, что члены Палаты лишь люди, а не роботы и не ангелы; другие не верили в торжество справедливости, выдвигая одну за другой теории заговора — и что все это было спланировано, и что высокие судьи получили заказ устранить таким экзотическим способом неугодного кому-то политического соперника; третьи ставили под сомнение сам институт Палаты, возмущаясь тем, как вообще можно доверять ее членам, если один из них был казнен в Квадрате. Высказывалась и такая точка зрения, что на самом деле это было самоубийство, причем не Стефани Джефферсон, а Кравица, который убил сначала жену, оказавшуюся девушкой с гнильцой, а затем и себя, намеренно попав в легендарное кресло с фиксаторами. К слову, больше всего сторонников было именно у последней теории, ведь истории и криминологии известно предостаточное количество случаев, когда супруг опускался до убийства второй половины, а потом и сам накладывал на себя руки.

Члены Палаты выразили позицию этого органа управления планеты лаконично, но четко: они попросили не драматизировать момент, напомнив, что ничто человеческое не чуждо даже высшим должностным лицам. «Это прецедент, причем прецедент неприятный, — звучало из уст Сакды Нок, — но мы должны принять его, записать в историю и стараться не допускать подобных происшествий впредь. Анализ чипа роговицы глаза господина Кравица за месяц до убийства показал сильнейшую депрессию и стресс, но ни он сам, ни его врач, ни мы не придали его состоянию должного внимания. А ведь попробуй мы вмешаться, вполне возможно, что оба супруга сейчас были бы живы. Это урок».

Закон отводил Палате полгода на то, чтобы отобрать нового девятого члена в свои ряды, и спустя несколько недель после трагической развязки дела Кравица внимание прессы и людей переключилось на прогнозы того, кто же станет девятым. Кандидатом номер один поначалу называли Валерию Видау не только как человека, чья репутация не имела ни единого изъяна, но и как опытного и грамотного управленца. Сама же Валерия недвусмысленно заявила, что не видит себя в статусе члена Палаты, и попросила медиа впредь не спекулировать высказываниями насчет ее возможной работы в высшем органе управления миром.

Через пару месяцев был сформирован шорт-лист кандидатов на должность девятого члена Палаты. Туда попали четверо: глава португальского представительства Палаты, адвокат из России, директор знаменитой на весь мир парижской Школы Высокой Науки и известный писатель и колумнист из Индонезии. По закону по этим кандидатурам должны состояться прямые выборы, которые определят победителя простым большинством голосов.

— Ты сегодня опять поздно? — написала Сабрина Лукасу.

— Уже заканчиваю с работой, но еще в архив собираюсь. Так что, видимо, да.

— Ладно. Очень соскучилась по тебе. Скорей бы ты уже заканчивал этот свой проект! Ты, наверное, все записи заседаний Суда Прошлого по пять раз пересмотрел…

— По пять раз? Я тебя прошу! Гораздо больше. Есть кое-какие интересные факты. Потом тебе расскажу — хочу сначала с Тоцци поговорить.

— Лукас, милый, мне правда тебя не хватает.

— И мне тебя! Я постараюсь недолго!

В дверь позвонили. Сабрина сфокусировала взгляд на визуалайзере и увидела, что это Марика.

— Привет! — улыбнулась Сабрина подруге, открыв дверь.

— Привет, — монотонно ответила Марика. — Можно к тебе?

— Конечно, проходи.

— Я пробегала мимо и решила, что если ты дома, то загляну к тебе. А Лукаса нет? — спросила Марика, взглядом ища жениха подруги в комнате.

— Он проект пишет в университете, поэтому каждый вечер после работы тащится в архив полиции и изучает там что-то про ядро.

— Что за ядро? Которое в Суде Прошлого?

— Да, про это ядро. Неужели тебе это интересно? — улыбнулась Сабрина девушке.

— Да, — все так же ровно, немного безучастно говорила Марика. — А я бы хотела умереть в Квадрате.

— Марика, ты чего? — уставилась на нее Сабрина.

— Это же так красиво…

— Давай-ка, прекращай эти мысли! Антидепрессанты пьешь?

— Ты в кресле, перед тобой высокие судьи в своих мантиях… Настоящая магия. Завидую Кравицу.

— Антидепрессанты пьешь? — строго повторила свой вопрос Сабрина.

— Пью, пью. Ты никогда не читала книг из «Белого следа»? — казалось, что мысли девушки скачут в разные стороны, как выпущенные на волю дикие лошади.

— Марика, прости, но ты не в себе. Когда последний раз принимала риптолептик? Только честно.

— Позавчера. Кажется… Так вот, во всех книгах из «Белого следа» очень красиво описана смерть! Настоящая леди! Я когда читаю, то представляю, будто это моя мама. Моя мамочка. Отец говорил, что она умерла, но я знаю, что мама жива.

— Марика, — безнадежно выдохнув, пододвинулась к ней Сабрина, — можешь мне обещать, что не бросишь пить риптолептики? Без них тебя начинает нести, ты уж прости меня…

— Да пью я их, говорю же. Дать тебе почитать?

— Из «Белого следа»?

— Ага!

— Нет, я не люблю про смерть читать.

— Там не просто про смерть…

— Даже знать не хочу! Чушь. И тебе не советую. Ты давай бросай это дело. Мы же с тобой не будем делать вид, что у тебя все чудесно в эмоциональном плане? Тебе как никому противопоказаны глупые книжки про красивую смерть.