Семена Перемен

Глава 5. В сторону Сангъяна

Проснулся рано. Рядом безучастно улыбалась кукла. Бессильная злоба клокотала, словно гейзер, не успокаивал даже запах гнилого дерева. Слишком светло, чтобы выйти. Слишком.

Тяжелое, скрипучее дыхание время от времени вырывалось наружу надсадным кашлем. Глазам без век не давал покоя свет. Кто-то добрался до того, что принадлежало ему. Только ему. Он должен вернуть это, должен восстановить порядок и слабое подобие покоя, в котором иногда прибывал.

Негнущаяся рука уперлась в древесину. Ногти заскребли по неровной поверхности. Пальцы сжались, повинуясь приступу ярости. Скоро. Скоро он сможет сделать то, что должен.

Лули нигде не было. Цзиньлун попробовал узнать, не видел ли кто лису. Жители Вангджакуна отмахивались от странного вопроса. Что бы лисе делать в деревне? Не оставляя надежды, дошел до ярморочной площади. Торговцы еще не уехали, но многие уже собирались. Спросил одного, второго, третьего.

— Лису? Ту, что циркачи поймали? — почесал затылок толстый продавец пряностей. — Так уехал уже цирк-то. Скоро ярмарка в Сангъяне, торопятся туда.

— Циркачи?

— Ну да, поймали лису перед самым отъездом. Говорят, хотят научить танцевать под звуки свистульки-сюнь. Вот потеха, а?

Цзиньлун так не считал. Сдержанно поблагодарил и откланялся. Соображая, как не разминуться с похитителями, быстро пошел вдоль центральной улицы Вангджакуна. Лису мечник встретил лет восемь назад, и с тех пор они были неразлучны. Заботились друг о друге, как брат и сестра. Иногда казалось, он знает ее всю жизнь.

Из задумчивости вывели знакомые голоса. Мечник опять оказался около дома старосты. На дороге стояла повозка, запряженная рыжей лошадью. По всему было видно, что ее хозяева готовятся к дальней дороге. Глава деревни, уперев руки в бока, ругался на Сяомин и ее брата:

— Нет, я вам запрещаю!

— Отец, успокойся, не мы первые, не мы последние, — отвечал Дэмин. — Многие ездят по Империи. Я же объяснил тебе, в чем дело. Таким случаем надо пользоваться.

— Ты объяснил, а я запретил. Езжай один, раз уж тебя так ждет твой старый друг. Сестра останется дома.

— Отец, не в друге ведь дело. Ты же знаешь…

— Хватит, слышишь! Не перечь мне. Хочешь ехать — делай это. Сестру оставь. Слыханное ли дело, девушке, вместо того чтобы искать жениха, путешествовать через всю Империю? Более того, ты просишь моего благословения и поддержки. Моих денег, в конце концов!

— Отец, ты же знаешь цель путешествия. Неужели это ничего для тебя не значит? — голос чиновника дрожал, по-видимому, он боялся отца. Впрочем, Цзиньлуна это не удивило, кажется, Дэмин боялся всего на свете.

— Да как ты смеешь об этом говорить в таком тоне? Я делаю для Сяомин все. И для тебя тоже. Постоянно разгребаю те проблемы, которые вы на меня сваливаете.

— Отец…

— Помолчи! Я не закончил! — с каждым словом староста Фэн все больше распалялся. — Не случилось ничего стоящего риска. Ехать за тридевять земель? Для чего? Я уже говорил тебе: Сяомин не покинет Вангджакуна. Ее судьба здесь, на этой земле.

Дэмин насупился.

— Но почему? — внезапно вмешалась Сяомин. — Почему ты все время за меня решаешь? Как будто я твоя собственность. Почему ты решаешь, за кого мне выйти замуж? Где жить? С кем общаться? Какое ты имеешь право?

— Я твой отец! — зарычал староста.

— Хороший отец уважает своих детей. Их желания и мечты. Я всю жизнь надеялась повидать другие края. Нравится тебе это или нет. А Башни? Разве не интересно их увидеть? Дэмин хочет взять меня с собой. А я хочу поехать с ним. Понимаешь? Нет, куда уж тебе. Будешь стоять тут и командовать. А я тебе не принадлежу! И никогда не буду, хоть на цепь меня посади.

— Раскудахталась, — буркнул старик. — Уже не первый год я терплю, что ты воротишь нос от женихов. Отказываешься от отличных партий, которые бы могли укрепить семью и связями, и деньгами. И сейчас заявляешь, что хочешь повидать мир? Скажи, дорогая моя, почему я должен идти тебе навстречу, если ты не идешь навстречу мне?

— Ты обвинил невиновного! — вскрикнула Сяомин. — Ты знал, что он был мне другом, и ты все равно сделал это! Почему? Хотя бы сейчас дай мне понять!

Дэмин подскочил к сестре и обнял ее за плечи, призывая успокоится.

— Нет, — вырвалась она. — Я скажу! Я долго молчала, но теперь скажу. В тебе нет ничего, кроме жажды денег и положения. Ты используешь всех вокруг. Пойми, наконец, твои дети выросли и они кое-что могут решать сами!

— Сами? — усмехнулся староста. — И что же вы сделали сами? Завели ненадежных друзей? Или, может быть, разбазарили отцовские деньги?

— Ненавижу тебя! — закричала Сяомин и бросилась в дом. Дэмин кинулся следом.

В голове шумело. Поверхность под ней раскачивалась из стороны в сторону. От постоянной тряски мутило. Напротив, за двумя рядами прутьев, пара больших глаз, заинтересованно оттопыренная нижняя губа и массивная челюсть. Обезьяна.

Вокруг множество сундуков, повсюду одежда. Вдоль стен этажи клеток, в каждой из которых какое-нибудь животное: пара недовольных кошек, настороженная собака, несколько напыщенных петухов, молчаливая панда.

Рядом спали двое кайанцев в ярких, разноцветных одеждах. Циркачи. Она попалась циркачам! Дело плохо. Куда ее везут? Сможет ли сбежать? Забегала по клетке, внимательно оглядывая прутья, замок. Ничего, что могло бы помочь.

В сердцах тяфкнула на обезьяну. Та безучастно продолжала жевать.

— Вам бы успокоиться.

За семейной сценой Цзиньлун наблюдал, опершись плечом о забор и пониже надвинув шляпу-доули. Когда брат с сестрой ушли, он решил приблизиться и теперь стоял напротив старика, сложив руки на груди.

— Не учи меня, что делать, — отмахнулся староста.

— Я и не учу, просто вижу, как у вас дергается правое веко. В таком возрасте это вредно. Знавал одного старика, который вот так злился, да в раз откинулся и помер.

— Издеваешься надо мной?

— Вовсе нет, но раз уж так случилось, что я здесь, и мы остались наедине, думаю, вполне разумно поговорить по душам и решить дело миром.

— Какое еще дело?

— Ну как же? — медленно проговорил Цзиньлун. — Судите сами. К счастью или нет, но так уж случилось. Я в курсе того, что происходит с Сяомин. И знаю, как ей помочь. Думаю, ваш сын уже озвучил мое предложение.

— Так это ты его надоумил? Как только я сразу не понял? В любом случае — нет!

— Хорошо, — согласился Цзиньлун. — Стало быть, из двух вариантов остается один. Не буду больше тратить ваше время.

Мечник поклонился старику и сделал несколько шагов прочь.

— Только хочу, чтобы вы знали. Я осведомлен, что Юншена убил демон и вы были в курсе, но обвинили его брата. С этим я, пожалуй, дойду до главы уезда… Счастливо оставаться.

— Постойте, — староста заволновался. — Мы все еще можем договориться!

— В самом деле? Мне кажется, следовало с этого начать. Согласитесь, гораздо полезнее и приятнее сначала выслушать друг друга. Присядьте, успокойтесь и объясните, почему вы против.

Старик осел на скамейку на краю дороги и взялся за голову руками.

— Итак?

— Давайте зайдем в дом.

Цзиньлун не возражал. Комната, в которую провел староста, находилась на первом этаже. На тяжелом низком столике в глиняном горшке красовалось удивительное крошечное дерево. Цзиньлун слышал о таких. Учитель рассказывал, что их выращивание — особый вид искусства. Дерево и правда выглядело красиво. Словно уменьшенная копия старого раскидистого дуба. Лучи Гао и Сяо падали на ветви, скользили меж листьев, отбрасывали причудливые тени.

На соседнем столике стоял большой чайник, несколько фарфоровых пиал и баночек, выкрашенных в пастельные тона, поднос с бамбуковыми ложками. Староста зажег свечу и, заметив удивление Цзиньлуна, бросил:

— Злые духи не любят огня. Чаепитие — ритуал, и здесь, в Вангджакуне, мы его уважаем.

После этого разлил чай и предложил Цзиньлуну. Тот покивал и постучал три раза по столу согнутыми указательным и средним пальцем, выражая таким образом благодарность за угощение.

Напиток был восхитительным. Пиала согревала руки, аромат успокаивал мысли, тепло растекалось по телу, а вкус обволакивал нёбо. В нем ощущалось и дыхание морозного утра в пору, когда выпадает первый снег, и радость теплого дня посредине лета, в то время как природа расцветает всеми красками, и шум бесконечного осеннего дождя, убаюкивающего не хуже любой колыбельной. В голове прояснилось, за плечами будто выросли крылья.

— Много лет назад, — наконец, неуверенно начал староста, — я встретил прекрасную женщину, мать Дэмина и Сяомин, красавицу Мэйли́н. У нас родился ребенок, мы были рады, но хотели еще. Сколько ни пытались — не выходило. В какой-то момент отчаялись и начали просто жить, наслаждаясь тем, что имели.

Старик замолчал. От воспоминаний лицо стало приятнее, казалось, что даже морщины немного разгладились.

— Однажды в Вангджакун пришла старуха. Поселилась в одном из пустующих домов и занялась тем, что начала лечить больных. Вскоре к ней потянулись целым потоком: кто-то шел с хворью, кто-то с больными зубами, а кто-то хотел помочь разродиться корове. Как-то к ней попали и мы. У Мэйлин начались боли в животе и с каждым днем становились сильнее. Старуха приняла нас. Приготовила жене отвар. «Пей его каждый день в течении трех недель, и болезнь пройдет», — сказала она. Так и произошло. Тогда мы решили обратиться к ней снова и попросили помочь с ребенком. Она внимательно осмотрела обоих. Пообещала помочь с бедой. Мы обрадовались и воодушевились, но то, что она предложила, сразу мне не понравилось. Я ответил категоричным отказом, на что старуха сказала: «Это выбор каждого. Никто не может решать за вас». Мэйлин вернулась домой в слезах. Я долго пытался ее успокоить, но смог это сделать только после того, как согласился.

Он вздохнул.

— Нет, я не жалею. Иначе у меня бы не было Сяомин. Следующей ночью, прихватив с собой петуха, пошли в лес. В лесу нашли старый дуб и у корней совершили обряд, которому обучила старуха. Зарезали петуха, раскидали внутренности и окропили кровью корни дерева. Сидели там до утра, но ничего не произошло.

Старик замолчал, а Цзиньлун не мог понять, о чем тот думает. На лице была смесь противоположных эмоций: печали и радости, обиды и благодарности, отчаяния и воодушевления.

— Через девять месяцев Мейлин родила. Роды прошли плохо, она потеряла много крови и умерла. Старуха присутствовала, но вскоре исчезла. С тех пор я ее не видел. Вместе с Дэмином мы остались наедине с маленьким плачущим ребенком. Нашли кормилицу… В три года Сяомин начала ходить по ночам. Я обратился к уездному нань-у. Тот приехал, три дня провел в ее комнате. На четвертый я нашел его сидящим в саду. Руки тряслись, он был словно не в себе. Сказал мне, что Сяомин завладел злой демон-гуй. Я спросил его, что можно сделать. «Ничего, — ответил он. — Демон слишком силен. Но не опасен, если его не тревожить. Однако, если потревожить, — ждите беды». «Чем же его можно потревожить?» — спросил я. «Совершенно точно — обрядом изгнания. Пробовал, ваша дочь впала в безумие. Слабый нань-у был бы убит. Не думаю, что кто-либо во всей Империи сможет что-нибудь сделать. Демон похож на духа земли. Не уверен в этом наверняка, но, если так, — он привязан к этому месту. На всякий случай, для вашего же блага не увозите ее далеко». «Как далеко?» — спросил я. «Даже сто ли может оказаться слишком большим расстоянием». Понимаете теперь, почему я не хочу ее отпускать?

Цзиньлун задумался. Учитель рассказывал о духах земли. Они были одними из самых злобных и коварных. Причины их поступков сложно понять, но всякого можно перехитрить.

— Понимаю, — сказал Цзиньлун. — Но что, если его обмануть?

— Хэй, отребье, жрать хотите?

Животные насторожились.

— Конечно хотите. Х-ха. Как же не хотеть?

Высокий циркач стоял рядом с клеткой, держа в руке миску с едой. Тряска прекратилась, похоже, остановились. Судя по освещению внутри фургона, заканчивался Третий Оборот. Скоро станет темно.

Циркач начал раздавать животным еду:

— Держи-держи. Ну-ка сидеть! А ты что? Давай-давай, вставай. Покажи-ка мне торговца. Ага, молодец. А теперь солдата. Х-ха.

Наконец дошел до нее. Присел на корточки, посмотрел в глаза.

— Не думаю, что с тебя будет прок. Никогда не слышал, чтобы лиса выступала в цирке. Но Чжими́н считает иначе. Придется и тебя покормить.

Просунул между прутьев решетки несколько яблок, разрезанных ровными дольками.

— Прости, дорогая, но на мясо ты пока не заработала. Х-ха. Давай, ешь.

И правда, проголодалась. Не стала отказываться от угощения. Какое-то время циркач постоял рядом с клеткой, но вскоре отошел, продолжая разговаривать сам с собой.

Где же Возлюбленный? Ищет ли ее?

Вангджакун провожал вечерним туманом, белесым миражом расползшимся от реки, и разноцветным заревом на горизонте, пестрыми брызгами окрасившим угрюмую Завесу. Как-то само получилось, что решили выехать вместе. Цзиньлун привык путешествовать в одиночестве и отвечать только за себя, да за верную спутницу-лису. Но направление было одно — в сторону Сангъяна, — и на смущенный вопрос Сяомин, составит ли он им компанию хотя бы в части пути, мечник не смог ответить отказом. В конце концов, что это меняет? Да и ноги будут рады передышке. Выехать, однако, настоял как можно быстрее — с каждым часом цирк был все дальше, а вместе с ним и Лули. Объяснять подробности не стал. Ограничился тем, что сообщил о друге, который нуждается в помощи.

Повозкой правил Дэмин, который, кажется, собрал все свое мужество и теперь выглядел так, словно отправился на войну. Цзиньлун с трудом сдерживал смех: чиновник раздул щеки и расправил плечи — точь-в-точь офицер на параде. Колкие замечания мечник на всякий случай оставил при себе, хотя давалось это не просто. Сяомин справлялась иначе. Если Дэмин был молчалив, то она, напротив, задавала бесконечные вопросы. Впрочем, они помогали коротать время, поэтому Цзиньлун с удовольствием увлекся беседой.

— Никогда не покидала Вангджакуна. Вы много путешествовали. Наверно вам сложно понять мои чувства.

— Отчего же, я странствовал далеко не всю жизнь. Помню тот момент, когда впервые покинул родные края. Мир казался огромным, растения причудливыми, а города таинственными. Впрочем, ничего принципиально не изменилось: сколько ни езди, всегда есть что-то новое. Всегда одно место будет отличаться от другого.

— Как это, оказаться там, где ни разу не был?

— По-разному. Где-то чувствуешь себя как дома, где-то до неприличия красиво, а кое-где лучше не появляться.

— Например?

— Хм-м-м… Например, на рудниках. Нет ничего приятного в наблюдении чужих страданий. Хотя зря я об этом.

— Нет, все нормально, — по глазам Сяомин было видно, что это не так. Ее кулаки сжались. — Должна поблагодарить вас. Мы бы все равно уехали, но я рада, что отец отпустил нас с миром. Он обещал мне на прощание, что приложит все усилия и поднимет все связи, чтобы помочь Юйлуну вернуть свободу и доброе имя. Как вы думаете, у него получится?

— Все зависит от того, к кому он обратится. Закон не одинаков для всех, в этом я успел убедиться. Это зло, но в мире много зла. И, кажется, сейчас оно нам на руку.

— Думаю, страшнее, что невиновный может быть обвинен по наговору.

— Да, вы правы. А почему это произошло? Потому что закон гораздо охотнее защищает интересы тех, кто стоит выше. И не только закон. Стая всегда идет за лидером. Далеко не каждый способен составить собственное мнение. Проще, когда тебе преподносят готовое решение. Иди туда, делай это, люби того, ненавидь этого. Смешно, но многих это устраивает.

— Как же печально это осознавать…

— Печаль — худшее, что можно для себя сделать. Разве для печали мы рождены? Волки бегут за вожаком. Так было и будет. Что уж печалиться? Я не из таких и мне достаточно это понимать. Путешествую один, думаю своим умом.

— Но ваш друг, о котором вы говорили?

Цзиньлун печально усмехнулся при мыслях о Лули.

— Мой друг… Дружить и следовать за вожаком — не одно и то же. Учитель говорил, что когда-нибудь система обязательно изменится, но для этого нужно время. Он верил, что образованный человек обязательно составит свое мнение о любом событии. Но образование доступно не каждому.

— Я не образованна, но мнение имею, — возразила Сяомин.

— Потому что вы хорошо знаете ситуацию, знаете Юйлуна. Но что, если бы речь шла о ком-то другом? Ком-то из соседней деревни, кого вы никогда в жизни даже не видели?

Они замолчали. Повозка раскачивалась, колеса едва скрипели. Слева и справа тянулись отливавшие медью и патиной бесконечные поля проса. Сяомин обернулась и тоскливо посмотрела назад. Деревня все дальше, дома видны как на ладони.

— Вы знаете, я и рада, и расстроена одновременно. Рада, что увижу новые места, Башни. Всю жизнь мечтала об этом. Рада, что брат решил взять меня с собой. Давно просила его. Но он всегда был против. Вот уж не понимаю, что изменилось. Немного страшно и очень волнительно, но все же радостно. Однако я расстроена, что у меня не будет вестей об Юйлуне. Переживаю, как он там…

— Понимаю вас. Но в любом случае его освобождение займет достаточно времени. Ни я, ни вы, ни ваш брат не сможем чем-либо помочь. Пусть каждый делает то, что может. Доверьтесь отцу. Я знаю, ваши отношения сложные. Но он любит вас и старается для вашего блага. По-своему, как может и как умеет.

— Ох, бросьте, он не любит ничего, кроме денег.

— Мне кажется, вы не правы. Приглядитесь к его поступкам и когда-нибудь, возможно, измените свое мнение.

Сяомин поджала губы и в последний раз с тоской посмотрела на Вангджакун. Деревня постепенно скрывалась за верхушкой холма, с которого они спускались. Ее рука непроизвольно легла на кожаный мешочек, висевший на шее наподобие талисмана.

— Хорошо, что Дэмин насобирал мне немного родной земли, — сказала она. — Даже вдалеке я буду чувствовать дыхание этого места. С ним связана вся моя жизнь.

Она крепко сжала мешочек. Поля заканчивались, дорога приближалась к лесу. Цзиньлун погрузился в собственные мысли. С каждой минутой они были все ближе к Лули, но сколько еще предстоит проехать, пока воссоединение окажется возможным?

Надвигалась ночь. В фургоне стемнело. Петухи свернулись на насестах, поджав шеи. Кошки переглядывались. Собака спала, высунув язык. Панда раскинула лапы в разные стороны. Обезьяна дремала, иногда почесывая толстый живот.

С улицы какое-то время звучали голоса, через ткань фургона просвечивали отблески костра. Вскоре циркачи вернулись. Их было четверо. По-видимому, двое в течение дня правили повозкой, их она еще не видела. Все были рослыми, смутно похожими на лица. Братья? Разложили циновки, улеглись, какое-то время перекидывались короткими фразами, из которых стало понятно, что едут в Сангъян. Наконец, уснули.

Погрузилась в мысли. Плана побега не было. Все надежды обращены на Возлюбленного. Найдет ли ее? Сможет ли вызволить из беды? Так далеко от него она больше не могла обращаться в женщину. Даже ночью. Силы притупились. Теперь только ждать.

Цзиньлун, Сяомин и Дэмин остановились, когда Гао и Сяо уже покинули небосвод. Разожгли костер и готовили поздний ужин. Искры пламени освещали лица, падали на стволы деревьев, миражом плясали на кронах. Цзиньлун радовался обилию продуктов и возможности досыта наполнить живот. Привык путешествовать налегке, смирился с простой пищей, которая иногда была, а иногда нет. Конечно, он волновался за Лули, но старался не впадать в уныние. Жизнь одна, и надо ей радоваться, несмотря ни на что. В сложных ситуациях он делал все, что от него зависело, но не требовал от себя большего.

Сяомин резала овощи, Дэмин следил за рисом, Цзиньлун — за костром. В животе урчало от предвкушения.

— Рис любит внимание, — словно пытаясь разогнать собственные страхи, говорил Дэмин поучительно. — Слишком сильный огонь все испортит. Важно и количество воды, и время приготовления, и приправы.

Цзиньлун хмыкнул.

— Не веришь? — посмотрел на него Дэмин.

— Я не так привередлив к еде, но запах отличный, — примирительно развел руками мечник.

— Так и есть. Готовлю шикарный рис. Это то, что у меня получается действительно хорошо. Мне не все в себе нравится, но кое-чем я могу гордиться. А вы, господин Лю, гордитесь собой?

Цзиньлун задумался. Гордится ли он собой? И в чем это должно выражаться? Он был согласен с Дэмином, что упрекать себя за собственные слабости, — занятие бесполезное. Зачем, если можно просто улыбнуться и пойти дальше? Посмеяться здесь, пошутить там. Мир несправедлив, и он часть этого несправедливого мира.

— Нам предстоит дальний путь, — попытался перевести Цзиньлун тему. — Думаю, что мы можем обойтись без господ и перейти на «ты».

— Я за, — отвлеклась Сяомин от овощей.

— Я тоже, — согласился Дэмин. — Мы не очень хорошо знакомы, но надеюсь, что к концу путешествия это изменится. Так ты гордишься собой?

— Это важно?

— Интересно тебя понять, ты кажешься очень… непредсказуемым.

— Возможно, что так оно и есть, — подмигнул Цзиньлун.

Дэмин замолчал. Всполохи огня плясали вокруг глиняного горшка, сверху клубилось облако пара. Дрова то и дело с громким щелчком раскидывали вокруг крупные искры.

— Цзиньлун, ты бывал в Семиградье? — спросила Сяомин.

— Однажды. В Каду́цеи. Не самая увлекательная история. Хотя познакомился там кое с кем. Так что все не зря.

— То есть ты видел Башни?

— Башню Жезла. Да, видел.

— И как она тебе?

— Большая, черная, неприветливая. Но впечатляющая, конечно. Самое высокое строение, которое я видел. Стоишь рядом, и кажется, что закрывает собой пол неба. Говорят, она древнее самой Империи, но в это как-то плохо верится.

— Почему же?

— Учитель рассказывал, что Кайан основал Первый император Гунбанди шесть тысяч лет назад. Я не знаю ничего, что бы сохранилось с того времени. Столица, Город Дракона, Лончан, основана около двух тысяч лет назад. И даже этот период кажется мне бесконечно большим. Хожу по земле двадцать пять лет, за это время произошло множество событий, больших и малых, хороших и плохих — всех и не упомнить. А как окинуть взором тысячелетия?

— Тут важен масштаб, — вмешался Дэмин. — Малые события не имеют значения для истории. Скажем, мы едем в Семиградье, это ерунда по сравнению с войной или эпидемией. Если не концентрироваться на мелочах, на деталях, а обращать внимание на важное, то все укладывается в систему.

— Но кто решает, где мелочь, а где нет? — не согласился Цзиньлун.

— Ну как же, мне кажется, это очевидно.

— Очевидно ли? У каждого большого события есть причина. И она может быть крошечной, незначительной на вид, но без нее большое событие не произойдет. Скажем, два маленьких человека не встретились, не полюбили друг друга, не родили сына, Первого императора. Возникла бы тогда Империя? Если смотреть глубже, то причиной того, что они не полюбили друг друга или не встретились, могла быть нога, которую подвернула лошадь. Как тебе такое, а?

— Все подчиняется своим законам, если чему-то суждено произойти, оно произойдет. Мудрец сказал, что и в жизни, и в смерти есть Судьба. Найдется тот, кто создаст Империю именно тогда, когда нужно. Не один, так другой. Небо найдет проводника.

— Мудрец сказал, но ему возразили: благородный муж должен слушать веления Неба, но следовать только правильным. Впрочем, все это вздор, не готов ли уже наш ужин?

Дэмин встрепенулся и начал суетиться вокруг горшка с едой. Кажется, за разговором он забыл о рисе и сейчас очень нервничал, что что-то могло пойти не так.

— Ну как же? — причитал он. — Отвлекся, как есть отвлекся! Дырявая голова!

Сяомин посмотрела на брата и нежно улыбнулась. Наклонилась к Цзиньлуну, прошептала:

— Он всегда очень переживает, если что-то идет не по плану. Это так мило.

Цзиньлун посмотрел на нее и улыбнулся в ответ. В глазах исчез испуг, зато возникла какая-то почти детская беззаботность. Если бы сейчас она подпрыгнула и бросилась в пляс, он бы не удивился.

— Все готово, — объявил Дэмин. — Не совсем так, как я планировал, но съедобно. Прошу к столу.

Ей снился сон.

Пыльная дорога. Рядом — Возлюбленный. Холодный ветер бьет в лицо, волосы растрепаны. Мимо едут повозки. На нее смотрят испуганные глаза, полные горя и непонимания. Множество лиц. Множество глаз. Что происходит? С повозок тянутся руки, словно у каждого сидящего не две, а минимум дюжина. Страх. Скользкими щупальцами пробирается внутрь, шевелит сердце, поднимается к голове.

Возлюбленный берет за руку. Она прижимается к нему, бедра соприкасаются через одежду. От близости накатывает жар. Так всегда происходит, когда он рядом. Она немного успокаивается, пытается заглянуть в глаза. Он смотрит в другую сторону. Лица не видно. Голову закрывает привычная бамбуковая шляпа. Она тянет его за плечо. Через мгновение он оборачивается.

Вместо лица — череп. Беззвучно двигающаяся челюсть. Кремовая поверхность кости. Пустые глазницы. Испуг сжимает горло, тошнота подступает к желудку.

Она просыпается.

Цзиньлун очнулся посреди ночи. Угли в костре давно догорели, вокруг — кромешная тьма. Он привык, что в темное время суток с ним всегда была Лули, предупреждала об опасности, в случае необходимости становилась поводырем. Сейчас же рядом лежали Сяомин и Дэмин, будить которых не имело никакого смысла. Что же это? Что его тревожит? Он прислушался. Обычные шумы леса: слабый ветер играет листьями; где-то на ветке щебечет птица.

Хотя нет. Что-то не так. Ощущение, едва заметное свербение, словно кто-то следит из темноты. Зверь? Цзиньлун потянулся к мечу, достал из ножен. Холодная рукоять и тяжесть железа успокоили мысли. Встал, ощупывая пространство перед собой носком, сделал пару осторожных шагов. Где-то вдалеке раздались тихие удары.

Бум. Бум.

Скрипнула ветка. Громко заржала лошадь. Красный потусторонний свет, слабый, но равномерный, залил поляну, где они устроились на ночевку. Источник находился где-то сзади. Мечник обернулся, перед ним стояла Сяомин. Лицо дикое, озлобленное, искажено до неузнаваемости. Темные волосы поднимаются в воздух, раскачиваются медленными волнами. Кожа светится изнутри.

От неожиданности Цзиньлун подскочил на месте. Демон? Им не удалось его обмануть? Шутка казалась такой простой: взять с собой вангджакунской земли, чтобы гуй спал спокойно. Но ведь они даже не успели отъехать.

— Стой, стой! Сяомин, очнись! — заговорил мечник быстро, выставив вперед левую руку. Правая мгновенно вспотела, но только сильнее сжала меч.

Бум. Бум. Снова раздалось сзади. На этот раз ближе.

Цзиньлун отскочил вбок еще на пару шагов. Сяомин смотрела мимо. Глаза ходили вверх-вниз в такт становившимся все ближе, ритмичным ударам. Внезапно с нечеловеческой скоростью она сорвалась с места и подскочила куда-то вверх. Свет, исходивший от нее, рассеял тени в верхушках деревьев. Навстречу полетело нечто похожее на корягу размером не меньше самой девушки.

В воздухе они сшиблись, нечто отлетело от Сяомин и с грохотом упало метрах в пяти от мечника. Зашевелилось. Глянуло на него. Совершенно точно не коряга. Обезображенное лицо. Рот, издающий булькающие звуки. Вытянутая вперед рука, готовая вот-вот вцепиться в шею.

Цзиньлун приготовил меч для удара. Существо поднялось, прыгнуло в воздух. И снова на него налетела Сяомин. Платье развевалось как стяг, пальцы заканчивались длинными когтями. Куски плоти полетели под ноги Цзиньлуну, а нападавший оказался отброшен куда-то в сторону леса.

Последовал третий прыжок. И снова Сяомин перехватила его в полете. Существо опять упало, на этот раз еще дальше. Когда поднялось, рука больше не смотрела вперед, а висела вялой культей. Прыжок, и существо скрылось в темноте.

Сяомин опустилась на землю в нескольких метрах от того места, где они спали. Лицо разгладилось, стало безжизненным. На поляну вернулась тьма. Ошарашенный Цзиньлун услышал ровный шелест шагов, а затем звуки, говорившие о том, что Сяомин снова легла. Цзиньлун приблизился. Дыхание девушки было ровным и только далеко в лесу раздавались все удаляющиеся удары.

Бум. Бум. Бум…

Цзиньлун присел на циновку. Сердце все еще колотилось. Меч вернулся в ножны. Кто это был? Почему демон защитил их? Через собственные мысли услышал всхлипы.

— Дэмин?

— Я… я проснулся, когда все началось. Думал, это конец.

— С твоей сестрой нам, похоже, ничего не страшно, — мечник изобразил натянутую улыбку, но, когда понял, что Дэмин вряд ли видит его в темноте, добавил. — Знаешь, не так все плохо. Отличное представление. И совершенно бесплатно. Как думаешь, кто это был? Похож на цзяньши.

Некоторое время Дэмин молчал.

— Лицо показалось смутно знакомым… И теперь я думаю, что это Юншен… Тот самый Юншен, которого три года назад убил демон. Что он хотел от тебя?

Цзиньлун пошарил в карманах. Кроме мешочка с землей Ванджакуна — Дэмин на всякий случай насобирал такой каждому из них — там лежали нефритовые бусы из той самой шкатулки, которую они нашли вместе с Лули в доме братьев.

— Может быть это, — мечник протянул бусы Дэмину.

Дэмин наощупь забрал украшение. Некоторое время молчал. Потом вздохнул и сказал:

— Это бусы Сяомин, я отдал их Юншену в тот день, когда…

— Я понял, не продолжай. Во всяком случае, мы теперь знаем, что нужно цзяньши, и у нас есть от него хорошая защита. Может, и не сунется больше, ему славно досталось.

— Надеюсь на это.

Они замолчали. Больше не разговаривали, но оба долго еще не могли уснуть, ворочаясь с боку на бок в полной темноте.

Снова тряслась в углу клетки. Циркачи встали с первыми лучами Светил и двинулись в путь. Те двое, что вчера отдыхали, сегодня правили фургоном. Вчерашние возницы ехали вместе с животными. Чжимин оказался самым старшим из них. Еще не старик, деятельный и добродушный, он ей даже понравился, несмотря на обстоятельства.

— Ну что, освоилась? — спросил он, просовывая в клетку яблоки. — Сегодня-завтра еще отдохни, обвыкнись. Не переживай, мы парни простые, незлобивые. Обижать не будем. Вот увидишь, с нами весело. Посмотри на них. Разве похоже, что плохая жизнь?

Взглянула на животных. Петухи выказывали безразличие. Кошки были заняты едой. Панда погрузилась в мысли. Обезьяна с интересом наблюдала за Чжимином. В глазах собаки читалась какая-то усталость и тоска. В любом случае веселия не наблюдалось. Выражая несогласие, тявкнула.

— Оу, да ты у нас разговорчивая. А ну-ка!

Циркач потянулся за пазуху и достал свистульку-сюнь, овальной формы, размером с кулак. Взял ее осторожно, даже трепетно. Раздались протяжные мелодичные звуки, чередующиеся с короткими трелями. Пальцы порхали над отверстиями в инструменте, то закрывая, то открывая их в такт музыке. Чжимин закатил глаза, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Мелодия все лилась, наполняла фургон, становилась сложнее.

Мотив, который наигрывал Чжимин, показался знакомым. От мыслей о Возлюбленном стало грустно. Как же она любила, когда Цзиньлун играл на своей флейте! Не часто, но бывали вечера, когда тот подолгу музицировал. Она сидела рядом и слушала, с каждым мгновением погружаясь все глубже внутрь себя, или, наоборот, подскакивала и начинала кружить вокруг, если музыка к этому располагала. Воспоминания заставили бегать по клетке и тихонько поскуливать.

— Эй, да ты молодец! Всегда подозревал, что лисы очень музыкальны. Зэн, посмотри-ка, что она вытворяет.

Второй циркач подошел к клетке.

— Я говорил, — возбужденный Чжимин был очень доволен. — Говорил же! Смотри.

Снова заиграл, а она закачалась в такт музыке.

Выехали рано. Дэмин опять сел вперед, хотя и был мрачнее тучи. Сяомин выглядела как обычно. Ничего в ней не говорило о том, что произошло ночью. Цзиньлун тайком глянул на ее ногти. Ухоженные и точно такие же, как вчера вечером. До отъезда Цзиньлун прошелся по поляне, заглянул в лес, но никаких следов ночной схватки обнаружить так и не смог.

Повозка тронулась, и они покатились в сторону Сангъяна. Сяомин отстраненно смотрела по сторонам. Цзиньлун решил ее не беспокоить и подсел на козлы к Дэмину.

— Не переживай, — сказал мечник. — Все будет нормально. Точно не стало хуже, скорее наоборот.

— С чего это?

— У нас есть новые наблюдения и кое-какая информация.

— Нашел, чему радоваться.

— Почему бы и нет. Во всем надо искать плюсы. Не знаю только, что делать с этим.

Цзиньлун обернулся, убедился, что Сяомин не слушает их и не смотрит, тихонько достал из кармана нефритовые бусы, стараясь прикрыть их от девушки своим телом, и продемонстрировал Дэмину.

— Как по мне, так лучше выбросить от греха подальше. Если цзяньши приходил за ними, мы в опасности.

— Ты же сам говорил, что у нас теперь есть надежная защита, — возразил Дэмин. — Если это действительно Юншен, мы просто обязаны освободить его от не-жизни. Каково ему теперь? И потом, если он обитает где-то в окрестностях Вангджакуна, то всей деревне грозит опасность.

— С каких это пор ты заделался защитником Вангждакуна? Не помню тебя в битве с цзяньши.

Дэмин зарделся.

— И все-таки. Неужели ты сможешь спокойно спать, зная, что цзяньши угрожает детям?

— Пожалуй, смогу, — хмыкнул Цзяньлун. — Впрочем, пусть так. Но самым безопасным будет вернуть их Сяомин. У нее, кажется, есть надежный защитник. И пока он на нашей стороне, надо этим пользоваться.

— Но…

— Можешь забрать себе.

Цзиньлун протянул бусы. Дэмин шарахнулся как от огня.

— Я так и думал. Значит решено.

Дэмин вздохнул и уставился на дорогу. Цзиньлун усмехнулся, подумав о том, что путешествие для чиновника началось явно не так, как он себе представлял. Сам мечник давно смирился с тем, что жизнь преподносит сюрпризы, и после этого она стала куда приятнее. Сюрпризом больше, сюрпризом меньше — ухватывай то, что есть, и радуйся.

Около середины Второго Оборота фургон остановился. Циркачи вышли пообедать. С улицы доносились обрывки разговоров. Чжимин рассказал, как она танцевала под свистульку, остальные поохали, но очень скоро разговор свернул к обсуждению политики Империи. Вслушивалась внимательно, но из обрывочных фраз могла понять не многое.

После обеда снова тронулись. Возбужденный Зэн продолжал втолковывать Чжимину свое видение войны с виджайцами — варварами из-за реки Дахэ́. Иногда они спускались с гор, вырезали деревни, грабили караваны, угоняли скот.

— Нет у них вождей, они слишком глупы, чтобы выбрать кого-то. Это, считай, животные, — говорил Зэн.

— У тебя все вокруг животные. Куда ни плюнь, — возражал Чжимин.

— Так и есть. Только кайанцы достаточно хороши, чтобы создать цивилизованное государство. А эти — звери. Как есть говорю.

— Даже у зверей есть вожаки. Просто подумай: кто сильнее — всегда лидер. Если сильного нет — нет и группы. Бегали бы тогда по одному. А по одному их и крестьяне бы рубили. Нет, брат, лидер у них точно есть, а может, и не один. Как без лидера побить генерала, за которым отряд в тысячу копий?

— Толпой навалиться да бить. Чего уж сложного?

— Толпу-то собрать надо. Слушаться заставить, чтоб не каждый своим делом занят был.

— Да бьются-то ведь они по одному, не в строю даже. Мне один солдатик рассказывал, говорит, мол, был он в том походе, еле голову унес. Наши-то строем копейным встали, щитами прикрылись, арбалетами. А эти, виджайцы то есть, кинулись на них толпой, да так свирепо, что раскидали весь строй. Тут-то месиво и началось. Был, говорит, с виджайцами зверь еще огромный. С двумя хвостами: один как у всех, сзади, а второй, мол, из самой головы торчит. Так он этим хвостом троих откидывал, а ногой мог пятерых затоптать.

— Брешат, — отмахнулся Чжимин. — Нет таких зверей.

— Да то в Кайане нет, а в джунглях Ви́джы, может, и есть. Я тоже не поверил, но солдатик мамой клялся.

— Со страху и не такое увидишь.

Рассмеялись.

Тявкнула. Свернулась в углу клетки. Вспомнила Возлюбленного. Скоро их связь усилится. Тогда ни один циркач не посмеет лишить ее свободы. Любовь всегда дает сил. И эта любовь будет долгой, хотя и она когда-нибудь закончится. Как заканчивается каждая любовь. Тогда начнется новый цикл. Ведь за зимой всегда наступает лето, а за ночью — день.

— Красиво, — сказала Сяомин. — И необычно. Необычно быть все дальше от родного дома. Всегда хотела поехать куда-нибудь, а теперь боюсь. Словно могу больше не вернуться.

— Никогда не знаешь, что будет завтра, стоит ли загадывать?

— Может, и не стоит, — согласилась она.

Повозка двигалась вдоль безымянной лесной речушки, то приближалась, то удалялась от каменистого русла. Около берега деревья отступали, а шум воды становился сильнее. Говорить было неудобно, поэтому до тех пор, пока кроны деревьев вновь не скрывали их от Небесных Братьев, путешественники просто наблюдали, возобновляя диалог только в лесу.

Ближе к вечеру Цзиньлун сунул руку в карман и вспомнил про бусы.

— Сяомин, хотел вернуть тебе это, — сказал он, протягивая ладонь, в которой лежало украшение.

Девушка удивленно посмотрела на него, но бусы приняла.

— Откуда они у тебя?

— Долгая история. Если вкратце: я нашел их в доме братьев… Подумал, что, может быть, ты захочешь их сохранить.

— Братьев? Юншена и Юйлуна? Что ты делал в их доме?

— Меня привел туда друг, так что можно сказать, что я оказался там случайно.

— Но как ты понял, что это их дом?

— Друг подсказал мне.

— И кто же твой загадочный друг? Даже не знаю, почему я до сих пор об этом не спросила.

— Большой тайны в этом нет. Мой друг лиса, зовут ее Лули.

— Лиса? — глаза девушки расширились.

— Все верно, сейчас она в беде. Нам надо торопиться. Я, наверное, сменю твоего брата. Если, конечно, он выпустит из рук поводья.

— Что с ней случилось?

— На рынке в Вангджакуне говорят, что циркачи поймали лису. Вряд ли днем по деревне бегает много лис, так что это почти наверняка Лули. Циркачи болтали, что собираются в Сангъян.

— Циркачи? Помню их. Устраивали петушиные бои на ярмарке. И у них была милая панда. Но как ты завел дружбу с лисой?

На лице Сяомин появилось умиление. Цзиньлуну показалось, что она даже взглянула на него как-то по-новому.

— Наверняка ты хочешь спросить, как вообще можно дружить с лисой? — усмехнулся он.

— О нет. Дружить можно с кем угодно. Иногда животные гораздо лучше людей.

— Пожалуй. Лули добра, умна и преданна. Я уже и не помню, когда мы встретились, прошло лет восемь или больше. Увязалась за мной в лесу недалеко от Кадуция. Так что она семиградская. Думал, хочет оставить меня без обеда, пытался отогнать. Но брала только то, что давал. Иногда ловила кого-нибудь сама, приносила и делилась добычей. С тех пор мы не разлей вода. Она для меня как младшая сестра. Поэтому ее беда — и моя тоже.

— Говорят, что лисы коварны. Мой отец очень не любит лис. В детстве рассказывал всякие небылицы, о том, как они доводят людей до сумасшествия.

— Все эти сказки… Думаю, они родились от того, что некоторые лисы воруют деревенских кур. Понятно, что это не вызывает особой любви. Я и сам так думал, пока не познакомился с ней. Лули другая. Она — лучший друг, который у меня когда-либо был.

— Тогда нам, действительно, стоит поторопиться. Но выдержит ли лошадь, если мы поедем быстрее?

— Думаю, что немного сможет ускориться. На большой дистанции небольшое увеличение скорости даст значительное преимущество. Эй, Дэмин, давай поменяемся! Перекусишь, а я поведу.

Дэмин обернулся. Был недоволен, но согласился.

— Давай, родная! — весело крикнул Цзиньлун лошади, когда оказался на козлах. Та оглянулась, посмотрела на него исподлобья, но пошла быстрее, словно понимая всю важность того, что им нужно торопиться. — Вот, молодец, давай-ка догоним тех негодяев!

На ночь снова остановились. Животные понуро переглядывались. Сидеть в клетке надоело. Хотелось пробежаться, поохотиться, выпить холодной воды из лесного ручья. Не хватало пространства, движения. Все доступное место ограничивалось парой шагов.

Темнело, с улицы раздавались голоса. Спор зашел о имперской системе налогообложения. Все четверо легко ориентировались в том, как можно провести реформу и сделать ее более эффективной.

Что-то насторожило. Деревни вроде Вангджакуна и Янгчанси, находились вдалеке от оживленных имперских трактов. За все время им встретилось всего несколько повозок, которые, шумя колесами по камням, проезжали мимо не останавливаясь, а потом долго еще скрипели где-то на самом краю слуха. Вот и сейчас к обычным звукам леса добавились едва различимые поскрипывания. Но в этот раз приближались не с той стороны, в которую они двигались, а сзади, со стороны Вангджакуна.

Мог ли это быть Возлюбленный? Догадывался ли, что она здесь? От возбуждения тревожно заскулила. Собака навострила уши — тоже услышала шум вдалеке. Залаяла, предупреждая хозяев. Плохо. Вдруг это все испортит? Захотят ли циркачи отпустить ее? Вернут ли свободу?

— Приветствую, уважаемые! — спрыгивая с повозки, миролюбиво окликнул Цзиньлун четверых циркачей, гревшихся у костра недалеко от видавшего виды фургона. На костре стоял глиняный горшок, прикрытый крышкой. От фургона доносился лай собаки и знакомые поскуливания Лули.

— И тебе привет, если не шутишь, — хмуро ответил один из циркачей, на вид самый старший.

— Мир вашему костру. Едем в Сангъян и выбираем место для ночлега. Вместе веселей и спокойней.

Циркачи покосились на меч Цзинлуна, старший из них снова ответил:

— И откуда ты взялся, такой бойкий? На крестьян вы не похожи. Нам проблем не нужно.

— Отчего ж проблемам-то взяться? Это — дети старосты Вангджакуна, а я их сопровождаю, путь-то далекий.

— Вангджакуна, говоришь? И чего это детям старосты искать в Сангъяне?

— Ну уж это только их касается, — Цзиньлун улыбнулся пошире.

— Что ж, вроде не разбойники. Стало быть, можно и вместе переночевать. Присаживайтесь. Эй, парни, раздвиньтесь-ка.

Цзиньлун подошел к костру и, словно не замечая напряженные взгляды, приветливо заговорил:

— Нынче на дорогах неспокойно, войска оттянуты на юг и зализывают раны, поэтому чем больше рук, тем крепче сон. А я ведь видел вас. Точно. В Вангджакуне, — хлопнул он себя по лбу. — Отличное было представление. Вот и спутница моя подтвердит. Так ведь, госпожа Фэн?

Сяомин, стоявшая сзади, закивала.

— Мне ваши звери особенно понравилось, — продолжал Цзиньлун, покосившись на фургон. — Не выпускаете погулять?

— В дороге не выпускаем. Хлопотно. В фургоне сидят, — сказал один из циркачей. Старший строго посмотрел на него, но промолчал.

— О, а можно взглянуть-поздороваться? Обожаю зверей. С детства легко нахожу с ними общий язык.

— Ой, да-да, я тоже хочу, — захлопала ресницами Сяомин. Цзиньлун послал ей мысленную благодарность. Оказывается, та умела неплохо играть на публику.

Старший почесал затылок.

— Ну, отчего ж нельзя. Даме-то можно и показать. Зэн, проводи гостей.

Молчавший до этого Зэн поднялся. Цзиньлун, Сяомин и Дэмин гуськом последовали за ним к фургону.

— И давно вы вот так ездите? — попытался разговорить Зэна Цзиньлун.

— Давно. Я, почитай, сколько себя помню. Вот, проходите.

Цзиньлун заскочил внутрь. Лули сидела в ближайшей клетке и радостно смотрела прямо в глаза.

— Лули, родная! — громко провозгласил Цзиньлун. — Вот ты где, красавица! Откуда у вас моя лиса?

Мечник вперил взгляд в Зэна. Тот опешил. С улицы послышались быстрые шаги, в фургон ворвался старший из циркачей.

— Что значит «твоя лиса»? Это цирковая лиса, дает представления под свистульку-сюнь.

— Нет, нет, это моя Лули. Так ведь, дорогая? — он глянул на Лули, и та быстро завиляла хвостом.

— Это цирковая лиса, обознался ты, — нажимая на каждое слово грозно повторил старший.

За его спиной уже стояла вся труппа. У одного в руках был нож. Остальные безоружны, но выглядели сурово. Сяомин и Дэмин оставались на улице. Тем лучше.

— Как мне к тебе обращаться, уважаемый? — продолжал улыбаться Цзиньлун.

— Меня зовут Чжимин, и я думаю, что вам уже пора.

— О, нет, нет, дорогой Чжимин. Все совершенно не так. Прямо до противоположности. Скажи-ка своему товарищу, чтобы тот спрятал нож, а то ненароком может напороться. Нехорошо будет.

Циркач, державший нож, покосился на него и на всякий случай спрятал за спину. Лицо Чжимина побагровело.

— Я тебе, дорогой Чжимин, расскажу, как все было. Вы поймали эту лису в Вангджакуне. Но совершенно не имели на это права. Это моя лиса уже много лет. Знаешь, что полагается за воровство коня или коровы?

— Это не конь и не корова, — сжал кулаки Чжимин.

— И тем не менее. Я понимаю, что вы не знали и не могли знать, что лиса может кому-то принадлежать, но теперь знаете. А следовательно…

Чжимин сделал шаг вперед, замахиваясь для удара. Лезвие меча оказалось быстрее. Металл, приставленный к горлу, и та быстрота, с которой он там появился, охладили пыл.

— Не советую, дорогой Чжимин, — подмигнул Цзиньлун. — Вы циркачи, а не воины и не разбойники. Все еще можно уладить без размахивания кулаками и угроз. Лули, — обратился он к лисе, — или они обижали тебя?

Клинок сильнее впился в шею Чжимина, и ноги того едва заметно затряслись. Цзиньлун хмыкнул.

— Парни, без глупостей, — хрипло проговорил циркач, разводя руки в стороны.

Мечник некоторое время молчал, широко улыбаясь и наслаждаясь моментом.

— Я предлагаю вам дружбу, и раз вы на нее согласны, мы можем забыть про наше маленькое недоразумение.

Меч оказался в ножнах с той же быстротой, с которой до этого их покинул. Как ни в чем не бывало Цзиньлун протянул руку Чжимину, тот несколько поспешно ответил рукопожатием.

— Расходимся, — скомандовал он своим. — Чего встали? Его это лиса. Его. Разговор окончен.

Циркачи переглянулись, но спорить не стали.

Свобода. Вдоволь размяться, кружа вокруг костра. Сбегать в лес, вернуться обратно. Покусывать Возлюбленного за ногу. Наблюдать, как он радуется встрече. У свободы много имен. И одно из них — счастье.

Сегодня была счастлива. И, кажется, все вокруг заразились ее настроением. Гости достали настойку на кедровых орехах, циркачи поддержали рисовым байцзю. Чжимин заиграл на свистульке-сюнь, Возлюбленный на флейте-бао. Знакомые звуки наполнили теплом. Побежала к Возлюбленному. Прижалась к бедру. Тихонько завыла. Циркачи захлопали в ладони. С лиц исчезли остатки суровости.

Беспокоило только одно. Эта женщина, Сяомин. Демон-гуй из рода фэнь-ян прятался глубоко. Но он там, внутри нее. Опасен ли для них? Демоны земли коварны. Преследуют собственные цели.

Плохо, что рядом нет воды. Никто не поможет. Уж точно не дух огня. Вот он, пляшет, резвится меж углей. Хочет что-то сообщить? Духи огня не говорили с ней, но в их движении порой можно было угадать тайный смысл. Неужели боится? Перевела взгляд на женщину. Объяснимо.

А это что? Что за мешочек у нее на шее? Осторожно подошла ближе. Женщина протянула руку. Хорошо, пусть погладит. Сделала еще пару шагов. Земля. Пахнет землей. Ай да Возлюбленный! Ай да молодец! Посмотрела на него с гордостью, выскользнула из рук, затанцевала вокруг костра.

Наконец все уснули. Прижалась к Возлюбленному. Впитала телом его тепло. Силы возвращались. Можно расслабиться.

Почти уснула, когда появилось новое чувство. Цзяньши где-то рядом.

Бум. Бум.

На самом краю слуха.

Угли погасли. Дух огня ушел. Лес замер в ожидании.

Раздражение. Ненависть. Отсутствие конечности злило, но не мешало. Он вернет то, что принадлежит только ему. Любой ценой. Любой. Хорошо, если по ходу дела сможет насытиться.

Бум.

Голод. Когда он голоден, его не остановить. Не чувствует боли и жалости. Готов разрывать на части, топтать, давить, рвать, разламывать. Когда он голоден, от него бежит все: звери, птицы, крестьяне, мерзкие духи.

Бум.

Надсадный кашель, больше похожий на скрипучий хрип, разносился по лесу. Мелькали деревья. Боялись. Боялись его. Прижимали ветви к земле, тряслись на ветру. Ноги глубоко погружались в плотную землю при каждом ударе. Неистово скрипели сухожилия. Ему есть, чем удивить. Всех их. Враги собрались вместе. Тем лучше.

Бум. Бум.

Прыжки давались легко. Теплая плоть уже рядом. Дыхание. Каждого из них. Все они спали. Только блохастая хули-цзинь следила за его приближением. Ничего. Сегодня она слаба. Умрет первой. В стороны полетят клочья шерсти. Упадет свернутая шея. Он разорвет ее на куски. Медленно. Медленно. С наслаждением. Да, это будет приятно.

Бум. Бум.

Или нет. Сначала он вернет то, что должен. Вот оно, на шее у девушки. Он перегрызет ей горло. Сломает ноги и руки. На этот раз дух земли ее не спасет. Что может дух земли против его голода? Закопаться поглубже и дрожать. Бежать куда глаза глядят и не останавливаться? Умереть?

Бум. Бум.

Спят. Спят. Все они спят. Как глупо и как удобно. Для него. Он закончит то, что начал. В этот раз его ничто не остановит. Он вернет то, что должен. Утолит этот мучительный и сладкий голод.

Бум. Бум. Бум.