Глава 19 ЗЛОЕ ОЗЕРО

Ах, озеро, взгляни: один лишь год печали

Промчался…

Альфонс де Ламартин.

Озеро

На следующий день Тихомиров снова отправился на прогулку к топким берегам озера, прозванного местными жителями Злым, и снова безрезультатно, словно кто-то специально посмеивался над всеми его поисками. Молодой человек никак не мог отделаться от ощущения, что за ним сейчас кто-то подсматривает, комментируя каждый шаг со злобной и циничной усмешкой, а он, Макс, перед этим «кем-то» – беззащитный и голый.

Тихомиров вернулся к обеду – нужно было еще успеть провести общелагерный кросс, обязанностей физрука с него никто не снимал. Антон-художник устроился с мольбертом все там же, за старым стадионом, рисовал лес…

– Что, понравилось место? – Максим тормознул рядом, прислонил к березе велосипед.

– Очень! – обернулся мальчишка. – Тут лес такой… луга… Максим Андреевич, а на озеро с вами можно? Ну, вы ведь оттуда приехали?

– Оттуда, оттуда, – сквозь зубы отозвался физрук. – Там, знаешь ли, болото, мон шер. Не вздумай один соваться!

– Да я и не думаю. Просто с вами прошусь.

Пришлось пообещать взять… Не сейчас, дня через три… шесть… десять.

До обеда Максим прошелся по всем отрядам, дал ценные указания насчет кросса – куда бежать, куда не бежать, что делать, а что не делать, ну и все в таком духе. Затем, пообедав у себя в комнате (ушло полбанки свиной тушенки и пачка галет), потрепался с Женькой, зашел и в столовую, где, улучив момент, взял чью-то неполную тарелку, поставил на поднос, принес за свободный стол… типа обедал.

Нет, не удалось в одиночестве – девчонки-вожатые налетели да разные там кружководы-библиотекари.

Ах, Максим Андреевич, вы что-то совсем плохо едите. И в столовую как-то редко ходите, что, не нравится, как местные повара готовят? Нравится? А чего ж тогда… Что-что вы говорите? К кроссу наши готовы! И к смотру строя и песни – тоже. Ну, вы ж лично смотрели, Максим Андреевич! Максим Андреевич, а когда чемпионат лагеря по футболу будет? А то мальчишки спрашивают… А, скоро, значит. А в поход вы им когда обещали? По отрядам… А что, общелагерного не будет что ли? А конкурс спортивных стенгазет? Как это, не к вам вопрос, коли они спортивные? Ирочке, вон, хорошо, у нее в отряде парнишка есть, художник, Антон Горелов, он все время с красками за старым стадионом крутится, верно, Ирочка?

– Ой!!! – Вожатая вдруг уронила ложку. – Антон! Я ж на обед его забыла позвать. Ой, побегу… он, поди, там, за стадионом.

– Да не волнуйтесь вы так, кушайте спокойно. – Воспользовавшись ситуацией, Тихомиров тотчас же выбрался из-за стола, опасаясь, как бы его не начали вдруг кормить насильно. – Мне как раз туда надо… Позову.

Уж сделайте милость, Максим Андреевич!

– Ой, девчонки, девчонки… Говорил же – просто Максим!


За старым стадионом юного Пикассо не оказалось! Не было его и на лугу, и у речки… неужели все-таки пошел к Злому озеру? Вообще-то не должен бы…

Положив велосипед на траву, Максим подошел к загоравшим на песке подросткам, не лагерным, местным.

– Художник? – те ничуть не удивились вопросу. – Да, видали, приходил такой, рисовал. В рубашке клетчатой, в кедах… Да-да, светленький. Хорошо рисует, кстати… Куда ушел? Хм, да мы и не обратили внимания…

– Он на дорогу пошел, – вспомнил один из подростков, длинноволосый и тощий, впрочем, они все тут были длинноволосые, да и толстяков средь этой молодежи не наблюдалось. – Да, на дорогу. Сказал, бурелом нарисует и это… голубую даль.

– Сиреневую даль, Тима, а не голубую!

– Ну сиреневую. Какая разница-то?

– Так, значит, к дороге пошел?

– Да-да, к дороге. Дяденька, а у вас случайно двух копеек не будет?

– На «Агдам» собираете?

– Что вы! Просто очень позвонить нужно.

– Ага, а автомат в лесу, на осине.

Тихомиров язвительно ухмыльнулся, однако двушку все-таки дал, не пожадничал:

– Звоните!

Поднял велосипед, отошел, но снова вернулся:

– Парни, а какая-нибудь машина по этой дороге не проезжала? Ну, когда художник ушел?

– Сбег что ли? – лениво поинтересовался Тима. – Я с пионерлагеря тоже всегда сбегал – скука!

Максим пожал плечами:

– Ну, ты это… не обобщай! Так, значит, не видали машин?

– Чего ж не видали-то? «Волга» черная проезжала и «москвич». Не самой новой модели, но и не старый – с двойными фарами.

– Да, я тоже вспомнил… Пацан этот им еще свои картины показывал. Ну, тем, кто в машинах.

Та-ак!

Нехорошее предчувствие вдруг охватило Макса, до того нехорошее, что во рту набежала горькая слюна и нестерпимо захотелось сплюнуть. Он так и сделал, плюнул, а потом спросил:

– А что за люди из машин вышли?

Вот людей-то подростки не рассмотрели, да и не присматривались. Поблагодарив парней, Тихомиров прыгнул в седло и погнал по лесной дорожке. Сердце его бешено колотилось, так что казалось, сейчас выпрыгнет из груди и улетит далеко в космос. Подставил ведь, получается, мальчишку-то! По всему – так и выходит. Эх, раньше надо было думать!

Быстрей… быстрей… быстрей!

Тупое рыло «газели» вырвалось из-за поворота настолько внезапно, что набравший скорость Максим никак не успел среагировать. Только увидел, как – словно в тумане – исчезает в бампере велосипедное колесо, почему-то медленно-медленно, будто бы тает… И тут же почувствовал сильный удар!

Даже не почувствовал, просто отлетел в сторону.

А очнулся уже в кузове, крепко спеленутый скотчем! Судя по гладкой дорожке, они уже ехали в том, туманном времени, в коконе… Хотя, может быть… Черт, связали-то – не развяжешься! И все кости болят… ребра… Хорошо хоть – дорожка грунтовая, не разогналась «газелька» как следует, иначе б… Ну, все правильно – велосипед с этой машиной существовали в разных измерениях, чего, увы, не скажешь о Максиме. Ох ты, дьявол, как бок-то ноет! Неужели ребро сломал?

«Газель» между тем явно замедлила скорость, вот что-то объехала (все тот же лежащий на боку троллейбус?), вот свернула, остановилась…

Двигатель стих, хлопнула дверца, послышались чьи-то довольные голоса, кто-то откинул тент.

– Ну что, братец, очнулся?

Максим узнал голос председателя ТСЖ.

– Ишь ты, побегушничек… На заработках, значит, да? Наверное, много чего интересного хочешь нам рассказать? Не сомневайся – расскажешь, и не такие пели! Эй, парни! Давай его пока в кочегарку, надеюсь, чужих там сегодня не будет?

– Не, Николай Петрович, не будет, а мы уж присмотрим! Лишь бы раньше времени не окочурился, удар-то какой!

– Не окочурится, он у нас парень крепкий… Верно, Максим Андреевич, а? Не хитри, не хитри – вижу, что очнулся! – Востриков нервно усмехнулся и, отвернувшись, отрывисто приказал: – Давайте, пока никого нет, тащите.

Парни – те самые амбалы, что следили за Максом у карусели, – довольно грубо вытащили пленника из кузова и бросили в подвал, к печке, нынче, ввиду окончания отопительного сезона, холодной.

Стукнувшись лбом об заслонку, Тихомиров невесело усмехнулся – ирония судьбы! Не так давно ведь эту вот печку сам и монтировал… и эти трубы. Теперь вот лежи тут, скули…

– Мы его тут пока запрем, Николай Петрович?

– Запирайте.

Голос председателя звучал уже откуда-то издалека, с лестницы.

– Только не забывайте проведывать – он парень ушлый. Как на Ветеранов, не лоханитесь.

– Обижаете! Сделаем все, как надо.

– Рот ему заклеили?

– Нет, а надо?

– Сам… Подождите-ка… – Востриков неожиданно спустился вниз, к котельной. – А ну-ка, откройте на пару минут…

За спиной лежащего навзничь пленника послышались торопливые шаги, кто-то присел рядом… Кто-то? Хм…

– Я это, я, можешь зря не ворочаться, – негромко произнес председатель. – И не говори пока ничего, говорить буду я, а ты слушай да мотай на ус. Итак, завтра утром я должен услышать от тебя, милый мой, четкий и доскональный рассказ, без всяких там выдумок и умолчаний. Кто ты такой, откуда взялся, каким образом вышел… гм… на тех, на кого вышел. Что еще про них знаешь? Где и как научился использовать цветы? Часто ли посещал зеркало семьдесят пять? Ты понимаешь, о чем я… Да, и главное, сколько вас, где дислоцируетесь? Мне, знаешь ли, что-то не верится в то, что ты тут сам по себе, – больно уж ловко все у тебя получалось. Вот, для начала ты мне все и выложишь, а потом я уж тебя отвезу… куда надо… – Востриков немного помолчал, зажег сигарету и, выпустив дым, продолжил: – Спросишь, какая тебе тогда выгода говорить? Честно скажу: тебе лично – никакой. Что там они с тобой сделают, не знаю и знать не хочу, не мое это дело. Дело не в тебе… А, скажем, в Тамаре…

Вот тут Тихомиров вздрогнул – библиотекарша-то тут при чем?

– Верю, верю, вряд ли она при делах… Как и мальчик Володя… тот, в очочках… Как и многие другие твои хорошие знакомые из этого дома… впрочем, и не только из этого. Еще есть некая Евгения Петровна… Что зашевелился? Ее тоже достанем, не сомневайся… Как и Елену… забыл, увы, как по батюшке… вам она наверняка известна как Леночка. Увы, ее покровитель сейчас немножко мертв. Как и его шеф, Евсей! Да-да, Евсея и его гнусной банды больше нет… не без нашей, гм, помощи… точней, не без наших друзей! Что? Не верится, что мы так много знаем? Знаем, знаем, чего уж зря дергаться-то? С кого прикажешь начать? Наверное, все-таки с Тамары? Ты когда-нибудь видел, друг мой, как с живого человека медленно сдирают кожу? А потом начинают его есть… тоже – живым. О, наши трехглазые друзья это умеют! Не веришь, что мы их позовем на пир? Ах, все-таки веришь. Молодец. Тогда вот лежи и думай. Понимаю – неудобно. Ну, до утра как-нибудь потерпишь… А малую нужду в штаны справишь… Ха-ха! Уж извини, некогда тут сегодня с тобой возиться.

С этими словами Востриков усмехнулся и ловко заклеил пленнику рот широкой полоской скотча. Зачем? Что, можно было кого-то на помощь позвать? Пришли бы?

Тяжелые шаги председателя затихли. С лязгом захлопнулась дверь, лишив подвальное помещение последних остатков света. Хотя нет, сквозь маленькое зарешеченное оконце под самым потолком все-таки хоть что-то проникало – ночи-то нынче стояли белые.

И все же – какая сволочь!

Неужели председатель и в самом деле собирается претворить в жизнь свой омерзительный план? Может… с него станется.

Хм, до Евсея добрались. Как же – мавр сделал свое дело…

Черт! Еще ведь и Антон, художник, там…

Господи! Ну почему же так плохо все? Причем – везде.

Максим попытался пошевелить руками… да уж, куда там – спеленали надежно, в этом смысле обычный скотч куда удобней всяких там наручников и веревок. Только ножницами разрезать… Было бы кому!

Не оставляя попыток высвободиться, молодой человек в глубине души понимал всю их бесполезность, но сдаваться в любом случае не собирался, а заодно придумывал: а что завтра сказать? Что рассказать такого завлекательного этому упырю Вострикову? Чтоб было и правдоподобно, и… Да все, что угодно, можно рассказать, опуская, конечно же, самолет – мало ли? Мол, жил всю жизнь здесь, скажем, в Ульянке…

Стоп! Нельзя так! Слишком топорно – ведь проверит, возможностей хватит, пошлет тех же амбалов… В любой район. В центре, кажется, людоеды свирепствуют? Сказать, что жил где-нибудь в районе Фонарного переулка или на Лиговке? Тоже опасно. Банды бандами, а тамошний (да и вообще – весь!) бардак создан неведомыми хозяевами председателя. Так что придется признать: проверить слова пленника для Вострикова не проблема. Значит, по возможности лгать не нужно бы. Просто не говорить всей правды – оно, пожалуй, даже действенней, чем откровенная ложь. Про самолет нельзя говорить, никак нельзя – это Тихомиров почему-то чувствовал. Тогда что же… Появился он здесь, под Петербургом, еще до тумана, строил дачи вместе с шабашниками, крыши крыл и все такое прочее – везде, по всему Выборгскому району… А как все началось, подался в Шушары – покормиться на колхозных полях, от друзей слышал, что там всего много. А дальше – плен… Про побег рассказывать? Почему бы и нет, что тут такого необычного-то? Тем более про Леночку они уже знают. Откуда? Да сама, наверное, и рассказала… Так, дальше! Про Степаныча? Да, тоже можно. И про тетю Женю – ну, снимал у нее комнату, и что? Ну, а дальше и сам Востриков все прекрасно знает. Главное – что про цветики-семицветики говорить? Случайно, мол, так вышло, что… Вот это надо четко, до мелочей, продумать, чтоб потом не путаться. Чем сейчас и заняться…

Тихомиров с трудом перевернулся на спину, чувствуя, как затекли ноги. И тут же услышал, как снаружи кто-то завозился с замком. Что такое? Господин председатель решил не ждать до утра? Или это явились его амбалы – проверить? Последнее более вероятно. Если так, надо расслабиться, а потом канючить – проситься в уборную, вдруг да выведут? А там… мало ли что? В конце концов, они всего лишь люди!

Дверь распахнулась – ощутимо повеяло ночным холодком – и тут же осторожно закрылась.

– Господи, темно-то как! Зря мы, Софи, свечку не взяли.

– Зато ножик взяли… Дашенька, осторожнее – тут ступеньки.

– Да помню я… А его точно здесь держат?

– Сюда, сюда понесли, Володька сказал: углядел точно.

– Так, может, показалось ему… Максим! Эй, Максим… ты здесь? Молчит… Нету!

– Да как же нету, глаза-то протри! – голос пенсионерки Софьи Марковны прозвучал над самым ухом пленника. – Вон он! Ой… не шевелится…

– Господи, они его убили что ли?

Тихомиров зашевелился, застонал.

– Не! Слава богу, жив! Связанный…

– Так ты веревки-то…

– Не веревки тут – скотч!

– Тем более – удобнее резать… Эх, ножницы надо было взять!

– Угу, маникюрные, ногти б заодно подстригли… А ну-ка, помоги перевернуть… Ага… Вот!

Почувствовав наконец долгожданную свободу, Тихомиров первым делом сорвал кусок клейкой ленты со рта:

– Дарья Ивановна! Софья Марковна! Глазам своим не верю – что тут у вас такое творится-то?

– Тсс! Идем отсюда скорей, по пути расскажем. Да ты идти-то можешь ли?

– Да могу… – Сделав первый шаг, Тихомиров едва не упал и, опершись о стену, принялся растирать ноги. – Сейчас, сейчас… Все! Уходим. Ой, а вы ведь опасное дело затеяли!

– Идем, идем. – Софья Марковна осторожно открыла дверь, выглянула. – Востриковские псы сейчас день рожденья празднуют, так что не до тебя им. Но… проверить могут, ближе к утру, как расходиться станут. У тебя есть где скрыться-то, Максим? Пока можно у нас переждать, но дом-то обыскивать будут.

– Скроюсь, не переживайте… Спасибо вам! – Максим остановился на углу, у песочницы, нервно обвел взглядом двор.

– «Запорожец» свой ищешь? – хихикнула Дарья Ивановна. – Не ищи, на нем под вечер еще Тамара с Павлом уехали. Пока не было этого упыря… Вот уж точно – председатель… Клуба самоубийц, как в старом фильме, помнишь, Софи?

– Ну да, ну да, там еще Лицитис играл, кажется…

– Не Лицитис, а Банионис!

– Ну да, Банионис… Так вам, Максим, есть где…

– Есть! – улыбнулся молодой человек. – Я-то уйду, а вот вы-то здесь как же?

– А все так же, с теплицей! – Пенсионерки весело переглянулись. – Нас тут за огородниц держат, причем за выживших из ума… А мы, между прочим, председателя давно раскусили, ну, не давно, но… Володька нам помогает, отличник, – он и ключ от котельной увел. Запасной. Да ты, Максим, не переживай, на Павла с Тамарой все и подумают, как обнаружат, что нет их…

– Так искать будут!

– Не найдут – они так следы запутали… А мы уже и донос соответствующий приготовили, председатель, знаешь, поощряет доносы… Еще и паек за свое донесение получим, так что за нас ты не переживай – за себя больше!

– В Рыбацком только не прячься, – понизив голос, добавила Дарья Ивановна. – Туда все следы ведут… ну, якобы…

– Ясно! – Максим кивнул. – А на самом деле?

– В Угольную гавань, там на баркасе – в Ольгино. Никакой председатель век не найдет!

– Неплохо придумано, – согласился молодой человек. – Ну, спасибо вам, родные мои… Если б не вы…

– Ну что ты… Удачи, Максим!

– И вам…

Все трое расцеловались.

– Да… – вдруг вспомнил молодой человек. – Можно у вас попросить ножик?

– Конечно, конечно, вот… Ой, чуть не забыла. – Софья Марковна сунула руку в карман летней куртки. – Тамара, прежде чем ехать, для тебя старую газету оставила… Говорит, ты когда-то просил…

– Да-да, спасибо… Удачи и вам! И… будьте осторожней. Даст Бог, еще свидимся.

– Дай-то Бог!


Убыстряя шаг, Максим направился в Ульянку, на улицу Солдата Корзуна, ибо иного пути сейчас для себя не видел, да и этот-то, честно говоря, был так себе… Мало ли, что могло за это время произойти… Белая ночь сменялась серым мглистым рассветом, пустынные улицы с теряющимися в густом тумане домами походили на просеки в каком-то фантастическом диком лесу. Тихомиров шел, не оглядываясь: к столь раннему часу даже самые отмороженные бандиты уже закончили свой промысел – некого было ловить. Утро еще не наступило, вот-вот должно было наступить, стояла мертвая тишина, изредка нарушаемая лишь утробными криками чаек.

Не горело ни одного фонаря, – естественно! – и даже в окнах домов еще не теплился свет, хотя бы свечной, лучинный…

Еще год назад – рассказывали – в такое время нельзя было бы пройти: по всему городу носились голодные стаи одичавших собак. Теперь и они исчезли… Или стали просто более осторожными, догадались, что не только люди для них – пища, но и они – для людей.

Зайдя в до боли знакомый дом, молодой человек поднялся по лестнице и осторожно постучал в дверь:

– Евгения Петровна!

Женщина, как видно, плохо спала или – чересчур чутко, подошла к двери почти сразу:

– Кто?

– Максим.

– Господи…


Беглеца все-таки напоили чаем, точнее сказать, отваром из какой-то травы. Евгения Петровна явно была рада, все хлопотала, расспрашивала, впрочем, больше спрашивал Макс.

– Нет, нет, больше никто так и не заходил, вот, кроме тех твоих знакомых… ну, когда ты прислал мальчика за цветком… Дрова? Дрова есть, до весны, я думаю, хватит, можно ведь еще и мебелью топить. Еда? Остались еще и крупы, и мука… немного, но до осени хватит, а там и овощи пойдут… обменяю…

– Я еще появлюсь… помогу, чем смогу, – прощаясь, твердо обещал гость.

Поднялся, и вдруг застыл на пороге:

– Совсем забыл! Цветок-то мой, тот, второй, сохранился?

– Конечно, сохранился, а как же? – Евгения Петровна не выдержала и расхохоталась: – Тебе он так нужен?

– Да, девушке одной обещал подарить…

– Ну, раз девушке… Обожди, сейчас принесу…


Максим проявился в прошлом здесь же, на Корзуна. Наплевав на все, зайцем проехался на электричке, затем на попутках добрался до Шушар. Заглянув в Женькин барак, наскоро перекусил сайрой, ножик-то теперь у него был, запросто открыл банку. Попил минералки – кстати, осталась всего одна бутылка. Да еще пиво, пару банок Максим, подумав, прихватил с собой, а одну все-таки решил выпить… Открыл, сделал долгий глоток, достал из кармана газету…

Нужную статью Тамара обвела красным карандашом:

«Наш рабкор сообщает: на поле совхоза „Шушары“ совершил вынужденную посадку самолет местных авиалиний Ан-2, никто не пострадал, пилотов на месте посадки не обнаружено»

Максим едва не подавился пивом! Ну, вот оно, наконец! Наконец-то нашел!

Он быстро перевернул газету – «Ленинградская правда» от 4 сентября 1976 года. Черт побери, семьдесят шестой!!! А как же туда… Еще больше года ждать что ли? Ну, если уж на то пошло, можно и подождать, коли наконец-то появилась надежда. Ну, блин, хоть что-то определенное… Да, может, и хорошо, что семьдесят шестой год! Есть время разобраться с проблемами здесь, в семьдесят пятом.


Добравшись до лагеря, Тихомиров рассеянно поздоровался с детьми, с вожатыми, с Даздрапермой…

– А начальник с музруком в лес уехали, на совхозном «газике», – тут же проинформировала старшая воспитательница. – Новенького этого искать, пропавшего… Говорят, его у речки видели, так они там… прочесывают.

– У речки?

– А я всегда говорила: отсутствие дисциплины и расхлябанность до добра не доведут!

– Что ж… – Максим озабоченно улыбнулся. – Поеду и я… к речке.

Да уж… Было бы на чем! Велосипед-то остался там, на лесной дорожке у Злого озера. Разве что у ребят спросить… Не у своих, так хоть у местных, они приезжали часто, особенно когда бывали танцы. Даздраперма Георгиевна, кстати, не переносила деревенских на дух, а вот начальник лагеря придерживался совсем другого мнения – пьяных, конечно, гнать приказывал, ну а в остальном… С местными надо было в любом случае жить дружно, иначе пришлось бы весь лагерь колючей проволокой огородить и пропустить по ней ток, да и то не спасло бы от пакостей!

У лагерных ворот, на скамеечке, они уже и сидели – деревенские подростки в безразмерных кримпленовых клешах а-ля Марсель Марсо образца тысяча девятьсот шестьдесят первого года. Маялись безо всякого дела, наверняка поджидая маршировавших по аллеям девчонок. Да, все к «Зарнице» готовились, к смотру строя и песни, чеканили шаг, орали добросовестно:

Но от тайги до британских морей

Красная армия всех сильней!

– Отря-а-ад… Стой! Раз-два!

Она, она командовала – Анютина Аня, у которой папа полковник. Молодец девчонка!

Усмехнувшись, Тихомиров вышел за ворота, кивнул на прислоненный к забору свежевыкрашенный металлолом самого страхолюдного вида:

– Здорово, пацаны, ваш «Ковровец»?

– Это не «Ковровец» – «Иж-Планета-два»!

– Да… – Максим наклонился к мотоциклу. – Теперь вижу… До Злого озера доедет?

– Ништяк!

– Так подбросите?

– Ништяк! Садитесь.

Один из парней, в ярко-голубой, завязанной на животе рубашке, сел за руль, дождался, когда Тихомиров усядется сзади, махнул рукой…

Его сотоварищи поднялись, ухватились, покатили мотоцикл, ускоряясь…

«Вот так до озера и доедем», – успел подумать Максим, прежде чем мотор, зачихав, наконец затрещал, завелся…

Покатили! Поехали! Ах, только бы из седла не выпасть с этим-то ухарем.

А ухарь, словно нарочно, выбирал самые большие колдобины – видать, нравилось, когда трясло, экстремал недоделанный!

Тихомиров уже хотел было попросить ехать потише, да не успел – чудо советского мотопрома ухнуло в какую-то особо глубокую яму, звякнуло и заглохло.

– Цепь! – философски пожал плечами пацан. – Вам тут удобней теперь пешком дойти – всего-то пять километров.

– Я-то дойду, – усмехнулся молодой человек. – А вот ты-то как? Докатишь?

– Докачу, не впервой уж.

– Давай хоть помогу вытащить.


Простившись с незадачливым мотоциклистом, Максим быстро пошел к озеру… и километра через три обнаружил свой велосипед, валявшийся в колючих малиновых зарослях. Почти на ходу – колесико только немного погнулось, хотя вроде и не должно было бы.

И все же молодой человек нагнулся, посмотреть поконкретней…

– Ну, здравствуйте, Максим Андреевич! Как спалось?

Вместо ответа Тихомиров оттолкнул спрашивающего и опрометью бросился в чащу. Востриков и двое его амбалов – они, они, вон и «газелька» за поворотом стояла! – как видно, не ожидали подобной прыти и какое-то время ошарашенно моргали. Пока председатель ТСЖ не опомнился, не заорал:

– Что смотрите? За ним, за ним, идиоты!

Прозвучал выстрел… Затем – еще один.

«Ага, – петляя, как заяц, злорадно подумал Максим. – Стреляйте, стреляйте… Охотнички!»

Кстати, Востриков и в самом деле был неплохим охотником, а потому расслабляться не стоило.

– Слева, слева заходи! – слышались позади крики. – Да стреляйте же, не жалейте зарядов!

Снова выстрелы. На это раз даже более прицельные – дробь просвистела над головой. Это кто ж такой меткий-то?

Да, с дробовиками и с «Сайгой» не поспоришь, когда у самого лишь перочинный ножик в кармане – тот самый, Софьи Марковны.


Беглец резко свернул вправо, к озеру, похоже, другой дорожки у него и не было – почва под ногами ощутимо чавкала, вокруг простирались болота.

А у лесной дорожки густо росли кусты и деревья… Может, по ней и побежать – обратно, к лагерю, уж туда-то они вряд ли рискнут сунуться…

Ага! Фиг!

Со стороны шоссе послышался шум двигателя – все ж вспомнили про «газель».

Снова выстрел…

Черт! А они ж его к Злому озеру гонят, в болота! Загоняют, как дичь…

Тихомиров ненадолго остановился, укрылся за деревом, переводя дух. Может быть, лучше спрятаться во-он там, в распадке, за буреломом, переждать. А что, собак у них нет…

– Горелов Антон! Горелов Антон, откликнись!

Многократно усиленный мегафоном голос резанул по ушам, отдаваясь в лесной чаще гулким медленно затухающим эхом.

– Горелов Антон!

Начальник лагеря! Максим узнал говорившего. Ну да, Даздраперма же сказала – они с Женькой на совхозном «газике» поехали искать пропавшего парнишку.

Впрочем, ни Абрамов, ни Женька эту погоню не остановят, но и председатель со своими людьми им тоже никакого вреда причинить не смогут! Как и те, что в «волге», – Антону, впрочем, насчет последнего есть большие сомнения.

Подумав, беглец все-таки стал пробираться к своим, а другого пути и не было – болота!

«Газелька», кстати, остановилась на повороте, к озеру не поехала, а именно там – Максим уже хорошо видел – и стоял темно-зеленый «газик» с выцветшим на солнышке брезентовым тентом.

– Горелов Антон!

– Сергей Николаевич! Женька! – Тихомиров выскочил из кустов.

– Максим? А мы и тебя искали… Ну вот, встретились… Как успехи? Что-нибудь о мальчишке узнал?

– Парни местные у речки его видали… Сказали – куда-то сюда пошел.

– Ну, это и мы уже знаем, потому и приехали, – разочарованно отозвался начальник. Но тут же приободрился: – Это хорошо, что ты с нами! Сейчас прочешем тут. Пройдемся во-он вокруг озера, где можно пройти, конечно. Саша, а ты здесь оставайся, мало ли – на тебя выйдет. На вот мегафон, покричишь.

Саша – молодой белобрысый парень, совхозный шофер, – молча кивнул и вдруг посигналил:

– Могу и без мегафона – вот так!

– Ого… А это еще кто? – повернув голову, удивленно воскликнул Женька. – Тоже на помощь?

Привстав, он замахал руками:

– Эй, мужики!

В ответ прозвучал выстрел!

Целили, конечно же, в Макса, и дробь, пролетев сквозь машину, не причинила ей никакого вреда. Да и не могла причинить! Но ведь начальник лагеря и его помощники этого не знали!

– Браконьеры! – выпрыгивая из машины, закричал шофер. – На все способны, знавал я таких.

Все остальные быстро последовали его примеру.

– Что вам нужно? – произнес в мегафон Абрамов. – У нас рация, сообщаем в милицию… Первый, первый, я второй… Здесь вооруженные люди, стрельба!

Начальник лагеря, конечно же, блефовал, никакой рации у него не было… Подъехавший на «газели» Востриков это хорошо понимал, а вот его помощнички-амбалы… Те явно озадачились, видать, председатель их далеко не во все посвятил.

– Э, Петрович! Мы насчет ментов не вписывались!

– Какие к черту менты? Стреляйте!

– Не, ты, в натуре, как хочешь, а мы…

– Надо прорваться! – шепнул Тихомиров. – Вы трое – обходите краем болота. А я… на машине.

– Да ты что?!

– Не сомневайтесь, прорвусь! Главное, вы на дорогу выберитесь.

Уверенный тон Максима произвел должное впечатление, и никто не стал спорить, начальник лагеря лишь положил руку физруку на плечо:

– Удачи! – И кивнул своим: – Пошли… Не растягиваемся! Иначе всех положат.

Решительный мужик оказался начальник! И сообразительный, сразу просек: раз уж начали стрелять, разговаривать больше нечего, действовать надо.

Бабах!!!

Это уже стрелял из «газели» председатель, прицельно, положив ствол на опущенное стекло. Охотничий карабин «Сайга» – неплохая штука, но вот испытать его действие на себе Тихомирову не хотелось. Что он, в самом деле, дичь что ли?

Бабах!!!

Черт! Это уж слишком!

Прыгнув за руль, Максим завел «газик», развернулся и погнал прямо на грузовик. Стоявшие на пути парни испуганно попрыгали в стороны.

– Идиоты! – поспешно перезаряжая карабин, крикнул им Востриков. – Стреляйте же, дурни, стреляйте!

Впрочем, выстрелить уже никто не успел – разогнав «газик», Тихомиров спокойно проехал сквозь «газель» и, ускоряя ход, вывернул на лесную дорожку.

– В машину, придурки! – яростно орал позади Востриков. – Быстрее в машину!

Ага… кричи теперь… По таким колдобинам «газик» фору даст любой «газели»!

Абрамов, шофер и Женька уже ждали его на шоссе. Обрадовались:

– Ну ты даешь! Герой! А мы уж и не надеялись.

– Ничего, – устало засмеялся Максим. – Прорвемся!

– Ого… – Сергей Николаевич вдруг с удивлением посмотрел куда-то через плечо физрука. – До райкома дошло уже!

– До райкома? – Тихомиров ошарашенно оглянулся… и увидел показавшуюся из-за поворота черную «двадцать четвертую» «волгу».

Загрузка...