Сильные не убивают, книга 3

Глава 9 Макар. Алгебра и биология

За журналистами есть еще одно кольцо, внешнее — вот такие же, как я, желающие как бы случайно перекинуться парой фраз с родичем Государя. А за спиной князя — маги-телохранители, что отлично умеют отодвигать чересчур ушлых гостей.

Но у меня преимущество перед конкурентами! Беспардонность. А еще помогает, что большинство трепачей внезапно атаковали не князя, а того седовласого мужика в костюме, стоящего рядом с ним. Ну а я…

Оттираю плечом лощеного энергичного джентльмена с неподвижной улыбкой — чуть не брякнулся, бедолага. Ловлю равнодушно-благожелательный взгляд монаршего родича.

— Ваша светлость, позвольте сказать вам спасибо за приглашение. Я штабс-капитан Немцов, Макар Немцов. Смотритель Поронайского маяка, надзирающий за очагом Хтони в заливе Терпения. Сослан к вам после инцидента в Белозерске, крупный специалист по аномалиям. Международного класса.

— Эм… Припоминаю, — неуверенно произносит князь.

— Компания «Панацея» добывает сырье близ моего маяка. Я очень хотел бы поговорить с вами об этом приватно, Игорь Константинович. Хотелось бы не допустить повторения Белозерских событий.

Если это не «взять быка за рога», то я не знаю. Телохранители очень технично заслоняют меня двумя спинами, едва я упоминаю приватность. В блеклых глазах князя появляется… интерес?

— Я жду вас в курительной комнате ровно через полтора часа, Макар…

— Ильич.

— Да. Сейчас — прошу простить, должен обойти залы.

— Разумеется.

Уф, полтора часа. Ладно, найду чем заняться. Главное — не попасться Куницыну: этот и мертвеца принудит дегустировать свои вина.

Двигаюсь вдоль стеночки, и неожиданно передо мной возникает… седой, тот, что давал интервью рядом с князем. Сам! И других собеседников у него сейчас нет — точно выдавило.

Мужик чуть повыше меня, постарше лет на пятнадцать. Жесткие складки у рта, тяжелый взгляд. Пышная белая шевелюра выглядит как парик, но вряд ли.

Зубы — фарфоровые.

— Макар Ильич, — говорит седой, — ну что же вы убежали. Я, в свою очередь, очень хочу именно с вами приватно поговорить!

Выбрасывает руку. Ну… жму.

Нет. Это седой начинает жать, улыбаясь и глядя мне прямо в глаза, спокойно так. Держит руку и давит.

Мать моя… Как же я не люблю вот такие прихваты.

— Волдырев, Аркадий Тимурович. Генеральный директор АО «Панацея».

Первый импульс — усилить жим. Магией. Любишь давление, генеральный? Могу обеспечить.

Но тут же себя одергиваю. Неспортивно.

Киваю.

Волдырев явно дружит с гирей, зато я — с лопатой. Ну, давай потягаемся. А-а?..

Аркадий Тимурович не выдерживает первым. Расслабляет, выдергивает ладонь, трясет.

— Уф… — одобрительно хлопает меня по локтю, — также известен в определенных кругах как Сугроб.

— Чем обязан? — спрашиваю я.

Имя-отчество он мои знает, можно без реверансов.

— Да как же! — Волдырев улыбается, но не глазами. — Смотритель Поронайского маяка, маг второй ступени, специалист по Хтони. И, что особенно ценно, человек с чувством долга.

Чувство долга. Интересная формулировка.

— Вы, стало быть, слышали мой диалог с князем?

— Да. Но нет. Я заранее навел справки — ну а часть вашей истории знал и помнил. В отличие от руководителя нашего научного отдела.

— Ах вот как.

— Макар Ильич, давайте говорить прямо, — Волдырев встает вплотную, понижает голос. Тише тот не становится, становится гулким.

Впрочем, рядом никого нет, кроме его охранников.

— Я изучил ваше дело… по своим каналам. То, что произошло в Белозерске. Потеря напарника. Перевод сюда.

— И?

— И я понимаю, что вы за человек, — кладет руку мне на плечо. — Тот, кто ставит долг выше личных интересов. Кто готов нести ответственность за свои ошибки. Таких людей мало, Макар Ильич.

Тактика понятна. Сначала показать, что знает мои болевые точки. Потом надавить на чувство вины. Классика жанра.

— К чему вы ведете?

— К сотрудничеству, — Волдырев убирает руку, отступает на шаг. — Моя корпорация планирует масштабные исследования лечебных свойств так называемой тяги. Создание препаратов нового поколения. Спасение разумных от неизлечимых болезней.

Спасение разумных, у-у. Пока я видел только их эксплуатацию.

— Амбициозная задача, — говорю осторожно.

— И выполнимая! При поддержке таких специалистов, как вы, — Волдырев наклоняется ближе: — Кстати, не хотели бы искупить старые грехи? Направить свои знания на благое дело?

Искупить грехи. Вот сука.

— Благодарю вас за предложение, — отвечаю вежливо. — Но моя служба…

— О, мы всё предусмотрели! — перебивает Волдырев. — Консультационная работа. Достойное вознаграждение. И главное — возможность действительно кому-то помочь. А не просто… — выразительно оглядывается, — прозябать в изгнании.

Прозябать в изгнании. Интересно, как он назвал бы жизнь Сени после контакта с Хтонью? Воссоединением с высшими силами?

— Есть нюанс, — говорю я.

Волдырев хохочет:

— Как в том анекдоте, а? Про Ваську с Петром Романычем?

— Да. Как в том анекдоте. Нюанс важный: видите ли, весь Поронайск, если не весь регион может вдруг оказаться в Васькином положении. В случае, если добыча тяги продолжится теми методами, которые я наблюдаю.

— А, — глаза мецената холодеют. — Насколько я знаю, у вас возникли проблемы с браконьерами.

— Это у них возникли, Аркадий Тимурович.

Идиотская бравада, но не могу удержаться. Разводит на эмоции, скотина.

— Методы черных промысловиков неприемлемы, — усмехается Волдырев. — Полагаю, что они попросту не умеют пользоваться тем оборудованием, которое заполучили случайно. Наша же корпорация будет работать в заливе Терпения максимально профессионально. Но вы должны понимать, Макар Ильич: нас интересуют объемы. И мы нужные нам объемы добывать будем. Социальные проекты должны окупаться!

— Боюсь, эти приоритеты мне не близки. Не сработаемся. Честь имею!

— Не прощаемся, Макар Ильич, — усмехается Сугроб.

Нахожу Куницына и всаживаю еще несколько бокалов сахалинского. После такой презентации хочется попуститься! Попал в целевую аудиторию, блин.

Волдырев, как акула, в сопровождении телохранителей барражирует по залам. Кажется, он ведет диалоги только с теми, на кого сам нацелился — а вот несчастному князю Сахалинскому теперь шагу не дают сделать. Обманчиво было первое впечатление.

Ну что ж, подождем. Еще час.

С бокалом вина подхожу к балюстраде… за спиной материализуется официант.

— Дама просила передать вам цветок, милостивый государь: прошу.

Голубая орхидея.

И от колонны игриво поглядывает брошенная мной дама-с-декольте.

Ну что же! Расправляю плечи.

Дама оказывается Аксиньей Андреевной из каких-то местных дворян.

Беседуем, разумеется, о работе.

— Невероя-ятно романтичная у вас профессия, — с придыханием тянет Аксинья, чуть касаясь моей руки веером, каким-то неуловимо китайским. — Смотритель маяка. Это так… поэтично.

— Не очень-то, — усмехаюсь я. — Вместо стихов нужно отчеты в вахтовый журнал писать.

— Что вы! — смеется. — Одинокий страж на краю света, хранящий покой мореплавателей… Это же почти из романа Лермонтова.

Хранящий покой. Ну да, ну да. В некотором смысле.

— Так что я вам не верю, — Аксинья Андреевна лукаво прищуривается. — Наверняка там, на вашем маяке, происходят удивительные вещи. Таинственные корабли в тумане, странные сигналы…

— Контрабандисты предпочитают туман, это верно. Да и сигналы, бывает, спьяну путают. Ваша правда.

— Вот видите! — торжествует она. — Значит, не такая уж прозаическая у вас жизнь. А много ли… гостей посещает ваш маяк?

— Да как-то, вы знаете, в последнее время зачастили! Сбежал от них, видите? Вот сюда.

— О, это была замечательная идея, Макар Ильич — ведь мы бы иначе с вами не познакомились! А вы в каком отеле остановились?

Вопрос прозвучал светски, но… гхм.

— В «Якоре», — отвечаю честно. — У вокзала.

— Ах, — Аксинья Андреевна на мгновение теряется. — Как… практично.

— Так вы знаете «Якорь»?

— Ах, зачем вы меня смущаете, Макар Ильич! И вообще! Отчего вы по сию пору не прикололи цветок? Позвольте.

Она решительным жестом вынимает у меня из руки орхидею, скользнув пальчиками по запястью, и, дыша духами, прилаживает ее за лацкан, в петлицу.

— Вот как положено! Это… знак внимания.

Чертов Куницын, патриот местных терруаров, таки меня напоил. Простенькое вино, но в голову ударяет.

— Тут, Аксинья Андреевна, шумновато для голубых орхидей. Не прогуляться ли нам в зимний сад?

Я давно углядел не только кольцо у нее на пальце, но и субтильного мужичка, который курсирует по спирали и страшно пучит глаза, пока Аксинья Андреевна флиртует то со смотрителем маяка, а то еще с кем.

Да и черт с ним, с этим нелепым типом! Что он мне сделает? На дуэль вызовет? Смешно.

Надо иногда сбрасывать… давление.

Зимний сад — небольшая оранжерея с пальмами и диванчиками. Даже не так — цепочка оранжерей. Каждая — со своим диванчиком. И с отдельной дверцей.

Глаза Аксиньи блестят в лунном свете, что льется сквозь потолок.

— Макар, — шепчет она всякую ерунду, — ты такой романтический… такой одинокий. Это же неестественно для такого мужчины… правда? Хочется… чтобы рядом вдруг оказалась женщина… Красивая женщина…

Обнаруживаю, что атласные перчатки мешают — скользят и вообще. Сдираю их — одна лопается. Так-то лучше.

Аксинья тихонько ахает, когда я хватаю ее за задницу и прижимаю к себе.

В этот момент в кармане звонит телефон.

Тот телефон.

— Погоди.

— Что? Макар…

— Погоди, говорю. Алло? Мила?

— Здрасьте, дядя Макар.

— Блин, Гришка! Случилось чего?

— Ну… вы сказали звонить, если помощь будет нужна…

— Так! Рассказывай!

— Ну, в общем, у меня завтра экзамен по интегралам. Я… не понимаю вообще ничего. А если провалю…

Сука. Интегралы.

— Тебе прямо сейчас надо⁇

— Извините, Макар Ильич, я уже понял, что не вовремя. Просто скоро мама придет, она… Ладно, извините.

— Да стой ты! Не вешай трубку. Интегралы. Щас. Погоди…

Плюхнувшись на диванчик, я начинаю объяснять пацану, в чем подвох.

Аксинья глядит меня сперва изумленно, потом неверяще, потом гневно. Потом хватает свои меха и выбегает прочь.

Зажимаю трубку ладонью:

— Прости! Это правда очень важно! — не поможет, но я хотя бы попытался.

Она поворачивается на своих каблуках, как юла.

— Хватит заниматься самобичеванием, Макар Ильич. Жизнь проходит, а вы всё копаетесь в прошлом. Ковыряете старую рану, — и не сдержавшись, добавляет: — Идиот!!!

Откашливаюсь, отнимаю ладонь от трубки:

— Так. Продолжим, Григорий Арсеньевич.

Курилка — небольшой зал, оформленный в азиатском стиле. Шелковые ширмы с журавлями, низкие столики из темного дерева, несколько кальянов в углах. Воздух густой от табачного дыма и сладковатых благовоний. Здесь уютнее, чем в парадных залах, и разговоры откровеннее.

В углу несколько мужчин пьют саке из крохотных чашечек. Среди них Куницын — вот жук! Впрочем, «играет на повышение». Но трындит, кажется, так же про виноградники.

Великий князь Игорь Константинович Сахалинский оказывается точен — и обо мне не забыл. Даже имя запомнил.

— А-а, вот и наш смотритель. Надеюсь, служба позволила отлучиться без помех?

— Конечно, ваша светлость. Оставил надежного сменщика.

— Тогда побеседуем.

Мы церемонно отходим к окну, в отдельную зону. Открываю фотографию:

— Ваша светлость, это снимок оборудования, которое используют промысловики в заливе Терпения. Обратите внимание на логотипы.

Князь берет мою раскладушку, внимательно изучает фото. Лицо его не меняется, но я вижу, как дрогнули пальцы на набалдашнике трости. Сейчас он скажет что-то вроде «немедленно разберусь» или «это возмутительно».

— И что вы хотите этим сказать, Макар Ильич?

Что я хочу сказать? Что корпорация, которая сегодня рассказывает о «социальной ответственности», использует рабский труд. Неужели это не очевидно?

— То, что браконьеры используют дорогостоящую технику корпорации «Панацея». Возможно, стоит разобраться…

— Макар Ильич, — перебивает князь тихо. — Вы очень наивный человек.

— Простите?

— Аркадий Тимурович уже рассказал мне об этой… досадной ситуации. — Князь возвращает мне телефон. — Несколько лет назад корпорация продала партию оборудования одной промышленной группе. Та группа обанкротилась, оборудование ушло с молотка. Кто его купил и как использует — вопрос не к «Панацее».

— Вот как.

— Разумеется. Я вас уверяю — с браконьерами скоро будет покончено. «Панацея» выкупит у них оборудование по справедливой цене. А если откажутся продавать — обратится в суд за защитой торговой марки. Аркадий Тимурович уверил меня в полном контроле над ситуацией.

— Вот как.

Всё схвачено. Всё предусмотрено. Фотография Ежа — просто фигня на постном масле.

— Понимаю, — говорю спокойно.

— Прекрасно! Макар Ильич… «Панацея» инвестирует в наш регион колоссальные средства. А их исследования… — князь замолкает на секунду, — их исследования способны помочь очень многим людям.

На этих словах трость выскальзывает из пальцев князя и с глухим звоном падает на плитку. Телохранители дергаются, но я поднимаю трость сам. Вкладываю твердый набалдашник князю в руку. Рука холодная. А пальцы, кажись, всегда у него дрожат.

— Моя жена тяжело больна, — говорит князь тихо. — В целом, это не секрет… Некоторые болезни нельзя просто так излечить магией, ну, вы понимаете. Но Аркадий Тимурович… — голос дрожит, — он обещает лекарство. На основе тяги. Предварительные испытания показывают удивительные результаты.

Вот оно. Вот почему князь готов закрывать глаза на всё происходящее.

— Понимаю, — опять говорю я. Теперь сочувственно.

Это что, получается, у его жены — черная немочь? С осложнением в виде какой-нибудь «обычной» хвори. Князь отлучен от ресурсов престола и тут, на Кочке, хватается за соломинку. Которую протягивает Сугроб.

И что я действительно понимаю — что толку от Игоря Константиновича не будет. Никакого.

— Тогда подумайте над предложением Аркадия Тимуровича. Прошу вас.

Я покидаю мероприятие ровно в полночь. План превратился в тыкву. Да и с самого начала был не план, а ботва.

Мероприятие в целом тухнет: аристократы и маги картинно рассаживаются в спорткары и лимузины, иные со слугами, а иные — явно с романтическим знакомством на одну ночь. Продолжать… в гостинице.

Бегает везде муж Аксиньи Андреевны, зыркает на меня гневно. Но я ее, кажется, уже видел с каким-то другим штабс-капитаном, так что упс. «Была у меня в жизни одна большая любовь — штабс-капитаны…»

Сугроб собирает толпу местных воротил, чтоб ехать «в баню». К ним на хвост пытается упасть винодел Куницын — пьяный в зюзю.

А я выхожу через калитку на площадь — и иду через мост.

И через город. К «Якорю».

Не доходя до гостиницы, сворачиваю куда-то в подвал, под надпись «Rymochnaya». Отличное место — как курилка у князя, только на минималках. Дым коромыслом, чад, снажьи рожи. Нормально.

Плюхаюсь за стойку.

— Темного. Эль или портер.

— У нас просто темное.

— Вот и давай его!

Подавляю желание утопить в густом черном пиве рюмку водки. Пью в несколько залпов.

Зашибись. Горькое.

Раздираю крючки на воротнике.

На меня косятся, но не так чтобы очень: подумаешь, мужик в мундире через мост пришел, горе заливает. Случается. Пока буянить не начал — норм.

Я тоже в упор рассматриваю местных баб.

Вон та снага — ничо. Симпатичная. Жаль, снага, они того… Как коты. Только по любви.

А вон та — человек. Местная. Спорим, она будет не против пойти с мужиком в мундире и ждет, когда я ее окликну? Хотя, впрочем, левый рукав кителя я уже извозюкал на липкой стойке.

Представляю, как теперь я буду мешать спать кхазаду, как койка будет скрипеть… а потом выставлю барышню за дверь.

…Нет.

Не надо, Макар.

Выравниваем давление. Хватит.

Расплачиваюсь, выхожу на улицу. Тут грязно, фонари не горят. Стоят какие-то темные силуэты, блестят огоньки папирос. По виду — типичное злачное место, где тебя ограбят… Но куда там. Местные снага не суицидники задевать парня в форме.

А жаль, черт побери. Жаль.

Дышу холодным весенним воздухом, бреду в гостиницу — спать. Придется решать вопрос самому — точнее, на пару с Соль. Ну и решать вопрос с ней самой. В идеале — одновременно.