Сильные не убивают, книга 3

Глава 16 Соль. Ты — скрытый от мира принц, детка

Свет, зараза, белый. Не такой густой, как было у Дайсона в тайной комнате. Дышать могу, видеть с грехом пополам тоже — правда, только скучный потолок. А двигаться… двигаться не могу, но не из-за света — из-за фиксаторов. Сколько же их… Запястья, лодыжки, поясница, шея. Черт, даже лестно, что они настолько меня боятся! Я-то все прикидывала, как буду атаковать, когда кто-то наконец зайдет в камеру. Они, видать, тоже это прикидывали, поэтому запустили газ. Я задержала дыхание на пару минут, а потом отрубилась. И вот я где-то под белым светом и могу разве что показать средний палец. Что немедленно и делаю.

— Афоня, дурья твоя башка, откалибруй уже спектрометр — нам чистая синхронизация нужна, — раздраженно командует Кей откуда-то справа. — Соль, ты можешь не дергаться? Помехи по эфирограмме идут. А мы и так отстаем от графика…

Как будто это мои проблемы! Осторожно поворачиваю голову на звук — обруч давит на горло, но приноровиться можно.

Это хай-тек лаборатория. Стерильный блеск белых панелей и голубых голограмм, бегущие кривые на мониторах, загадочно мерцающие устройства. Бак с розовой жидкостью, в которой плавают… кусочки чего-то. Пахнет дезинфекций, но через нее пробиваются запахи крови, страха и смерти. Здесь недавно кто-то погиб.

— Ты убьешь меня? — спрашиваю раньше, чем успеваю подумать.

— Безболезненно. И ненадолго. Это тело тебе больше не понадобится, можешь пока попрощаться с ним. После иссечения тени оно рассыпется. Зато у тебя появится прорва возможностей… Многие хотели бы оказаться на твоем месте. Не отвлекай меня — ты меньше всех заинтересована в том, чтобы что-то пошло не так.

Кей пристально смотрит в монитор. Вокруг бестолково суетится тощий лаборант. Пытаюсь дышать ровно — паника мне не поможет! Черт, на мне еще и одежды нет. Мы, снага, не особенно стыдливы, но нагота усиливает чувство беззащитности.

— Но какие гарантии, что я… буду делать то, чего вы хотите? Я же стану другой, превращусь в тень. Мне будет безразлично все, что важно теперь — и город тоже!

— Да с чего бы? Структура личности пропечатается в тень, ты ведь уже отчасти тень… Не мешай, а? Помолчи. Афоня, вручную матрицу плазмы проверь, а то шум какой-то в третьем секторе.

Вот такой у Сто Тринадцатой был друг и учитель. А ведь в истории куча примеров, когда ученики предавали учителя. И ни одного — чтобы учитель предал учеников.

Ну хоть что-то же проймет эту паскудную тварь? Стараюсь, чтобы голос не дрожал:

— Ты понимаешь, что это попросту опасно⁈ Для Кочки, для города… да даже, ять, для вашей сраной корпорации!

— На тебя наденут световой ошейник, мы их уже протестировали. Будешь делать, что велено — все будет хорошо и у нас, и у тебя, и у этой твоей дыры… Поронайск, да? А не будешь — возьмем в работу другой опытный образец, хоть и жаль: у тебя великолепная эфирограмма и первичный контакт был. Не переживай, у нас есть специалист… с опытом. А вот и он, легок на помине. Макар, посмотри, какая красавица! Роскошные метрики, S-волны вообще рекордные!

Кей возбужденно тычет пальцем в монитор, а вот Макар смотрит прямо на меня:

— Да. Красотка…

Почему он здесь? «Соль, вы понимаете, что я вообще-то обязан вас убить? Чтобы исключить вероятность катастрофы». Для этого, да? А… так ли оно плохо? Может, все лучше, чем стать хтоническим монстром в корпоративном ошейнике…

Лицо Макара неподвижно, как посмертная маска. Шрамы отчетливо проступают в белом свете.

— Эфирограмма лучшая из всех опытных образцов, — не унимается Кей. — Это уже на четырнадцать процентов тень, а не девочка! Иссечение пройдет как по маслу!

— Плохая примета, — безразлично отвечает Макар.

— Что — плохая примета?

— Говорить «гоп», пока не перепрыгнешь.

— Одичал ты здесь на выпасе тюленей, нахватался суеверий от сталкеров… Посмотри, какой интересный ожог на левом плече. Соль, когда получила травму?

— Нах пошел!

— Во-от, и это вся благодарность за уникальный шанс оказаться на острие прогресса… Ожог получен явно месяцы назад. Видишь, Макар, теневая структура разрушена — и мышечные ткани с кожными покровами тоже не регенерируют, это у снага-то…

— Я хочу визуально осмотреть объект.

— Ни в чем себе не отказывай…

Макар подходит к столу, где я распластана — шаги широкие, медленные. Глаза холодные, как февральский лед, под которым — бешеное подводное течение. Интересно, как он это сделает? Наверное, я бы не сопротивлялась, даже если б могла. Жить хочется до трясучки, но не… вот так.

Он касается моего левого виска — вздрагиваю. Пальцы скользят ниже, к уху… и вставляют горошину наушника. Тут же включается запись — ровный, глуховатый голос Макара:

«Соль. У нас всего один шанс. Здесь проводятся чудовищные опыты над разумными. Если мир это увидит — „Панацея“ уже не отмоется. Запоминай: дальняя, то бишь северная часть территории. Там четыре отдельных корпуса, тебе нужны средние: второй и третий. Вивисекция в третьем. Психическая коррекция, ломка личности — во втором. Единственное оружие, которое я могу тебе дать — телефон, подключенный к сети. Это мой телефон, спутниковый. Опричные технологии, он здесь работает. Твой канал там уже запущен, просто включи трансляцию. Эта база называется „Буревестник“. Покажи так много, как сможешь. Мы бросим все силы на то, чтобы отвлечь охрану: атака на стены, возмущение в аномалии. Будь осторожна — у них есть прожекторы с белым светом. Через минуту я отключу фиксаторы».

Пауза в пару секунд — словно Макар хотел что-то добавить, но передумал. Запись заканчивается. Спрашиваю одними губами:

— А как же ты?

Макар угадывает мой вопрос и закатывает глаза к потолку. Артикулирую:

— Я за тобой вернусь, не оставлю тебя, слышишь⁈

Не знаю, понял ли Макар. Он отворачивается к мерцающей приборной панели. Группируюсь.

— Что ты там определяешь визуально? — Кей начальственно хмурится. — На приборах же лучше видно… Скажи лучше, расчеты готовы?

— Да, — ровно отвечает Макар. — Я все рассчитал. Заблаговременно.

И нажимает на рычаг. Фиксаторы с тихим щелчком размыкаются, лампа гаснет. Свободна! Маг бросает мне включенный смартфон. Эхосфера уже запущена, канал «Я говорю вам правду» — наверху.

Велик соблазн прибить Кея, но паскуда не стоит ни времени, ни полосы браслета. На окнах решетки, но раздвижная дверь открывается простым нажатием кнопки. Оборачиваюсь тенью и выскальзываю в унылый лабораторный коридор. Здесь ничего криминального — скучные двери, лаборант несет стойку с пробирками, навстречу ему другой — с картонными папками. У выхода охранник разгадывает кроссворд… маяк «Анива», а не «Онива». Бью его кулаком по виску, разживаюсь тактическим поясом с электрошокером и браслетом — авось это что-то вроде пропуска… да, на дверь срабатывает! Автомат не беру — пять килограмм металла затяжелят в тени, мобильность сейчас важнее убойной силы.

Перепрыгиваю чахлые клумбы у входа и бегу босиком по холодному асфальту. Серый рассвет. Вдыхаю холодную свежесть нового дня. Гудят генераторы, пахнет машинным маслом, озоном, подгоревшим омлетом из столовки… Включаю канал на запись. Тихо говорю прямо в динамик:

— Друзья, с вами Соль, и сегодня я покажу вам такую правду, какой вы, может, и не хотели знать. Я в «Буревестнике», это исследовательская база «Панацеи». Запись вряд ли получится ровная — придется подраться. Надеюсь, оно того будет стоить. Уберите пока детей и беременных от экранов…

Отдельные корпуса я бы нашла даже без Макаровых указаний — от них явственно несет кровью, страхом и тревожной медицинской химией. На окнах не решетки — глухие ставни. Единственная дверь заперта. Открыть трофейным пропуском? Спалюсь сразу. А, вон со стороны столовки две снага катят тележку с кастрюлями. Отступаю в густую тень и дожидаюсь.

Но тележка не успевает проехать и полпути — динамики разражаются сигналом. Искусственный женский голос ровно говорит:

— Внимание! Тревога! Из лабораторного корпуса сбежал опасный экспериментальный опытный образец! Всем включить прожекторы типа W, повторяю — прожекторы типа W!

Его перекрывает другое сообщение той же автоматики:

— Внимание! Тревога! Нападение на стену в шестом секторе! Нападение на стену в десятом секторе!

И тут же:

— Внимание! Тревога! Активация аномалии, выброс класса М-5, возможен прорыв.

— Да, — шепчу в микрофон. — Все силы добра и разума отвлекают противника, чтобы я показала вам то, что скрыто в этом корпусе. Посмотрим, получится ли у меня. Держите за меня кулаки!

Кухонные снага замирают в растерянности, но они уже не важны — дверь распахивается, и оттуда выбегают крепкие парни в броне и с автоматами. На двери эмблема «Панацеи» — беру ее в кадр. Просачиваюсь внутрь. Инфильтрация началась.

Первый этаж забит охраной — приходится дожидаться момента, чтобы протиснуться по коридорам между телами в камуфляже. Ведут себя, правда, граждане как-то бестолково. Матерый урук орет в рацию:

— Ничо не знаю, ска, я за конвейер головой отвечаю! Из лаборатории образец сбежал — пусть лаборатория, ять, его и ловит! Доэкспериментировались, врот, экспериментаторы. Чей приказ, Соболева? Пока на планшет не придет, никуда не двинемся. Понабрали, ять, по объявлениям…

Рядом тетка в не по размеру подобранном камуфляже блеет в свою рацию:

— Да почем я знаю, где эти Морготовы прожекторы? Это хозчасть спрашивать надо, где. Они еще нам боекомплект за прошлую неделю зажилили…

Прячу усмешку. Обычно моя жизнь — борьба с таким вот бардаком, но сейчас он как нельзя на руку.

Лестницу на второй этаж охраняют два грозных автоматчика — спинами к двери, так что они даже не видят, как я открываю ее трофейным браслетом.

Здесь все как будто специально спроектировано под съемку — отсеки отделены от коридора прозрачной стеной. Снимаю ближайший. В центре зала — капсулы, похожие на гробы из толстого стекла, поставленные вертикально. Внутри — снага. Массивные груди медленно поднимаются и опускаются, но ритм… слишком ровный. Как у машин. Из ртов торчат трубки, уходящие в потолок. По ним что-то перекачивается.

Над каждой капсулой — вытянутая металлическая полусфера с десятками тонких изогнутых игл. Они вонзаются в спины, прямо в позвонки. Через стекло доносится глухой стук — то ли сердцебиение, то ли работа насосов. Внезапно один из индикаторов вспыхивает зеленым, и электронный голос сообщает:

— Объект 16/73. Контрольный показатель достигнут. Легочный объем увеличен на 240%.

Тишина. Потом — шипение сжатого воздуха. Капсула заполняется густым белым газом. Тело внутри дергается, мышцы напрягаются до предела… но дыхание не сбивается. Сквозь пар видно, как открываются глаза.

Они все еще живые.

Только теперь замечаю табличку:

«Модификация для подводных работ по типу Н-5. Этап 3».

Проверяю трансляцию — идет. Рука дрожит — надеюсь, кадр не слишком нерезкий вышел. Шепчу в микрофон:

— Так вот откуда у «Панацеи» такие ныряльщики… Вам страшно? Мне — до усрачки. Но надо идти дальше…

Если честно, перестаю всматриваться в то, что снимаю — мне нужно сохранить психику, чтобы выбраться отсюда самой и вытащить хотя бы Макара. Лучше бы, конечно, всех этих снага тоже вытащить — но как? Всюду кишат охранники! Концентрируюсь на выполнимой задаче — веду стрим; на окне Эхосферы горит зеленый огонек — идет прямая трансляция в Сеть. Стараюсь, чтобы эмблема «Панацеи» каждый раз попадала в кадр. Против воли разум осмысляет отдельные картинки.

Бронированное стекло судорожно царапает ладонь — слишком большая, с неестественно длинными пальцами. Кожа между ними растянута, как у лягушки.

В мутной воде на полу дрожит силуэт — спина, покрытая шрамами в форме молний.

Изо рта распластанного на столе снага выпадает трубка. Она валяется на полу, облитая липкой слизью, и все еще пульсирует — будто сама дышит.

— Вы что-нибудь понимаете? — не скрываю дрожь в голосе — подписчики любят эмоцию. — Я — ничегошеньки. Господи, выбраться бы только из этого ада… А они — им уже не выбраться.

Гулкие шаги — одинокий охранник, молоденький снага. Рация на его плече трещит и разражается криком: «Пятый сектор, просим подкрепление! Срочно! Они на деревьях, Ванька!»

Скверно, что в руках охранника — небольшой прожектор. Яркий. Белый. Прижимаюсь к стене, стараюсь дышать как можно тише… Ну не учует же он меня в этой вони?

Но он чует — у юных обоняние самое острое. Резко поворачивается и ловит меня пятном белого света. Падаю. Не могу даже отползти, не то что отпрыгнуть. Рука судорожно стискивает телефон.

— А ты чего… голая? — растерянно спрашивает пацан.

Ага, он привык, что охранники носят одну форму, рабы — другую. Девицу в одном тактическом поясе идентифицировать не может. Ну и вообще плохо соображает от открывшегося зрелища.

Хрипло шепчу:

— Купалась, а одежду украли.

— Ч-чего?

Паренек подходит ближе. Это он молодец — прожектор у него не такой уж и мощный. На один рывок меня, пожалуй, хватит. Говорю еще тише:

— На самом деле ты — скрытый от мира принц, детка.

Парень идет ко мне, доверчиво подавшись вперед. На выдохе рвусь вперед, выбивая прожектор. Электрошокером в шею — и скрытый от мира принц падает, гулко приложившись башкой о стену.

Не люблю, когда говорят, что снага-хай не особенно умны. Но если честно, в основном это так и есть.

— Он больше не будет, — доверительно сообщаю подписчикам и продолжаю съемку.

Рация оживает:

— Третья группа вернулась из аномалии, докладываю: там дерево, перевязанное цепями, оно кричит… у нас теперь кора под одеждой, сдирается только вместе с кожей, и все время растет!

Молодцы сталкеры. Значит, не врут слухи, что некоторые их них умеют с Хтонью договариваться, когда край до чего надо.

Снимаю еще минут пять, потом говорю в микрофон:

— Теперь мы попробуем проникнуть во второй корпус, там у «Панацеи» конвейер по ломке психики разумных. Вы хотите это видеть? Я — нет. Но нам придется. Второго шанса не будет.

Однако единственную лестницу уже перекрыла сплошная стена белого света — эти олухи все-таки раздобыли прожекторы. Другого выхода со второго этажа нет, окна заварены намертво. И что хуже всего — по лестнице поднимаются трое. Уже по шагам и дыханию ясно, что это серьезные ребята, не по объявлениям набранные. От запаха одного из них по позвоночнику будто проходит электрический разряд. Дайсон.

Ты тоже скучал, любимый?

Явились они за мной — у них прожекторы, охватывающие весь коридор. Концентрация белого света средняя, но из тени точно выбьет. А там… у них «татариновы». Как Дайсон стреляет, я знаю.

Бегу по коридору. Браслет охранника отсеки не открывает — это я уже проверила. Здесь только одна открытая комната — кладовка с лекарствами. Они придут и туда. У меня фора от силы в пару минут.

И почему я не взяла автомат⁈ Впрочем, убийство обнулило бы браслет, а не нем не только я, но и Токс. Значит, будем действовать подручными средствами.

Ставлю телефон на стеллаже так, чтобы камера охватывала по возможности всю кладовку. Говорю:

— Ну что ж, друзья, похоже, стрим скоро подойдет к концу. Наверное, канал тоже. Если это последний выпуск, помните — меня звали Соль, и я говорила вам правду…

Пока говорю, разбираюсь в лекарствах. По счастью, таблички над полками очень понятные. Ага, вот — «транквилизаторы мгновенного действия». То, что доктор прописал.

Они сперва ставят свет, потом входят. Я жду за дверью, шприц-ампула наготове. Вонзаю иглу в шею ближайшего бойца и тут же толкаю обмякшее тело на второго. Прыгаю на сбитого с ног парня, ломая ребра. Шокер к горлу — разряд, судорога, этот тоже в нокдауне. Вот только машинка разрядилась — японское барахло!

Теперь только ты и я, любимый.

Дайсон перекрывает дверной проем — за которым все равно только белый свет. «Татаринов» направлен прямо мне в грудь. Ухмыляюсь.

И тогда Дайсон отбрасывает автомат за дверь:

— Тебя хотят живой и целой. Я справлюсь и без оружия. Ты — не проблема, Соль.

— Зато ты — проблема! Продал своего командира и свою женщину ради сраного карьерного трека!

Дайсон тяжело ухмыляется:

— Знал, что ты не поймешь. Я не для себя это сделал! А ради снага-хай! Ради будущего нашей расы.

Дайсон бросается первым — кулак летит в челюсть. Я уворачиваюсь, чувствую ветер от удара. Мой локоть врезается ему в ребра. Он крякает, но не отступает.

Его нога взмывает вверх — удар в бедро. Боль простреливает до колена, но я в падении лягаю его в икру. Он теряет равновесие, валится на спину.

Пытаюсь броситься сверху и дотянуться до горла, но он резко поднимает колени — толкает меня в грудь. Отлетаю, ударяюсь плечом о стеллаж. Ампулы разлетаются по комнате, наполняя ее резким химическим запахом боли и смерти.

Секунду спустя оба мы на ногах, в защитных стойках. Битое стекло хрустит под босыми ступнями. Ору:

— Твое будущее — корпоративное рабство!

Дайсон ухмыляется:

— Вот потому-то ты слабая, бао бэй. В наше время военный вождь — не тот, кто слепо ведёт толпу под барабаны, а тот, кто видит дальше завтрашнего рассвета. Кто понимает: настоящая битва — не в яростных атаках, а в умении выжить. В гибкости. В способности адаптировать снага-хай к миру, который уже не такой, как в легендах.

— Ты просто продаешь наш народ в рабство за малый прайс!

— А ты не принимаешь реальность! Даже не знаю, что в тебе смешнее — глупая вера, что добро должно победить, или убежденность, будто добро — это ты и есть! Не убивает она! Я убивал за тебя, а ты отворачивалась. Ты такая же, как все, такая же, как я — просто врешь себе! Тебе не место рядом с военным вождем!

Дайсон делает шаг. Я уже в движении — его правый кулак летит в голову. Уклоняюсь и готовлюсь бить ему в шею. В последний момент он разворачивает плечо — удар резко меняет траекторию, идет снизу в солнечное сплетение.

Грудная клетка взрывается огнем. Воздух вырывается с хрипом. Колени подкашиваются.

Он не дает опомниться — бьет снова, сверху, теперь действительно в голову. Перекатываюсь в сторону — его кулак врезается в пол.

Поднимаюсь на одно колено. Он разворачивается, замахивается. Дайсон сильнее меня — но я быстрее!

Мой кулак бьёт первым — прямо в пах.

Его тело сгибается пополам. Глаза расширяются. Он медленно оседает на колени.

И тогда я примеряюсь и уже без спешки бью ногой — снова в пах, но не так, как это делают в драке с целью нокаута. Этим ударом убийца Сто Тринадцатая гордилась бы. Он способен ломать кости, хотя там, куда я ударила, костей нет. По штанам Дайсона быстро расползается алое пятно. Он не кричит — воет. На высокой ноте.

Быстро оглядываюсь и нахожу стеллаж с противошоковым. Не хватало только браслет обнулить из-за этого эффективного менеджера! Пускай живет — вот такой.

Потом скажут, что это была бабская месть. Не в том дело. Мы, снага-хай, вообще-то не сексисты. Способны пойти как за мужчиной, так и за женщиной. А вот за мужчиной, который перестал быть мужчиной — никогда. Да, магтех медицина творит чудеса, но мы-то примитивны и близки к природе. Что бы ему там не восстановили — снага сразу будут понимать по запаху, с кем имеют дело.

Дайсон никогда не станет военным вождем.

Комната быстро наполняется охраной, их уже пять, восемь… перестаю считать. Меня валят на пол и бьют ногами — бестолково толкаясь и мешая друг другу. Не сопротивляюсь — их слишком много — только закрываю голову руками и живот коленями.

— Отставить.

Голос негромкий, бесцветный — но все тут же подчиняются и расступаются. Ко мне подходит Сугроб. Он окидывает взглядом комнату и мгновенно понимает, что тут на самом деле имеет значение. Берет телефон Макара, бросает на пол и давит каблуком.

Я с некоторым трудом сажусь и сплевываю кровь:

— Бесполезно. Трансляция шла через спутник. Все это время.

Сквозь охрану проталкивается секретарша с шикарными сиськами, протягивая боссу навороченный телефон:

— Пиар-отдел, срочность ноль…

Сугроб берет аппарат и секунд тридцать слушает сбивчивую речь кого-то на другом конце — выхватываю слова «катастрофа… тысячи репостов, уже десятки тысяч…»

Не отвечая, Сугроб возвращает телефон секретарше и пристально смотрит на меня. В его лице — ни тени гнева или ярости, скорее… сдержанное веселое любопытство.

— А ты хороша, — говорит он. — Этот раунд за тобой, девочка… Соль.

— За нами. У вас тут мой напарник. Макар Немцов. Что бы вы с ним ни делали — прекратите немедленно.

— Лихо ты начала ставить условия.

— У меня сильная переговорная позиция, — ухмыляюсь. — Весь мир теперь знает, что у вас творится. И что я здесь, кстати, тоже.

— Тем не менее ты совершила незаконное проникновение и диверсию, — мило улыбается Сугроб. — А твой дружок-маг — и вовсе должностное преступление… Вас, пожалуй, стоило бы передать милиции. Если бы, конечно, кто-нибудь ее вызвал.

Врывается еще какой-то вояка:

— Там у ворот пять милицейских машин. Из Поронайска. Сам начальник прибыл. У них ордер на арест Немцова и какой-то Новожиловой.

Сугроб приподнимает бровь:

— Очень любопытно, как это милиция успела проехать восемьдесят километров от Поронайска — по местным-то легендарным дорогам… да еще сразу прибыла с ордером. Ну что ж, «какая-то Новожилова», не будет же «Панацея», в самом деле, препятствовать исполнению законных требование представителей власти. Интуиция мне подсказывает, что этот арест окажется не особенно тягостным. Так что проводите девушку и ее напарника к воротам. Донесите, если потребуется. И выдайте ей одежду какую-нибудь, довольно с нас на сегодня нездоровых сенсаций, — Сугроб подмигивает. — Мы с тобой еще не раз увидимся, Соль. Соскучиться не успеешь.