Соглашаясь отпраздновать мое вхождение в род, я никак не могла предположить, что домашний праздник превратится в прием на высшем уровне. Но Алиарна меня удивила. Если она этого не планировала заранее, а я думаю, что ее объявление все же было спонтанным, то организаторские способности у моей новой мамы были на наивысшем уровне. Столы у дальней стены приемной залы ломились от разнообразия закусок и вин. Сам зал утопал в живых цветах так, что стен не было видно. В потайной нише на уровне второго этажа музыканты играли какую-то незнакомую, но нежную и звенящую мелодию, от которой даже у меня на душе было легче.
В зале присутствовали главы всех Старших родов, а также ближайшие соседи и подруги Али. А еще… Я, когда поняла, что происходит, страстно захотела придушить свою новоявленную мамулю. Потому что каждая из прибывших женщин притащила с собой минимум двух парней. И мне пришлось с сияющей и в меру заинтересованной улыбкой наблюдать за тем, как они предлагали мне себя. Отвратительно.
У меня и так настроение было гаже некуда после выходки Кристиана, а тут еще эти негласные смотрины. Я планировала напиться и потеряться хоть на одну ночь, но теперь третий час была вынуждена нянчить один и тот же бокал с белым вином. Если я по пьяни выйду замуж в третий раз, я себе этого не прощу. Если уж у меня не будет другого выхода, кроме как взять себе еще одного мужа, тогда я хочу сделать это не в алкогольном угаре, а осознанно, с надеждой на будущие чувства. Хотя… Кого я обманываю, на Эренсии любовь не в чести. У меня вообще в последнее время сложилось такое впечатление, что местные в принципе не знают, что такое любовь и с чем ее едят.
— Сладкого вечера, прекрасная эрна! — Передо мной, низко склонив светловолосую голову, возник очередной эренсиец. За спиной то ли Марк, то ли Кристиан громко скрипнул зубами. — Позвольте от имени моей госпожи Варинелии преподнести вам в дар вот эту безделицу. — Мне протянули на вытянутых руках средних размеров резную шкатулку из светлого дерева. — Так же, стоит вам только пожелать, в придачу к подарку вы можете получить и меня.
Паренек застыл в неудобной позе с опущенной головой и не поднимая на меня глаз. Я чуть обернулась вправо. Там стоял Марк. Кристиану я сегодня совершенно по-детски решила объявить бойкот.
Марк сделал шаг вперед и взял из рук парня предлагаемую шкатулку. Я поспешно уткнулась в бокал. Проклятый местный этикет. Мне даже взять подарок самой не по чину, за меня это должен сделать тот муж, которому я доверяю.
В шкатулке лежал набор по уходу за волосами: щетки, расчески, гребешки и что-то еще, чему я даже не знала применения. Все одинаковое, деревянное, покрытое золотистым лаком и искусной резьбой. Я вздохнула. Подарок шикарный, спору нет, но зачем он мне? Свое каре я всегда расчесываю электрощеткой, а шпильки, гребешки и заколки не ношу вообще. Но отказаться — значит, обидеть. А у меня тут еще один «подарочек» стоит. Вот от него нужно отделаться во что бы то ни стало.
По моему знаку Марк за волосы поднял голову парня, заставив беднягу смотреть в потолок. Я от жалости прикусила губу под прикрытием бокала. Но вслух ничего не сказала. Хватит, уже пожалела двоих! И если с Марком мы более-менее уживались, то Кристиан…
Не только я ахнула, когда рубиновый мобиль на полной скорости помчался на стоящих у крыльца дома. Кто-то из мужей Алиарны оттащил ее к стене, под защиту колонн. Мирена с воплем осела на ступени. А я… Я улетела с крыльца в кусты, росшие по правую сторону дома. Больно приложилась спиной о землю. Но не успела опомниться или вздохнуть, как на меня сверху приземлилось чужое тело, выбивая из легких последние молекулы воздуха и заставляя меня полузадушено хрипеть.
А дальше скрип тормозной систему мобиля, шорох гравия и крик Алиарны:
— Ты с ума сошел?! Я просила эффектно преподнести, а не пугать нас до полусмерти! Что это за дикие гонки? Твоему руководству будет сообщено об инциденте! Лина! Лина, ты где?
В голосе Али было столько злости и беспокойства, что я попыталась отозваться, сказать, что со мной все хорошо. Но не смогла даже нормально вдохнуть. И только тогда сообразила, что в кусты меня скинул с крыльца Кристиан. И он же накрыл меня собой.
— Слезь… — Мой полузадушенный голос больше был похож на комариный писк. — Задавишь, медведь. Что на тебя вообще нашло?
Кристиан легко, словно его вздернули кверху за невидимые веревочки, поднялся на ноги и, как куклу, ухватив за подмышки, поставил меня. И только после этого ответил:
— Не заметно? Спасаю твою жизнь. Продавливаю себе теплое местечко под боком наследницы. Или не нужно было?
Я замерла. Слова Кристиана сочились ядом. А прямо у него за спиной стояла Али и подоспевшая так не вовремя Мирайя. Безопасница надменно заломила бровь:
— Похвальное рвение. И наверняка оно пригодиться. Потом когда-нибудь. И то, при условии, что ты больше не будешь так забываться и позорить Алиарну и Энжелин. — Протянув мне руку, чтобы помочь обойти окаменевшего Кристиана и выбраться из кустов, Мирайя небрежно бросила словно в пустоту: — Я б выпорола за такое поведение. Беспокойство о жизни и здоровье супруги и хозяйки — это одно. А неуважительное поведение порочит весь род.
После такой отповеди Мирайи деваться мне было уже некуда. Кристиана придется пороть. Иначе даже самая последняя курица на Эренсии сочтет своим долгом клюнуть меня как слабую и бесхребетную. Но воспитательный момент пришлось отложить на завтра. Разбираться с поркой в то время, когда меня ждут гости на официальную часть — удовольствие ниже среднего. Завтра. Я разберусь со всем завтра. А пока…
Со вздохом окинув взглядом замершего с запрокинутой головой парня, я отчаянно старалась придумать причину, по которой хочу отказаться от столь «щедрого дара». После того, как я отослала от себя одного паренька со смуглой кожей и темными волосами, мне подсылали исключительно золотистых блондинов. Не трудно было проследить параллель: блондин — хороший муж, брюнет — проблемный. По этому принципу мне и стали предлагать кандидатов. А я не могла придумать причину, чтобы прекратить этот безобразный парад. Сейчас Марк держал за волосы настоящего ангелочка: ясные и большие голубые глаза напоминали земное весеннее небо. Изящная линия бровей словно нарисована карандашом. Скулы и нос — идеальны настолько, что кажутся ненастоящими. Кожа чистая, лишенная любых изъянов, в том числе и волос. Мягкие и сочные губы чуть приоткрыты, как будто парню больно или…
Я присмотрелась внимательнее. И меня передернуло. Марк довольно сильно сжимал в кулаке золотистые волосы парня, явно причиняя тому боль. Но мой «подарок» от этого только кайфовал и норовил прижаться к бедру старшего мужа.
Меня передернуло. Я ничего не смогла поделать с собой. Слишком большим оказалось отвращение к увиденному. Никогда ранее я не замечала за собой гомофобии, но вот поди ж ты.
— Убери его от меня!
Мне стоило немалых усилий, чтобы процедить это сквозь зубы спокойно. Но парень все понял. Поволока наслаждения ушла из широко распахнутых голубых глаз. В них появился ужас:
— Моя госпожа!..
Он дернулся в руках Марка, едва не снимая с себя скальп. И я невольно сделала шаг назад:
— Уходи! Я не буду делить с тобой Марка!
Не знаю, почему с моих губ слетели эти отвратительные слова. Но ни подействовали. Ангелочек втянул голову в плечи. Марк за волосы поставил его на ноги и только тогда отпустил шевелюру. Это смотрелось почти забавно: Марк был на пол головы ниже. Но мне было не до смеха. В горле застрял клубок отвращения к самой себе. Наблюдая, как блондин уходит прочь, словно побитый щенок, я потребовала:
— Марк, убери от меня эту кислятину! — Я, не глядя, сунула в сторону бокал, с которым не расставалась с начала вечера. — И принеси мне самое крепкое вино, какое тут есть. Смотрины на сегодня окончены.
Маркиаль неуверенно на меня покосился:
— Лина, это плохая идея.
Я и сама это знала. Но потребность напиться и забыть хоть на вечер о всех проблемах заглушала тоненький голос разума в моей душе. И я отрезала:
— А вот вы и позаботитесь о том, чтобы я не взяла себе третьего мужа. Недосмотрите — завтра выпорю всех!
Последним отчетливым воспоминанием этого вечера стали изумленные и испуганные глаза Али, когда она увидела, как я пью из принесенного Марком пузатого бокала коньяк.
Пробуждение у меня оказалось не из приятных. Но оно и не удивительно: все тридцать три несчастья похмелья были, как говорится, налицо. Во рту сухо, как в пустыне, и одновременно там словно мыши всей планеты Земля устроили туалет. Голова была словно чугунная. В виски долбила средних размеров стая дятлов. Сердце из груди буквально выскакивало, пытаясь прокачать по венам отравленную алкоголем кровь. Дико хотелось в туалет. А еще, мне почему-то было жарко. Как будто я с Эренсии перенеслась в земную Сахару. Но ведь так не бывает?
С проблемами я решила разбираться по очереди. И самым насущным сейчас был зов природы. Мне срочно нужно было уединиться. Я вскочила, надеясь, что от резкого движения не закружится голова и я не грохнусь с кровати. И тут же нашелся ответ почему мне так жарко. Оказалось, что я спала, зажатая с двух сторон обнаженными мужскими телами. Как говорится: «Упс!»
Справа спал Марк, ловко прижавшись ко мне всем телом. Слева, крепко прижав меня к себе, лежал Кристиан. Его-то я и разбудила своими прыжками.
Сонные голубые глаза уставились на меня в упор. Кристиан хрипло шепнул:
— Спи, еще очень рано. Чего ты вскочила?
Моя досада на темноволосого и так никуда не делась со вчерашнего дня, а тут еще и больная голова с похмелья, в общем, я с наслаждением выплеснула на Кристиана свое раздражение:
— Вообще-то, мне нужно в ванную. А вот что ты делаешь в моей постели, это вопрос? И по какому праву тут раскомандовался?
Я шипела, но, видимо, недостаточно тихо. За моей спиной раздался точно такой же тихий и заспанный, как и у Кристиана, голос Марка:
— Лина, прости за то, что остались в твоей кровати. Но мы побоялись оставлять тебя одну, ты постоянно срывалась в истерику. Вроде бы засыпала, но только мы собирались уходить, опять начинала рыдать. Так что мы решили, что проще ночевать с тобою рядом. Кто-то один гарантированно бы проснулся, если бы ты снова начала плакать или куда-то бежать.
Я замерла, пытаясь осмыслить услышанное. Истерика? И как я до такого докатилась? Никогда ранее таким не страдала. Я скорее бы пошла в спортцентр и до изнеможения бегала бы на тренажере, пока в голову не пришло бы решение возникшей проблемы. Или до тех пор, пока не свалилась бы от усталости. У нас в семье никто и никогда не прятал голову в песок и не пытался утопить беду в алкоголе. У нас в роду все — бойцы. Так что же случилось со мной?
Марк неправильно оценил мою задумчивость и добил меня, выбираясь из-под легкого одеяла:
— Кроме того, порку всегда проводили на рассвете. Так тебе будет проще, Кристиан под рукой.
Я поперхнулась на вдохе:
— Какая еще порка? Ты о чем?
Марк ошеломленно переглянулся с Кристианом и осторожно протянул:
— Но ведь Кристиан вчера…
Мое мерзкое настроение снова подняло голову, и я резко перебила своего первого мужа:
— Я что, вчера пообещала его выпороть?
Марк покачал головой:
— Нет.
— А тогда с чего ты взял, что казнь состоится?
— Но ведь так положено…
— Кем положено и куда?
На этот дурацкий в общем-то вопрос ответа не последовало, оно и понятно. А я раздраженно подытожила:
— В общем так, что я буду делать и когда, решаю только я. Я могу прислушаться к Алиарне, как к названной матери. Но не факт, что поступлю по ее. А Мирайя мне вообще не указ. Это раз. А во-вторых, я не собираюсь тратить свое время и силы на воспитание того, кто рвется прочь с планеты. При первой же подвернувшейся возможности, я отправлю Кристиана ко всем чертям! Хватит ума, выплывет и устроится на какой-то планете. А не научится сдерживаться — найдет себе неприятности очень быстро и подохнет под ближайшим кустом!
С этими словами я развернулась и промаршировала все-таки в ванную. Достали! Сил моих больше на них нет! Теперь они за меня будут решать, что мне делать и когда? Может, за меня решат, когда жить, а когда умирать? Кипя от бешенства, я так хлопнула дверью, что слышно, наверное, было и на Земле.
Он пришел, когда я полностью привела себя в порядок и собиралась уже выходить. Тихо постучал, проскользнул в приоткрытую дверь и остановился у порога. Низко опущенная черноволосая голова, руки сцеплены в замок впереди, полностью обнаженный:
— Я могу подойти ближе, моя госпожа?
Если честно, я изумилась. Холодная вода помогла мне прийти в себя, стая дятлов угомонилась и перестала долбить в виски, раздражение схлынуло, и я уже не так остро реагировала на присутствие Кристиана. Но все же спросила прохладно:
— Зачем?
— Я хочу попросить прощения за свое поведение.
— Извиниться можно и на расстоянии, подходить для этого не обязательно.
Я не могла разгадать, что снова задумал этот черноволосый наглец. Да, жизнь у предыдущей хозяйки его не сломала. Но основательно покорежила. И я все больше приходила к выводу, что отправить его подальше от себя и с планеты будет самым лучшим решением. Сумеет выплыть — его счастье, проживет жизнь, как сумеет. А потонет, так в этом не будет моей вины, значит, такова его судьба. Совесть, конечно, больно кусала меня за такое жестокое решение, но я чувствовала, что долго я рядом с ним не продержусь. Он скорее меня сломает, чем я его. Чтобы Кристиан не говорил, а воля к жизни в нем огромная. И ради выживания он пойдет на все.
Подтверждение своим выводам я получила мгновенно. Показное смирение слетело с него как ненужная шелуха. Кристиан выругался сквозь зубы, вскочил и в два шага покрыл разделяющее нас расстояние. Мне пришлось сжать челюсти и взять волю в кулак, чтобы не дрогнуть, не отступить назад. А он поднял голову, заглянул мне в лицо, и вдруг медленно опустился передо мной на колени:
— Я виноват. Очень сильно. И не в том, что неправильно оценил ситуацию и сбросил тебя в кусты. Нет, я виноват в том, что снова забылся, дал волю характеру и опозорил твой дом перед членом Совета. Я это понимаю, как и то, что мои чувства не имеют никакого значения. — Я опешила. Чувства? Ко мне? А я обязана в это верить? Кажется, кто-то заврался! Но Кристиан продолжал, глядя мимо меня: — Раньше для меня основным было выжить. А для этого нужно было отвоевать себе местечко поближе к хозяйке и постараться его удержать, не упустить. Теперь все изменилось. Настолько сильно, что я постоянно теряюсь. Я не успеваю запомнить что-то одно и приспособиться к новым условиям, как тут же вылезают десятки новых обстоятельств, и выходит так, что я теряюсь, и бессознательно пытаюсь вернуться назад, к старому образу жизни. — Тут Кристиан посмотрел мне в глаза: — Я признаю свою вину и постараюсь исправиться. Назначь мне любое наказание! Только прошу, не отсылай меня!
Я хмыкнула:
— Встань. Не удобно разговаривать, когда ты стоишь передо мной на коленях. Чувствую себя какой-то рабовладелицей. — Кристиан неохотно поднялся на ноги. — А по поводу того, что ты постараешься исправиться, знаешь, у меня на родине есть поговорка: «Горбатого могила исправит». Это я к тому, что взрослого человека перевоспитать сложно. Ты все равно будешь срываться и пытаться меня продавить под себя. А у меня сейчас и так проблем хватает. Так что ты это зря затеял. А мне мои нервы дороги, от них и так уже почти ничего не осталось.
Челюсти парня непримиримо сжались, а я вздохнула:
— Вот видишь, я права. Ты сейчас будешь опять пытаться меня прогнуть.
Он замер, словно пойманный на горячем. А потом вдруг выдал:
— Нет, не буду. Я не стану пытаться занять место супруга. Оставь меня при себе телохранителем. Захочешь увидеть меня под собой — с моей стороны не будет никаких претензий. Нет, значит нет. Зато в качестве телохранителя я смогу тебя защищать, и если сдохну, то так тому и быть. Но я все же попытаюсь исправится и стать таким, каким хочешь видеть меня ты.
Я невольно покачала головой в знак несогласия, почти ожидая град новых заверений, что он исправится. Но Кристиан неожиданно промолчал. Только плечи его медленно опустились, выдавая, что парень все же признал свое поражение.
У меня в душе защемило. Проклятая бабья жалость! Наверное, вот так и ломаются люди. Когда исчезает последняя надежда на благополучный исход, душа словно умирает. И на ее месте поселяется пустота и безразличие. Безразличие к тому, что тебя завтра ждет. И будет ли вообще это «завтра». Проклиная свою мягкотелость, я вздохнула:
— Ладно, Кристиан, даю тебе еще один шанс. Самый последний. Не справишься — катись ко всем чертям! Я не нянька. И да, наказывать я тебя не собираюсь. Сам себя наказывай!
В голубых глазах напротив загорелся какой-то странный огонек. Подозрительно напоминающий надежду. Надежду на то, что теперь все будет хорошо. И я струсила. Испугалась того, что он попытается меня отблагодарить за мое мнимое милосердие. Я себя милосердной отнюдь не считала. А потому быстро обошла на глазах оживающего Кристиана по дуге и торопливо покинула ванну. Пока он окончательно в себя не пришел.
А в другие двери спальни в этот момент торопливо входила Али:
— Лина, вот ты где! Нам срочно нужно поговорить!
Я с трудом удержалась от того, чтобы не закатить глаза. Но Али, кажется, этого даже не заметила, быстро подходя ко мне и беря меня за руки:
— Лина, девочка моя, что вчера произошло? Почему ты вчера…
Али запнулась, видимо стараясь подобрать выражение поприличнее. Я хмыкнула и закончила за нее:
— Напилась как свинья? Али, не старайся быть деликатной со мной, я понимаю гораздо больше, чем тебе кажется.
Алиарна как-то по-особенному, укоризненно вздохнула:
— Ну зачем же так грубо? — Она улыбкой смягчила свой упрек и потянула меня за руку в сторону гостиной: — Пойдем, позавтракаем вместе и заодно поговорим.
В гостиной нас уже ждал аромат кофе, накрытый к завтраку стол и… обнаженный по пояс злой Маркиаль. У Марка даже руки подрагивали. А плечи словно судорогой свело. И через мгновение я поняла почему: напротив него у второго стула стоял сын Мирены. Тоже по пояс обнаженный и радостно скалился, чинно опустив глаза вниз. Меня передернуло, и я повернулась к названной матери:
— Али, пусть парни выйдут, тогда и поговорим. Или можем позавтракать как принято на Эренсии. А разговор отложим.
Алиарна понимающе усмехнулась:
— Пусть выйдут. Сами себя обслужим, не умрем.
Улыбочка медленно сползла с мордахи сына Мирены. А Маркиаль вообще не стал с ним церемониться: коротко поклонился нам с Али и, выходя из комнаты, за ухо потащил нахала за собой. Как только дверь за ними закрылась, Али хмыкнула:
— Смотрю, Мирена всерьез вознамерилась пристроить своего старшего возле тебя.
Я презрительно фыркнула в ответ:
— У нас на Земле в таких случаях иногда говорят: пусть поймает птичку обломинго.
Алиарна заинтересованно глянула на меня, выбирая себе булочку:
— А что это за птица такая? И зачем ее ловить?
Хорошо, что я еще не успела отхлебнуть из чашки кофе, а то бы он у меня точно носом пошел, настолько меня ошарашил вопрос. Я осторожно отставила чашку в сторону:
— Гм… Вообще-то, такой птицы в природе не существует. Это такая метафора из молодежного сленга прошлых веков. Означает «потерпеть неудачу, разочарование». — Алиарна непонимающе смотрела на меня, позабыв о том, что собиралась намазать булочку. Я с досадой потерла лоб. И вот как ей объяснить? — В общем, Али, забудь. Я постараюсь в будущем не употреблять земных сленговых выражений.
Я снова взяла в руки чашку с кофе и уткнулась в нее. Алиарна отмерла и все-таки намазала свою булочку сыром. А потом улыбнулась мне:
— Ну почему же. Мне это не мешает. Даже наоборот, интересно познакомиться поближе с чужой культурой.
Я скривилась:
— Да какая это культура! Обычный молодежный жаргон, не имеющий никакой культурной ценности. И вообще, чем обсуждать земную лексику, ты мне лучше скажи, о чем ты хотела поговорить? Что-то случилось?
Али ослепительно улыбнулась и отложила надкушенную булочку на тарелку. И улыбка ее была слишком уж ослепительной для того, чтобы быть настоящей. Я насторожилась:
— Лина, я все понимаю, у тебя совсем другое воспитание. И наши реалии тебе, наверное, кажутся дикими. Но все же, ты уже взяла себе двух мужей. Теперь нужно хотя бы обозначить гарем…
Я со стоном уронила голову на руки, едва не перевернув чашку. Слава всем богам, кофе я уже успела выпить. Али испуганно замерла:
— Лина?.. Что случилось?
— Да ничего, собственно. — Пришлось сесть ровно, чтобы Али не пугать. — По сути, это и есть та причина, по которой я вчера напилась. Прости, но у меня и так нервы за последнее время расшатались, а тут еще один из кандидатов в гарем откровенно балдел от того, что Марк причинил ему боль, и все норовил прижаться к нему потеснее. Меня чуть не стошнило, честно. — Я тоскливо посмотрела в окно. — Али, мне и двух много, понимаешь? Я не знаю, что и с этими делать, а ты мне — гарем…
Али отодвинула от себя тарелку и пересела ко мне поближе.
— Бедная моя девочка! — Она обняла меня за плечи и осторожно погладила по голове. — Тебя уже совсем задергали. А давай ты возьмешь хотя бы несколько дней перерыва?
Я возмущенно дернулась, но тонкая, не по-женски сильная рука Алиарны удержала меня на месте:
— Тише! Я все понимаю. Но у тебя есть я, есть Барбара. Часть задач мы можем решить и без твоего участия. А ты хоть ненадолго забудь о том, что у тебя море проблем. Побудь обычной молодой девушкой, повеселись, отдохни. Вот хотя бы отправься на шоппинг!
Я скривилась:
— Кристиан мне весь мозг вынесет, если я скажу ему, что мы едем по магазинам. Он и так настаивает, чтобы я пока работала на дому.
Алиарна задумчиво перебирала мне волосы:
— Может, он и прав. Но хорошо отдохнуть можно и в поместье. — Она вдруг отпустила меня и резко села прямо: — Точно! Забирай своих мужей и отправляйтесь на остров хотя бы на денек!
— Али, я…
— Ничего не хочу слышать! Давай сюда свой комм! — Алиарна сама принялась расстегивать неподатливую застежку у меня на запястье. — За стройкой пригляжу я. А с поставщиками разберется твой бухгалтер. Пару дней прекрасно справимся и без тебя.
— А если Сашер позвонит?
Али на мгновение замерла и посмотрела на меня. А потом выдала:
— Разберемся! Если не будет ничего критичного, то созвонишься с ним позднее. А если без тебя будет никак, я кого-то за тобою пошлю. С озера до дома всего двадцать минут неспешным шагом. — Наконец браслет расстегнулся и комм упал в подставленную ладонь Али. — Все! Распорядись, чтобы Маркиаль собрал вам корзинку, переодевайся и вперед, отдыхать! А по поводу того, что тебе стремятся подарить рабов в гарем, не переживай. Я объясню девочкам в чем проблема. Больше подобная ситуация не повторится!
С этими словами Алиарна вышла за дверь. А я осталась ошарашенная сидеть у разоренного стола. И что это только что было? Как понимать слова Али про то, что больше подобная ситуация не повториться? Мне больше не будут навязывать эренсийских самцов? Или мне будут более тщательно подбирать кандидатов?
В голове царил такой сумбур, что я даже не сразу заметила, что в гостиную вошел Кристиан:
— Маркиаль сказал, что мы идем на пикник и пошел собирать провизию.
Я кивнула:
— Знаю. После моей вчерашней выходки с коньяком меня насильно отправили отдыхать. Так что я надеюсь на тишину и покой. Ты, если хочешь, можешь остаться в особняке. Я не думаю, что на территории Алиарны мне будет грозить опасность…
— А кандидатов от тебя отгонять?
Меня словно кнутом стегнули. Я резко вскинула голову:
— Что-о? Ты шутишь, я надеюсь?
Кристиан отрицательно качнул головой:
— Нет. Обычно пикники всегда были поводом для более близкого знакомства. А тебе сейчас все не занятые мужчины поместья будут стремиться поднести корзинку и подержать одеяло. И догадайся, кто окажется резко не занят? — Меня передернуло, а Кристиан продолжил: — Не удивлюсь, если сейчас будет нагружено такое количество корзин, что нам придется брать с собой как минимум двух носильщиков.
В этой части поместья Алиарны я еще не бывала. Сад вокруг казался неухоженным и заросшим. Ветви деревьев низко нависали над тропинкой, по которой мы шли. Лохматые кусты тянули к нам ветки, усеянные цветами, плодами, а иногда и шипами. Периодически дорожка под ногами оказывалась сломана вылезшим из земли корнем. Трава выглядела так, словно никогда не была знакома с садовником. Но все это была только искусная иллюзия. И я это очень быстро поняла.
При всей неухоженности кустов, при всех нависающих над тропою ветках, ни одна из них ни разу не зацепила меня. А приглядевшись повнимательнее, я поняла, что они все очень тщательно пострижены. Так, чтобы казаться неухоженными, но при этом не доставлять неудобств.
Тоже самое было и с корнями на дорожке. Вроде и торчат, а я не спотыкаюсь. Идти корневища не мешали. И у меня даже возникло желание остановиться и пощупать их: как же так вышло? Но впереди шел мрачный и расстроенный Марк. Если я остановлюсь, он может этого не заметить и расстроится потом еще больше, что ушел вперед без меня. А позади меня шел Кристиан. И под взглядом голубых глаз этой язвы я точно не хотела опускаться на колени и изучать торчащие из земли корни. Даже если и промолчит, то так глянет, что всем все сразу станет понятно. Я уже наблюдала этот взгляд в действии. На кухне.
К сожалению, Кристиан оказался прав. Когда я нежданно заявилась на кухню, то застала просто убийственную картину. Повар, мужчина лет сорока пяти-пятидесяти на вид, забился в угол и нервно комкал край своего фартука. Злой, как все черти земного ада, Марк стоял в позе, словно приготовился драться на кулаках. Напротив него посреди свободного пространства в куцей и распахнутой на груди жилетке и текучих словно вода штанишках, не оставляющих простора для воображения, подбоченился сын Мирены. А на столе…
Я скрипнула зубами от злости и тихо поинтересовалась:
— Это что? Мы готовимся дать официальный прием на природе, а я об этом не знаю?
На столе стояло восемь! Восемь корзин! Из которых выглядывали разномастные пакеты, контейнеры, бутылки и свертки. И кое-что еще лежало неупакованное на столе. Сын Мирены, а я до сих пор не знала его имени, да и не собиралась это исправлять, сверкнул широкой нахальной улыбкой и выпятил гладкую, в меру накачанную грудь:
— Простите, госпожа, Маркиаль не дает мне закончить упаковывать продукты для пикника. Но я сейчас быстро все упакую, а вы пока переоденьтесь. Или, если хотите, выберите себе носильщиков из…
На лице Марка заиграли желваки. Повар из бледного стал зеленым. Кристиан тихо шепнул мне на ухо:
— А парнишечка-то оказывается непростой. Голову даю на отсечение — он негласный хозяин гарема.
Я оглянулась и внимательно посмотрела на него:
— С чего ты взял?
— А посмотри, как боится повар. Он знает, что ты наследница и боится тебя, боится наказания, которое ты можешь назначить. Но также он знает на что способен этот щенок. И потому сейчас близок к разрыву сердца.
Я хмыкнула:
— Это устаревшая информация. Сердце не разрывается. Но инфаркт может случиться. Кстати, надо узнать, есть ли в доме медкапсула. Напомни мне потом.
Кристиан с поклоном сделал шаг назад:
— Обязательно.
А я со вздохом повернулась к столу. И оторопела. Сын Мирены с насмешливой улыбочкой на губах упаковывал в корзинку высокие бокалы из тонкого стекла, больше подходящие для какого-то великосветского приема, чем для пикника. Я обозлилась окончательно:
— Эй, ты! Ты что творишь? — Я постаралась вложить в голос все свое скопившееся за последнее время бешенство. И сама поразилась тому, насколько зло он прозвучал. — Я позволяла продолжить упаковку?
Сын Мирены вздрогнул всем телом. Тонкое стекло выскользнуло из его рук. Миг, и бокал сверкающими брызгами разлетелся по всей кухне.
— Отлично. Теперь ты еще и без разрешения бьешь посуду.
Парень медленно развернулся ко мне. На его губах еще дрожала нахальная улыбка. Но в глазах уже проступало понимание того, что я не шучу. Это хорошо. Может быть, удастся отделаться малой кровью.
— Я все еще жду ответа на поставленный ранее вопрос: что это такое? Где-то будет происходить прием?
Улыбка на губах парня увяла окончательно:
— Нет, госпожа. Это все вам для пикника.
— Я не видела у крыльца грузового мобиля.
У него снова дрогнули в улыбке губы. А в глазах сверкнуло торжество:
— Вам отнесут корзины те рабы, которых вы выберете. Или те, кто свободен от работы.
Я хмыкнула. Рано ты парнишечка победу начал праздновать.
— А можно поступить еще проще. Марк! — Маркиаль вскинул голову. А сына Мирены передернуло от того, что я подчеркнуто назвала первого мужа коротким именем. — Немедленно перепаковать корзины. Бокалы — к демонам. И вообще, посуды брать минимум, это же пикник, а не прием. И продуктов из расчета на нас троих. Больше не нужно. У вас пять минут. Время пошло. А потом ты, — я в упор посмотрела на наглеца, метящего на место моего очередного мужа, — лично наведешь здесь порядок. Увижу на записи с камер, что делал не ты — будем говорить по-другому.
Первые десять секунд никто не шевелился. А потом Марк отмер и принялся быстро перебирать корзины переупаковывая заново те продукты, которые он считал наиболее подходящими.
Озеро открылось внезапно. Вот только что впереди меня были сплошные ветки и маячила спина Маркиаля, а уже в следующий миг, поднырнув под очередную мнимую растительную завесу, я вышла на берег. И онемела.
Передо мной расстилалась сказка. В лучших традициях самых фешенебельных планет-курортов почти от самых моих ног к воде сбегал бархатистый и мелкий белый песочек. Чистейшая бирюзовая вода лениво подлизывала берег. Озеро было довольно большим, я бы скорее его назвала морем. Противоположный берег терялся в золотистом дневном свете. Сказочную картинку довершала небольшая белая яхта у причала.
— Нравится?
Ко мне незаметно подошел Марк и заглянул мне в глаза.
— Очень! — Я немного покривила душой. Мне не нравилось, я была в восторге. — Это просто рай! Неужели это все принадлежит Алиарне?
Марк хитро усмехнулся:
— Чтобы пересечь земли, принадлежащие моей матери, на мобиле, на полной скорости, потребуется примерно пару часов.
Я прикинула скорость местного транспорта и ужаснулась:
— Марк, скажи, что это одно из самых мелких поместий на Эренсии!
Парень медленно покачал головой:
— Земли моей матери третьи по величине на планете.
Я невольно застонала:
— Капец…
Марк уронил корзину, которую до сих пор держал, и обнял меня за плечи, заглядывая в глаза:
— Что такое?
А мне отчаянно хотелось побиться головой о ближайшую вертикальную поверхность:
— Да с меня с живой теперь не слезут, подсовывая мне все новых и новых мужей!
Марк сочувственно вздохнул и молча погладил меня по спине в утешение. Неслышно подошедший к нам Кристиан буркнул:
— Отобьемся. Главное, чтобы я имел право причинять телесные повреждения. Просто словами вряд ли поймут. А сейчас идемте на яхту. Смысл тут стоять?
Слишком сильно все вокруг было похоже на сказку или розовый сон. Меня провели на нос яхты и устроили под небольшим тентом. У белоснежных бортов тихо пела бирюзовая прозрачная вода. Легкий ветерок слегка шевелил мое отросшее каре. Я устроилась в шезлонге и беспокойно наблюдала за перешептывающимися парнями. Вокруг было как в раю. Не хватало только змея и яблока. А у меня почему-то замирало сердце в груди. Словно требовалось как можно скорее вскочить на ноги и куда-то бежать.
Марк и Кристиан скрылись где-то в недрах яхты и через несколько минут легкая вибрация корпуса и едва слышный гул подсказали мне, что двигатель уже включен и мы вот-вот отплывем. Я посмотрела туда, где по моим представлениям была наша цель — таинственный остров, принадлежащий в числе прочих земель моей названной матери. Полоска зелени не более пальца толщиной у самого горизонта не внушала мне доверия. Что мы там будем делать? А я еще и без комма. Можно было бы в тишине хотя бы прикинуть стратегию внедрения новой линейки белья. Но придется заниматься бездельем и надеяться, что если в голову придет дельная мысль, то до дома я ее не забуду.
— Ты с таким воинственно-хмурым выражением лица смотришь на горизонт, что мне заранее страшно. — Задумавшись, я не заметила, как ко мне подошел Марк с высоким, запотевшим бокалом какого-то сока ярко-малинового цвета. — Держи. Тут есть холодильник. Пока яхта на ходу проблем с холодом нет. О чем ты думаешь?
Я приняла ледяной бокал и осторожно попробовала жидкость. Сок напоминал одновременно яблочный, малиновый и виноградный. Но в этот букет знакомых с детства вкусов вплетался какой-то новый, незнакомый, терпкий. Похожий на выдержанное вино. Я с подозрением покосилась на Марка:
— Что это?
— Сок мигару. В нем нет алкоголя или одурманивающих веществ, но он, оставляя разум ясным и трезвым, помогает телу расслабиться.
Я сощурилась:
— Это Алиарна распорядилась меня опоить?
Марк виновато опустил глаза вниз:
— Нет.
Признаться, я опешила. Думала, это снова Али «знает, как для меня лучше». Неужели это кто-то другой таким посредством желает пробраться в мою жизнь? По спине пробежал холодок.
— А кто?
На прямой вопрос Марк не мог не дать ответ, я это уже знала. Так и вышло. Виновато передернув плечами, парень тихо признался:
— Это я попросил у матери один бокал для тебя. Ты же думаешь о работе и проблемах постоянно. А тебе нужно отдохнуть и расслабиться. Ты даже на яхте вдали от всех думаешь непонятно о чем…
Мне стало жарко от накатившей злости. Снова Марк за меня решает, что и когда мне делать? Неужели мне теперь опасаться даже своих мужей? Я отставила в сторону бокал с опасной жидкостью и с угрозой поднялась к парню навстречу:
— Ма-арк…
Он не дал мне договорить. Просто внезапно с отчаянной решимостью сгреб меня в охапку, обнял за талию и припал к моим губам.
Марк не умел целоваться, хоть и очень быстро учился. Но теперь меня это уже не удивляло. Сомневаюсь, что хоть один мужчина на Эренсии владеет этим искусством. Скорее поражало то, что он сам, первый пошел на контакт. И не давал мне перехватить инициативу. Он даже не целовал — он выпивал меня, высасывал душу. Но этот рваный, несколько грубоватый ритм неожиданно вскружил мне голову. Никогда бы не подумала, что столь неумелые и грубые попытки проникнуть мне языком в рот настолько меня заведут. Может, дело в том, что, Марк чутко отслеживал любую мою реакцию? И стоило мне хоть немного начать сопротивляться, как он тут же менял воздействие.
У меня слегка закружилась голова и внизу родилось уже знакомое тягучее томление. Кровь по венам побежала быстрее. Но переходить к активным действиям пока не хотелось. Я поймала Марка за волосы и осторожно, стараясь не причинить боли, придержала:
— Погоди… Не спеши и будь нежней…
Я выдохнула это прямо ему в рот и тут же отпустила его волосы и осторожно провела сомкнутыми губами по его губам. А потом еще раз и еще… После жестких варварских поцелуев мои касания едва ощущались. Губы ныли и покалывали. Я осторожно лизнула его в уголок губ кончиком языка. И это стало началом.
Марк послушно и с жадностью повторил мои движения. И когда его язык скользнул вдоль моего, мне почему-то словно в кровь впрыснули жидкий огонь. Сердце с силой ударилось изнутри о ребра, и забилось с утроенной силой. Во мне проснулась жажда. И парень словно кожей почувствовал изменения. Его губы отправились исследовать мою шею, пальцы нащупали соски и с нежным нажимом погладили их поверх тонкой ткани платья. А я прокляла себя за дурость. Всегда носила брюки или юбку, а сегодня в честь незапланированного выходного натянула узкое трикотажное платье ярко-василькового цвета!
Марк понимающе хмыкнул, улыбнулся и слегка прикусил сосок через ткань:
— Не торопись. Все будет. Сегодня точно все только ради тебя.
Он потер подушечками больших пальцев напрягшиеся под тканью твердые горошинки. Медленно огладил ладонями мое тело, спускаясь все ниже и постепенно опускаясь передо мной на колени. Сердце в груди у меня колотилось как бешеное. Я не могла отвести взгляд от его хитрых глаз. Что Марк задумал? Лучше бы содрал с меня эту ненавистную тряпку! А парень, добравшись до оголенной кожи ног, вдруг повел ладонями в обратном направлении… медленно поднимая мне подол вверх.
В этом было что-то невероятно эротичное: стоящий на коленях передо мной парень, мерцающие искорки в хитрых глазах, ладони у меня на бедрах. И платье, постепенно обнажающее эти бедра.
Руки Марка снова пустились в обратный путь тогда, когда подол частично обнажил мой живот. Он смотрел на меня, словно взглядом просил разрешения на свои дальнейшие действия. И я точно не совру, когда скажу, что эта игра нравилась нам обоим. Мы смотрели друг другу в глаза, не отрываясь. Как будто, если отвести взгляд, то мы тут же друг друга утратим, и не найдем уже никогда. Словно взгляд был единственной ниточкой, удерживающей нас на месте. Это было жарко. Это было волнующе. Гораздо более волнующе, чем то, что парень медленно стаскивал с меня шелковые трусики, одновременно оглаживая мне пальцами бедра.
Потом пальцы сменили горячие губы Марка. Они скользили по моей коже, рисуя огненные узоры на ней. Пламенные дорожки огнем скользили по моим бедрам. Стекаясь в одну точку, к самой моей женской сути, воспламеняя не только мою кровь. Но и всю меня.
Я давно уже дышала хрипло и надрывно. Ноги подкашивались, и палуба качалась под ногами, по-моему, совсем не от волн. Это штормило меня. Но это пока были только цветочки.
Шелковый лоскуток с предательским мокрым пятном в промежности соскользнул наконец вниз и, забытый, упал на палубу. Легкий ветерок озадаченно коснулся моего лона. А следом за ним скользнули губы парня. И мой мир перевернулся.
Посреди белого дня, на открытой палубе, стоя и опираясь спиной о какой-то шест я… Язык Марка скользнул между двух нежных губок, и я захлебнулась от ощущений, враз потеряв нить рассуждений.
Марк придерживал меня за бедра, не давая упасть. А я горела и плавилась от каждого движения его языка. Он скользил внутри меня медленно, вдумчиво, по-хозяйски. Заставлял задыхаться и хрипло стонать. Словно что-то искал или разглаживал складочки.
У меня с губ само по себе слетело:
— Марк, пожалуйста…
Я сама уже не понимала, что я прошу и чего я хочу.
Марк прислонился на миг щекой к моему бедру, коснулся его губами и широко усмехнулся:
— Не бойся, когда придет время — я тебя удержу. Давай, кончай! Я хочу, чтобы ты это сделала мне в рот!
Эти невероятные словно ударили меня под дых. Заставили вскинуть голову, хватануть ртом воздух и распахнуть глаза. И я замерла, потрясенная. Напротив меня, на ступенях, ведущих куда-то вниз яхты, стоял Кристиан. И в упор смотрел на меня. Пристально, жадно, как на недосягаемую мечту.
Марк снова принялся нежно ласкать меня внизу языком, одновременно поглаживая мне бедра пальцами. А я смотрела в прозрачную ледяную синь глаз напротив и не могла оторваться. От неловкости щеки вспыхнули огнем. Я представила, как выгляжу со стороны: с завернутым почти до талии подолом платья, без трусиков и Марк выцеловывает мне лоно.
Всегда считала эксгибиционизм и все, что его сопутствует, извращением. Но сейчас, удерживаемая жадным прозрачным взглядом напротив, я ощутила такое небывалое возбуждение, что буквально пара движений Марка вытолкнули меня в космос.
Меня захлестнуло эмоциями. Я потерялась в водовороте своих ощущений. Действительность стерлась. День померк.
Пришла я в себя, полулежа в объятиях Марка. А на ступенях уже никого не было.