Глава 10 Казнь. День второй

Тем временем все процессы по освобождению заблокированных зон не останавливались ни на минуту. Перекрытия и шлюзы вскрывали на протяжении всей ночи — работы было непочатый край. Не стоило забывать, что там по-прежнему находились заключённые, которые хоть и преступники, но тоже должны есть, гулять и обслуживаться согласно установленным нормам.

Как оказалось, заключённых в глубине учреждения миновала участь отравления. С одной стороны, неизвестные диверсанты проявили определённую гуманность — если бы и там заключённые были больны, это значительно усложнило и замедлило бы дальнейшее продвижение спасательных работ.

Но Горин продолжал свою титаническую работу, при этом ежечасно докладывая мэру о ходе мероприятий. Действовал он строго согласно предписаниям, не забывая при этом припомнить, что обязательно напишет подробнейший доклад о всех проведённых мероприятиях и участии каждого должностного лица. Во-первых, чтобы обезопасить себя от возможных обвинений, а во-вторых, чтобы уведомить вышестоящую канцелярию обо всех произошедших чрезвычайных событиях и о причинах, по которым казнь была отложена на целые сутки. Ведь вокруг этого дела поднялось немало суеты, да и, опять же, Горин уже заранее знал и мысленно готовился к тому, что большая часть заключённых обязательно напишет целый ворох жалоб относительно условий содержания. А это означало новые проверки, новые комиссии и новую головную боль для администрации тюрьмы.

Но он, стиснув зубы и собрав волю в кулак, продолжал неуклонно действовать. И даже если после этих суток его снимут с должности за превышение полномочий или неспособность справиться с ситуацией, главное, чтобы он знал — он сделал всё возможное, чтобы выполнить свою работу.

«Я сделал всё возможное, чтобы предотвратить ещё более ужасные последствия», — мысленно повторял он себе, словно мантру. Потому что худшее, что он мог сделать в этой ситуации, — это опустить руки и позволить хаосу окончательно поглотить учреждение.

После полуночи работы пришлось остановить — заключённые жаловались на невыносимый шум от слесарных работ, продолжали буйствовать, грозились, что будут жаловаться вышестоящим органам, и всячески препятствовали деятельности рабочих. Угрожали слесарям, что найдут их и их семьи на воле, если те не прекратят этот «беспредел». В итоге измученные слесари и вовсе категорически отказались продолжать работу в ночную смену.

Но утром работа вновь возобновилась с удвоенной силой. Горин лично проследил, чтобы каждый рабочий получил дополнительную охрану. Однако стоило работе встать хоть на какие-то благие рельсы, как появилась новая, совершенно неожиданная напасть.

Прямо посреди тюрьмы стали открываться странные разрывы в пространстве. Нет, это не были классические червоточины, о которых все знали. Просто прямо посреди пустого пространства вдруг появлялся небольшой зловещий разрыв, из которого пачками сыпались монстры — всякие разные, стаями по десять-двадцать особей. Пускай они были слабого зелёного уровня, только-только появившиеся и едва набравшиеся энергии, но даже в таком неокрепшем состоянии были способны порвать десятки беззащитных людей.

Ещё благо, что они появлялись не в камерах с заключёнными, а исключительно в коридорах и служебных помещениях. Благодаря этому счастливому обстоятельству всё обошлось без человеческих жертв, хотя несколько охранников всё же получили серьёзные ранения.

Горин тут же принялся докладывать мэру об этом чрезвычайном событии:

— Я не знаю, кто эти проклятые диверсанты, но у них, похоже, вообще ничего святого нет! — рычал он в трубку. — Устроить такое! Твари из червоточин посреди города!

Мэр слушал внимательно и хмурился всё больше. А ведь уже не первый случай такой! Ведь буквально недавно в центре города появился огромный спрут. Уж не связаны ли все эти жуткие события между собой? Слуцкий даже поставил себе мысленную пометку подробнее расспросить обо всём того самого Пылаева и выяснить, какое отношение он имеет ко всему происходящему. А вдруг это всё его рук дело, в том числе и тот самый злополучный спрут?

* * *

В этот раз Горин и Слуцкий по очереди стали названивать Петрищеву, словно устроив между собой негласное соревнование в настойчивости.

— Делай что хочешь, — заявил Слуцкий решительно, — но не поддавайся на угрозы Горина! Нельзя вводить туда войска просто так, без веских оснований. Тяни время любыми способами. Нам осталось всего ничего. Не знаю, кто это всё устроил, но мы уже целые сутки выиграли! — шипел Слуцкий в трубку Петрищеву. Он наплевал на всю прежнюю осторожность и на то, что Петрищев, если вдруг он записывает их разговор, сможет использовать эти компрометирующие записи против самого мэра.

Но ведь мэр сейчас прикрывал задницу самого Петрищева, а Петрищев, в свою очередь, должен был прикрывать мэра. Ведь все прекрасно знали, чем может обернуться смерть героя войны. И единственным человеком, которому было совершенно плевать на эти потенциально катастрофические последствия, был неумолимый Горин.

— Так как же мне быть? — возмущался Петрищев в ответ. — Он мне названивает каждые полчаса, открыто угрожает, говорит, что военный трибунал организует лично!

— А вы так и уши развесили? — шипел Слуцкий с плохо скрываемым презрением. — Главное, капитана-героя под расстрел отправили без лишних разговоров, а тут полковника переспорить не можете!

— Так тут капитан хоть и горячий, но военно абсолютно безграмотный был, а Горин своё дело знает как никто другой. С ним особо-то не поспоришь — уставы цитирует наизусть, — пожаловался Петрищев с нотками отчаяния в голосе.

— Спорьте, тяните время, что угодно делайте, хоть на голове стойте, но войска не вводите ни под каким предлогом!


Горин же прекрасно понимал, что именно делает. Он методично давил на Петрищева, давил на Слуцкого, используя все рычаги воздействия. Но также он отлично знал, что обычные гвардейцы, воины и городские констебли ровным счётом ничего с тварями поделать не смогут — их просто растерзают в первые же минуты боя. Здесь нужны профессионально обученные одарённые воины.

Поэтому, перед звонком Петрищеву, он позвонил своему старому приятелю, с которым когда-то они вместе обучались в военной академии. Это был глава паладинского отделения Братского округа — Виктор Сычёв.

Раз по его тюрьме бродят твари, будто по центральному бульвару, здесь стоит в первую очередь привлекать именно паладинов. По крайней мере, борьба с нечистью — это точно по их прямой специализации.

Полковник Горин, хоть и кипел внутри от бессильной ярости, но внешне по-прежнему оставался абсолютно хладнокровным. Он спокойно, деловито общался со всеми причастными, методично добивался конкретных результатов, не позволяя эмоциям взять верх над разумом.

Слуцкий, понимая, сколько всего свалилось на плечи полковника за эти проклятые сутки, внутренне невольно восхищался его железной выдержкой. Хотя прекрасно понимал, что в данном конкретном случае тот является его самым главным и опасным противником. Во-первых, потому что с какой-то стати во что бы то ни стало желает неминуемой гибели Медведева, будто для него это личное кровное дело, а не служебная обязанность. И в чём мэр абсолютно не сомневался — полковник обязательно использует данную критическую ситуацию, чтобы максимально навредить Слуцкому и всем остальным, кому только сможет. По крайней мере, в этом Слуцкий даже не сомневался ни на секунду.

Очень уж этот неумолимый Горин много на себя берёт, но при этом ровно столько, сколько предписано ему уставом, который он знает настолько досконально, что тот буквально отскакивает от зубов. И в строгих рамках своих законных прав и служебных обязанностей способен заткнуть за пояс кого угодно — хоть генерала, хоть самого мэра.

* * *

В итоге паладины, возглавляемое самим Виктором Сычёвым — главой паладинского корпуса Братской губернии, прибыли гораздо раньше военной гвардии. И это несмотря на то, что гвардия находилась непосредственно в Братске, а паладинский корпус располагался практически на границе с Иркутском. Об этом Горин, конечно же, не забыл упомянуть в очередном докладе мэру, подчеркивая весь абсурд ситуации. Так же, полковник подробно расписал эти события и в рапорте, для имперской канцелярии…

Мэр выслушал доклад Горина и был белее мела. Хотя чего ему-то переживать? Он всё-таки убедил Петрищева задержать вывод гвардейцев, а значит, под раздачу в первую очередь попадёт генерал. Но всё же этот Горин — настоящая заноза в заднице! Несмотря на все проблемы, которые были ему созданы, они отольются всем в городе боком — в этом Слуцкий даже не сомневался.

Стоило положить трубку магофона, как мэр зарычал и изо всех сил швырнул аппарат прямо в стену. Если до этого он хоть как-то сохранял хладнокровие, то сейчас просто взорвался. Всё шло наперекосяк! Ещё неизвестно теперь, что хуже: если бы Медведев погиб или если он в итоге выживет, потому что Горин уступать точно не собирался.

— Ишь, политикан нашёлся! — восклицал Слуцкий, расхаживая по кабинету. — Это я здесь самый хитрожопый в городе! Я ещё придумаю что ему ответить, в миг с должности слетит! — восклицал Слуцкий, потрясая кулаками и глядя в потолок.


Петрищев, услышав новости, и вовсе побелел как полотно. Он вынул из ящика стола бутылку водки, поставил перед собой гранёный стакан, а затем, скрутив пробку с бутылки, влил содержимое разом в себя, напрочь забыв про стакан.

— Позор, — протянул он хрипло, — позор на мои седины! Всего лишь из-за одной глупости… Из пустого самодурства! Куда я себя загнал… Под трибунал себя загнал! — Как бы не оказаться на месте Медведева, — рассуждал генерал, нервно ходя из стороны в сторону по кабинету.

На стене в красивой рамочке висел наградной револьвер, и генерал всё чаще на него поглядывал с нехорошим выражением лица. Как-то в молодости он слышал историю о том, как проштрафившийся генерал, не в силах стерпеть позора, пустил себе пулю в лоб. Тогда он насмехался над этим генералом, не понимая, с чего тот так легко сдался. Теперь же, попав в подобную ситуацию, он осознал, что это может оказаться единственным способом выйти из положения, сохранив честь.

Эта ситуация и так уже не давала ему покоя, а если дойдёт до императора и выше? Если имперская канцелярия разберётся в ситуации между ним и Медведевым, полетят головы — много голов среди тех, кто это допустил. Единственный, кто будет радоваться происходящему, это проклятый Горин.

Петрищев снова посмотрел на револьвер, а затем его осенила другая мысль: а может, не себя, а этого Горина застрелить попросту? Тогда всё пойдёт своим чередом. Исполняющий обязанности начальника тюрьмы — парень свой, он протянет столько, сколько потребуется, и плевать ему на заключённых. А потом, когда всё закончится, уже будем расхлёбывать, а Медведев получит своё помилование. И все будут счастливы.

Петрищев даже подошёл к стенду, потянулся к револьверу, но тут же себя одёрнул:

— Это что за мысли у боевого генерала — убить другого офицера, чтобы скрыть свои преступления? Позор, позор на мои седины!

* * *

Тем временем Горин, понимая, что вся еда в учреждении отравлена непонятными зельями, за свои собственные деньги заказал у одного своего друга свежую еду для всей дежурной смены, для расстрельной команды, а также для заключённых. Горин был небогатый человек — он не был стяжателем, казнокрадом и взяточником, поэтому на этот один обед у него ушло практически всё его месячное жалованье, но ситуация того требовала.

Самое главное: он в душе ненавидел заключённых, всех преступников и осуждённых без разбора. Разве что Медведев вызывал у него хоть какую-то симпатию как честный воин. Но долг есть долг, и он дорожил своей должностью и своей работой больше личных предпочтений.

Но, как ни странно, заказанная еда оказалась тоже отравлена! Что отразилось ещё и на работе слесарей, которые обедали вместе с дежурными сменами и теперь корчились в муках.

— Да что же это за напасть такая⁈ — взревел Горин, выхватив служебный меч.

Он разворотил весь свой кабинет в приступе ярости: разрубил пополам массивный дубовый стол. Тяжёлый шкаф, в котором висели запасные кители, превратился в щепу под ударами его клинка. Секретарша, которая сидела в соседнем кабинете, лишь вздрагивала при каждом звуке очередной разрушенной, разрубленной вещи, не смея даже пикнуть.

Наконец шум разрушения закончился. Горин, тяжело дыша и пригладив растрёпанные волосы, попытался взять себя в руки.

Полковник вышел из своего кабинета и вежливо обратился к своей секретарше.

— Отделение паладинов уже здесь? — спросил он, стараясь скрыть нервозность в голосе.

— Да, ваша милость.

— Прекрасно. Пригласите их главу ко мне в кабинет… хотя нет, лучше не в кабинет, а в общую приёмную.

— Я подготовлю, — произнесла секретарша и побежала исполнять свою работу.

Горин вернулся в кабинет, критически оглядел его на предмет того, что ещё можно было бы разрушить, чтобы хоть как-то выпустить накопившуюся злость. Кроме портрета императора, в кабинете не было ничего целого — даже стены пострадали от его приступов ярости.

— Я выполню свой долг во что бы то ни стало, — процедил Горин сквозь стиснутые зубы, затем, резко развернувшись на пятках, решительно направился в приёмную.

* * *

Это был блестящий план, и реализация была блестящей — во всяком случае, как говорится, сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Полутора суток отсрочки, и это еще не все козыри из моего рукава. Вторая часть моего плана, должна была довести Горина и всех остальных до ручки и добить окончательно. По крайней мере, твари изнанки — это вам не диарея и не снотворное средство.

Однако я не предугадал одной простой вещи: монстрами занимается не гвардия, не расстрельная команда и не дежурная смена, а паладины! И этот фактор сломал всё к чертям собачьим. Я хотел выгадать еще три дня, а выгадал всего несколько часов.

В итоге паладины принялись кромсать монстров с такой феноменальной скоростью, что я просто не успевал выставлять новых.

Но отчаиваться рано, и я продолжал работать.

Мой план был довольно простым: Белка пометила ряд зон в коридорах, ведущих к тюремным блокам. Я делал круг почёта, привлекая к себе целые стайки тварей, и как только часть из них намертво присасывалась ко мне, попросту вываливался в реальный мир.

Стоило тварям очнуться и начать яростно искать свою жертву, как я уже успевал закинуться парой энергоядер и вновь проваливался в изнанку. И так раз за разом — кажется, я транспортировал в наш мир порядка двух сотен монстров, а может и больше.

Белка уже вся раздулась от ядер, которыми я её неустанно пичкал. Я и сам уже не мог на них спокойно смотреть — энергия, неудержимо текущая сквозь меня, будто изнашивала мои энергоканалы изнутри. Но я не сдавался!

Однако Горин — чтоб его черти задрали! — тоже не сдавался. И на каждую мою хитроумную меру он без малейшей паники отвечал контрмерой. Сколько бы изощрённых ловушек я ни придумывал, он неизменно находил способы их обойти или решить.

Да уж, вот такой союзник мне бы не помешал… Вот только на этот раз мы с ним оказались по разные стороны баррикад. Но это достойная битва, признаюсь честно! Мне это доставляло истинное удовольствие. Не от того, что я довёл стольких людей до истерики и проблем со здоровьем, а сам процесс — игра, в которой я и Горин азартно соревновались.

Я давно потерял счет сколько монстров я уже перетянул на нашу сторону. Я проваливался в изнанку, летал бесконечными кругами, привлекая к себе всё новые и новые стайки тварей, соблазнял их, так сказать, своим сочным, наполненным энергией телом, и стремительно драпал от них.

Вначале ещё всё было не так плохо. Однако, как мне казалось, поголовье тварей должно было уменьшаться, но оно только увеличивалось — будто они почуяли, что здесь есть я, которого можно вкусно сожрать. Более того, последние пару часов тут появились твари пострашнее — те самые крокодилоподобные монстры, которые свободно плавали в пространстве изнанки и всерьёз интересовались моей персоной, то и дело настойчиво пытаясь добраться до меня и попробовать на зубок.

Этих я старательно огибал стороной, раз за разом уходя прочь и уводя за собой очередную присосавшуюся ко мне стайку тварей. Уже всё пространство изнанки вокруг пестрело пятнами, созданными Белкой. Та тоже резвилась, как могла, хотя выглядела до жути уставшей.

Каждый раз, когда мы возвращались в реальный мир, я тут же горстями впитывал в себя энергоядра. Последние полчаса я занимался тем, что методично наполнял монстрами последний пролёт коридора, который вёл непосредственно к камере Медведева.

Силы были на исходе, но продолжал работать! Появлялся, высаживал в коридоре новых монстров, торопливо закидывался энергоядрами… и вдруг! Я услышал характерные звуки боя в соседнем коридоре. Паладины зачищали тварей и, судя по доносящимся звукам, довольно успешно.

Не прошло и десяти минут, как решётчатую дверь ведущую в этот коридор стали настойчиво вскрывать слесари. Я всё это время стоял и напряжённо слушал. Неужто это конец?

Твари, увидевшие меня, тут же яростно набросились и принялись атаковать, но куда им до оранжевого щита! Их когти попросту до меня не доставали. Но мне от этого было не легче — я надеялся, что до этого пролёта доберутся разве что через пару дней, но нет — всего лишь за пять часов!

А больше тузов в рукаве у меня не осталось. Я поглядел на время — одиннадцать часов вечера. И всё будет кончено.

Что ж, стоит отдать Горину должное — молодец! Вот только ха Медведева обидно…

К слову, полковник тоже был там! Видимо тоже не отдыхает. Он даже что-то заметил. Тут же раздались встревоженные крики:

— Кто это там, среди тварей? Дежурный инспектор, или кто это? — воскликнул Горин.

Я отчётливо услышал голос полковника. Это был именно его голос. Он, кажется, заметил меня в полумраке коридора. Я же, решив больше не рисковать понапрасну, попросту провалился обратно в изнанку, оставив противника гадать, что же он там увидел.

* * *

— Не знаю, кто там был, но сейчас слушай мою команду! Вычищаем тварей! — командовал Горин паладинами, будто это он был их истинным командиром, а не Виктор. — После этого переводим Медведева в камеру временного содержания, которая находится недалеко от входа. Если и завтра эти ушлые хитрецы что-то придумают, мы будем готовы к любым их выкрутасам!

Виктор посмотрел на полковника искоса:

— Далась вам эта казнь, — произнёс он с нескрываемым недоумением. — Уже весь город из-за этого на ушах стоит. Что вы такой принципиальный-то?

Горин, помолчав, спросил:

— Вы тоже никак в заговоре не участвуете?

— Делать-то больше нечего! — Ответил Виктор спокойно. — Вы сами знаете — паладины не вмешиваются в дела смертных. Но всё же Медведев — достойный человек.

— Я и без вас это знаю! — бросил Горин раздражённо. — Но дело должно быть сделано! Или вы тоже своими обязанностями пренебрегаете? — посмотрел он на паладина пристально. — Не станете же вы тварей жалеть если? И людей убивать не станете, даже если это преступники отъявленные, потому что у вас свои правила. А у меня свои предписания, и я должен им неукоснительно следовать, что бы ни происходило!

Виктор лишь пожал плечами:

— Дело, конечно, ваше. Я своё дело делаю, вы делаете своё. Но Медведева жаль будет потерять, честное слово. Я с ним под Иркутском встречался, вместе с тварями бились. Достойный мужик, настоящий воин, каких мало.

— Я об этом наслышан и в ваших словах не сомневаюсь, — процедил Горин сквозь зубы.

А тут дверь с грохотом раскрылась, и паладины волной хлынули внутрь заражённого крыла. Десятки тварей, да хоть сотни, превращались в кровавые брызги и ошмётки плоти под их безжалостными клинками. Паладины с ними не церемонились — это была не битва, а методичная зачистка. Прошло едва ли двадцать минут, как всё было кончено начисто.

Горин прошёл в дальний конец коридора и тут же отдал команду слесарям:

— Эту камеру вскрываете первой! — заявил он твёрдо, указывая на массивную дверь, за которой находился Медведев. — Казнь состоится завтра! — твёрдо заявил он, неизвестно к кому обращаясь: то ли к Медведеву, который всё слышал, находясь за дверью, то ли к Виктору, то ли к тварям, которым уже давным-давно было всё равно — они превратились в фарш. А может и к Константину Пылаеву, который сейчас находился в соседней пустующей камере…

Загрузка...