Сильные не убивают, книга 3

Глава 15 Соль. Белая стена — кричи не кричи…

Белые стены. Больничная койка. Стол и стул стандартных, лишенных всякой индивидуальности очертаний. Душ и туалет за загородкой. Диспенсер с мылом, которое даже для меня почти не имеет запаха. Зубная паста и щетка со свернувшейся змеей — эмблемой «Панацеи». Так, на случай, если тупенькая снага до сих пор не догадалась.

И это — все. Никаких угроз. Никаких требований. Никакой информации.

Над столом — дверца чего-то вроде лифта, очень узкая, туда не пролезть — как я только не пробовала. Лифт доставляет чистую одежду и пищевые комплекты — вполне приличные, от голода точно не помрешь. По ним я пыталась отсчитывать время, но потом поняла, что первый поднос всегда прибывает вскоре после того, как я просыпаюсь. Наблюдают за мной, ска. Так что знаю только, что было тридцать девять подносов. Примерно тринадцать дней. Наверное. Может, я просто жру как не в себя, потому что заняться больше решительно нечем.

С меня сняли все серьги, включая контрацептивную. Ну, здесь-то они не промахнулись — после Дайсона с его «своевременной сменой стратегии» трахаться мне не захочется очень долго. Возможно, вообще никогда. А кроме серег, снимать было и нечего… Браслет на лодыжке, впрочем, оставили — разомкнуть его не под силу даже «Панацее». Полоса теперь в красном, пусть и почти полная — авалонским алгоритмам не нравится война. Впрочем, теперь полоса не меняется. Ничего не меняется.

Одежду мне выдают на удивление нормальную, такую я и сама могла бы выбрать при случае — джинсовые шорты, белая майка и кроссовки того типа, которые в моем мире называются сникерсы, а здесь — ветробеги, или просто ветрухи. Все, кроме кроссовок, заменяют регулярно — для грязной одежды лифт доставляет небольшую корзину. Сначала не хотелось играть по навязанным правилам даже в бытовых мелочах, но скоро стало ясно, что сидеть среди потных шмоток и контейнеров с объедками — это протест по типу «назло бабушке отморожу уши». Так что пришлось подчиняться регламенту. Зато в чистой одежде довольно приятно тренироваться — наверстала все пропущенное за последние суматошные месяцы. Правда, даже самого примитивного эспандера корпоративные жадины не выдали, пришлось вспомнить упражнения, в которых используется только собственный вес — древнюю забаву всех узников.

Я, конечно, и раньше думала, что могу угодить в плен, и примерно представляла, чего ожидать. Это здорово так бодрит в бою — смерть в сравнении кажется не такой уж страшной штукой. Но экспресс-допрос в полевых условиях или обстоятельный, в пыточном подвале — штука хотя бы… понятная. Осмысленная. А этот санаторий тюремного типа? Зачем, надолго ли, чем закончится?

Решимости хранить гордое молчание и презрительно-равнодушный вид хватило… не знаю, ненадолго, в общем. Я стала разговаривать с камерой — скрытая, но она же явно тут была. Информировала ее о своем авалонском титуле. Первые несколько раз — почти без мата. Угрожала дипломатическим скандалом. Потом просто так уже угрожала, всем подряд. Потом… а, ладно, не хочу вспоминать. Удивительное дело, конечно, иногда забегаешься так, что целый день до сортира дойти некогда, и только мечтаешь — лечь бы на дно, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать. Вот только когда нечто подобное вдруг происходит на самом деле… быстро понимаешь, что отбитые почки и выкрученные суставы — это, по существу, не так уж и страшно. В сравнении.

Тренировки и сон — замечательные занятия, но все время ими никак не убивается. В конце концов я сломалась и брякнула что-то вроде «хоть бы книжку какую прислали» — разбавив предложение несколькими матерными конструкциями, чтобы не звучало как просьба. К моему изумлению, тюремщики откликнулись оперативно. Лифт привез роскошное иллюстрированное издание на мелованной бумаге — «Семь лет „Панацее“».

Вероятно, я стала единственным разумным на Тверди, прочитавшим этот опус от корки до корки — такие издания существуют, чтобы торжественно вручать их контрагентам и хранить на парадных полках. Авторы в целом понимали это: социальные проекты в разных точках мира описаны одними и теми же фразами, и на всех глянцевых фотографиях осчастливленных обывателей — шесть актеров, двое из них — снага с неестественно белыми зубами.

От скуки начинаю спорить с книгой вслух:

— Да ну кому вы мозги компостируете! Ведь все, от Государя до последнего забулдыги, прекрасно знают, что такое ваша «помощь разумным в сложных жизненных ситуациях» на самом деле. Работные дома, вот что это! Документы в сейфе у начальства — «ради вашего же блага!» Бараки, двенадцатичасовой рабочий день и водка с транквилизаторами по вечерам — чтобы даже мысли о протесте не возникло. Они у вас дохнут пачками на ваших стремных промыслах… Я одного не могу понять — почему все делают вид, будто ничего этого не видят? Почему вам это позволяют?

— Потому что все это делает сотню богатых разумных еще богаче, — отвечает насмешливый бесплотный голос. — В любом из миров нет преступления, на которое все ради этого дружно не закрыли бы глаза. И еще «Панацея» выпускает лекарства, от которых зависит множество жизней. Как думаешь, что для обывателя важнее — собственное здоровье или судьбы безвестных далеких разумных? Обыватель ведь точно знает, что «сложные жизненные ситуации» — то, что всегда случается с другими… Кстати, о сложных жизненных ситуациях. Здравствуй, Сто Тринадцатая. Давай-ка я тебе покажусь — ты ведь скучала…

В центре комнаты будто бы кто-то появляется… на самом деле — никого. Это голограмма, я видела такие. В Поронайске эти технологии негласно запрещены — мы хоть и не земщина де-юре, но ограничения отчасти те же. Однако никакие запреты не остановят владельцев злачных заведений, желающих завлечь клиентов, потому в портовом квартале повсюду вертятся бесплотные полуголые красотки.

Тот, кто сейчас повернул ко мне фантомное офисное кресло, определенно не был полуголой красоткой. Узнаю его не в первую секунду — в памяти Сто Тринадцатой отложились скорее запах и тепло тела, а не лицо. Впрочем, и лицо в ее воспоминаниях было куда более прекрасным и благородным, а передо мной — проекция довольно потрепанного и какого-то нервного эльфа в белом лабораторном халате.

Тренер Кей. Создатель, наставник… и друг Сто Тринадцатой.

— Я не Сто Тринадцатая. Ее больше нет. Анафилактический шок.

Вообще я собиралась потактичнее преподнести эту новость, но как-то ситуация не располагает.

— Да, я в курсе… Аллергические реакции — ахиллесова пята серии «Тень». Да и интеллектом, если начистоту, эти поделия не блистают… Сколько я им твердил — думайте, что тащите в рот… Ну да теперь это не имеет значения. Та личность или другая, главное — опытный образец номер Сто Тринадцать сохранен. Надеюсь, ты хотя бы немного умнее ее. Хотя в твоих поступках этого, прямо скажем, не проявилось.

Прикрываю глаза. Сто Тринадцатая успела стать частью меня… Выходит, тепло в отношениях с тренером, их дружба, стремление помочь друг другу — все это существовало только в ее воображении? Она всегда была для него опытным образцом — и ничем другим?

Ну а чего еще ожидать от разумного, который явно как рыба в воде в этом паскудном месте?

— Довольно болтовни, — надо же, а ведь только что убить была готова за возможность хоть с кем-нибудь поболтать. — Вы не имеете права меня здесь держать. У меня авалонский титул. У вас будут проблемы.

— Да что ты такое говоришь? — Кей небрежно заводит белую прядь за украшенное стильными серьгами ухо. — Твой титул — красивые слова, а гражданство-то самое что ни на есть российское. Впрочем, ни о каком незаконном удержании речи не идет. У тебя острое психическое расстройство, ты опасна для себя и окружающих, тебе оказывают медицинскую помощь… это подтверждено результатами обследования, о чем есть вся надлежащая документация.

— Еще бы, вы же ее и составляете. Но мои влиятельные авалонские друзья просто так это не проглотят.

— В самом деле? Разве обстоятельства, при которых ты сюда попала, не навели тебя на мысль, что ты… не вполне верно оцениваешь, кто тебе друг? Знаешь, он даже попытался вывести тебя из-под удара, этот твой возлюбленный… его преданности хватило минут на пять hardball-переговоров и пару жирненьких бонусов. Может, повзрослеешь наконец и посмотришь в лицо реальности? Никакие друзья тебя отсюда не вытащат.

Вместо ответа демонстрирую средний палец. Кей вздыхает:

— Понимаю, ты ожидаешь помощи от высокой госпожи Токториэль Келенлассе. К моему глубокому изумлению, она в самом деле за тобой приходила. Однако я объяснил ей истинное положение дел, и она согласилась, что лучше тебе пока побыть здесь.

— Не верю!

— И очень глупо. Давай-ка я покажу тебе запись встречи, чтобы ты не жила иллюзиями…

Кей возится где-то за границами кадра, потом в его руках оказывается включенный планшет. Запись со скверной камеры не может скрыть холодную красоту и грацию Токс.

Кей на записи встает из-за стола:

— Fair sovereign of grace, your presence here doth lift our humble state to heights unlook’d for…

Такой устаревший авалонский я с пятого на десятое понимаю… Что-то вроде «высокая госпожа, ваш визит — огромная честь, бла-бла-бла».

Токс спокойно садится в офисное кресло и делает небрежный жест ладонью:

— Оставьте, Каэльфиарон. И будем же говорить по-русски. Вы ведете запись, и наверняка она будет использована как доказательство в суде, так не стоит затруднять юристов переводом.

— Как вам будет угодно, высокая госпожа.

— Мне известно, что «Панацея» незаконно удерживает девушку из народа снага-хай по имени Соль. Я пришла, чтобы ее забрать.

Кей приподнимает бровь:

— Вы в самом деле полагаете, что это дело следует доводить до суда?

— Если потребуется. А если освободите мою подругу прямо сейчас — избежите и суда, и международного скандала. Потому что незаконное удержание друга Инис Мона — это плевок в лицо великому Авалону.

Шик-блеск, вона как Токс умеет! Снежная королева прям. При мне-то она так не выпендривается.

— А вы знаете, чем ваша… э-э-э… знакомая занималась непосредственно перед тем, как попала сюда? — спрашивает Кей. — Вы понимаете, что покрываете предводительницу незаконного вооруженного формирования?

Токс смотрит эльфу прямо в лицо:

— Она сражалась с бандитами и рабовладельцами. Почему «Панацею» это беспокоит? Это можно считать подтверждением вашей связи с ними?

— О, отнюдь нет! Мы просто… помогаем органам государственной власти наводить порядок в зоне роста корпорации!

— Помогаете наводить порядок, незаконно удерживая у себя гражданское лицо?

— Это ради ее же блага! — Кей подается вперед. — И ради вашего блага тоже, высокая госпожа. Нам известна природа вашей связи, равно как и суть алгоритмов на ваших браслетах. Ваша подруга… импульсивна и склонна к необдуманным поступкам. И этим ставит под удар не только себя, но и вас — показатели на браслете уже в красной зоне, как вам прекрасно известно. Если она пересидит сложный период в тихом безопасном месте — разве это не послужит общему благу? Как только будет окончательно решен вопрос с так называемыми силами самообороны и другими незаконными вооруженными формированиями, мы немедленно отпустим эту девушку на все четыре стороны!

— Послушайте, вы, — взгляд Токс прямой, как стрела. — Да, мы связаны общей судьбой и общими алгоритмами. И это для меня великая честь. Если Соль и бывает безрассудна, то только из-за благородства сердца. Не вам ее судить! В последний раз говорю — выпустите Соль прямо сейчас, иначе завтра же горько пожалеете. Авалон расторгнет контракты с «Панацеей», и это будет только началом. Тир-на-Ног не терпит неуважения!

— Да знаю, знаю, меня самого сколько раз выручало авалонское гражданство… Что ж, раз высокая госпожа настаивает… Как говорится, чего хочет женщина, того хочет Эру Илюватар. Однако будут некоторые последствия. Полагаю, что обязан о них предупредить.

— Слушаю вас.

— Можете даже посмотреть. Как вам прекрасно известно, «Панацея» содействует властям в борьбе с бандитизмом… и мы получили информацию, что по меньшей мере в одном из инцидентов задействованы некие молодые снага. Часть из них по законам Российского Государства совершеннолетние.

В кадр попадает лист из раскрытой папки. Изображение размытое, но дреды Ежа узнаются и в таком качестве. Втягиваю воздух сквозь сжатые зубы.

— У нас есть доказательства — записи камер и показания потерпевших, — вкрадчиво говорит Кей. — Там целый пакет уголовных статей, начиная от незаконного изготовления оружия… У этих-то юношей нет авалонских титулов. И бесчинства снажьей молодежи успели всех утомить, так что общественное мнение будет не на их стороне. С особенностями российского уголовно-процессуального права вы знакомы? Или мне стоит напомнить, что их ждет?

Лицо Токс остается бесстрастным:

— Чего вы добиваетесь, Каэльфиарон?

— Я покажу вам записи… Вы сами увидите, что с вашей подругой ничего дурного не происходит. Ее не бьют, не издеваются, содержат в весьма приемлемых условиях. По существу, всего лишь защищают от нее самой. Но если вы будете настаивать на ее освобождении, мы передадим властям материалы на этих юношей. Выбор за вами, высокая госпожа…

Кей — тот, который говорит со мной в реальном времени — выключает планшет:

— Ты ведь понимаешь, что она выбрала?

— Она выбрала правильно, — усилием воли разжимаю непроизвольно сжавшиеся кулаки. — Я бы сделала то же на ее месте.

— Именно. Поэтому помощи от Авалона не жди.

Откидываюсь назад на койке:

— И что с того? Ты только что подтвердил, что ничегошеньки вы мне не сделаете. Более того — отпустите рано или поздно. Здесь у вас скука смертная, но это я как-нибудь переживу. Ты ведь боишься меня до усрачки — даже не зашел поздороваться во плоти.

— Почему это — боюсь? — Кей нервно заправляет прядь за ухо. — Просто очень загружен делами… Но ведь тебе совсем не обязательно скучать! Мы можем заняться по-настоящему интересными вещами.

— Вроде чего?

— Вроде того, ради чего ты появилась на свет. Ты станешь связующим звеном между миром разумным и Хтонью, Сто… Соль.

«Человек, с которым Хтонь вступила в контакт… превратился в нечто иное. Он стал… самой смертью, понимаете?»

— Нет. Этого не будет. До свидания, тренер Кей. Лучше голые стены, чем ты.

— Ты не понимаешь, глупая девчонка! Научный прорыв, уникальные данные, беспрецедентные возможности…

Этот поток словоблудия прерывает новая голограмма — как будто более плотная. В камере разом становится тесно. Этого гориллообразного седого мужика с цепким взглядом я вживую не видела, но его морда смотрит с половины страниц альбома «Панацеи». Аркадий Тимурович Волдырев… более известный как Сугроб.

— Соль, привет, — говорит он почти дружелюбно — и от этого сразу становится неуютно. — Кей, мы же договорились, что пообщаемся с нашей дорогой гостьей вместе.

— Пожалел девочку, — Кей снова трогает волосы изящными, унизанными перстнями пальцами. — Она тут извелась от неизвестности, а мы как-никак не чужие…

Сугроб небрежно поводит ладонью — и голограмма Кея исчезает.

— Экий мутный тип, — доверительно говорит мне Сугроб. — Прошлого работодателя кинул — и за моей спиной интригует. С кем только ни приходится работать… И ничего не поделаешь — как научный эксперт этот эльф незаменим… Но я и правда затянул с визитом. Извини, много дел навалилось.

Этот, в отличие от Кея, не понтуется понапрасну. В самом деле был занят — но вот наконец нашел для меня минутку. Не к добру это.

— Кто я такой, ты, конечно же, знаешь, — Сугроб кивает на книгу. — И я о тебе наслышан. Скажу честно, когда я узнал, что Мясник оставил Поронайск на свою юную невесту, я решил, что он поплыл мозгами, хотя вроде был и не стар. Но ты не так уж плохо справляешься. У тебя есть хватка. По крайней мере на провинциальную шпану твои таланты впечатление производят.

От мягкого, почти дружелюбного тона Сугроба становится не по себе, и я перехожу в атаку:

— А на тебя, типа, не производят, да? Я не буду на вас работать, можешь не тратить цветы своего красноречия. Потому что знаю ваши паскудные методы, и во что вы хотите превратить Кочку!

— Знаешь, в самом деле? — Сугроб улыбается одними губами. — Уверен, ты знаешь лишь малую долю. «Панацея» намного серьезнее, чем все, что о ней говорят. Сейчас, например, мы скупаем у авторитетов долги населения. Некоторые упираются, но… глупости это все. На каждого находится ключик, даже до пыток редко доходит… По Поронайску, кстати, есть что с тебя спросить, хотя этим занимался бы не я. Но у тебя есть уникальный шанс сотрудничать с нами на качественно ином уровне.

— Я не буду работать на вас. Ни на каком, ска, уровне.

— В самом деле? А знаешь, у нас сейчас интересный такой бизнес-процесс происходит. «Панацея» выбирает себе базу на Сахалине. Какому-то городу повезет, он станет богатым и благополучным регионом. Никаких грязных методов — там же детки наших сотрудников будут жить. Да и фотографии для альбомов снимать где-то нужно. Развитие сферы услуг и образования, экологически чистые производства, прекрасные школы и парки, стабильный поток инвестиций.

— Какое мне дело до ваших сраных бизнес-процессов?

— А такое, что Поронайск рассматривается как один из вариантов размещения базы. Не оптимальный, но приемлемый по ряду параметров. И твое согласие добровольно и с полной отдачей сотрудничать может стать тем самым решающим фактором.

— Я не… я все равно откажусь.

— Что ж, очень жаль. Тогда мы выберем под базу другую локацию, а Поронайск станет одним из многих ресурсных придатков. Ничего не поделаешь — нам нужна дешевая рабочая сила. В больших объемах. Удачно, что твой народ хорошо переносит Хтонь и быстро возобновляет численность, не правда ли?

Закусываю губу и мотаю головой.

— Даже жаль, что ты ничего этого не увидишь, — Сугроб снова улыбается. — А впрочем, отчего же не увидишь? Мы совсем не озаботились тем, чтобы чем-то развлечь тебя, извини… Но мы исправимся. Тебе придется провести здесь еще некоторое время — пока все не утрясется. Полагаю, новости из Поронайска неплохо разнообразят твои дни. Будешь смотреть, как все, что тебе дорого, становится топливом для «Панацеи». И знать, что имела возможность это изменить.

— К-как? — голос позорно дает петуха. — Как изменить?

— Ничего сложного. По существу Кей уже объяснил — тебе надо вступить в контакт с Хтонью. И оптимизировать ее для добывающих технологий «Панацеи». Как говорят наши авалонские коллеги, ситуация «win-win». Поронайск процветает, прибыль корпорации растет, ты… следуешь зову крови, или тени, или что там у вас, мутантов.

— Но я… Я не могу. Не могу физически! У меня нет контакта с Хтонью. Раньше был, но я отказалась, и его больше нет.

— Не проблема. Зачем-то же я держу тут этого скользкого яйцеголового Кея. Сам он, кажется, не может тебе помочь, хоть и горазд был обещать. Но найдет того, кто сможет.

— Вы понимаете, что это чертовски опасно? Что контактер может… измениться? Начать действовать совершенно не так, как планировал до Контакта?

«Жадность и жажда власти лишают разумных разума».

— Что поделать, — Сугроб философски разводит руками. — Бизнес всегда оперирует рисками… Но ты у нас, несмотря на некоторую специфику карьерного трека — хорошая, правильная девочка. И в самом деле любишь свой город. Предложил бы тебе выбор, но, знаешь ли, не люблю лицемерить. Контакт состоится в любом случае, согласна ты на него или нет. А вот степень добровольности и продуктивности твоего сотрудничества может кое на что повлиять.

Голограмма исчезает, оставляя меня среди белых стен.