Сдвиг по Фазе

Глава 4 Позор

Нейса снова очутилась в Коричневой Обители, в той же гостевой комнатке, что и раньше. Она постучала в стену, уведомляя о своём возвращении, и стала ждать. Мгновение спустя Коричневая уже была с ней рядом.

— Спасибо, что вернулась так скоро, — поблагодарила она кобылу. — Мне так не хватает компании.

— Мы должны поговорить наедине, — сказала Нейса. — Боюсь, поблизости от адептов небезопасно.

— Верно. Они под чарами, но всё слышат.

— Продержится ли твой замок в твоё отсутствие?

— Несколько часов.

— Тогда отправляемся в мой Табун.

— Хорошо. — И Коричневая повела гостью во внутреннее хранилище, где подобно статуям стояли разнообразные деревянные големы. — Франкен, — позвала она.

Огромный уродливый голем пошевелился. Он чем-то напоминал исторического монстра с Земли, по слухам, изобретённого в лаборатории. При чём все ошибались с именем, не подозревая, что Франкенштейном звали доктора, а не чудовище… впрочем, не всё ли равно — для голема?

Франкен поднял Коричневую. Приняв облик светлячка, Нейса взлетела и уселась на его голову, и тот, неспешно выйдя из замка и обернувшись к заходящему солнцу, с нарастающей скоростью зашагал на запад. Его поступь была быстрее галопа единорога, поскольку голем отличался поистине великанскими размерами и не ведал устали. Пейзажи стремительно сменяли друг друга. Нейсе, припавшей совсем низко — во избежание сильного ветра, это напомнило картинку из памяти Агнес: летящего над самой землёй аэроплана. Теперь эти машины встречались реже, они сильно загрязняли воздух. Голубой предпочитал продвигать более экологичные средства передвижения. Но Агнес уже была на Протоне в его старые деньки и летала на подобных машинах много раз. Она помнила.

К наступлению сумерек они достигли места, где пасся Табун. Клип вскинул было голову, но при виде голема расслабился. Нейса слетела вниз, приняла свой привычный вид и обратилась к брату на языке рога.

— Нам с Коричневой необходимо побеседовать наедине.

— Идите в центр поляны, и вас никто не подслушает.

— Благодарим тебя, родич.

— Грядут нездоровые перемены.

— Верно.

Она порысила обратно к голему, который ожидал безмолвно и неподвижно. Превратившись в женщину, Нейса обратилась к Коричневой.

— Следуй за мной в центр Табуна. Чужая магия туда не проникает.

Коричневая спустилась на землю, и они пошли среди единорогов, которые не обращали на посетителей внимания; каждый щипал травку на своём участке. Посреди Табуна красовалась широкая свежеощипанная проплешина.

— Тебе не хватает общения, а узники болтливы, — сказала Нейса. — Чары рассеиваются?

— Нет, всё хорошо, — покачала головой та. — Они не причиняют мне вреда.

— Но могут. Я почуяла сие, когда мы прибыли, а увидев их, лишь укрепилась во мнении. Ты испытываешь крайнюю нужду. Поведаешь мне о ней?

— Может, я причиню вред себе.

Нейса, которую эти слова неприятно удивили, дёрнула головой.

— По их повелению? Как это возможно?

— Ты клянёшься молчать?

— Неужели всё настолько плохо?

— Для тебя — не особо, наверное.

— Клянусь. — И от неё по воздуху разошлась чуть заметная в сумерках рябь: всплеск искренности.

— Тогда я поведаю тебе то, что едва ли тебе понравится, — решилась Коричневая. — Облегчу свою душу, поскольку тайна угнетает меня. Но, если у тебя хватит терпения, я расскажу по-своему.

— Садись мне на спину, пока я буду пастись, — предложила Нейса. — Моё терпение в данных обстоятельствах поистине безгранично. — И она вновь превратилась в единорога.

Коричневая воспользовалась предложением и начала свой рассказ. Нейса слушала и мысленно дополняла его известными ей подробностями. Эта история должна была поразить её, но почему-то совсем не удивила, поскольку отвечала на многие из вопросов, которые ей следовало бы задать себе намного раньше.

Коричневой едва стукнуло восемь, когда она сбежала из дома. Тогда её звали иначе, но имя сейчас не имело значения. Девочка покинула отчий кров не из-за того, что её била мать; в те времена битьё считалось неотъёмлемой частью воспитания. И не потому, что часто голодала; это тоже вошло в обычай, когда гоблины стали нападать на деревни. Отец собирался отдать её толстому купеческому сынку, но тогда об этом мечтали многие. Причиной могла стать шайка подростков, которые заставляли её снимать одежду и делали то, чего она не понимала и чем в силу возраста наслаждаться не могла, но они поступали подобным образом с любой девчонкой, которую им удавалось поймать; немногие сохранили невинность до свадьбы. Некоторых ловили множество раз, поскольку их избы находились на тёмной окраине села, где мальчишки нередко сидели в засаде. Некоторым даже нравилось, хотя Коричневая подозревала, что они просто скрывали под напускной храбростью боль. Сама она молчала, но и это не имело значения; если она попадалась, они проделывали свои фокусы и с ней. Со временем Коричневая стала хитрее, и всего её поймали что-то около трёх раз. Она часто возвращалась домой лесом, потому что любила деревья, и деревьям девочка тоже нравилась. Когда мальчишки устраивали засаду там, под ноги ей непременно падала ветка, заранее предупреждая, и Коричневая выбирала другой путь. А если за ней гнались преследователи, то ловко взбиралась на дерево, не получая ни царапины, в отличие от своих мучителей, которых колол каждый сучок и кусало каждое затаившееся в коре насекомое, вынуждая слезть. Деревья были её друзьями, но не их; и в этом была вся разница.

Нет, ни одно из этих обстоятельств не сводило её с ума. Неприятности начались, когда девочка стала вырезать из дерева разные вещи. Её молчаливые друзья против сбора сухостоя не возражали. Она сделала себе куколку из старого изогнутого корня, и та развлекала будущую Коричневую по ночам; они рассказывали друг другу сказки. Из ветки с торчавшими из неё сучками она смастерила пёсика с пуговичными глазами. Девочка всегда хотела завести собаку, но не было возможности. Теперь у неё появился Деревяш.

Беда пришла, когда она стала брать с собой Деревяша на прогулки. Мальчишки подстерегли её, и пёс рычанием отогнал их прочь. Когда об этом узнали в деревне, отец занервничал. Он попытался было выбросить пса, но тот спрятался под кроватью и лишь рычал оттуда. Взявшись за метлу, мужик вытолкнул его на середину комнату, и Деревяш цапнул его за ногу. Поэтому, озлобившись, отец расколол его топором на куски. Придя домой с уроков, Коричневая обнаружила разбросанные по комнате останке. Тогда она и убежала, ослепнув от слёз, забрав с собой только куклу.

Но уже темнело, когда она ушла, а в лесу царила ночь. Во мраке деревья выглядели далеко не такими дружелюбными, как при дневном свете, и было холодно. Как Нейса заметила много позже, девочка испытывала крайнюю нужду. Выбор был невелик: вернуться домой и понести ужасное наказание — или продолжать свой путь в неизвестность. Она слышала вой и рычание больших животных, которые тоже её пугали.

Животные оказались волками, охотившимися в местных лесах и не ладившими с жителями деревни. Оборотнями, если точнее… а Коричневая была ребёнком, попавшим в беду. Одна из сук превратилась в человеческую женщину и забрала её себе. Узнав, что девочка сбежала и скорее умрёт, чем вернётся в деревню, поскольку жестокий отец убил её пёсика, другие волки тоже смягчились. Но, хотя они и могли приютить её на одну-другую ночь, позволить Коричневой остаться было невозможно. Она не умела оборачиваться волчицей и не смогла бы охотиться вместе со стаей. Их вожак Каррелгир пребывал в изгнании из-за того, что отказался убить своего состарившегося отца по обычаю оборотней, и в стае уже царил разлад.

Однако волки вспомнили ещё кое-кого, кто мог взять на воспитание ребёнка. Коричневого Адепта, жившего в деревянном замке неподалёку.

— Адепт! — в ужасе воскликнула девочка. Каждый знал, что с ними лучше не связываться.

Оборотни заверили её, что этот конкретный адепт так же добр к животным, как Голубой. Он не обидит ребёнка, а если она не захочет остаться в его владениях, сопроводит к Голубому и его прекрасной доброй жене — Голубой Леди.

Огромные големы стояли на страже замка, но беспрепятственно пропустили суку с девочкой. Коричневый Адепт оказался ворчливым стариком с седеющей бородой.

— Я ведь никогда не имел дела с детьми! — запротестовал он.

Коричневая, увидев, что он работает с деревом, успокоилась.

— Я могу готовить себе сама, если здесь есть пища, — сказала она. — И не буду тебе обузой, честно-честно, если только позволишь играть с твоими деревянными куклами.

С деревянными куклами? Уродливые големы напугали бы любого ребёнка. Коричневый Адепт погрузился в размышления. Возможно, нет ничего такого в том, чтобы позволить ей остаться на несколько дней.

Так зародилась их дружба, которая быстро переросла в ученичество. Коричневый Адепт распознал в девочке талант магической работы по дереву. У него не было семьи, и некому было занять его место в случае гибели. Ранее старик полагал, что Обитель после его смерти просто растает; теперь же видел, что замок может простоять ещё много лет. Он показал девочке, как вырезать големов и скреплять части их тел, чтобы те двигались без риска развалиться. Показал, как обучить их искать нужные породы деревьев. Живые они не брали, только свежеповаленные грозой, чтобы дерево не успело прогнить.

Вскоре девочка смастерила ещё одну деревянную собачку — но не из сучковатой ветки, а из соединённых вместе брусочков, с крепкими лапами и прочным телом. Адепт научил её дрессировать животных, чтобы без команды они никого не кусали. Что касалось её куклы — она послужила доказательством дара Коричневой. Адепту потребовались годы, чтобы его големы овладели речью, девочка убедила своё творение заговорить с первой же попытки.

Целый год она жила, как в сказке. Однако её учитель продолжал дряхлеть. Какое-то время он поддерживал здоровье с помощью амулетов, выменянных у Красного Адепта, но даже они не могли продлять жизнь вечно.

— Я умираю, — сказал он своей воспитаннице. — Теперь ты станешь Коричневым Адептом. Не позволяй остальным узнать о моей кончине, пока не вырастешь и не обретёшь полную силу, иначе они наверняка попытаются уничтожить эти владения. Слабость предаст тебя.

— Но я не готова! — со слезами возразила она. — Ты должен пожить ещё, дедушка Коричневый! — Так она его теперь называла, поскольку тот заменил ей семью.

— Увы, не могу, — вздохнул старик. — Но должен тебе сказать: проведённый рядом с тобой год стал для меня самым счастливым. Я не чувствовал себя одиноким, за и что и благодарю тебя, прелестное дитя.

— Ты тоже хорошо ко мне относился! — отозвалась она. — Никогда не бил меня, не морил голодом и не делал со мной то, что деревенские мальчишки.

— Если бы я знал о том, что с тобой вытворяли, послал бы големов в деревню, дабы наказать сих злодеев, — его лицо страдальчески исказилось.

— Дедушка Коричневый, молю тебя, не покидай меня!

Он сжал её маленькую, но твёрдую ручку в своей морщинистой руке.

— Выбирать не мне, милая. — И умер.

Девочка расплакалась. Затем велела большому голему унести его и похоронить в саду. Так она получила статус Адепта — и невыносимое одиночество впридачу; по наследству.

Да, у неё по-прежнему были куколка, пёсик и големы, но все они были неживыми. Коричневая не осмеливалась ничего говорить из страха, что остальные адепты прознают о смерти её покровителя и убьют её. Она не поведала своей печали даже друзьям-оборотням, притворяясь, будто выполняет поручения хозяина, который занимается изготовлением большего числа големов. Девочка справлялась, но чувствовала себя несчастной.

Так продолжалось ещё год. Она совершенствовалась в умении вырезать големов и обучать их, но тосковала по чему-то большему. Ей не хватало живого общения, но даже когда приходилось беседовать с настоящими людьми, обменивая големов на еду и другие полезные вещи (от имени Коричневого Адепта), не открывала душу. Она не осмеливалась.

Затем в её владения заглянул Голубой Адепт. Сперва девочка испугалась и попробовала его прогнать, однако тот уничтожил её защиту своей магией, и ей пришлось сдаться на милость победителя. Он оказался хорошим человеком и стал помогать новенькой, хотя вторгся в её замок, ожидая найти врага, поскольку одного из големов уподобили ему и послали занять его место. Мужчина очень малого роста, он называл себя Стайлом и был ещё более свежеиспечённым Адептом, нежели она. Явился он в компании маленького единорога — раньше Коричневой никогда не доводилось видеть их столь близко, и кобылица тоже обладала добрым нравом. Её рог звучал гармоникой, а музыка была чудесна.

— Так началась наша дружба, Нейса, — улыбнулась Коричневая. — Тридцать лет назад. Она много для меня значила.

Щипавшая травку Нейса выдула нотку подтверждения. Она тоже помнила их первую встречу, хотя никогда не смотрела на неё глазами Коричневой.

— Тогда мне едва исполнилось десять, но внезапно я познала любовь, — продолжала та. — Я полюбила Адепта Стайла, но держала это в тайне, зная, что она вызовет лишь смех. У него была Голубая Леди.

— Я тоже его любила, — призналась Нейса на языке рога. — А я — животное.

— Дитя и животное… как мы могли с ней соперничать? — риторически спросила Коричневая, и кобыла согласилась.

Стайл отправился по своим делам дальше, впоследствии уничтожив Красного Адепта, которая убила своего двойника. В те дни лишь те, кто лишился своего отражения в другом мире, могли пересечь Занавес; именно так на Фазу попал сам Стайл. Затем он стал Гражданином на Протоне, и враждебные граждане вместе с враждебными адептами ополчились на него. Коричневая, разумеется, помогала ему в меру своих сил и возможностей. Она бы сделала для него всё, но он обращался с ней любезно, как с ребёнком, которым она и была, так и не узнав о её любви. Наконец, он спас оба мира от происков плохих граждан и адептов, отделив Фазу от Протона. Стайл восстановил тело двойника, настоящего Голубого Адепта, и был уже готов вернуться на Протон к механической леди Шине, которая любила его (конечно же!), но которую не любил он (все они понимали, что его сердце могло принадлежать лишь несравненной Голубой Леди). В этот момент Коричневая его и предала. Получив временный доступ к Книге Магии, она сотворила заклинание, перевернувшее всё с ног на голову: на Протон отправился Голубой, а Стайл остался на Фазе, где и желал быть.

Разделёнными миры оставались примерно двадцать лет, пока сын Стайла — Бэйн — не обменялся местами со своим двойником, роботом Машем. Это запустило сложную последовательность событий, результатом которой стало возобновление конфликта между плохими и хорошими гражданами-адептами. Плохие, разумеется, попытались захватить власть. Ещё десять лет спустя Стайл сменил тактику: он призвал Адепта Клефа, вручил ему платиновую флейту, и они слили оба мира воедино.

Но в течение долгих периодов перемирия между войнами адептов Коричневая оставалась в одиночестве. Больше ей не нужно было скрывать смерть предшественника, и големы полностью ей подчинялись, но жизнь её была пуста. К тому времени Коричневая уже поняла, что изоляция для адептов — обычное явление. Те немногие, кому удалось жениться, считались счастливчиками; другие существовали в нарастающей горечи, ибо не обладающие магией люди боялись к ним приближаться.

И не без причины. После третьей попытки покушения на её жизнь Коричневая перестала доверять незнакомцам. Она общалась только с другими адептами, к большинству из которых питала отвращение, и с оборотнями из местной стаи. Им, по крайней мере, довериться она могла. Но это не означало, что они были близки. Волки вели себя любезно, но жили своей жизнью, согласно правилам своего рода, и Коричная осознала, что нарушает порядок вещей, если приходит слишком часто.

Затем она сломала ногу в нелепом инциденте с големом, которому приказала отнести себя в замок Красного Адепта; Стайл организовал переселение в Красную Обитель тролля Труля, и к её удивлению, тот оказался отличным адептом и благородной личностью — договорившись между собой, они и в будущем обменивались магическими товарами с обоюдной выгодой. Но по дороге домой голем споткнулся и упал, задев её ногу. Коричневой потребовалось лечение и помощь, за коими она снова обратилась к волкам.

Разумеется, они помогли. Выделили суку, чтобы заботилась и присматривала за замком под её управлением, пока не поправится. Это была Ликанди пятнадцати лет от роду — одного с Коричневой возраста, приятная в общении и довольно привлекательная в обоих своих обличьях, но считавшаяся изгоем из-за отказа от первой близости, в результате чего она так и не добавила к своему имени последний слог. Вероятно, потому в помощницы и назначили именно её: вряд ли кто-то в стае о ней тосковал бы.

Нога заживала медленно, но Ликанди отличалась редкостным терпением. Вскоре стало очевидно, что суке, в общем-то, нравится её новая работа; здесь на неё не давили, вынуждая делать то, что ей не хотелось. Они много беседовали, так Коричневая и узнала о её проблеме.

Оборотень, по меркам стаи, не считался зрелым, пока не принимал участие в первом ритуальном спаривании — Наречении, после которого они с партнёром обменивались одним из слогов имени. Впоследствии эти двое уже никогда бы не совершили соития снова; каждому пришлось бы искать для создания пары другого партнёра. Первая течка Ликанди случилась два года назад, и она получила предложения от нескольких волков, но отказала всем. После этого она продолжала избегать близости, хотя это и заперло её в щенячьем возрасте.

— Но почему нет? — спросила Коричневая. — Это ведь так просто. Деревенские мальчишки не раз проделывали это со мной, когда я не могла от них отбиться. А ты…

— Тебе понравилось, когда тебя принуждали? — резко осведомилась Ликанди.

— Нет. Я это ненавидела. Но…

— Вот и я тоже.

— Но это потому, что они были болванами. Окажись на их месте Адепт Стайл или даже красивый волк в человеческом облике…

— Мне не нравятся ни волки, ни люди. В этом смысле.

— Но соитие ведь очень важно, и отношения…

— Да. Но не с волками.

— Тогда с человеком. Твоему имени это вряд ли зачтётся, но я слышала, из мужчин получаются отличные временные любовники.

— Почему же ты не познакомилась с одним из них для этой цели?

— Я им не доверяю. Трое уже пытались меня убить.

Подруга кивнула.

— Веская причина. А мне просто не нужен любовник: ни человек, ни волк. Таков мой позор.

Коричневая была поражена. — Но если возникнет необходимость…

— Любая сука перегрызёт мою глотку.

Коричневая уставилась на неё.

— Сука…

Она увидела рядом с собой страдающую девушку-оборотня и потянулась, чтобы её утешить… Затем отдёрнула руку, испугавшись, что та поймёт её намерение неправильно, протянула вновь. Что-то в её жизни встало на свои места; тайна, которую она не понимала ранее.

— А та, что не может оборачиваться волком, тебя устроит? — прошептала она.

Ликанди воззрилась на неё полными слёз глазами.

— Ты — Адепт…

— И девушка. — Обхватив её за плечи, Коричневая прижала подругу к себе.

Потом они целовались, мешая слёзы. Раньше Коричневая никогда не задумывалась о подобной любви, но теперь открыла для себя предлагаемые ею возможности. Засады мальчишек настроили её против подростков, а попытки убийства — против взрослых мужчин. Теперь она осознала, что существуют и иные виды отношений. Отчасти Коричневая любила Стайла, лишь понимая безнадёжность своего чувства; он никогда бы не стал искать плотских утех с ней. Жестокость мужчин, похоть, грубость — всё это было не по ней. Но это мягкое, нежное, чувственное понимание её натуры — с девушкой…

Таким образом они стали любовницами. Ликанди не покинула её, когда нога Коричневой зажила; она превратилась в служанку и охранницу, и Адепт щедро заплатила стае за утрату одной из её сук. Ни одна из них не выдавала истинную подоплёку их связи чужакам, поскольку ни люди, ни волки не приняли бы её. Проблема отношений для них обеих была решена.

Однако некоторое время спустя Ликанди слегла от необъяснимой болезни, иногда поражающей волков. Магия лишь отложила конец. Два года назад волчицы не стало, и Коричневая вновь погрузилась в пучину одиночества.

Ужас изоляции сковал её незримой цепью, ведь теперь, повзрослев, она понимала: тоску по любовнице и печаль утраты преодолеть можно, но потребность в тесном общении никуда не денется. Коричневая не видела для себя иного выхода, чем смерть.

Вот почему она добровольно вызвалась держать у себя двоих заключённых. Она не нуждалась в них, как в мужчинах, и жалости к ним она тоже не испытывала. Оба злодея заслуживали казни. Но Стайл убивал лишь по необходимости и оставил их в живых. Труль наложил на них чары, но только адепт удержал бы пленников от беспорядков. Поэтому она оказала услугу остальным, обзаведясь к тому же временными компаньонами. Неважно, что Коричневая их ненавидела; человеческое присутствие — вот что главное. Лучше так, чем совсем никого.

Сначала мужчины почти ничего не замечали. Слияние, совместившее Пурпурного Адепта с Гражданином Пурпурным в одном теле (то же касалось и Бежевых), послужило причиной битвы за его обладание. Оба были бесчувственными эгоистами, не желавшими делиться и действовать в интересах другой стороны. Именно это, в свою очередь, позволило добрым адептам и гражданам после слияния взять верх: они ладили между собой гораздо лучше.

Но постепенно преступники пришли в себя. Возможно, они договорились занимать тело в порядке очерёдности или применили другую систему. В результате оба стали интересоваться окружающим миром, и их поведение улучшилось.

Они начали разговаривать с Коричневой. Сперва проклинали её и угрожали замучать до смерти, как только выберутся отсюда. Она откликнулась, посылая навещать их големов. Тех невозможно было оскорбить, эмоции отсутствовали напрочь. Увидев безуспешность своих угроз, пленники извинились и пообещали вести себя прилично. Коричневая вновь стала приходить к ним лично, и оба держали слово, проявляя исключительную любезность. Отныне всё выглядело так, будто они были гостями, а она — хозяйкой; они даже благодарили её за гостеприимство. Разумеется, неискренне, но даже притворство было лучше, чем ничего — и для них, и для Коричневой.

Со временем изменилось и это. Благодарность стала выглядеть более правдивой. Бежевый проявлял к ней особое внимание, делая комплименты не только пище, но и платью, а затем — и ей самой. Наконец, она поняла, чего тот добивался, и сообразить это раньше мешало само неприятие подобной мысли: Бежевый пытался её соблазнить.

Так же, как и Пурпурный. Но между собой они не ссорились, действуя вместе в надежде, что одному из них повезёт. Пурпурный был на десяток лет старше Бежевого, но они не знали, мужчин какого типа она предпочитает. Целью обоих был не секс, хотя они явно не отказались бы от него, предоставься им такая возможность, но власть: узники желали освободиться. Полюбив одного из них, Коричневая выпустила бы его, позабыв о своих обязанностях стражницы. Естественно, чары при этом никуда бы не делись, снять их мог лишь Красный Адепт. Пурпурный с Бежевым не смогли бы пользоваться своей магией для любого враждебного действия — или же навредить кому-либо физически. Но, оказавшись на свободе, они бы позаботились о том, чтобы избавиться от чар. Не исключено, что они проникли бы в Красную Обитель тайком и нашли бы нужное заклинание в Книге Магии. Возможно, они даже рассчитывали убедить Коричневую послать голема украсть её, чтобы они обрели абсолютную власть.

Коричневую открытие горько позабавило — после того, как ей удалось подавить гнев. Они пытались соблазнить женщину, для которой мужчины интереса не представляли! Не имея возможности подчинить её силой, даже угрозами. Их шансы равнялись нулю. Но, поразмыслив, она нашла две отличные причины скрывать свой иммунитет. Первая: Коричневой меньше всего хотелось, чтобы о её истинной природе, о которой за все эти годы не ведал никто, кроме Ликанди, узнали враги. Сама мысль об этом её ужасала! Вторая: даже при том, что её не влекло к мужчинам, благовоспитанность и внимание намного лучше ярости и проклятий. По крайней мере, так она могла вообразить себе подобие общества. Коричневая крайне нуждалась в компании — пусть это не будут настоящие дружеские отношения, но лучше притворство, нежели одиночество в качестве альтернативы.

Поэтому она осторожно ответила на их ухаживания: была любезна с обоими, но чуть больше внимания уделяла Пурпурному. Не потому, что находила его более привлекательным — как раз наоборот. Бежевый, даже под властью чар, был опасен; сейчас его взгляд не принёс бы вреда, но иногда он смотрел так, будто забывал об этом, а иллюзия являлась существенной частью магии. А ещё у него имелась сестра — Беата, которая вышла замуж за Адепта Клефа… Если бы эта очаровательная женщина улыбнулась Коричневой, та сразу растаяла бы. Бежевый был слишком на неё похож. Таким образом, она охраняла себя от него и улыбалась Пурпурному — толстому, уродливому и начисто лишённому для неё привлекательности.

Равнодушие, с которым Бежевый воспринял утрату внимания, подтвердила её подозрения: будь его чувство всамделишным, он бы ревновал. С его внешностью и положением сорокалетняя старая дева никогда бы его не привлекла. Пурпурный мыслил более практично: для его сошла бы любая. Он бы с удовольствием поразвлёкся с Коричневой — и бросил бы её, едва заполучив свободу. Ирония заключалась в том, что такое отношение нравилось ей больше.

Но по мере того, как размеренно проходили месяцы, в игре появилась новая опасность. Коричневая изображала из себя наивную жертву, как и подобало не подозревающей о замыслах пленников дурочке. Однако флирт затягивался, и она приближалась к моменту, когда пришлось бы выбирать между сексом, которого Коричневая не желала, и разоблачением её секрета. Что же делать? Поддайся она Пурпурному, и тайна никогда не раскроется, поскольку ему даже в голову не придёт, что женщина не получает удовольствия… Вот только потом она будет чувствовать себя так, будто вывалялась в грязи. Стоит ли оно того? Коричневую одолевали ужасные сомнения.

Мужчины были беспомощными узниками, но, узнав о её природе, непременно проболтаются окружающим. Это неизбежно, ведь периодически другие адепты проведывали её, убеждаясь, что всё в порядке. Получается, у врагов бы появился способ навредить ей: не магическим и не физическим путём. И обязательно сделают это, если посчитают, что извлекут из болтовни выгоду. Перенесёт ли она позор?

Кажется, Коричневая в любом случае обречена. Дилемма давила на неё постоянно, днями и ночами. В кошмарах ей виделся Пурпурный, похотливо склоняющийся над нею со словами: «Давай, сучка, ублажи меня, а не то!..» Да, он мог выдать её, если заметит, что она не наслаждается процессом так, как другие женщины.

В этот момент её и посетили Нейса с Флашем. Облегчение Коричневой при виде них было неописуемым. Вся тяжесть ситуации мгновенно испарилась — и вернулась с новой силой с их отбытием, хотя оно и было временным. Ей отчаянно требовался дружеский совет.

— И теперь, если мы всё ещё подруги, — завершила она. — Я возложу сию ношу на твои плечи: каким путём мне следовать?

Нейса продолжала пастись, не выказывая обуревающих её чувств. Её подруга Коричневая — женщина, возлюбившая женщин? Отчаянно одинокая все эти годы? Когда могла она, Нейса, пропустить симптомы?

Пленников срочно нужно перевести в другое место! Но не внезапно, иначе Пурпурный с Бежевым могут заподозрить истинную причину. Да и куда их деть? Как вообще могла Нейса просить об этом просто так? Поведать правду не получится, кобыла уже принесла клятву тайны, нарушить которую нельзя. А если она и найдёт подходящий предлог для перевода заключённых, что будет с Коричневой, вновь оставшейся наедине с собой?

Затем в её голове блеснула идея. На языке рога Нейса попросила подругу спуститься наземь и превратилась в женщину.

— Думается мне, тебя следует избавить от их общества. Если возникнет нужда в големах — множестве их далеко отсюда, тебя могут отозвать, а на твоё место в замке прислать кого-нибудь ещё.

— Но Нейса… — слабо запротестовала Коричневая.

— Я не нарушу клятву! Я найду иной способ оправдать проект.

— Но я должна знать…

— Ни слова о твоём позоре! Он останется сокрыт ото всех.

Коричневая помедлила, затем кивнула.

— Благодарю тебя, Нейса. Если ты мне поможешь, я буду спать спокойно.

Они направились обратно к неподвижно стоявшему голему. Вскоре тот уже нёс обеих назад в деревянный замок, без устали шагая под звёздным небом.

Едва Коричневая добралась до дома, где чувствовала себя в безопасности, Нейса своим ходом припустила в Красные Владения, где её ждал Флаш. Она всё ещё скакала быстро, хотя и не так стремительно, как в молодости. Впрочем, любовь к галопу с годами не угасла. По пути Нейса вспоминала прошлое: Стайла и своё невысказанное чувство к нему. Позже её дочь, Флета, сделала то, на что сама она не осмеливалась, и теперь любила открыто. Оглядываясь назад, Нейса не могла сказать, что было не так. Иногда лучше промолчать.

А как же тайная любовь Коричневой? Сука Ликанди была мертва, но чувство, которым она заразила её подругу, осталось. Нейса поможет избежать ловушки, расставленной адептами, но как же освободить её от позора? «Ни слова о нём», — пообещала она, и Коричневая после паузы поблагодарила кобылу.

Почему вообще возникла эта пауза?

Нейса не считала себя мудрейшей из единорогов, и возраст не влиял положительно на её ум, но обычно — рано или поздно — до неё всё-таки доходило. Выглядело всё так, будто Коричневая была не совсем довольна словами подруги. Но ведь так трудно приободрить кого-то, только что испытав шок от подобной новости.

Потом она поняла. Та хотела узнать, как Нейса себя почувствует, и пострадает ли от её искренности их дружба. А кобыла назвала позор позором, лишь расстроив Коричневую.

Но даже сейчас, пожалев о своих словах, Нейса не могла отрицать их правоту. Между ними будто встала преграда. Как могла истинная дружба продолжаться после открытия природы Коричневой?