Тук… тук-тук… тук-тук… тук…
Дятел. Длинный клюв, белая грудка, яркое красное подбрюшье, черная спинка и хвост.
Тук… тук-тук-тук…
Бросила на дерево короткий взгляд. Дятел и дятел, что с того?
Побежала по траве между широкими стволами деревьев. Травинки шуршали, прикасаясь прохладой утренней росы. Планировала поохотиться. Встала на след зайца и теперь нагоняла, внимательно вслушиваясь в шум леса.
Где-то слева хрустнули ветки. Олень. Слишком большой для нее. От такого лучше держаться подаше. Забрала немного правее, но так, чтобы не потерять след. Тело привычно держало ритм: ровное дыхание, плавные, скупые движения, пульсация во всем.
Охота — это всегда соревнование. Кто быстрее. Кто хитрее. Кто изворотливей. Охотник или добыча. Добыча или охотник. Выслеживание, резкие броски, борьба. Танец жизни ради жизни.
Остановилась, принюхалась. Догоняет. Не быстро, но догоняет. Заяц вымотан, потратил слишком много сил. Осталось сократить дистанцию и получить главный приз.
— Снимай.
— Но…
— Снимай, тебе говорят. И штаны тоже.
Маленький лысеющий чиновник со страхом уставился на лезвие касавшегося шеи меча. Лю Цзиньлу́н усмехнулся, потешаясь над жертвой, и запустил в рот спелую вишню. Сок растекся по языку, мечник закатил глаза и удовлетворенно крякнул. Отличный день, чтобы весело проводить время в компании таких вот недотеп!
— Снимай, снимай!
Чиновник начал снимать одежду и аккуратно складывать ее на камень возле Цзиньлуна. Оголились куцые плечи и смешно свисавший над штанами надутый живот. Мечник подбодрил визави острием клинка, бабочкой вспорхнувшего между ними, и скупым движением поправил широкополую шляпу-доули. Наконец, чиновник оказался совершенно гол. Он неловко прикрывался руками, пытаясь преодолеть сопротивление огромного живота. Цзиньлун рассмеялся.
— Давно я не видел такого уморительного зрелища! Императору надо что-то делать с такими, как ты. Вот это вот все, — он провел мечом сверху вниз, остановившись на уровне пояса, — совершенно не прибавляет представительности его приемам. Как считаешь, а?
Чиновник послушно закивал. Узкие глаза округлились от ужаса. Кажется, в эту минуту он был готов согласиться с чем угодно.
— Итак, дорогой, смотри, что мы имеем. У тебя есть то, что нужно мне, — Цзиньлун указал свободной рукой на мешок у ног чиновника. — А у меня есть кое-что, что нужно тебе, — рука переместилась в сторону сложенной на камне одежды. — Не думаю, что жители Янгчанси́ оценят твою шутку, если ты решишь заявиться к ним прямо так. Как считаешь?
Чиновник замотал головой. Рот изогнулся в жалобной гримасе, глаза увлажнились.
— Да, мне тоже так кажется. Какой уважающий себя служащий, пускай и в таком вшивом месте, как Янгчанси, захочет проявить подобное неуважение к жителям? А? Вот! Правильно! Никто не захочет. И ты не хочешь. Верно?
— Д-да… — сорвалось с губ чиновника.
— Отлично! Отлично, дорогой мой! Уверен, теперь мы запросто сможем договориться. Я с удовольствием обменяю твою одежду на твои деньги. Как тебе такое предложение? Мне оно кажется очень справедливым! Согласен?
— Конечно, конечно, господин, — быстро закивал головой чиновник, по-видимому, обрадованный, что день обойдется без крови.
— Вот и славно. Поскольку между нами честный обмен, напишешь мне расписку. Я такой-то такой-то, бла-бла-бла, передаю в собственность Лю Цзиньлуну, то есть мне, свои сбережения в размере… Сколько там, говоришь, у тебя?
— Пять серебряных лянов.
— Оу, да ты, я смотрю, богач! Был. Впрочем, быть бедным, но живым, гораздо лучше, чем богатым, но мертвым, — нравоучительно изрек мечник. — Правильно?
— Совершенно правильно, господин Лю, — заверил его чиновник.
— Отлично, отлично, — улыбнулся Цзиньлун, отправляя в рот очередную вишню. — Что ж, за дело! Негоже будет простыть, стоя на ветру в таком виде. Вот тебе бумага, вот перо и чернила.
Чиновник склонился над листом и начал трясущейся рукой вырисовывать иероглифы. Цзиньлун заглянул ему через плечо.
— Только смотри у меня, Фэн Дэми́н, — проговорил он, сделав ударение на имени, — не балуй!
— Как можно, добрый господин! Нельзя обманывать образованного человека.
— Вот с этим согласиться не могу. Обманывать никого нельзя!
Вскоре расписка была готова. Чиновник передал Цзиньлуну деньги, получив за них, как и было уговорено, свою одежду в целостности и сохранности. Мечник отсалютовал и собирался уходить, но остановился.
— Вот еще что. Если какая-нибудь птичка нашепчет, что ты несправедливо притесняешь кого-то из жителей Янгчанси, чтобы решить свои финансовые проблемы, — Цзиньлун помахал кошельком, — я найду возможность выделить время в своем расписании, чтобы навестить тебя снова. Очень хорошо запомни эти слова.
Последнюю фразу мечник произнес отнюдь не тем же приветливым тоном, каким говорил до этого. Плечи чиновника опустились, руки затряслись, и он испуганно и подобострастно в очередной раз закивал головой.
— Ну вот и отлично! — подмигнул ему Цзиньлун.
Зайца нагнала на краю поляны. Тот выбился из сил и был уже не так быстр. Рванулась вперед, резко сокращая расстояние. Заяц услышал, ускорился, завилял из стороны в сторону.
Прыгнула, но неловко. Ветка ударила в бок и отбросила в сторону. Заметив это, заяц начал увеличивать дистанцию. От бессилия проскрипела зубами. Попробовала подняться, но ушиб оказался сильным. Боль растеклась по телу.
С тоской посмотрела вслед убегающей добыче. Ничего, нужно отдышаться и прийти в порядок. Что ж, проиграла в этом раунде соревнования. Не первый и не последний.
Закрыть глаза. Успокоиться. Дать телу пережить боль.
Какое-то время просто лежала. Затем посмотрела на небо. Светила заканчивали Первый Оборот, а это значит, ей пора возвращаться.
Поднялась, отряхнулась, попробовала потянуться. Немного болит, но не сильно. Уже хорошо. Сделала несколько осторожных шагов и, неспеша набирая темп, двинулась обратной дорогой.
Ручей журчал между камней. Берега поднимались резко вверх, со всех сторон свисали ветви деревьев. Через листья игриво пробивались утренние лучи Га́о и Ся́о — двух братьев, путешествующих по небу в вечном поединке. Старший, Гао, был силен. Младший, Сяо, — ловок. Никто из них не мог одержать победу, и это напоминало, что гармония зачастую строится на единстве противоположностей.
Цзиньлун присел на упавшее дерево, пристроил рядом меч, снял шляпу-доули и сандалии, погрузил стопы в воду. Пожалуй, учитель оценил бы шутку с одеждой и деньгами, но исключительно в метафизическом смысле. Моральная сторона вопроса вероятнее всего расстроила бы его. Впрочем, дороги их давно разошлись и вряд ли когда-нибудь сойдутся.
В рот полетела очередная вишня. Мечник расслабился и удовлетворенно крякнул. Послышался шорох. Затем повторился, а из-за дерева выглянула лисья морда.
— А, это ты, Лу́ли, — улыбнулся Цзиньлун. — Сегодня у меня славный улов. Смотри — пять полновесных лянов.
Лиса с интересом вытянула морду и повела носом.
— Да не стесняйся так, подходи, — Цзиньлун протянул руку, подзывая к себе. — Сейчас я немного отдохну и надо будет сообразить что-нибудь поесть. В Янгчанси мы пока, наверное, не пойдем. На всякий случай. А до Вангджаку́на день ходу. Кстати, там, говорят, ярмарка. Можно будет немного повеселиться. Как считаешь?
Мечник заговорщически подмигнул лисе. Та махнула хвостом, не ясно, соглашаясь или нет.
— Я думаю, можно, — ответил за лису Цзиньлун. — Ну и потом, посуди сама. Деньги у нас есть, надо бы и тратить иногда. Халат поизносился, штаны хорошо бы сменить. Поесть что-нибудь приличное. Поспать на кровати. Ну да, ну да, тебе все равно, где спать. Ну а мне-то нет. Так что решено, идем в Вангджакун.
Довольный Цзиньлун погладил улегшуюся у ног лису. Шерсть лоснилась в разноцветном хороводе пятен, отброшенных Гао и Сяо, и выглядела гораздо чище, чем его халат. Мечник скривился.
— Хорошо тебе, Лули, — сказал он вслух. — Поди уже и пообедать успела.
Лиса неопределенно повела ушами, а живот Цзинлуна отозвался урчанием. Вишни, конечно, хороши, но на одних только вишнях долго не протянешь. Цзиньлун натянул сандалии и встал, разминая ноги.
— Итак, охота! — сказал он, подхватил меч, и зашагал вдоль кромки воды в сторону Вангджакуна. Лиса поднялась и засеменила следом.
Прыжок, еще один, третий. Бок болел, но уже не сильно. Дыхание ровное. Если взять ритм, то можно двигаться долго.
Лес шумел, играл с ней. То падала с дерева шишка. То где-то на ветвях била крыльями одинокая птица. Но добычи нет: не принюхивалась между корней деревьев мышь, не выглядывал из-за бревна бурундук. Странно. Что всех распугало? Она не могла понять. Казалось, даже рыба в ручье вела себя иначе.
Пол-Оборота. Оборот. Никого. Запахи были свежи, но смазаны, доносились со всех сторон, так что не угадаешь направление. Ветер затих, вокруг повисло какое-то марево, будто утренний туман.
Но сейчас день!
Остановилась, напряженно вглядываясь в размытые очертания деревьев. Слегка пахнуло гарью. Нужно проверить. Сделала несколько неуверенных шагов. Прислушалась. Возлюбленный где-то недалеко, не замечает опасность. Пусть идет. Разберется сама.
Плывя в плотном мареве, оказалась на небольшой поляне. Стволы деревьев расступились, туман припал к земле. Посреди поляны — почерневшее дерево. Странное, словно расщепленное надвое. Молния? Но отчего туман?
Приблизилась. Дерево в верхней части расколото пополам, кора обгорела, голые ветви спутались как крючковатые старушечьи пальцы. Ближе к земле — огромное овальное дупло. Принюхалась. Странно. Заглянула внутрь.
Прочь. Прочь скорее!
Не разбирая дороги, побежала на звук ручья и удаляющиеся шаги Возлюбленного.
На Третьем Обороте они, наконец, остановились. Охота не задалась. Цзиньлун был голоден и зол. Лули сидела рядом и приводила в порядок пушистый хвост.
— Вот, лиса! — выругался мечник. — Поймала, поди, кого, да съела, не поделившись. Эх ты, подруга называется!
Лули и ухом не повела. Сделала вид, что не понимает, о чем это он.
Ручей оставили где-то сбоку и теперь сидели на краю бамбуковой рощи. Тонкие стебли возвышались над головой и давали достаточно тени, чтобы не изнывать от дневной жары. Цзиньлун закрыл глаза и представил, как покупает свежие лепешки, пробует, наслаждается вкусом. Вслед за лепешками настала очередь курицы и риса, а там недалеко было и до горячего, кружащего голову байцзю́.
Лисий нос уткнулся в руку. Мечник открыл глаза. Лули с упреком посмотрела на него и кивнула куда-то в сторону. Цзиньлун перевел взгляд. На траве лежала белка. Шея свернута, две тонкие струйки крови стекают на траву.
— Лули! — воскликнул Цзиньлун. — Когда ты успела?
Лиса не ответила и отвернулась.
— Извини. На твой счет сегодня был совершенно не прав, — проговорил мечник, доставая нож. — Белка хуже курицы, но явно лучше, чем ничего! Будешь жареную или сырую? Да, да, конечно, сырую, как я мог запамятовать. Но я все-таки разведу костер с твоего позволения. Это, конечно, нас немного задержит, но не настолько, чтобы вовсе отказываться от обеда.
Лули махнула хвостом, сообщая, что недовольна, но не против, если он перейдет от слов к делу.
Зловещее место было все дальше. Однако спокойствие не приходило. Страх пробирался под шкуру и поднимал дыбом шерсть на загривке. От самой поляны с расколотым деревом шел отчетливый след. В ту же сторону, куда ее вел Возлюбленный.
Подгоняла его, как могла. Забегала вперед, издавала тревожные гортанные звуки, терлась о ноги. Словно назло он шел беззаботно и не спеша. То и дело останавливался, чтобы передохнуть и поболтать.
Впрочем, и дорогой говорил без умолку. Обычно ей нравилось слушать, но не сегодня.
Чем ниже опускались Гао и Сяо, тем больше становилось напряжение. Младший брат уже спрятался за старшего. Боялся темноты и за голубым гигантом чувствовал себя увереннее. Возлюбленный выбрал место для ночлега. Сколько не пыталась заставить его пройти еще хоть немного, ничего не получилось.
Ночь надвигалась. А вместе с ней и тот ужас, который она испытала днем на поляне.
Место, выбранное Цзиньлуном для ночлега, было отличным: недалеко от ручья — вечером можно вдоволь напиться, а утром окатиться ледяной водой; под кроной раскидистого дуба — в случае дождя ветви станут надежным укрытием. Рядом достаточно хвороста, чтобы разжечь костер, когда Светила спрячутся за горизонтом. Он даже достал письменные принадлежности — записать слова пришедшего на ум стихотворения, — но Лули постоянно вертелась рядом и подталкивала в локти, поэтому каллиграфию пришлось отложить.
— Чего ты, Лули? — удивлялся Цзиньлун вслух. — Что случилось?
Лиса привычно не отвечала, бегала, поджав хвост, кругами, тревожно вглядывалась в темноту и так неодобрительно косилась на костер, что тот пришлось погасить. Стало совершенно темно, Лули пристроилась рядом. Он гладил ее за ухом, она напряженно сопела, то и дело встревоженно поднимая голову. Наконец, немного успокоилась, и он очень скоро уснул.
Проснулась ночью с ощущением необъяснимой тревоги. Ветер раскачивал постанывающие деревья.
Поднялась на ноги, пытаясь понять причину пробуждения. Сам собой в руке оказался меч. Неясные тени клубились в отдалении. Напряглась, концентрируясь на ощущениях. Опасность. Где же ты? Повела головой. Прислушалась. Обычный шум леса.
Спустилась к ручью. Погрузила меч в воду. «Придешь на помощь, когда я позову?» — «Приду».
Хорошо. Долго договариваться не пришлось. Духи воды всегда слушались ее.
Вернулась к Возлюбленному. Неясное чувство, будто кто-то смотрит, тяжело, недобро, пришло так же неожиданно, как пробуждение. Крутанулась на месте. Никого.
Налетел сильный порыв ветра. Раздался громкий хруст и удар о землю — одно из деревьев не выдержало. Обернулась. Возлюбленный не проснулся. Когда меняла облик, всегда спал как убитый.
Издалека послышался нарастающий, протяжный, тревожный рев. Животное? Между деревьев снова поплыли тени. Замерла, кожей чувствуя тугой взгляд. Где же ты?
С ветки взлетела испуганная птица. Забила крыльями, пронеслась над головой. Опять тишина. Тревожная. Вязкая.
Какой-то шум слева. Метнулась за ним, занося меч над головой. Никого. Ошиблась? Лес затих в ожидании. Лишь ветер шептал на ухо неясные проклятия.
Мгновение, два. Все вокруг снова ожило. Что это было? Кто это был? Некоторое время с удивлением стояла на месте, прислушиваясь к себе и шуму вокруг: пробежал бурундук, пискнула мышь, как ни в чем не бывало запела ночная птица.
Легла рядом с Возлюбленным. Прижалась. Обняла. Странно. Но ей нужен сон.
Утро встретило Цзиньлуна мягким прикосновением теплого ветра и разноцветными бликами на поверхности ручья. Вода легко огибала камни, поросшие бархатистым лишайником, и мечник подумал, что, быть может, русло не менялось уже тысячи лет. Течение точно знало, куда движется, его жизнь была предопределена. Мог ли он сказать так о своей? За четверть века повидал всякого, но не знал даже, кто его родители. Множество раз задавал учителю этот вопрос, но тот отвечал уклончиво, всякий раз избегая конкретики. В конечном итоге Цзиньлун плюнул и решил, что никто и никогда больше не будет омрачать его существование. Жизнь одна, значит стоит прожить ее весело.
Лиса сидела рядом и искоса поглядывала, как он умывается. Кажется, успокоилась, но словно только и ждала, когда они двинутся дальше.
— Погоди уж немного, Лули, — сказал Цзиньлун. — До Вангджакуна рукой подать. К началу Второго Оборота будем на месте.
Лиса вильнула хвостом и встала. Цзиньлун поднялся следом, вернулся на место ночевки, собрал немногочисленные пожитки и бодро зашагал в сторону деревни. Извивалась между корней узкая тропинка, порой нырявшая под свисающие ветви, так что приходилось нагибаться и прикрывать лицо руками. Где-то справа-спереди подсвечивали верхушки деревьев низкие еще Светила, голубой Гао и желтый Сяо. Мечник фальшиво напевал под нос и был полностью доволен собой.
До Вангджакуна оставалось четверть Оборота, когда лиса вдруг остановилась, закрутилась на месте и всем видом стала показывать, что дальше не пойдет.
— Лули, в чем дело? — возмутился Цзиньлун. — Мы договаривались, что вместе отправимся на ярмарку. Вкусная еда, постель, помнишь? Ну да, ну да, к постели ты равнодушна, но, может быть, там будет огненное шоу или цирк-байси. Ты видела когда-нибудь такое? А, Лули?
Лиса упорствовала и явно не собиралась идти вместе с Цзиньлуном обозревать ярмарочные чудеса.
— Хорошо, будь по-твоему. Тогда договоримся так: я пойду до Вангджакуна, прикуплю одежду, кой-какой еды, а ты жди меня здесь, договорились? К вечеру буду.
Цзиньлун оставил лису и уверенно двинулся дальше, чертыхаясь, что ему опять не удастся переночевать под крышей, на нормальной кровати.
Возлюбленный ушел. Дождалась, пока скроется из виду. Юркнула с тропы в лес. Побежала в обход троп и дорог на окраину Вангджакуна. Этот запах. Странный, едва уловимый след. Не давал ей покоя второй день. Неясный азарт гнал вперед. Кто играл с ней прошлой ночью? Тот, с поляны?
По следу вышла к заброшенной хижине: покатая бамбуковая крыша, выкрашенная дождями в оттенки серого и зеленого; тяжелые деревянные столбы в углах; легкие перегородки между ними; покосившиеся двери; окна, закрытые ставнями. Обошла дом. Юркнула внутрь.
Пол покрывал толстый слой пыли, доски прогнили и скрипели при каждом шаге, кое-где в щелях проросла трава. Стены, все в потеках от влаги и плесени, выглядели словно своды морского грота, заливаемого в прилив. Кое-где по углам висела паутина. Пискнула мышь. Не сейчас. Это не важно.
Две глиняные миски. Две чашки. Две циновки. Что она ищет? Кто здесь жил? Почему след вел сюда? Подошла к одной из циновок, ко второй. Смутно, отдаленно, но пахнет. Пахнет так же, как расколотое молнией дерево на той поляне. А это что? Кукла?
Обнюхала, поддела лапой. Свернута из ткани. Перевязана в нескольких местах веревками. Бусинки глаз, нарисованная улыбка. И очень странный запах. Да она не для игр! Ее использовали, чтобы кого-то изгнать! Видела такие. Очень давно, в императорском дворце.
Выгнула спину колесом, зашипела. Образы накатили болезненной волной. Милое, важное для нее лицо. Потеря. Разочарование. Тоска.
Успокоиться. Ушедшего не вернуть.
Какое-то время бесцельно ходила по дому. Больше ничего, что могло бы заинтересовать. Разве что…
Присела, напряглась, затихла. Мышиный писк. Быстрый прыжок, удар лапой, сомкнутые челюсти. В этот раз охотничья удача на ее стороне.
Разговоры, веселье, ругань. Все смешалось на ярмарке Вангджакуна. Бродячие артисты показывали представления, детвора радовалась потехе, торговцы считали барыши, старики делились сплетнями, а Цзиньлун расхаживал от прилавка к прилавку с невозмутимым видом богача, которому доступны все увеселения этого мира. Его изношенное тряпье сменила новая одежда, желудок был полон лепешек, пирогов и фруктов, в котомке лежали мясо и рис, а в кармане все еще звенели серебряные монеты.
— Смотри, вон идет, — шептались за спиной. — Староста наш с дочкой. Красавица? А то ж! Только замуж не идет. И так он ее уговаривал, и этак. Ни в какую! И сватались уже, один другого богаче! Не идет. Дурь в башке!
— От чего ж не идет-то?
— Поди спроси, знать бы. Влюблена была, да сгинул ее суженый. Ну так и время уже прошло.
Цзиньлун заинтересовался и начал оглядываться в поисках старосты и его дочери.
— А суженый кто?
— Был тут. С братом у кузнеца в подмастерьях ходили. Говорят, не поделили что, да один другого зарезал. В убитого дочка-то старосты и была влюблена. А тело так и не нашли.
— Ишь ты!
— А то, отродясь такого не было, чтобы брат на брата-то.
— И?
— Что и? Изловили убивца, да на рудники отправили всем миром. Староста-то наш в первых рядах. Хотя, говорят, против он был выбора дочки, да и понятно. К ней и чиновники ходили свататься, и купцы. Даже генерал вроде как захаживал.
Цзиньлун очень быстро заприметил дочь старосты в толпе. Действительно, красива. Немного полна, но глаз не оторвать. Шла с гордо поднятой головой, словно принцесса. Темные волосы собраны в тугой пучок. Кожа светлая, совсем не как у крестьянки.
— И давно ль это было?
— Давненько, года три тому. В доме братьев-то так никто и не живет с тех пор. Говорят, дух убитого там поселился, да пугает по ночам. Дверьми хлопает, половицами скрипит.
— Да ну!
— А то! И не такое бывает на свете этом!
— Ну ты, фу ты…
О чем говорили дальше, Цзиньлун уже не слышал, поскольку ноги сами понесли его навстречу к красавице. Та стояла рядом с почтенным старцем и, кажется, не интересовалась происходящим. Даже обезьянка на плече одного из торговцев не привлекла ее внимания. Зато та привлекла внимание Цзиньлуна. На обезьянке был шутовской наряд, делавший ее похожей на императорского чиновника. Она корчила смешные рожи и то и дело откусывала от яблока, которое держал ее хозяин. Заинтересовавшись Цзиньлуном, обезьянка протянула вперед лапу, по-видимому, желая поздороваться.
— Привет, — помахал ей Цзиньлун. — И каким министерством ты руководишь? Министерством финансов? Или, быть может, торговли?
Похоже, обезьянке понравилась шутка, потому что она захлопала в ладоши и, выпятив грудь, сказала: «У-у, у, у-у!».
— В самом деле? Министерством образования? Я так и думал.
Торговец, на плече которого сидела обезьянка, хмыкнул.
— А скажи мне, достопочтенный министр образования, — продолжал улыбаться Цзиньлун, — доколе в твоем ведомстве будет сохраняться такой бардак? Посмотри вокруг: большая деревня и нет ни одной школы. Чиновники едва читают, а министр финансов путается, когда складывает два и два. Непорядок, давай там построже. Договорились?
Обезьянка завертелась на плече торговца, будто собиралась прямо сейчас посетить Министерство и отдать соответствующие указания.
— Ну вот и молодец. Надеюсь, что со всем разберешься.
Цзиньлун перевел взгляд на прилавок, на нем аппетитными горками были разложены фрукты. Мечник подхватил яблоко, передал обезьянке и сунул в руку торговца мелкую монетку.
— Эй, держи вора! — раздалось издалека.
Цзиньлун обернулся и увидел несущегося на него мальчишку, который, перескакивая через тюки с зерном и расталкивая зевак, удирал с кошельком в руке с места преступления. За ним неловко семенил разгневанный староста. Шансы догнать преступника у него были явно невелики. Удивленные торговцы озирались и пытались остановить мальца, но тот был быстрее.
Мечник оказался у него на пути и думал было отступить, но мальчишка, не рассчитав скорость, рванулся в том же направлении и, оступившись, покатился по земле. Кошель взлетел над головой и сам собой оказался в подставленной руке Цзинлуна.
— Похоже, это не твое, — улыбнулся тот, ощущая приятный вес денег. — Что за удивительный сегодня день? Одно развлечение за другим.
Мальчишка удивленно захлопал глазами, но видя, что хватать и задерживать его никто не собирается, сорвался с места и рванул прочь, пока не подоспела подмога.
— Да что же это, держите вора! — проскрежетал рядом староста, которому пробежка далась явно тяжелее, чем быстро удаляющемуся мальцу.
Цзиньлун обернулся, раздумывая стоит ли воспользоваться случаем или монет у него и так достаточно:
— Плачевное зрелище, не правда ли? Вокруг полно честного народа, но ни один не смог остановить преступника. Слава Гао и Сяо, ваши деньги в надежных руках.
Прозвучало двусмысленно, и мечник мечтательно улыбнулся, пытаясь по тяжести кошелька определить его ценность.
— Но преступник… Он убегает!
— Убегает, все верно, — пожал плечами Цзиньлун.
Недовольный старик что-то фыркнул и протянул руку за кошельком. Еще немного посомневавшись, Цзиньлун вернул деньги владельцу. Староста сквозь зубы процедил слова благодарности, резко развернулся и пошел прочь. Мечник развел руками.
— У отца отвратительный характер, — услышал он женский голос. — Может, и не хотел бы быть таким грубым, но по-другому просто не умеет. Иногда сожалею, что он мой отец.
— Что же делает его грубым? — спросил Цзиньлун. Рядом стояла дочь старосты.
— Не знаю. Возможно, несчастлив от того, что весь мир не принадлежит только ему. Или от того, что не принадлежат чужие чувства, — она горько вздохнула.
— По крайней мере, ему снова принадлежит целая куча денег.
— А вы смешной, — она улыбнулась. — И искренний. Составите мне компанию? Устала от этого шума. Не думаю, что отец будет против, раз уж вы спасли его драгоценные сбережения.
Свои дела на ярмарке Цзиньлун уже закончил и не было ни одной причины, чтобы отказываться.
— Фэн Сяоми́н, — представилась она, когда они немного отошли. Фамилия показалась смутно знакомой.
— Лю Цзиньлун, — кивнул мечник.
— Откуда вы, господин Лю?
— М-м-м… — Цзиньлун почесал затылок. — Из разных мест. Родился ближе к Лончану, бывал и тут, и там.
— И чем же вы занимаетесь?
— Путешествую, — он неопределенно махнул рукой.
— В самом деле? Никогда не выезжала из Вангджакуна, но очень бы хотела повидать другие края. И какими судьбами вы здесь?
— Ярмарка, госпожа Фэн. Ярмарка — это весело. Здесь можно прикупить одежду, завести дружбу с обезьянкой, познакомиться с интересными людьми.
— Вы водите дружбу с обезьянами?
— И не только, — загадочно улыбнулся Цзиньлун. — Но что мы все про меня. Расскажите о себе.
— Вряд ли будет интересно. Я старая дева, живу с отцом, которого ненавижу. Да-да… Это длинная история, но у меня есть право так говорить.
— О чем же ваша история?
Она взглянула на него, словно оценивая, но не ответила. Некоторое время шли молча. Ярмарка осталась позади, впереди раскинулась река. Вдоль берега стояли лодки. Вода разгоняла колесо мельницы где-то вдалеке. По кустам шумели цикады. Ивы склоняли пышные косы, словно пытаясь умыться в своем отражении.
— Вы наверняка уже что-то слышали обо мне? — спросила, наконец, госпожа Фэн.
Не ожидавший вопроса Цзиньлун смутился.
— Ну конечно, слышали, не отпирайтесь. Когда прихожу на площадь, все вокруг начинают шептаться. С тех самых пор, как Юйлу́на обвинили в убийстве брата, пересуды не прекращаются. А прошло уже три года. Мне кажется, они никогда не успокоятся.
— Всем нравятся темные истории…
— Да, история темнее ночи. Они были не разлей вода. И Юйлун всегда был очень добр к… Юнше́ну, — голос Сяомин дрогнул, она замолчала.
— Вы любили Юншена?
Девушка печально посмотрела на Цзиньлуна.
— Любила и люблю, — наконец, вырвалось у нее. — Простите меня. Мы совсем не знакомы. Не знаю, почему мне хочется вам открыться, — ее щеки порозовели от смущения.
— Так бывает. Мой учитель говорил: если долго о чем-то молчать, внезапно расскажешь самому незнакомому самое сокровенное. Вам это нужно, а меня завтра здесь уже не будет.
— Может быть, вы правы…
— Так что же, вы думаете, случилось?
— Ох, если бы я знала. Юйлун совершенно точно не виновен. Я говорила отцу, но он словно оглох. Ничего не слышит. Назвал виновным невиновного, и все поверили. Все, кроме меня. В тот день я потеряла и любимого, и друга…
— Вы были дружны с Юйлуном?
— Да, играли с детства. Когда была маленькой, убегала из дома и пряталась с братьями в лесу. Вон там, за рекой… Ох, зачем я все это говорю? — Она остановилась. — Господин Лю, молю вас, обещайте, что мы больше никогда не увидимся, иначе мне будет слишком стыдно смотреть вам в глаза.
— Обещаю.
Она замолчала и прильнула к его плечу.
Кроны деревьев тихо переговаривались на краю кедрового леса. Где-то вдалеке пробежал заяц. Не видела, но хорошо слышала, как тот загребает лапами. Притормаживает на повороте. Сопит, почуяв опасность. Слева журчал ручей. Пару раз плеснулась в воде рыба. Гао и Сяо, два небесных брата, начали Третий Оборот. Лучи света цеплялись за верхушки деревьев. Спускались к земле длинными полупрозрачными нитями.
Напряжение вчерашнего дня немного отступило. Но чем ближе был вечер, тем сильнее становилась тревога. Стараясь отвлечься, думала о Возлюбленном. Всегда казалось милым, как он заботился о ней. Как гладил спину, согревал ночью, шептал бесконечные глупости. Закрыла глаза. Представила, как рука прикасается к шее, трогает за ухом. Как, подавшись вперед всем телом, она отвечает на ласку. Как они в тишине встречают закат. Вокруг нет никого. Только длинные тени, да журчание ручья, спотыкающегося о камни.
Знакомые шаги услышала издалека — передвигался как всегда шумно, словно так сложно не задеть ногой ветку. Подошла к ручью, взглянула на отражение. Мудрые глаза. Добрые, но с хитринкой.
Возлюбленный вышел на поляну. На плече котомка, пахнущая свежей кровью. Новая одежда слегка изменила внешность, но к этому она привыкнет быстро.
— Лули. Заждалась? Смотри, что я принес! Сегодня будет пир!
Наклонился приласкать за ухом.
— Ну и чем ты была занята все это время?
Промолчала.
— Хорошо, не говори, раз не хочешь. А давай угадаю? Спорим, что так и сидела здесь? Ага, по глазам вижу… Ладно, ладно, вчера охотилась ты, сегодня — я. Все честно.
Принялся разводить костер. Достал из котомки ногу молодого ягненка. Спросил:
— Опять будешь сырое?
Не дожидаясь ответа, отрезал кусок и положил перед ней. В животе заурчало — оказывается, проголодалась. Острые маленькие клыки вспороли еще теплую плоть. Солоноватая влага коснулась языка. Вкусно. От удовольствия прикрыла глаза и вытянула хвост.
Светила клонились к закату, но младший брат еще не успел спрятаться за старшего. Завеса за неплотными рядами деревьев переливалась от ярко-синего к кроваво-красному. Там, где лучи обоих братьев встречались, клубы копоти и дыма приобретали насыщенный нефритовый оттенок, расходящийся в стороны бирюзовыми и оливковыми потеками. Как любил говаривать учитель, в этом смешении цветов пристальный наблюдатель мог обнаружить образы будущих событий или давно минувших времен.
Цзиньлун улегся под деревом и размышлял о прошедшем дне. Слова Фэн Сяомин не давали покоя, и потому он злился. В мире так много несправедливости, бесполезно пытаться на нее повлиять. Уменьшая в одном месте, увеличиваешь в другом — в конечном итоге все придет к равновесию. Так устроено мироздание. Он успел убедиться в этом множество раз, привык думать о себе и собственных проблемах. У него была Лули, но лиса не в счет. Забота о ней воспринималась как забота о самом себе. С другой стороны, что-то в истории госпожи Фэн не складывалось и от этого вызывало интерес. Постоянное свербение где-то на самом краю сознания. Однако не все ли равно, если завтра они двинутся дальше?
— Лули, — потрепал он лису по холке. — Сегодня услышал странную историю. Теперь не дает мне покоя.
Лиса смотрела внимательно, предлагая продолжать.
— В деревне шепчутся, будто один брат убил другого, и в это верят все, кроме той, которая любила… и любит убитого. Могут ли ошибаться все? Или ошибается любящее сердце?
Заинтересовавшись, Лули навострила уши.
— Ага. Там жили два брата и один из них полюбил дочь старосты. А дочь старосты полюбила в ответ. Этого брата убили, или быть может он пропал, поскольку тело так и не нашли. Староста обвинил в убийстве второго брата… И знаешь, в этом что-то не чисто, поскольку говорят, что он не очень-то одобрял выбор дочери. Может сам и убил, а? Кто знает?
Лиса неопределенно мотнула головой.
— Странное дело, темное. Да и староста мне не понравился. Думаешь наше это дело? Мне вот кажется, что совсем не наше, и все же…
Лули потерлась о руку. На ладонь упал комок ткани.
— Что это? — удивился Цзиньлун.
Присмотрелся внимательней. Кукла. Глядит на него бусинками глаз, а нарисованная улыбка кажется смутно знакомой. Да ведь это…
— Лули… кукла похожа на Сяомин! Где ты ее нашла? И что это, во имя Братьев, значит?
Лиса забегала вокруг и несколько раз тявкнула в сторону деревни.
— Ты была в деревне одна? Считаешь, надо вернуться? Но зачем? Припасы пополнили, пора двигаться дальше, пока не попали в какую-нибудь неприятность. У нас с тобой никого нет, да нам никто и не нужен. Чем больше окружаешь себя чужими проблемами, тем больше в них вязнешь. Вздор это все.
Цзиньлун еще долго не мог уснуть, и только свернувшаяся у ног Лули успокаивала тревожные мысли.
Проснулась внезапно. Подскочила. Прислушалась. Шум леса, спокойное дыхание Возлюбленного. Будить не стала. Вряд ли он мог бы ей помочь. Пока еще — нет. Подняла с земли меч и, держа в левой руке, пошла к ручью. Вода. Ей нужна вода.
На склоне остановилась. Никого. Журчание, далекое стрекотание одинокой цикады. Надолго ли? Присела, вглядываясь в отражение. Мудрые глаза. Добрые, но с хитринкой. Волосы до колен. Обтекают обнаженное тело.
«Придешь на помощь, когда я позову?» — «Приду». Хорошо. Меч в руках тревожно завибрировал. «Ты тоже чувствуешь это?» — «Чувствую».
Вернулась к Возлюбленному. Обворожительно, чарующе красив. Даже когда спит. Особенно когда спит. Нежными пальцами провела по бедру. Спи. Спи спокойно. Никто не навредит.
Уверена ли в этом? Нет, но собиралась сделать все возможное.
Появился под утро. Цзяньши́. Оживший мертвец.
Издали услышала удары ног о землю: прыжок — бу-у-ум — прыжок — бу-у-ум. Почуяла трупный запах, нестерпимый голод и злобу. Почему пришел только сейчас? Уж не его ли историю поведал Возлюбленный? Не в доме ли двух братьев была она днем? Что если так? Несправедливо убитый и спрятанный в лесу, в дупле дерева, цзяньши ожил от удара молнии и теперь ничто не остановит его злобу. Днем спит, а ночью хочет одного — мести. Но из-за чего пришел к ним? Из-за куклы?
Тихонько поднялась, чтобы не разбудить Возлюбленного. Подхватила куклу в одну руку, меч — в другую. Шаг, второй. Побежала навстречу цзяньши. Деревья отпрянули, боясь преградить дорогу. Движения легки и грациозны, стремительны, как дуновение ветра.
Цзяньши все ближе.
Негнущиеся, словно костыли, конечности. Руки вытянуты вперед. Тяжелые прыжки, заканчивающиеся ударом о землю. Обрывки одежды, свисающие рваными клочьями. Бледная, зеленовато-белая кожа.
Ближе. Еще ближе.
Прыгнул на нее. Отскочила в сторону, развернулась на месте. Кинулась туда, где только что находился мертвец. Меч вспорол воздух у самой шеи.
Увернулся.
Пронеслась несколько метров по инерции, продолжила движение по большому кругу. Снова прыжок. Пустые, безучастные глазницы. Руки, тянущиеся к шее. Новый взмах меча.
Увернулся опять.
Зарычала. Ринулась вперед. «Сейчас. Приди!» Дух воды не подвел. Меч потяжелел, словно наполнился изнутри. Мгновение спустя взвился быстрее мысли. Вспорол мертвое тело, разорвал сухожилия. Левая рука полетела в кусты.
Мертвец отпрыгнул, словно и не заметил потерю. Что-то держал в правой ладони. Куклу! Не заметила, как он ее вырвал. Бросилась было за ним, но при всей своей скорости не смогла бы догнать. Цзяньши не хотел драться. Убегал.
Неужели он был здесь из-за куклы?
Преследовать не стала. Чем дальше от ручья, тем она уязвимее. Взглянула на клинок. С острия меча стекала крупная капля воды.
«Спасибо, добрый дух».
Наутро Цзиньлун так и не принял никакого решения. Надежды на то, что ночью снизойдет озарение, не оправдались. В голове было пусто, словно там кто-то тщательно убрался и оставил после себя порядок, который, однако, не давал ни единой зацепки.
— Лули, ну и что нам с тобой делать? Я обещал госпоже Фэн, что больше не появлюсь в Вангджакуне, но эта история…
Лиса занервничала и напряженно прислушалась.
— Что-то явно не так. Кукла… Куда она, кстати, запропастилась? Лули? Верни!
Лиса отвернулась, словно бы сообщая, что она здесь ни при чем.
— Вот зараза! — выругался мечник. — Ладно, пусть так. Но не наведаться ли нам к старосте? Тряхнуть его как следует? Посмотрим, как выпутается и какие сказки будет рассказывать. Как думаешь?
Лиса согласно замотала хвостом.
— Э-эх, была не была! Жизнь одна, глупо упускать возможности.
Цзиньлун подскочил с места. Приняв решение, он немного успокоился, но волнение сменилось деятельным возбуждением.
— Будь что будет. Попробуем что-нибудь разузнать.
Быстро перебирая лапами, бежала за Возлюбленным. В этот раз в деревню шли вместе. Утром сытно поели. Это придало сил, несмотря на бессонную ночь. Слева и справа поднимались кусты. Лесная тропинка сменилась грунтовой дорогой.
История двух братьев стала понятной. Неудивительно, что душа несправедливо убитого не нашла покоя. Но какова роль куклы и той девушки, которую в ней признал Возлюбленный? Что это могло значить?
Гармония и порядок должны быть во всем. Цзяньши нарушал их. Беспокоил зверей, растения, лесных духов. Сможет ли он утешиться, если найти виновного? Весьма вероятно.
У Возлюбленного был план. Что ж, не хуже и не лучше любого другого. Если есть зацепка — пробуй раскрутить.
С тоской взглянула на меч. Совсем недавно он порхал в ее руке. Теперь — приторочен к спине Возлюбленного. Наступит ли время, когда их связь станет сильнее? Когда она сможет идти рядом с таким же мечом за спиной? А эта девушка, госпожа Фэн? Не слишком ли он к ней внимателен?
Из-за поворота дороги выглянул Вангджакун. Там, за холмом, заброшенный дом. Там она нашла куклу. Отвести ли Возлюбленного? Лучше отвести.
— Лули, что ты? Что случилось?
Цзиньлун недоумевающе смотрел на лису, которая стояла на обочине и возбужденно крутилась на месте, заглядывая в глаза. Рыжая шерсть сверкала под лучами Братьев, и он залюбовался: тем, как она двигалась; как держала себя; как давала понять, что ей что-то от него нужно. Он широко улыбнулся и приветливо спросил:
— Поиграть? Хочешь поиграть?
Сделал шаг в ее сторону. Лиса в нетерпении сорвалась с места и скрылась между высокой травы.
— Зачем нам туда, Лули?
Сделал еще несколько неуверенных шагов. Лиса выглянула из зарослей и выжидающе наклонила голову.
— Хорошо, хорошо, иду, — согласился Цзиньлун. — И что с тобой только происходит последние дни?
Сошли с дороги и начали пробираться по полю через рослые стебли просо. Лиса уверенно бежала впереди, иногда останавливаясь и дожидаясь пока он ее догонит. Обошли небольшой холм, поросший молодыми каштанами, и вышли к заброшенной хижине. Бамбуковая крыша давно не обновлялась, огород зарос сорняками, к двери вела едва заметная тропинка, вовсе терявшаяся у крыльца.
— Ну, и что мы здесь забыли?
Лиса не ответила, но заскочила внутрь так, словно уже была здесь.
— Тебе знакомо это место? — спросил Цзиньлун, следуя за ней через порог.
В доме было темно. Лучи света пробивались через закрытые ставни, но едва разгоняли полумрак. Мечнику понадобилось некоторое время, чтобы глаза привыкли. Наконец он смог оглядеться. Кажется, здесь когда-то жили двое: на полу лежали две заплесневелые циновки; два комплекта посуды стояли рядом.
— Лули? А не хочешь ли ты сказать, что здесь жили те два брата? — осенило Цзиньлуна.
Леса обрадованно забегала вокруг ног.
— И как ты узнала про это место? Здесь нашла куклу?
Она загадочно мотнула хвостом, явно не собираясь прояснять ситуацию.
— Замечательно, сплошные загадки. И что мы тут будем делать?
Лиса улеглась рядом, всем видом показывая, что лично она собирается отдыхать.
— Ну отлично, ничего не скажешь, — вздохнул Цзиньлун.
Покрутил головой, пытаясь сообразить, что можно выяснить. Предположим, братья действительно жили в этом доме. Что это ему дает? Какие детали картины? Судя по обстановке, братья были бедны, но это мечник знал и так. Раздумывая, прошелся из угла в угол, стараясь приметить новые детали. Рядом с одним из окон обнаружил в полу люк. Дернул ручку — крышка поддалась. Заглянул внутрь. Темно.
Некоторое время Цзиньлун раздумывал, стоит ли осмотреть подпол. Спускаться не хотелось. Изнутри пахло сыростью. Что можно там найти?
Рядом засуетилась лиса. Заглянула в люк, принюхалась, тихо тявкнула, подтолкнула Цзиньлуна, настаивая, чтобы тот все-таки спустился.
— Лули, ну… — попытался сопротивляться Цзиньлун.
Лиса тявкнула громче и сильнее подтолкнула в бок.
— Хорошо, хорошо.
Мечник осторожно свесил ногу в кромешную темноту. Дна не было. Опустил ногу ниже, покачиваясь на согнутых руках. Нащупал носком что-то твердое, встал. Голова все еще торчала из люка, а руки лежали на углах проема.
— По крайней мере, не так уж и глубоко.
Лули завиляла хвостом и начала тереться носом о руку.
— Хочешь сюда?
Цзиньлун подхватил лису и спустил в подпол. Она тут же скрылась в темноте где-то под ногами. С улицы раздались голоса.
Крышка люка закрылась. Возлюбленный решил спрятать их от посторонних глаз. Правильное решение. Огляделась. Вдоль стен — ряды прогнивших полок. Глиняные горшки. Резкий заплесневелый смрад. Но не только. В подполе пахло цзяньши. Он явно спускался сюда, но зачем?
Осмотрелась еще раз. На одной из полок шкатулка. Резная деревянная крышка, узорчатые стенки. Подтолкнула Возлюбленного в руку. Тот взял ее за холку и сильно сжал, призывая к тишине.
— Говорю вам, господин Фэн, ночами-то демон тут ходит, — послышалось сверху.
— Ну какой еще демон? — отвечал недовольный старческий голос.
Узнав его, Возлюбленный одними губами прошептал: «Староста».
— Откуда мне знать какой? Половицы скрепят, стены. Куры начали пропадать. Да вы посмотрите сами: дом-то в каком состоянии? Давно пора снести.
— Снести, может, и пора, но демон тут при чем?
— Эх, не верите? А зря. Говорю вам, скоро и люди начнут исчезать. Может, и Юншена демон-то убил? А? Может, не виновен Юйлун-то?
— Хватит брехать и панику наводить. Давно уже в той ситуации разобрались, виновный наказан.
— Все равно демона-то извести надо. Говорят, в Чинчинго́у есть старик-экзорцист, надо бы его позвать, чтобы он порядок-то навел тут.
— Не нужен нам экзорцист.
— Да как же не нужен-то, если демон ходит кругами? Как есть нужен!
— Не нужен, говорю. Построить здесь хочешь? Так и скажи.
— Построить-то хорошо б. Только страшно ведь.
— А ты не дрожи. Разрешение мое считай у тебя в кармане, дом снесем и ставь, что хочешь.
— Вот это б здорово. Только демон-то…
— Хватит! Слышать не хочу ни о каких демонах и экзорцистах, понял? Строить — строй, но лишнего не болтай, если поссориться со мной не хочешь. Понял?
— Как есть понял! Но…
— Оставь уже причитания. Какой демон? Дом старый, вот и звуки. Смотри.
Что-то протяжно скрипнуло.
— Ладно, закончим это. Дом сноси. Мужиков надо если в помощь, я договорюсь.
— Да, хорошо б, мужиков-то.
— Ну вот, значит по рукам. И не болтай.
— Как есть не буду!
Голоса начали удаляться. Она снова толкнула Возлюбленного в руку.
— Тшшш, пускай уйдут, — прошептал он.
Подошла к полке со шкатулкой. Сильно пахнет цзяньши. Попыталась носом поддеть крышку, но та не поддавалась.
— Что там, Лули?
Возлюбленный осторожно, на ощупь, приблизился. Подставила ему спину. Провел рукой вдоль шерсти, нащупал шкатулку.
— Что это? Думаешь, что-то важное? Погоди, открою люк, а то ничего не вижу. Так, что здесь? Шкатулка? Интересно. Давай выбираться, посмотрим на свету.
Цзиньлун поднял Лули из подпола. Та в нетерпении затанцевала вокруг люка: шаг влево, два вправо, два влево, один вправо.
— Сейчас-сейчас, вылезу и глянем, что там.
Цзиньлун подтянулся и выбрался наружу. Лули ткнулась носом в шкатулку, громко принюхиваясь.
— Давай-ка выйдем отсюда, от греха подальше, пока никто не вернулся.
Гао и Сяо ослепили у порога, пришлось зажмуриться. Когда синие и желтые пятна в глазах прошли, Цзиньлун выскочил на улицу, озираясь по сторонам. Никого. Ну и отлично.
Недолго думая, мечник скрылся в зарослях просо. Лиса юркнула за ним. Устроился поудобнее, поставил перед собой шкатулку. Резная деревянная крышка поддалась легко. На дне лежали нефритовые бусы. Достал их и принялся крутить в руках. Интересно, чьи? Госпожи Фэн? Возможно, она подарила их одному из братьев, да так они и пролежали в подполе.
Вот говорят же: не лезь в чужие дала, проблем не оберешься. И что его опять понесло в эту треклятую деревню? Мечник зло выругался. Кажется, самый простой способ разобраться в происходящем — задать несколько вопросов Фэн Сяомин. Он обещал больше не появляться. Но разве ситуация не изменилась? В конце концов, нужно вернуть бусы, если они ее, и расспросить о кукле.
Цзиньлун поднялся и уверенно пошел в сторону деревни. Он не знал, где живет староста, но всегда можно спросить. Уж это местные должны знать наверняка.
— Эй, уважаемый! — окликнул старика, пропалывавшего грядки рядом с одним из домов.
Тот обернулся, глянул неприветливо.
— А не подскажите ли доброму человеку, где найти старосту?
— Так недавно проходил. Домой шел, аль куда.
— И где же мне найти его дом?
— Ежели по дороге-то этой идти, то прямо-прямо и на месте. Дом большой, двух этажей, не промахнешься.
— Спасибо, дагэ.
Цзиньлун откланялся. Покосившиеся дома скоро сменились более презентабельными строениями: стены покрыты побелкой, веранды украшены резными оградами, на крышах — черепица. Лиса бежала рядом, поджав хвост. Что-то явно ее беспокоило.
— Лули, не грусти. И не такое проходили.
Похоже, лиса не была так в этом уверена и недовольно мотнула хвостом.
Вскоре вышли к двухэтажному дому. Тот явно выделялся на фоне остальных строений: судя по всему, староста был человеком расчетливым и не гнушался использовать свое положение. Около дома стояли двое. С удивлением Цзиньлун признал обоих: Фэн Сяомин говорила о чем-то с тем чиновником из Янгчанси, у которого мечник «обменял» одежду на деньги.
— Так, пока придется обождать, — бросил мечник Лули, отворачиваясь и забирая вправо, на узкую тропинку между заборами двух участков.
Отойдя в сторону, Цзиньлун начал ждать, пока чиновник и Сяомин разойдутся.
Эта женщина, госпожа Фэн, привлекла все ее внимание. Красива. Но не ослепительной красотой, редким набором гармонично сочетающихся черт. Милое лицо. Здоровое тело. Правильная осанка. Но что-то еще. Где-то глубоко внутри. Нечто темное. Опасное. Древнее.
Демон? Может ли быть, что она действительно одержима? Вполне.
Вода. Ей нужна вода. Огляделась. Прислушалась. Неподалеку шумит река. Дух реки сильнее духа ручья. Станет ли он ее слушать? Стоит попробовать. Встала. Побежала прочь.
Вот и берег. Подошла к кромке воды. Опустила лапу. Холодная.
«Поможешь мне, когда я позову?» Тишина. «Ты поможешь мне?» В голове зашумело: «Что тебе нужно, маленькая ху́ли-цзин?» — «Помоги мне, добрый дух». — «Что тебе нужно?» — «Помоги мне понять, кто завладел женщиной из этой деревни, что за демон». — «Злобный гуй из рода земли, фэнь-ян. Это все, что я знаю». — «Ты поможешь мне?» — «Он слишком силен. Беги прочь, пока можешь». — «Но…» — «Беги прочь, маленькая хули-цзин, вот мой совет и моя помощь».
Дух замолчал. По крайней мере, она попыталась. Нужно уводить Возлюбленного из деревни.
Фэн Сяомин обняла чиновника и скрылась в доме. Тот развернулся и пошел по дороге в сторону Цзиньлуна. Как же его звали? Фэн Дэмин? Да ведь они родственники! Мечник подскочил на месте, шумно задев пустое ведро, некстати подвернувшееся под ногу. Дэмин увидел его и со всех ног бросился наутек. Цзиньлун сорвался следом. В руке сверкнул меч.
— Стой, — догнав, шепнул он на ухо чиновнику.
Тот, почувствовав спиной железо, встал как вкопанный.
— Сейчас мы тихо и спокойно отойдем куда-нибудь в сторону, чтобы поговорить, — зашептал мечник. — Ты меня понял?
Чиновник закивал головой.
— Отлично, между тех домов впереди нам будет вполне удобно.
Пошли друг за другом. Дэмин трясся, Цзиньлун настороженно смотрел по сторонам и старался не привлекать внимания.
— Кто она тебе? — спросил мечник, когда они сошли с дороги.
— С-сестра, — голос чиновника дрожал.
— Зачем ты в Вангджакуне?
— Мне нужны были деньги, пришлось занять у отца.
Цзиньлун порадовался: по крайней мере, чиновник не стал решать свои проблемы за счет других. Может быть, не так он и плох?
— Знаешь историю двух братьев? — перешел он к делу, чтобы не ходить вокруг да около.
— Юншена и Юйлуна?
— Да.
— Все в Вангджакуне слышали ее.
— И что ты о ней думаешь?
— Я стараюсь о ней не думать.
— Почему?
— Потому что… Послушайте, я не могу говорить про это. Это не моя тайна.
— Чья же?
— Какая разница? Что вам до братьев?
— Твоя сестра до сих пор печалится.
— Возможно, но разве это касается вас?
Про себя Цзиньлун заключил, что его это действительно не касается, но вслух говорить не стал.
— В самом деле, оставьте меня в покое. Оставьте в покое нашу семью. Оставьте в покое мою сестру. Вы не сможете ей помочь.
— Почему?
— Потому что… — он осекся. — Умоляю вас, не лезьте к ней. Вы только навредите. Ей, мне, себе.
— Почему?
Цзиньлун надавил на меч.
— Ай! — всхлипнул чиновник. — Зачем вы это делаете?
В его глазах стояли слезы.
— Затем, что хочу разобраться. — Лицо Цзиньлуна стало суровым. — Хочешь, я расскажу тебе свою версию событий? И, если я прав, кое-кому придется отправиться на рудники.
Чиновник молчал, руки тряслись от страха. Холодный металл на коже пугает многих. Почти всех.
— Я доберусь до правды, с тобой или без тебя. Но почти уверен, что вовсе не Юйлун убил Юншена. Думаю, это сделал твой отец. Он был против дружбы Сяомин с братьями и стал главным обвинителем Юйлуна. Очень удобно, когда хочешь отвести подозрения от себя. Кто-то должен быть наказан, и вот виновный найден. Ну что, я прав?
Глаза чиновника забегали быстрее.
— Он… Он не виновен. Он бы никогда… Он только хотел защитить… Сяомин.
— От кого? О чем ты говоришь? Продолжай!
Меч поднялся к горлу чиновника.
— Сяомин… Нет, нет! Это не ее вина. Это ее проклятье. Она не ведает, что творит. Да она даже не знает об этом! Понимаете?
Дэмин говорил сбивчиво и явно не хотел называть вещи своими именами. Понять его было сложно.
— Умоляю, сохраните это в тайне. Обещаете?
— О чем ты?
— Обещайте, сначала обещайте. Прошу вас.
— Да говори уже наконец!
Металл впился в кожу. Сбивчивый лепет чиновника раздражал.
— Она одержима, — прошептал Дэмин. — Одержима, понимаете? Я пошел на императорскую службу, чтобы стать экзорцистом и изгнать демона. Но я слишком слаб. Мне едва дали седьмой ранг.
Одержима? Так вот откуда кукла… Цзиньлун ослабил давление меча.
— То есть она сама убила Юншена? Своими руками?
— Конечно нет! Это демон. Сяомин невинна, как цветок. Разве способна она на такое? Отец хочет ее уберечь. Не рассказывает ни о чем. Он задал мне простой вопрос: представь, что ты на ее месте, как бы ты жил с этим? И я не смог ответить. В этом виноват и я. Это я научил Юншена, как изгнать демона. Мы вместе делали куклу для обряда экзорцизма. Отец предупреждал меня не лезть в это. Я ослушался его. И вот результат — трагедия.
— Почему же ты жив, а Юншен — мертв?
— Потому что я слаб и труслив. Прятался в отдалении. Обряд проводил Юншен.
— И что произошло?
— Демон. Задушил голыми руками. Сяомин спала, когда Юншен начал обряд. Но потом… Кинулась на него, повалила на землю, словно в ней была сила самого дракона, я никогда не видел такого. Уснула и ничего не помнила о произошедшем. Только плакала многие месяцы и ненавидела всех вокруг за ту несправедливость, которая выпала на ее долю. И больше всего ненавидела отца, потому что тот пытался ее защитить, отвести подозрения.
— Он знал о том, кто виновен в случившемся?
— Да, я рассказал ему.
Цзиньлун задумался. Староста поступил несправедливо, дико, отвратительно. Но разве можно винить родителя за то, что тот пытается всеми силами защитить ребенка? Имеет ли право Цзиньлун выступать обвинителем? Да и его ли это дело?
— Вы обращались к другим экзорцистам?
— Когда Сяомин была мала, отец перепробовал все. В какой-то момент оставил попытки и запретил мне вмешиваться.
— Уверен, я знаю человека, который мог бы вам помочь.
Цзиньлун закрыл глаза. Как давно он уже не видел учителя? Пять лет? Десять? Последний раз голубь принес письмо пару лет назад. С тех пор они не общались.
Дэмин оживился, выражение глаз неуловимо изменилось:
— Где нам его найти?
— В Семиградье, дорогой Фэн Дэмин. В Семиградье есть тот, кто вам нужен. Величайший нань-у Империи. Много лет служил у самого императора. Знает то, что недоступно другим. Наверняка он смог бы вам помочь.
— Но Семиградье далеко…
— Не дальше, чем множество других мест. В Империи хорошие дороги. Путешествовать точно не так страшно, как изгонять демонов. Если решишься, имя нань-у — Веньян.
Тук… тук-тук… тук-тук… тук…
Старый фургон. Тяжелый тент, деревянные колеса, неровный ритм на камнях.
Тук… тук-тук-тук…
Фургон? Подумаешь. Что ей в нем? Она бежала вдоль дороги, торопясь вернутся к Возлюбленному. Нужно заставить его покинуть деревню как можно скорее. Остановить от необдуманных действий.
Фургон приближался. Сердце забилось быстрее. Как на охоте. Но кто добыча? Закрутила головой. Принюхиваясь. Где-то вдалеке переговаривалось стадо овец. В доме, за оградой, кудахтали курицы. Нет, не сейчас, не хватало еще попасть в неприятности.
Резкий свист. Рывок. Что-то потянуло назад. Охота — это соревнование. Кто быстрее. Кто изворотливее. Кто хитрее. Охотник или добыча. Добыча или охотник. Танец жизни ради жизни.
Чьи-то сильные руки схватили за лапы. Злые, не как у Возлюбленного. На шее удавка — не вырваться. Попыталась укусить. Билась изо всех сил.
Накинули мешок. Темнота. Бессильная злоба.
В этот раз добыча она.