Глава 26. Долгие сборы

Проснувшись, Петя, как всегда, потянулся от всей души, и заскрипел зубами от пронзившей тело боли. Вот же гадство какое — он, выходит, не проснулся, а очнулся. И не утром на своей циновке, прекрасно выспавшись, а не пойми когда, потому что темно, и не пойми где, потому что перед глазами мелькают туманные огоньки, и ничего вокруг толком не разглядишь.

По привычке попытался пошарить рядом руками, чтобы нащупать рядом Граппу или Брагу, и снова чуть не задохнулся от боли. Ну конечно — его же всего истыкали острыми палками чужие питекантропы, когда он бросился выручать своих. И, кажется, чем-то крепко отоварили по кумполу, потому что после пары резких движений в голове раненой птицей затрепыхалась боль.

— Гыр, — прохрипел он вовсе не то, что хотел сказать, потому что ещё и в глотке оказалось сухо, словно туда засыпали горсть песка.

— Багыр, — произнес рядом голос Хыра. Тени вокруг снова замельтешили, замерцало пламя костров. — Ты долго лежал мёртвым и только сердцем стучал. Мы вымыли тебя кипяченой водой и закрыли раны тканью, чтобы кровь не вытекала.

— Кто это вас надоумил проделать такое?

— Шон. Или Том. Я их путаю.

— Шон. Я ему царапину промывал и бинтовал — вот он и запомнил. А куда вы меня затащили?

— Никуда не тащили. Где упал, там и оставили. Только сверху сделали навес от солнца и зажгли вокруг костры. Отгоняем зверушек, чтобы не покусали тебя, пока ты не можешь от них убежать или отбиться.

— Дай мне воды, Хыр.

Взять протянутую чашку Петя не смог, как не смог и приподнять голову, отчего добросердечный вождь, привёдший сюда часть племени Далёкой Западной Пещеры, налил воды ему в нос и в ухо. В рот тоже немного попало.

— Приведи кого-нибудь из женщин. Тех, кто умеет поить маленьких детей, — взмолился раненый.

Чуть погодя пришла незнакомая молодица и начала помаленьку вливать живительную влагу ему в самый уголок рта. Сразу полегчало, прояснилось в голове и даже онемение в теле стало помаленьку отступать. Это что же — он чуть не загнулся от обезвоживания? Ну да — денёк был жаркий и окончание его он провел испаряя влагу. И теряя её с кровью. Ох и бестолковый народ эти питекантропы! Если человек лежит без сознания и ничего не просит — значит и поить его незачем. Надо брать дело собственного исцеления в свои руки — а то ведь не дождёшься от них квалифицированной медицинской помощи. Хотя…

— Хыр. А где наши женщины?

— В поместье. Где же им ещё быть?

— А Граппа?

— Её тоже туда увели. Неспокойно тут нынче. Мы не смогли перебить всех врагов — некоторые убежали. А они злые, потому что почти все их соплеменники остались лежать тут их сейчас грызут звери.

— Тогда откуда взялась эта? — Петя попытался указать на незнакомку, но ни рука не поднялась, ни голова — только глаза и шевельнулись.

— Пришла поговорить с тобой. Она из побитого племени.

— И чего просит?

— Просит не убивать всех.

— И что ты ей ответил?

— Сказал, что как ты скажешь, так и будет.

— А если бы я помер?

— Сердце билось, а раны перестали кровоточить, когда мы их замотали.

— Скажи этой женщине — пусть проваливают… э-э… а чего им было нужно?

— Им Кыкы сказали, что тут много еды, хорошие сухие пещеры и добрые люди.

— Эй, женщина! Разве Кыкы не сказали вам, что тут много сильных мужчин?

— Наш вождь рассудил что, если добрые, значит глупые и трусливые. Он так и сказал — нужно их прогнать и самим поселиться в таком хорошем месте.

— А почему ты решила, будто мы захотим перебить оставшихся без защитников женщин и детей?

— Чтобы не выросли те кто захочет отомстить.

Ну прям Шекспировские страсти!

Петя, наконец, сконцентрировался и чуть шевельнулся — очаги боли сразу всколыхнулись в нескольких местах.

— Мокрую тряпку мне на голову положи, — обратился он к Хыру. — А ты, женщина, возвращайся к своим, как рассветёт, и скажи, чтобы уходили подальше, а то наши мужики тоже могут захотеть отомстить — так я их от этого удержать не смогу.

— Э-э! Шеф-Багыр! Не захотят наши мужчины мстить. Не за кого, — вдруг вступил в разговор появившийся справа Фэн. — Тех, что тебя поранили, мы сразу кончили, а остальные уже убегали. Не сопротивлялись, так ты их напугал. Но мы не всех догнали.

Прохладная вязаная деталь чьего-то туалета легла на голову, и снова полегчало.

— Чашку рядом поставь, вдруг спохватился Петя. И соломинку одним концом в неё опусти, а вторым мне в рот засунь. Я попью ещё. А потом усну, потому что раненый.

Вскоре он отрубился, слушая, как переговариваются мужчины, подкладывающие сучья в костры. Хотя и кизячковым дымком потянуло.

* * *

Ран было три. Все они какое-то время гноились, отчего дергали и тянули. Но уже утром Шеф-Багыр переехал в усадьбу на тележке — сам встал и уселся в неё. Что уж там ему повредили внутри, не знает — он не доктор. Все противники метили в грудь, но угодили так, что проделали изрядные борозды на торсе. Видимо он здорово крутился в той потасовке. Ну а на голове была рассечена кожа, однако не слишком. Взялась коростой спёкшейся крови. В общем, отлежался он.

Как раз было время поруководить малолетними шалопаями и шалопайками на лепке кирпичей — надоели неказистые каменные печи, без конца растрескивающиеся от разности в температурном коэффициенте расширения глины и плитняка. Опять же, поставленные на пол очага три кирпича давали прекрасную опору горшку, установленному над пламенем. Да и горшок в такую топку было куда удобней вмазать.

Сам кирпич не обжигали, использовали просто хорошо просушенным, укладывая на глиняный раствор. Когда, опять просушив, затопили — растрескивание получилось совсем небольшим. Вообще-то очаги до сих пор строили с открытым верхом. Разве что горшком перекрывали, если вделывали его над топкой. А дым выпускали через отверстие в крыше. Но тут появилась мысль устроить свод. Для него Петя наформовал клиновидных кирпичей и построил опалубку… хм… дугообразную снаружи маленькую крышу между возведённых заранее стенок.

Хорошая арка получилась, полукруглая. Когда всё просохло — разобрал опорную конструкцию, и печка расползлась. Прямо на глазах у всей детворы. Это кирпичная дуга своими нижними концами распёрла верхнюю кромку не слишком толстых стен. Петя от огорчения совсем забылся и нарисовал палочкой прямо на земле вектора сил, действующих в точке перехода стены в свод — в точности так, как в учебнике физики. А потом пришлось отвечать на кучу неудобных вопросов. Причём, соврать он не мог, потому что сам с трудом уже припоминал, что тут и как.

Если бы не Мр со своей глиняной табличкой и бамбуковой палочкой — всё, возможно, и закончилось бы пустым звуком. Но этот засранец после составления словаря Кыков сильно разохотился записывать всякую всячину. Причем, делает это не один, а «со товарищи». То есть каждое его сочинение подвергается бурным обсуждениям, после чего обычно переписывается заново. От этого, во-первых, растёт количество грамотеев. А, во-вторых, после обжига таблички вместе с очередной партией посуды, некоторые события оказываются увековеченными. От «кого родила Ныта», до «сегодня приготовили очень вкусную рыбу. А для этого её сначала…». Разумеется увековечено было и про развалившуюся печку и про то, что вождь-багыр не учёл поперечной составляющей силы, произошедшей от веса кирпичей, помещённых в арку.

* * *

Через месяц с небольшим, восстановившись более-менее, Петя стал задумываться о том, как переправить к Восточному озеру лодку. И по всему выходило, что для перехода через бугристые равнины лучше всего отправляться в дорогу в начале дождливого периода, когда не нужно тащить на себе запас воды на три недели — это же, считай, почти вся грузоподъёмность тележек только на неё и уйдёт!

Зачем нужна лодка? Озеро обойти — мало ли что там встретится интересного? И обязательно нужно попробовать посеять в тех местах окультуренные растения. Ну, не окультуренные, конечно, а те, которые они сажают. Вот пусть Мр вместо того, чтобы дурью маяться, составит толковый список… летописец малолетний.

А печку со сводом сложили. Совсем небольшую… ведра четыре объёмом. Петя велел мальцам топить её и класть туда разные камни. А как всё до конца прогорит, дотлеют угли и остынет зола — смотреть, что с ними стало. И пускай Мр записывает исходные условия и результаты.

* * *

Тихо и спокойно тянулись обычные дни. Деловито изготавливались плетёные боевые щиты для охотников, и проводились строевые занятия. Это на случай, если снова привалят питекантропы, желающие согнать Петино племя с насиженного места. Сомкнутая шеренга, идущая в ногу, одним своим видом способна навести ужас на неприятеля. Ну и деревянные мечи на случай, если дело дойдёт до свалки. Короткие полуметровые в ножнах из коры — они довольно быстро прижились в быту — ими даже добычу на охоте приспособились разделывать. Или из бамбука их делали — у него тоже очень твёрдая древесина. Ну и боевые шапки-корзинки — не так уж это сложно сделать простейшую амуницию даже в самых примитивных условиях.

Сержантом армии стал Фот. Также, как сержантом охоты остался Гыр. А вот печка преподнесла Пете сюрприз — нашли в ней мальчишки непонятную загогулину — тёмную кляксу, очень похожую своей хрупкостью на стекло. Сказали, что подсыпали в огонь песку, потому что он состоит из маленьких камушков. То есть — каждая песчинка, это ведь отдельный предмет, который как раз и есть то же самое, что и остальные окатыши или обломки минералов. Только очень маленькие.

Беда в том, что повторные попытки вытопить из песка стекло принесли неудачу, после чего началось настоящее следствие — очень хотелось понять, как эти обормоты умудрились расплавить то, что только спекалось, но никак не переходило в жидкое состояние. У Пети не переходило, а у пацанов перешло. Один раз. И больше — ни-ни. А ведь даже опахалом помахивали, раздувая жар, чтобы ещё шибче нагреть образцы.

Пришлось лично перерыть «протоколы» всей последовательности проведённых «исследований» а потом повторить её. Убедиться, что гранит после прокаливания делается ноздреватым и непрочным. Что известняк превращается в пушонку, что после этого песок, брошенный в огонь, просыпается вниз, и наблюдать его метаморфозы решительно невозможно — он смешивается с золой и пеплом… а потом внизу остаётся разляпистый хрупкий комок.

Исключили из последовательности гранит, оставив известняк — снова получили стекловидный результат. Выходит, песок при высокой температуре прореагировал с оставшейся в золе пушонкой?

Смешал песок с известняком в маленьком горшке, прокалил — спёкшаяся лепёшка ни на какое стекло не походила и оставила на руках химический ожог — значит, чего-то не хватает. Золы? Или пепла?

Добавил золы — вот теперь получилось несколько кляксочек на дне сосуда. И как с этим быть? Вообще-то, работать со стеклом Петя не умеет совершенно. Его, вроде как, размягчают в пламени и что-то потом выдувают. Только он даже представления не имеет о том, как это делается. Ещё он в курсе, что готовые листы можно резать стеклорезом с колёсиком. Так у него тут ни листов, ни стеклореза нет.

* * *

С разгадкой тайны стекла Петя возился до самого того момента, когда настало время отправляться на Дальний Восток к Длинному озеру. Проблема, в основном, заключалась в том, что выходило его крайне малое количество, причём исключительно грязного — всё-таки зола примешивалась в конечному продукту и ужасно его портила, превращая в безобразные хрупкие сгустки, в которых собственно стекло скорее угадывалось, чем присутствовало. Поэтому и возникла мысль выделить из продуктов сгорания древесины некий неведомый компонент, влияющий на результат.

В общем, всыпал золу в воду, размешал — после отстаивания получился раствор, хорошо отмывающий и руки и посуду. Выпаривание дало немного сухого остатка, который Петя и стал смешивать с песком и известняком — вот тут стекло и начало выходить не слишком грязным. То есть, его было значительно больше, чем примесей. Надо сказать — результаты своих многочисленных опытов он сложил в одну кучу и долго нагревал в маленьком горшочке — так оно, в конце-концов расплавилось и стеклось в одну блямбу — вот это точно было стекло. Зеленовато-грязное, мутное до полной непрозрачности, но явно стекло. То есть выбранный путь ведёт к известной цели. Только зачем эта цель нужна — непонятно. В окна подобный материал не вставишь, оптику из него не сделаешь, посуду, конечно, хотелось бы сформовать, но как?

Надо сказать, если песка или известняка у Пети много, то серого порошка из золы маловато. А его, как выяснилось, требуется довольно много — где-то шестая часть от оптимального соотношения исходных компонентов. Поэтому многолетние залежи золы рядом с обжиговой печью пришлось тщательно переработать, чтобы набрались внятные количества, которые можно было оценить примерно как полтора ведра. А потом пришла в голову довольно безумная мысль — если стекло всё-равно получается грязное, нужно позаботиться о правильном загрязнителе. Таком, добавление которого, даст полезный результат.

И загрязнитель этот — глина. Смешав её с песком, известняком и серым порошком, который решил назвать словом «поташ», Петя слепил горшок, который и обжёг после просушивания. Результат получился гладкий и монолитный. Ни капельки не пористый, а звонкий, словно сплошной камень. Одно плохо — изделие в печи заметно оплыло, словно восковая свеча на подоконнике в летний день. То есть стенки частично расплавились и «потекли».

Одним словом, возни было много, а полученный результат по-прежнему не подходил для какого-либо практического применения. Да, черепки от сосуда оказались довольно прочными и убедительно царапали древесину, но кремневый инструмент был всё-таки лучше и не стоил таких огромных трудов. Так и не удалось понять, для чего годится сие достижение человеческого гения. В том смысле, что для массового производства той же посуды предметы из подобной керамики не годились — чересчур многих трудов они требовали. Ну и оплывали при обжиге, теряя форму. То есть каждый раз получалось невесть что, а не то, что замышлялось.

* * *

Одним из важных достижений этого период стало налаживание правильного режима — установление внутреннего распорядка. Скажем, такое событие, как подъём, проводилось в момент, когда солнечный диск показывался над горизонтом. Отвечал за это дежурный, бодрствовавший в предрассветные часы. Он с началом предутренних сумерек поднимал кухарок и разводил огонь в печах и очагах. А уж потом и остальной народ будил стуком колотушки по звонкому бамбуковому обрезку.

Основная масса сначала плескалась в речке, смывая с себя остатки сна, а потом следовала утренняя зарядка — ну тут — кто во что горазд. Мужчины и юноши проводили подобие строевой подготовки с ужимками и прыжками вроде броска копья в мишень по очереди, водили «змейку» на скручивание-раскручивание, перепрыгивали через палки или проходили под низкоопущенными жердями, опираясь исключительно на ноги — да все забавы из детского садика и летнего лагеря, какие припомнились — те Петя и ввёл в обиход.

Затем завтрак и развод на работы — этим всегда рулит Брага, и никто ей не перечит. После обеда обычно проводится тихий час — места тут жаркие, поэтому люд работный такую традицию уважает. Детвора, бывает, шалит, но это не всегда. Вечерние занятия — продолжение утренних, а там ужин, личное время и отбой. Разумеется, ушедшие на охоту, рыбалку и добычу всякой всячины в такое расписание укладываются не всегда, но основная масса компактно проживающих мамок и деток из распорядка не выбиваются.

Есть и графики заготовки и расходования провианта, подвоза соли, сева и уборки урожая — календарь на стене расчерчен, снабжён нужными пометками и пояснениями. Нет, о названиях месяцев, дней недели и чисел большинство питекантропов не имеет ни малейшего представления, но всем понятно, что когда метка приближается вот к этой картинке — надо сажать бананы. А к вот этой — пора собираться за орехами «клак». Для сверки календаря с реальностью построена обсерватория — простейшее приспособление, позволяющее фиксировать самую короткую тень в году. Когда стало возможным возводить сооружения приличных размеров из длинномерных предметов, Петя легко и непринуждённо устроил площадку с шестами, составленными треногой. В общем — они, как выяснилось, живут в точности на северном тропике плюс-минус какая-то малость. Градус там или пара-тройка, но не больше. Шибко уточнять широту смысла не было, вот он и не старался особо. Однако, переход тени через меридиан его приспособление обнаруживало чётко — дежурный «отмечал» данное событие ударами колотушки по бамбуку, созывая народ к обеду. Астрономический полдень.

Скажете — детский сад? Наверное. Но народу удобно, да и привыкли к этому быстро, буквально за один благодатный сезон.

* * *

Разные люди эти питекантропы. Есть совсем простые, которым лишь бы есть да спать. Дела они делают только самые примитивные и то исключительно в силу непреодолимого обстоятельства — не соберёшь норму соевых бобов — не получишь мяса в обед. Не принесёшь, сколь назначено, дикого хлопка — ужинать сядут без тебя. А совсем от рук отобьёшься — Шеф Багыр быстренько наладит на вольные хлеба — иди мил-человек, куда пожелаешь, никто тебя тут силой не держит. Чай, не пустыня вокруг — насобираешь себе на пропитание.

Есть и такие, которым нужно, чтобы их непременно нахваливали — из шкуры выпрыгнут ради одобрения. Для этих Петя не скупится на комплименты:

— О, находчивая Тыпа и добычливая Гыта принесли полные корзины чешуйчатых плодов! Не иначе, знающая эти места Тэкила указала самые густые заросли, где они поспели! — вот так, по три похвалы в одной фразе. Доброе слово действует лучше угроз.

А ещё есть любители поболтать. Сядут вечером в кружок и давай рассуждать о том, куда их нужно послать завтра, чтобы они оттуда какой вкуснятины притаранили. Имеются любопытные, упрямые, любители поспорить или порассуждать — на все вкусы характеры встречаются. Есть упорные, есть безалаберные, есть упорно безалаберные. Однако, как-то к общему порядку приучились и особенно не взбрыкивают. В общем — можно жить.

Поэтому Петя готовится отправиться в дальние странствия со спокойной душой — не пропадут и без него. Брага присмотрит, Гыр вовремя обнаружит опасность, Фэн соберёт бойцов и выведет их на бой, а Хыр образумит горячие головы. Хотя, ничем недружелюбным в окрестностях даже не пахнет, да и в настроении личного состава тревожных ноток не слышно. Жизнь тиха и безмятежна. Невольно вспоминается фраза из любимой книжки Гаррисона про то, что завтрашнее завтра будет таким же, как вчерашнее вчера.

* * *

Собираясь в следующую вылазку к Длинному озеру, расположенному далеко на востоке, у самых снеговых гор, Шеф-Багыр вдруг сообразил, что составить ему компанию намерены решительно все. То есть, вместе с вождём собираются отправиться как отдельные члены племени, так и матери с детьми, отряд охотников, чтобы добывать дичь, кухонная команда, чтобы её готовить, мужчины полагают катить тяжело нагруженные тележки, а юноши — идти впереди и совершать великие подвиги.

То есть все знают — с началом сезона дождей командир выступает в путь. Значит, не имеет смысла оставаться на старом месте, чтобы сторожить дома или сохранять сделанные припасы. К счастью, данные тенденции проявились задолго до выхода в экспедицию — ещё в самом начале сухого периода. В это время питекантропы, как уже давненько водится, сидели в усадьбе, отчего были на виду и сами они, и все их поползновения.

Тихонько переговорив с некоторыми, удалось выяснить — сытное вольготное существование и Петя для них — это одно и то же слово. И если шеф уходит надолго, то вместе с ним также надолго исчезнут и чувства безмятежности и защищённости. А кому это нужно?

Как же тут было не растеряться молодому человеку! Это получается — случись с ним что, и все труды по налаживанию хозяйства развеются пеплом по ветру?

С виду, этого не должно произойти, потому что налажена работа основных служб. Причём, налажена так, что практически не требует вмешательства. Разве что новинка какая или уж очень необычная ситуация…

Надо что-то предпринять, как-то проверить устойчивость налаженной им системы.

Какой системы? Системы управления, конечно. Есть, правда, в ней слабое звено — если исключить из рассмотрения самого Петю, то верхнюю позицию во властной пирамидке занимает девочка-подросток, отлично умеющая разруливать штатные ситуации, но совершенно неизвестно, как она поведёт себя в случае, когда потребуется волевое решение по нестандартному вопросу. Скорее всего, она и сама в этом не уверена, потому что собирается последовать за ним, как, собственно и все остальные.

Положение дел оказалось неожиданно сложным, потому что… в прошлый раз уходя на восток, Петя не собирался отсутствовать долго. Кроме того, народ был занят делами благоприятного периода — выполнялась куча работ по заготовке провизии, топлива, завершалось строительство. Некогда было подумать о чём-то отвлечённом. А тут — сухой сезон, народ сидит в усадьбе, занимаясь разной мелочёвкой. Свободного времени у всех много.

Вот теперь понятно, как поступить — нужно заранее сориентировать личный состав определённым образом, а не забивать им баки рассуждениями о новых местах, где может оказаться масса интересного.

Загрузка...