Разве могут быть сомнения в любви?
Я не умерла. Надо же. Врачи вокруг меня суетились, рядом был Квентин, его эмоции прибивали к полу. Кто-то сказал, что в моём состоянии обмороки — это нормально. Бывает всякое. Бывает и не такое. Мол, может быть, это связано с тем, что вовремя не выпила лекарства. Может быть, ещё какой сбой.
Но почему-то в Драгон-Холл меня не отпустили.
Я не приходила в себя до конца, но многое слышала и понимала.
Меня привезли в отдельную палату рядом с той, где лежит Ди. Квент рычал, был против, обвинял его. Но сдался, когда врачи объяснили, что здесь мне будет удобнее всего, что здесь есть вся аппаратура и так далее.
Он сидел рядом, пока его отчего-то не выгнали в коридор.
Я смутно видела странные сны, прогорклые и едва осязаемые. И не понимала, сколько времени прошло, пока наконец не удалось продрать глаза.
За окном и в самой палате было темно.
Отдалённо из коридора доносятся голоса. Это Квентин. Квентин и… его мать? Они ругаются, пока она не начинает всхлипывать. Это заставляет его подняться. И уйти.
Невидимые нити, которые я скорее всего придумала, связывающие нас, натягиваются, а затем и вовсе рвутся.
Я остаюсь одна.
Мне не плохо, голова не болит, всё в порядке. Лишь на душе как-то тоскливо.
Зачем меня оставили в больнице? А как же экзамены? Я ведь даже не начинала готовиться… А как же то, что в Драгон-Холле есть всё необходимое для таких, как я?
Перевожу взгляд на свою капельницу. Только сейчас понимаю, что хочу пить. Тело и разум — всё словно онемело.
В этот момент дверь в палату отворяется, проливая белый электрический свет. Я знаю, что это не Квент, но словно собака, надеюсь до последнего. До той секунды, пока не узнаю Радиона с подносом еды и воды.
— Как ты, детка?
Так же как и я несколько часов назад, он садится рядом. Ставит поднос на тумбочку и кивает на него.
— Мысли читаешь? — пью с удовольствием. — Как тебе позволили зайти?
— У меня тут… знакомые.
Я поджимаю сухие губы. Ах да, он ведь будущий врач из семьи врачей. Врачей и юристов. Замечательно.
Вспоминаю, как бесцеремонно выгнали Квента и… нисколько не удивляюсь.
— Прости меня, — вздрагиваю из-за нереальности этих слов, — я не хотел напугать тебя. Я злюсь, это правда, но я не хотел, чтобы ты мучилась…
В палате полутьма, я не вижу его так же хорошо, как днём, и не стараюсь. Опасаюсь снова пожалеть, поддаться… чему?
— Я не настолько впечатлительна, это… так что-то.
Ставлю стакан на место. Ди тянет руку, чтобы коснуться моих волос. Сама не знаю почему, но я позволяю. Его прохладные пальцы спускаются ниже и задерживаются на моей щеке. Я касаюсь его запястья и слегка сжимаю.
— Скажи мне, — выдыхаю тихо, — чего ты хочешь от меня?
В его голосе улыбка:
— Я хочу тебя.
Отпускаю его запястье, словно если продолжу касаться, только раззадорю его, только для самой себя подтвержу, что не против.
Сама не понимаю, как так можно.
Квентин сидел в коридоре несколько часов, мать смогла сдвинуть его с места только истерикой.
А я позволяю Ди говорить такое, сидеть так близко, улыбаться.
— Я не верю тебе.
— И как же я смогу доказать? — он слегка отстраняется. — Любовь — это риск.
— Ты убивался совсем недавно. Говорил едва ли не что ненавидишь меня… Разве не всё кончено? Тебе не противно?
— Противно. Но я не могу себя обманывать. Если бы ты только позволила, я бы горы свернул ради тебя. Я бы сделал всё, что ты скажешь. Но я не могу тебя заставить. Даже если ты вдруг окажешься его истинной — что будет тогда? Даже если ты любишь меня, ты будешь с ним. Знаю, что не из-за статуса, не потому что он дракон… Но, — усмешка, — потому что он дракон. Потому что вы будете связаны. И потому что сопротивляться придётся каждый день. А ты… Айрис, ты и так достаточно страдала, чтобы я мог просить тебя об этом.
Я чувствую прилив усталости и ложусь на кровать.
Перед глазами потолок. Молчу. Будто забыла, что уже теперь разговариваю.
Как вдруг приходит холодное, колкое осознание:
— Но ты просишь прямо сейчас.
Он не отвечает. Ну да, всё ведь и так ясно.
— Хочешь, чтобы я была твоей в любом случае.
Он берёт меня за руку. Теперь просто нет сил запрещать.
— Я буду рядом, я буду помогать. Я знаю, что тебе будет плохо. И я не могу предложить ничего равноценного. Но я сделаю всё и даже больше, Айрис. Никто не смел предлагать такое, но я посмею. Истинность-неистинность — кто даст гарантию, что в этом есть хоть доля правды? Я нарушу все правила. Мы… мы можем найти того, кто убил твоих родителей. Мы можем пойти против драконов. Но это… тебе решать. Я не знаю, как доказать свою искренность. Не знаю, что сделать, чтобы ты поверила. Я люблю тебя. С первого дня, как увидел.
Меня бьёт дрожь, его слова впиваются в горло.
Перед глазами проносятся картины, как меня выворачивает наизнанку. Как мне в тысячу раз хуже, чем раньше. А он, Ди, держит за руку.
С каждым мгновением становится всё хуже, температура поднимается, комната перед глазами плывёт.
— Я ведь умру, — срывается с губ.
Если драконы ещё хоть как-то выживают без пары, истинные — нет.
— Я этого не допущу.
Нет сил сказать ему, что мне плохо. Но каким-то образом получается прошептать:
— Я подумаю.
Несколько секунд он не двигается. Затем поднимается и уходит. За дверью слышится его спокойный, холодный голос:
— Сестра, подойдите, ей стало хуже.