Система мира

Часовня Ньюгейтской тюрьмы 24 октября 1714

Английские светские власти ещё не совсем покончили с Джеком Шафто, но они сделали всё, что было в их силах: нашли его виновным в худшем из преступлений, бросили в худшую из тюрем, приговорили к худшей из казней. На этом их возможности исчерпались. Карающий меч нуждался в заточке, смертоносный колчан опустел. Посему они передали его властям духовным, сиречь англиканской церкви. Первый и, очевидно, последний раз в жизни Джек привлёк к себе внимание этой организации. Он совершенно не знал, как вести себя под её непривычным взглядом.

В бродяжьих становищах его юности безумцев было хоть отбавляй. Из всех мест, где Джеку случилось бывать позже, только в Ньюгейте доля умалишённых оказалась выше.

Они с Бобом очень рано уяснили, что нация сумасшедших делится на многочисленные сословия, секты и партии, к которым нужен совершенно разный подход. Двое одинаковых с лица оборвышей в бродяжьем лагере посередь охотничьих угодий какого-нибудь герцога неудержимо влекли к себе маньяков всякого рода. Чтобы выжить, надо было научиться отличать, скажем, религиозных фанатиков от педофилов. Фанатик мог даже защитить от насильника. За это иногда приходилось платить — выслушивать проповеди. В природе фанатика читать наставления, как и гонять извращенцев. Одно от другого неотделимо. Выслушанные поневоле обличительные речи дали юным Шафто исчерпывающее представление об англиканской церкви.

Позже Джек вспоминал нравоучения под открытым небом со скепсисом умудрённого жизнью взрослого человека. Проповедники были религиозные маньяки, готовые мыкаться с бродягами, лишь бы не покоряться официальной церкви. Где им судить о ней честно и беспристрастно? Наверняка половина их измышлений — плод галлюцинаций, и даже редкие крупицы правды искажены горячечным воображением. Не то чтобы Джек питал тёплые чувства к церкви и хотел её обелить — просто его тошнило от фанатиков. Если верить их бредням про англикан, надо было верить и назойливым уверениям, что он попадёт в ад. Джек предпочитал отмахнуться от всего сразу, не выискивая здравое зерно.

Сейчас, сидя в часовне Ньюгейтской тюрьмы, он убеждался, что фанатики говорили чистую правду.

Они утверждали, что англиканская церковь, в отличие от молельных домов нонконформистов, разгорожена на ряды, называемые скамьями. А чтобы усталые бродяги, стоящие на земле или в лучшем случае сидящие на брёвнах, не позавидовали, фанатики сравнивали церковные скамьи с загонами для скота, где прихожане, как овцы, дожидаются, когда их остригут или забьют на мясо.

Теперь, впервые в жизни попав на англиканскую службу, Джек видел, что часовня (расположенная на верхнем этаже Ньюгейтской тюрьмы) и впрямь разделена на ряды, частью открытые, частью — с прочными навесами над головой, чтобы злодеи не могли выпрыгнуть, а диссентеры — вознестись прямиком на небо без посредничества уполномоченных представителей государственной церкви.

Фанатики утверждали, что в англиканской церкви лучшие места достаются знати; сословия не смешиваются, как у нонконформистов. Вот и в Ньюгейтской часовне соблюдалась строгая иерархия. Узники «общей стороны» сидели по одну сторону центрального прохода, слева от расположенной в углу кафедры тюремного священника — ординария. Узники «господской стороны» — справа. Должники — отдельно от уголовных, женщины — отдельно от мужчин. Однако лучшие места, прямо под кафедрой, были отведены аристократии — тем, кого недавно осудили на казнь. Им полагалась привилегированная открытая скамья; правда, к ней приковывали цепями, как на галерах.

Фанатики утверждали, англиканская церковь — преддверие смерти, врата адовы. Казалось бы, бред сумасшедшего; однако часовня Ньюгейтской тюрьмы была сплошь завешана чёрными траурными полотнищами. Прямо перед скамьёй осуждённых располагался алтарь, но не с хлебом и вином, а с гробом. Для вящей доходчивости крышку сняли, чтобы смертники видели: гроб пуст и ждёт жильца. Отверстый гроб смотрел на них всю службу, и ординарий не упускал случая лишний раз на него указать.

Фанатики утверждали, что в англиканскую церковь ходят не внимать слову Божию, но других посмотреть и себя показать. Англиканская служба — лицедейство, не лучше театрального представления и даже, возможно, хуже; ведь театр не скрывает своего непотребства, а служба в церкви претендует на некую святость. Зарешёченные скамьи Ньюгейта с вонючими арестантами плохо подходили под это описание. Однако когда Джеку надоело пялиться на открытый гроб, он перевёл взгляд на проход и обнаружил в дальней половине церкви открытые скамьи, битком набитые посетителями. Не прихожанами (это были бы люди, живущие в Ньюгейте или его окрестностях), а именно посетителями: свободными лондонцами, которые с утра надели воскресное платье и по собственной воле отправились в Ньюгейт — место настолько смрадное, что прохожие, случалось, падали замертво от вони, доносящейся из-за решёток, — чтобы в чёрном помещении слушать, как тюремный проповедник два часа кряду вещает о смерти.

Никто не напускал на себя ложную, да и вообще какую бы то ни было скромность. Джек отлично знал, что все пришли глазеть на смертников, особенно на него, поэтому без всякого стеснения пялился в ответ. Ординарий битый час толковал несколько жалких строк из послания апостола Павла к римлянам. Никто не слушал. Джек повернулся спиной к кафедре и по очереди смотрел в глаза каждому из сидящих, вызывая того на поединок — кто первый отведёт взгляд. Он выбивал их одного за другим, как мишени в тире. Осталась женщина, с которой Джек не мог встретиться глазами, потому что её лицо скрывала густая вуаль. Та самая женщина, что третьего дня приходила к вратам Януса. Тогда Джек не успел ни разглядеть её, ни тем более запечатлеть в памяти. Сегодня, воскресным утром, у него был целый час. Лица её он не видел, но мог заключить, что она очень богата. Голову дамы венчал кружевной фонтанж, добавлявший ей шесть дюймов роста и служивший своего рода мачтой для крепления вуали. Платье было строгое, почти траурное, но Джек различал поблескивание шёлка: одна материя наверняка стоила не меньше, чем весь гардероб средней лондонской обывательницы. И ещё с дамой был бойцовского вида молодой человек, белокурый и голубоглазый. Не муж и не любовник. Телохранитель. С ним игру в гляделки Джек проиграл, но лишь потому, что задумался о другом. Что-то готовилось.