Я замираю. Его шикарные волосы теперь кажутся немного тусклее, но в остальном ничто не омрачает манящую красоту. Есть люди, которым даже «херовость» к лицу. Вся эта бледная кожа, проглядывающие красные, синие и чёрные вены, странный блеск в ярко-красных глазах…
— Добрый день, мистер Томпсон, — я слегка улыбаюсь, остановившись рядом с ним.
Он выгибает бровь и вдруг склабится, весьма и весьма довольный собой.
— Очень рад слышать твой голос.
— Он… не очень красивый.
— Это пока.
Какое-то странное смущение заставляет меня покрываться красными пятнами.
— Я хотел… — он едва заметно хмурится, будто испытывает некоторое сопротивление, — попросить прощения.
Я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.
Но вдруг едва не падаю, голова резко начинает кружиться, воздуха не хватает.
Директор поднимается рывком и притягивает меня к себе, заставляя сесть на край кровати и упереться рукой в его торс.
Две иглы вошли глубоко в его руку, одна вышла и жидкость медленно вытекает из неё, пачкая белую простыню.
Это неприятно.
— Мистер… Томпсон…
— Всё в порядке, — он пристально вглядывается в меня, — дыши глубже. Сила в тебе ищет выход. Это нормально.
У меня дёргается угол губ.
— Знаю.
— Несмотря на всё, что с тобой было, я не считаю тебя больной, Айрис. Твоё состояние — естественное. С ним можно справляться и… получше.
Его слова режут. Я несколько мгновений упорно молчу. К горлу подступают оправдания. Вообще-то, я не знала, что со мной. И голова моя была забита другим. Я ждала смерти. Никого не было рядом, никто не пытался поговорить со мной, никто не пытался понять, что не так и объяснить, как всё на самом деле. Со мной была лишь боль, в этом полумёртвом теле мы с ней были вдвоём.
Директор вдруг обнимает меня и целует в волосы.
Я вздрагиваю.
— Не обвиняю тебя, — говорит он, — это скорее совет.
— Тогда я тоже кое-что скажу, — бросаю на него колкий взгляд влажных глаз. — Вы весь такой мученик в белом пальто, который несмотря ни на что продолжает быть полезным, да? Но кому вообще пришло в голову допустить вас до такой должности? Из-за вашего приступа кто-то мог умереть. А Драгон-Холл — одно из самых важных мест в принципе. Смерть учеников не осталась бы незамеченной балансом энергий… Вы используете нас, чтобы держаться на плаву. Чтобы отвлекаться и жить дальше. Так вот, совет: найдите себе дело попроще. Вы не справляетесь.
Он вновь смеётся по-ангельски, а затем с улыбкой отвечает:
— Да, использую. Знаешь почему?
Отшатываюсь от него.
В красных глазах мелькает жуткий чёрный отблеск.
Только сейчас понимаю, что это не линзы.
— Все драконы хотят жить, Айрис. Любой ценой.
— Тогда зачем извиняться?
— Я беспокоился о тебе.
Совсем ничего не понимаю! То под руку говорит что-то о моём состоянии, когда мне и так плохо. То признаётся, что действительно сосёт из Драгон-Холла силы, забирая куда больше, чем отдавая взамен. То извиняется, то беспокоится!
— Браслет, что я подарил тебе, — указывает на цепочку, свисающую с запястья, — наша фамильная реликвия. Я как старший сын своей ветви, как единственный сын, дарил его же своей истинной. Благодаря ему дракон может где угодно найти свою истинную. Это не спасло её, но всё же. Теперь Квент — старший наследник, я должен был отдать его ему.
— Но подарили… мне?
— Ему кажется, что ты — его истинная. И он нашёл тебя. Быть может, древнее серебро понимает больше.
— Или он логично проверил первым делом квартиру пропавшей учительницы. Или увидел энергетические потоки, как и положено дракону без всяких побрякушек.
— Всё может быть.
— А если я не его истинная? Зачем отдавать было такую вещь?
Директор передёргивает плечом.
— Захотелось. Потом забрал бы.
Вот ведь… Пока я думаю, чем бы его придушить, он закашливается, а на тумбочке начинает звонить телефон. Я вижу высвечивающееся на дисплее фото. В этот миг меня словно ведром холодной воды окатывают.
Красивый, но уже немолодой мужчина с острыми чертами лица.
Дракон…
Дракон, что убил моих родителей?
Я помню это лицо.
— Это отец Квента, — отмахивается директор, — потом перезвоню.