День проходит в чужих волнениях о завтра. Свои собственные я стараюсь задвигать подальше. Прилежно записываю всё в одну общую тетрадь, прохожу тесты, слушаю новую учительницу литературы. Она вдохновенно рассказывает о Ромео и Джульетте, а я едва могу сдерживать едкую усмешку.
В этот кабинет меня привёл Ди в первый день.
Сюда же ворвался разъярённый Квентин.
Это мешает сосредоточиться.
К вечеру все расходятся посмотреть на игру. Бейсбол или что-то вроде того. Мне не особо интересен спорт. С трудом улизнув от ребят, я обхожу здание школы, не зная, куда податься. Некоторую определённость вносит знакомая фигура в оранжереи.
Ленты сизого дыма ластятся к красно-зелёными листьям. Я выгибаю бровь, тут же вспоминаются слова Манфрика о том, что весь Драгон-Холл стоит на ушах из-за сладкой парочки. Это не совсем так.
Один дракон вполне себе спокоен и даже умиротворён.
— Проходи, Айрис, — произносит он с улыбкой в голосе, даже не взглянув в мою сторону.
На старом металлическом стуле сидит мистер Томпсон. В белом костюме, с убранными в низкий хвост яркими волосами, открывающими татуировку на задней стороне шеи. В его длинных красивых пальцах сигарета, рядом на столике стоит маленькая чашка с кофе. Эспрессо, скорее всего.
— Как вы себя чувствуете? — я, словно заворожённая, подхожу ближе, в один миг забыв все связанные с ним странности и наши разногласия.
— Просто прекрасно, — отзывается он, едва ли не мурча.
Я с опаской принюхиваюсь, но это просто табак. Тогда в чём причина хорошего настроения?
— Но это же неправда.
Вспоминаю, как однажды спросила, почему он до сих пор жив. Да, возможно, мой интерес к директору кажется мрачным и даже жёстким. Но я правда совершенно не понимаю это существо.
— Правда, — он указывает на кресло напротив. Оно старое, огромное и неуместное здесь. Словно выпало из книжки про Алису… Ещё и влажное из-за полива. Но я плюхаюсь, чувствуя себя слишком маленькой для сидения. И для большого, опасного дракона, прожигающего тёмным взглядом из-под пушистых ресниц.
— Вам очень больно, и вы едва ли успели отойти от того, что произошло недавно, — произношу неуверенно.
Мистер Томпсон запрокидывает голову и выдыхает несколько дымных колец, словно огромная гусеница. А затем — какая неожиданность — звучно, красиво смеётся.
— Ну и что? Как это связано с твоим вопросом, Айрис?
— Нельзя радоваться, когда так плохо.
— По-твоему, выходит, мне нельзя радоваться в принципе, ведь это никогда не закончится.
— Я просто не могу понять — как. Я много думала о вас. И всё равно не могу понять.
Он отпивает кофе, запах которого доносится до меня дурманом.
— Сейчас… — дракон поднимается, обходит кресло, опирается на его спинку, задумчиво касается моих волос и в последний раз затягивается. Он часто ведёт себя так, будто всё происходящее — сон. Его сон. И он в нём — царь и бог. Можно смеяться сколько угодно, но правда в том, что я хотела бы так же. — Всё дело в том, что я люблю эту жизнь. Вот такой. А ещё больше я люблю её…
— Свою истинную?
Он кивает.
— Она была прекрасна, лучше всего, что я когда-либо видел и пробовал.
То, как он говорит, заставляет мои руки покрыться мурашками, а сердце забиться чаще.
— Мы были созданы друг для друга. Даже для истинных всё было слишком идеально. Мне повезло. И я чувствую благодарность за неё каждый день. И живу дальше. Без неё.
— Если было так хорошо, то сейчас, наверное, так же плохо…
Он усмехается.
— Это и есть истинность, Айрис. У всего есть цена. Мы все её знаем.
Я запрокидываю голову, он пугает меня тем, что приближается и… целует в лоб!
— Любить и уважать до последнего. Что бы ни случилось. Беречь даже память о ней. Она бы не хотела видеть меня измученным и унылым, поверь. И была бы рада, что я стараюсь.
Он возвращается на своё место. Спокойный, довольный, тёплый. А у меня на глазах наворачиваются слёзы. Я вспоминаю маму, аварию, жизнь в приюте… Сердце сжимается.
— Но она мертва! — как будто само собой срывается с губ.
Седрик улыбается и кивает.
— Но я то жив.
— Ты веришь, что вы ещё встретитесь? — перехожу на «ты».
— Конечно нет. Всё кончено, Айрис. Но какая разница, если любовь жива? Я не предам ни её, ни себя.
— Вот так просто?
— Вот так просто.