Саргассы космоса

ПОВЕЛИТЕЛЬ РАЗУМА

НЕБО КЛОНИЛОСЬ К ЗАКАТУ, когда я, наконец, добрался на своем хрипящем и задыхающемся маленьком автомобиле до плоской вершины горы, к которой стремился целых два дня. Двое суток я пробирался по ухабистым проселочным дорогам, пересекая сонные деревушки в центральной части Пенсильванских гор, и только на третье утро увидел издалека смутно вырисовывающуюся впереди усеченную громаду горы, которую искал — покрытую соснами и болиголовом, темную, мрачную и неприступную.

Весь тот день я медленно ехал вверх по склону по неровной и узкой дороге, которая вилась к вершине, и когда, наконец, добрался до самого верха, вокруг меня сгустилась ночь и все, что я мог видеть — это ухабистую дорогу под снопами света фар, бриллианты звезд, усыпавшие черный небесный свод надо мной и вокруг меня, и далекий мерцающий огонек какого-то одинокого фермерского дома, оставшегося позади, в нескольких милях внизу. Со всех сторон меня окружали молчаливые деревья, и дорога вела между ними к центру вершины. Прошло всего несколько мгновений, прежде чем я добрался до нее, проехав между последними чахлыми деревцами на центральную поляну.

На этой поляне я разглядел низкое белое строение, два окна которого светились желтым светом.

Приблизившись, я увидел бетонное здание около шестидесяти футов в длину, одноэтажное, за исключением более высокой цилиндрической комнаты, похожей на небольшую башню в задней его части. Позади здания смутно поблескивали высокие стальные мачты. Заглушив двигатель машины, я взял кожаную сумку и направился к двери, темные квадратные очертания которой можно было различить на белой стене передо мной. Внезапно дверь распахнулась, и на меня хлынул поток желтого света. В проеме стояла темная фигура высокого, широкоплечего мужчины с рыжеватыми волосами, старше средних лет, с волевым, проницательным лицом и быстрыми, пристально смотрящими в темноту глазами. Затем он широкими шагами направился ко мне, сунул в карман трубку, которую держал в правой руке, и схватил меня за руку.

— Дарли! — воскликнул он. — Вы добрались сюда — я боялся, что вы заблудились!

— Нет, благодаря вам, Дэйн, я до вас доехал, — ответил я с улыбкой, пожимая ему руку. — В письме вы не упомянули, что гора, на которой вы живете — самая высокая и труднодоступная в стране.

— Значит, вы получили мое письмо, — сказал Дэйн. — Я написал вам, Дарли, как только услышал, что вы вернулись из поездки в Африку. Вы были нужны мне здесь, но никто в Фонде не знает, где я работаю. Вы никому из них не говорили? — с тревогой уточнил он.

Я покачал головой.

— Нет, я не сообщал о местонахождении вашего убежища, Дэйн, хотя и не могу понять, почему вы покинули лаборатории Фонда и перебрались в это Богом забытое место.

Пока я говорил, Дэйн, схватив мою сумку, провел меня внутрь здания, залитого желтым светом, и я на мгновение замолчал, осматриваясь вокруг. Внутреннее помещение этой постройки было длинным, с низким потолком и белыми стенами, обставленным несколькими дубовыми стульями и столами, пыль на которых безошибочно свидетельствовала о качестве домашнего хозяйства Дэйна. Вдоль стен, от пола до потолка, с обеих сторон тянулись стеллажи, заставленные книгами — десятками, сотнями книг. Там были толстые тома с работами научных обществ, тяжелые немецкие, английские и итальянские технические труды и множество тонких научных монографий в бумажных переплетах. Химия, физика, биология и даже бактериология, наука, которой занимался я сам — все это было представлено в коллекции книг, которые заполняли полки и громоздились на столах.

— Ваша библиотека довольно обширна для биолога, — сказал я Дэйну, и он кивнул.

— Так и есть, Дарли, но дело в том, что в работе, которую я здесь выполняю, я занимаюсь полудюжиной наук сразу.

— Тогда у вас, должно быть, довольно обширные лаборатории, — заметил я.

— Посмотрите на них сами, — пригласил он, открывая вторую дверь в дальней стене комнаты. За ней был коридор, идущий параллельно длинной гостиной, и Дэйн, повернув направо, провел меня в первую из дверей в стене этого коридора. — Это моя биологическая лаборатория, — объяснил он.

Я кивнул, окидывая взглядом отделанную белым кафелем комнату, огромные реторты, стоящие на нагревательных плитах, рамки для препарирования и микроскопы.

— Действительно, здесь есть все необходимое, — одобрил я. — Как, скажите на милость, вы добываете здесь тепло и свет?

— Легко, — улыбнулся хозяин лаборатории. — Когда я обустраивал это место два года назад, я установил две большие стальные мачты с ветрогенераторами, и поскольку здесь всегда дует сильный ветер, я могу рассчитывать на то, что мои «ветряная мельница» и динамо-машина будут обеспечивать меня светом, теплом и электроэнергией.

Мы снова вышли в коридор, и за следующей дверью, которую он открыл, оказалась небольшая физическая лаборатория, в которой было все необходимое оборудование для радиационных и рентгеновских исследований. В третьей большой комнате имелся полный набор приборов для химических анализов и работы с органическими и неорганическими веществами, а в четвертой я с удивлением обнаружил хорошо оборудованный бактериологический кабинет со всеми необходимыми центрифугами, микроскопами и красителями. Но Дэйн только улыбнулся в ответ на мои вопросы.

За четвертой лабораторией коридор поворачивал в заднюю часть здания и заканчивался изогнутым участком стены и высокой закрытой дверью. По изгибу стены я понял, что за ней находится цилиндрическая башня, которую я заметил снаружи, но когда я шагнул в ту сторону, Дэйн взял меня за руку и повел обратно по коридору, прочь от нее.

— Эта комната еще не готова к осмотру, Дарли, — сказал он, усмехаясь. — Пусть она на некоторое время разожжет ваше любопытство.

— Мое любопытство уже достаточно обострилось, — ухмыльнулся я, когда мы вернулись в гостиную. — Что, черт возьми, вы тут делаете, Дэйн? И почему вы работаете здесь, а не в Фонде?

Мой коллега не отвечал, пока мы не устроились в креслах друг напротив друга и не начали раскуривать трубки.

— Значит, в Фонде вам ничего не рассказывали о том, как я ушел от них? — спросил он, наконец.

Я покачал головой.

— Почти ничего. Я так понял, что произошел какой-то скандал из-за ваших экспериментов, что после этого вы ушли и что с тех пор они вас не видели. Но что все-таки случилось?

— Я бы предпочел пока не говорить вам об этом, Дарли, — медленно произнес Дэйн, — потому что это объяснило бы вам, что я здесь делаю, а я собираюсь подержать вас в напряжении день или около того. Однако суть дела заключалась в том, что перед проведением одного из самых важных биологических экспериментов, которые когда-либо планировались, эти сентиментальные люди в Фонде испытали приступ паники и подняли шум.

Я на мгновение задумался.

— Но, Дэйн, вы должны признать, что некоторые из экспериментов, которые вы проводили раньше, были в некотором роде пугающими, — неохотно напомнил я ученому.

— Вы думаете о существах, которых я создал, пересадив обычным животным дополнительные конечности? — спросил Дэйн с сардонической усмешкой.

— И об этом, и о другом, — кивнул я. — Еще о карликовых и гигантских животных, которых вы создали, контролируя активность их желез. И о той штуке, над которой вы работали, когда я уехал — о попытках растворять тела животных газами и искусственно поддерживать жизнь в их головах без тела вообще.

Мой собеседник выпустил в потолок облачко дыма.

— Ну, некоторые из этих вещей, возможно, были довольно странными, Дарли. Но все это были детские забавы по сравнению с тем, что я делаю здесь.

— И это..?

Дэйн рассмеялся.

— Нет, Дарли, я же сказал, что собираюсь подразнить ваше любопытство денек-другой. Кроме того, я еще не совсем закончил.

— Ваш страшный секрет находится в той круглой башне в глубине дома? — спросил я, вспомнив комнату, которую он не стал мне показывать.

Биолог кивнул.

— Это комната Синей Бороды. И в ней хранится работа, которая окажет глубокое влияние на мир, на всю жизнь в мире. Работа, о важности которой вы и мечтать не можете! — Его слова прозвучали почти торжественно, но внезапно его настроение изменилось. — Но хватит на сегодня о биологии — я жил наедине с ней два года, не забывайте. Расскажите мне о команде Фонда, о Браумере, Хэнкинсе, Митчелле и остальных — я никого из них не видел с тех пор, как приехал сюда.

— Браумер и Митчелл? — отозвался я. — Значит, вы не слышали об их исчезновении?

— Исчезновении? — переспросил Дэйн, и я кивнул.

— Да, они оба исчезли меньше чем через шесть месяцев после вас, Дэйн. Лучшие химик и радиолог в Фонде. И к слову, они были не единственными. Йоргенсон, выдающийся физик Американского университета, Барруа, монреальский мастер электротехники, Мендана, мексиканский изобретатель авиации, Морсон, психолог — около дюжины ученых первого ранга исчезли за последний год.

— Невероятно… — протянул Дэйн. — И никаких следов никого из них..?

— Вообще никаких следов. Кажется, они просто исчезли, насколько это известно.

Ученый покачал головой.

— Невероятно, — повторил он. — Но, возможно, каждый из них, как и я, Дарли, обрел уединение в горах. И может быть, каждый из них сегодня вечером задается вопросом, как повежливее сказать своему гостю, что он хочет спать, — добавил он с улыбкой.

Смеясь, я поднялся вместе с ним, потягиваясь в сонном состоянии, вызванном долгой дневной поездкой по неровным горным дорогам. Дэйн подхватил мою сумку и повел меня по коридору, в котором мы уже были, но вместо того, чтобы повернуть направо, к лабораториям, свернул налево, после чего мы, пройдя чуть дальше, дошли до двух маленьких спален, расположенных друг напротив друга. В одну из них хозяин занес мою сумку и, пожелав мне напоследок спокойной ночи, покинул меня.

Оглядевшись, я обнаружил, что из маленьких окон спальни открывается вид на часть поляны вокруг здания, окаймленной нависающими над ней соснами. Кроме них и белых звезд над головой, ничего не было видно — и не было слышно ни звука, кроме шепота ночного ветерка. Когда немного позже я растянулся в постели, выключив свет, этот шепот проник ко мне через окна и ласкал мне слух, снова и снова повторяя что-то нежное и приятное, пока я не погрузился в сон без сновидений.

КОГДА Я ОЧНУЛСЯ ОТ СНА, вокруг меня все еще было темно, и я знал — чувствовал — что прошло всего несколько часов. Я всегда спал очень чутко и теперь, пытаясь понять, что меня разбудило, несколько мгновений сидел на кровати, прислушиваясь. Наконец, снова раздался звук, который, как я понял, и разбудил меня — слабое бормотание, доносившееся откуда-то из задней части здания.

Повинуясь внезапному порыву, я выскользнул из постели, надел домашние туфли и тихо подошел к двери. Открыв ее, я сразу заметил, что под дверью спальни Дэйна не видно света, но не это заставило меня в тот момент притихнуть, а приглушенный звук, который на мгновение стал громче. Это были чьи-то негромкие голоса!

Пораженный, я снова прислушался, молча стоя в темном коридоре, и мгновенный испуг смягчил мое изумление, когда я опять услышал эти голоса, бормочущие в спящем здании на вершине спящей горы, где находились только мы с Дэйном. Я отвернулся к двери своей комнаты и направился было к ней, но затем внезапно опять развернулся и бесшумно двинулся по темному коридору в сторону лабораторий.

Бормотание стало слышно немного лучше, и когда я дошел до поворота, который вел в заднюю комнату в башне, то сразу понял, что звук доносился именно оттуда. Замедлив шаг, я приблизился к высокой закрытой двери этой комнаты и уже поднял руку, чтобы постучать в нее, когда голоса внутри снова заговорили. На этот раз они звучали достаточно отчетливо, чтобы можно было разобрать слова, хотя и приглушенно.

— …не мог поговорить с вами раньше, но теперь я хочу услышать отчет о ваших успехах. Браумер, вы уже разработали формулу нового бромистого газа?

Это был голос Дэйна, резкий и холодный, и я в полном изумлении услышал, как он произносит знакомое мне имя. Браумер?

Тут ему ответил другой приглушенный голос:

— Я думаю, это можно сделать, если приложить некоторые усилия, — ответил он, и я ахнул, узнав характерный немецкий оборот речи Браумера, моего бывшего коллеги по Фонду. — Вопрос, главным образом, заключается в том, чтобы придать газообразному бромиду форму, в которой он мог бы быстро высвобождаться, а это может быть достигнуто путем молекулярного сжатия.

— Тогда займитесь этим, Браумер, и поскорее, — сказал Дэйн. — А вы, Митчелл, придумали какой-нибудь способ использования N-лучей? Независимо от того, насколько разрушительны они для человека, они будут бесполезны, если мы не сможем излучать их на расстоянии.

— У меня пока не получилось, Дэйн, но я думаю, что смогу изобрести для них проектор, если вы дадите мне достаточно времени, — быстро ответил ему еще один голос. — Вы знаете, как тяжело работать в таких условиях — здесь, без…

— Никаких оправданий, Митчелл, — холодно прервал его голос Дэйна. — У вас и так было достаточно времени. А что у вас, Барруа?

Как во сне, я стоял у закрытой двери и слушал, как приглушенный голос Барруа, тоже доносившийся изнутри, рассказывал о методе распространения по воздуху электрических разрядов ужасающего напряжения, способных поразить электротоком любую группу людей, от пяти до пятисот человек. Поле этого голос подали Грант, Холл и Лэнгхэм, три калифорнийских химика, чье исчезновение озадачило мир годом ранее — они сообщили о своих идеях по созданию взрывчатого вещества длительного действия, снаряды или бомбы с которым при первом взрыве разлетались бы на большое расстояние во все стороны, вызывая аннигиляцию на огромных территориях.

Саркофф и Кротин, русские ученые, чье исчезновение несколько месяцев назад поразило всех физиков, с заметным акцентом подробно рассказали по-английски о методе молекулярного рассеяния, который в случае успеха мог привести к самовзрыву всей материи в зоне действия определенной силы. Йокуни, японский токсиколог, хладнокровно описал шипящим голосом методы производства ядов, настолько смертоносных и легко распространяемых, что флакончики с ними, брошенные тут и там, в озеро или ручей, превратили бы воды целой страны в реки смерти.

Затем раздался зычный голос Йоргенсона, дающего советы по строительству радиовещательной станции мирового масштаба. Мендана, блестящий мексиканский изобретатель в области воздухоплавания, поделился предложениями по радиоуправляемым самолетам без человека, которые прославили его имя еще до его исчезновения. Наконец, двенадцатый и последний докладчик, Морсон, пропавший всемирно известный психолог, сообщил в ответ на вопрос Дэйна, что план, который он разрабатывает, почти завершен.

После этого снова раздался голос Дэйна:

— На сегодня достаточно, но завтра вечером я хочу услышать, каких успехов вы достигли. До тех пор я не буду вас отвлекать.

Внутри раздалась серия резких щелчков, а затем, пока я сидел, скорчившись, в тишине, чувствуя, что голова у меня идет кругом, я услышал шаги, приближающиеся к двери, возле которой я затаился. Я повернулся, побежал обратно по коридору и, завернув за угол, услышал, как открывается дверь и за моей спиной появляется Дэйн.

По тихому лязгу засовов я понял, что он запирает эту дверь. К тому времени, как он прошел по коридору, я был уже в своей комнате, дверь которой была закрыта. Он на мгновение остановился у моей двери, как будто прислушиваясь, а затем, видимо, удовлетворившись тишиной, прошел в свою комнату. Больше до меня не донеслось ни звука, и я тихо сел на кровать. Мысли мои кружились в голове в беспорядочном водовороте.

В КАКОЕ ТАИНСТВЕННОЕ МЕСТО я попал в этой тихой и уединенной лаборатории Дэйна на вершине горы? Браумер… Митчелл… Я слышал их и всех остальных из тех двенадцати выдающихся ученых, чьи исчезновения в течение нескольких месяцев озадачивали весь мир. Значит, они не стали жертвами каких-то преступлений, как все думали, а решили тайно подняться на эту одинокую горную вершину, куда первым прибыл сам Дэйн для создания этих лабораторий.

Но почему они так поступили? Почему Дэйн, а затем и другие бросили свои дела и похоронили себя здесь? Разные физические и химические лаборатории, которые я видел, без сомнения, свидетельствовали о том, что эти двенадцать ученых совместно с Дэйном проводили здесь какую-то чрезвычайно важную работу, но что это могла быть за работа? Для какой работы могло понадобиться то, о чем я слышал от них — разрушительные газы Браумера, испепеляющие лучи Митчелла, взрывчатые вещества калифорнийцев, беспилотные самолеты Менданы, яды Йокуни и другие?

Почему Митчелл, Браумер и остальные прятались от меня в той комнате в башне во время моего визита к Дэйну? Неужели все они боялись, что я выдам миру их присутствие здесь? Но если это так, то зачем Дэйн вообще пригласил меня? С этим вопросом в моем сознании впервые промелькнула быстрая и зловещая, как вспышка далекой молнии, мысль об опасности. Почему меня сюда пригласили? Почему Дэйн так подчеркивал в письме, чтобы я никому не рассказывал о том, к кому и куда направляюсь?

Я сидел на кровати, пока в окно не проник серый утренний свет, и в голове у меня царил вихрь противоречивых предположений и подозрений. Услышав, как Дэйн встает и ходит в комнате напротив, я, собравшись с мыслями, решил не сообщать ему о том, что мне известно о присутствии Митчелла, Браумера и других в здании, а подождать развития событий в надежде наткнуться на какой-нибудь секрет, который они с хозяином этого дома хранили в нем. В конце концов, возможно, объяснение этого было достаточно простым, и поэтому я встал и начал одеваться, и когда через несколько минут ко мне в комнату заглянул Дэйн, я был почти готов выйти.

Как всегда спокойный и невозмутимый, он поприветствовал меня, как мне показалось, достаточно дружелюбно, и за завтраком в маленькой кухне-столовой, которая находилась в конце гостиной, мы с ним беседовали на обычные темы. С задней стороны здания, где находилась башня, не доносилось ни звука, но сама тишина заставляла меня нервничать, поскольку я знал о тех, кто там прятался. Дэйн, однако, разговаривал как обычно, и во время одной из возникший в беседе пауз поинтересовался, хорошо ли я спал.

— Достаточно хорошо, за исключением того, что один раз почти проснулся — мне показалось, что я слышу какие-то голоса. Хотя, возможно, мне это просто приснилось, — ответил я, не сводя с него глаз.

— Должно быть, так оно и было, Дарли, — сказал Дэйн, улыбаясь. — Мы с вами — единственные люди на горе.

Холодный ответ хозяина лабораторий почти убедил меня в том, что все произошедшее прошлой ночью мне приснилось, но когда, позавтракав, мы встали и прибрались на маленькой кухне, его слова вновь возродили мои сомнения.

— Я буду в лабораториях, Дарли, — сказал он, когда мы закончили уборку. — Я бы хотел показать вам, что делаю в них и в башне, но, как я сказал вчера вечером, работа еще не закончена. Вы не против подождать денек-другой?

— Продолжайте трудиться, Дэйн, — ответил я. — У меня сейчас отпуск, и я не хочу даже видеть лаборатории.

— Рад, что вы не возражаете, — сказал мой коллега с некоторым облегчением. — Можете развлечься, почитав книги — вы найдете здесь много по вашей части, например, монографии Суралло о мухе це-це, как о переносчике бацилл, и книгу Цайтнера о бубонном микробе. Ну и вообще можете осматривать здесь все, что вас заинтересует.

— Кроме комнаты Синей Бороды, — уточнил я.

— Именно, — улыбнулся Дэйн и, выразительно махнув рукой в сторону книжных полок, вышел в коридор. Мгновение спустя послышался лязг открывающихся замков, и он вошел в комнату в башне.

Некоторое время я молчал, прислушиваясь, но до меня не доносилось ни звука, кроме звона стекла и металла, а один раз — гудения мощных генераторов или еще каких-то автоматов где-то в подвале здания. В итоге я обратил внимание на книги, о которых говорил Дэйн, начал рассматривать их и обнаружил, что среди нескольких тысяч томов там были представлены почти все области науки.

Просмотрев названия, я испытал некоторое удивление. Потому что книги, расположенные в упорядоченных разделах, несмотря на кажущийся беспорядок, касались почти исключительно разрушительной силы наук, о которых в них говорилось. Из трудов по химии там были одни лишь работы, связанные со смертоносными газами и взрывчатыми веществами, книги по физике рассказывали о различных разрушительных лучах и о других подобных силах, в трудах, посвященных электричеству, говорилось о мощных взрывных разрядах и токах, а в работах по биологии — об уничтожении жизни, а не о ее возрождении. Что же до моей собственной науки бактериологии, то я нашел описания всех методов размножения опасных бактерий, но не обнаружил никаких способов их уничтожения. Казалось, в библиотеке были собраны воедино разрушительные возможности всех существующих наук. И какая связь была между этим фактом и тем, что я услышал ночью?

Этот вопрос больше всего занимал меня в течение дня, пока я с показной беспечностью слонялся по зданию. Дэйн не появлялся до полудня, а когда мы вместе обедали, он казался рассеянным и занятым, хотя и пытался поговорить со мной. Во второй половине дня он тоже все время оставался в лабораториях и в башне, но я больше не слышал голосов двенадцати скрывавшихся там ученых.

При этом я по-прежнему время от времени слышал гул работающей техники и обнаружил, что, как и сказал Дэйн, она питается током от высоких стальных мачт ветрогенератора позади здания, которые я заметил в темноте, когда приехал сюда. От них к динамо-машинам, находившимся в небольшом бетонном строении возле лабораторий, тянулись стержневые соединения, от которых к главному зданию были подведены мощные провода. С задней стороны здания я заметил, что в цилиндрической башенной комнате не было окон и что подвал, по-видимому, тоже был лишен и окон, и какой-либо двери — во всяком случае, найти туда вход я не смог.

КОГДА В КОНЦЕ ДНЯ Я вернулся в главное здание, Дэйн как раз выходил из одной из лабораторий. Он спросил, как я провел день, мы поужинали и немного посидели снаружи, возле дома, на теплом летнем воздухе, наблюдая, как красное солнце опускается за высокие деревья, окаймлявшие поляну. Наш разговор был отрывочным и продолжился после того, как мы с наступлением темноты вернулись в гостиную.

Мне удалось подвести Дэйна к теме исчезнувших ученых, но он вел себя так, словно, как и я, пребывал в полном неведении по этому поводу. Для меня было очевидно, что он несколько напряжен, так как работа, которой он был занят, подходила к концу, и, учитывая обстоятельства, разговор этот был напряженным и для меня. Я был рад, когда мой коллега, зевая, встал и объявил, что намерен уйти спать.

Когда он пожелал мне спокойной ночи, я закрыл дверь своей спальни, разделся и улегся в кровать, стараясь производить как можно больше шума. На какое-то время воцарилась тишина, и я лежал неподвижно, чувствуя, как трепещет каждый мой нерв. Еще днем я решил, что, если Дэйн этой ночью опять отправится в башню, я последую за ним и снова попытаюсь подслушать, чтобы разгадать царящие здесь тайны.

Наконец, пролежав в тишине больше часа, я услышал, как дверь Дэйна тихо отворилась и он подошел к моей двери и прислушался. Я дышал глубоко и размеренно, как спящий, и через мгновение услышал, как он удаляется по коридору.

Я мгновенно вскочил с постели, надел мягкие туфли и достал из сумки маленький автоматический пистолет, который взял с собой в поездку по пустынным горным дорогам. Бесшумно выходя в коридор, я услышал, как за Дэйном закрылась высокая дверь башенной комнаты.

Я на цыпочках прокрался к этой двери по коридору и с колотящимся сердцем присел ядом с ней на корточки. Изнутри до меня снова донеслись приглушенные голоса Дэйна и остальных.

— …не мог поговорить с вами и Дарли об этом месте днем, — говорил Дэйн, — но я должен знать о ваших успехах. Бромистые газы, Браумер, вы придумали какой-нибудь способ их использования?

— Я придумал метод, который, как мне кажется, сработает, — ответил немец. — Молекулярное сжатие позволит собрать в одной маленькой плоскости достаточное количество газов, чтобы растворить все вещество над землей в большом городе, уничтожить его структуры и саму жизнь.

У меня перехватило дыхание, когда я услышал эти страшные слова, но тут снова заговорил Дэйн:

— Это то, что нам нужно, и если ваш метод окажется успешным, Браумер, из него получится потрясающее оружие. Теперь вы, Морсон, вы тоже должны были изложить свой план нападения сегодня вечером.

Я слушал, и ужас наполнял каждый уголок моего сознания. Морсон, психолог, чья работа была воспета во всем мире как одно из величайших открытий, помогающих человечеству, четким голосом излагал важный план, с помощью которого можно было бы создать ужасное оружие, направленное против людей. Первый удар должен был быть нанесен десятком радиоуправляемых самолетов, спроектированных Менданой, каждый из которых должен был взлететь с вершины горы и направиться к одному из величайших городов Земли. Затем они должны были сбросить на города груз снарядов со смертоносными бромистыми газами Браумера, способными растворять сталь, камень, живую плоть и почти все остальные вещества, как вода растворяет сахар.

За этим сразу же планировалась вторая атака, в ходе которой другие беспилотные самолеты вылетели бы к купным городам, чтобы сбросить грузы взрывчатки и вывести из строя мировые коммуникации, в то время как еще одна группа самолетов сбросила бы яды Йокуни в воды ничего не подозревающего мира. Затем с вершины горы по радио должен был быть передан ультиматум, призывающий мир подчиниться силе, которая может нанести по нему новые ужасные удары. И если этот ультиматум отклонят, будет сделан последний шаг, необходимый для того, чтобы подчинить Землю новой тирании, шаг. Этим шагом должно было стать…

— Наступление чумы! — холодно произнес Дэйн. — Наступление чумы, распространение по планете огромных масс самых опасных болезнетворных бактерий. И для получения этих бактерий, для получения знаний, которые помогут этого достичь, у меня здесь есть один из ведущих бактериологов на земле — Дарли, который скоро присоединится к нашей работе.

Ошеломленный, я прислонился к двери. Так вот в чем заключалась самая страшная тайна из всех тех, что я ощущал вокруг себя, вот в чем была причина приглашения Дэйна! Он планировал сделать меня одним из группы помощников, которые вместе с ним планировали это ужасное наступление на Землю, хотел, чтобы я присоединился к двенадцати величайшим умам, которые вместе с ним планировали взять весь мир под контроль! Чтобы побудить или принудить меня стать тринадцатым из его помощников и использовать мои бактериологические знания для распространения страшной чумы по всей планете!

— …и Дарли, таким образом, станет одним из вас, — говорил, тем временем, хозяин лабораторий. — Но только не сегодня вечером — я не хочу рисковать и будить его. Послезавтра он будет одним из вас.

Я снова услышал щелчок и, зная, что это означает выход Дэйна из башни, бесшумно отскочил от двери и поспешил обратно по коридору к себе в спальню, словно преследуемый призраками. Едва я успел это сделать, как Дэйн тоже тихо прокрался по коридору, потом, как и вчера, немного задержаться у моей двери, а потом вошел к себе.

И когда все снова стихло, я скорчился на кровати в слабом свете звезд, проникавшем в окно. Никогда еще я не испытывал такого страха и ужаса, как в ту ночь. Тогда передо мной, наконец, открылась загадка этого места на горной вершине, и я понял, почему Браумер, Митчелл и другие исчезли из своих лекционных залов и лабораторий и встретились здесь с Дэйном. Они, лучшие научные умы на Земле, собрались здесь, чтобы установить над всем миром ужасное правление.

И они могли это сделать! Дэйн и остальные могли осуществить свои планы, могли послать с горы беспилотные самолеты, изобретенные Менданой, чтобы обрушить смертоносные газы, взрывчатые вещества или яды, распространяющиеся по всей поверхности Земли! Они могли сеять смерть и разрушения, обрушивая ужасные вихри и дожди на ничего не подозревающий мир! Уже сейчас, насколько я знал, части самолетов могли храниться в огромном подвале здания в ожидании сборки, уже сейчас их груз, газы и взрывчатка, мог быть готов к отправке!

Ошеломленный, поскольку мой страх и изумление от предыдущей ночи усилились в тысячу раз, я искал какой-нибудь способ, с помощью которого можно было бы предотвратить высвобождение тех ужасов, которые ученые здесь приготовили. Бежать с горы, чтобы предупредить мир, было бесполезно, потому что Дэйн тогда навел бы ужас на Землю еще до того, как я успел бы доехать до ближайшего города. У меня был только один шанс: попытаться отвратить остальных от безумного плана Дэйна. Некоторые из ученых как будто бы были не в своей тарелке под его руководством, и мне казалось невероятным, что эти люди, многих из которых я знал — смешливый Митчелл, великодушный Браумер, блестящий и уравновешенный Морсон — что все они последовали примеру Дэйна в стремлении погрузить мир в кошмар.

Я решил, что подожду до следующей ночи, а затем с пистолетом в руке ворвусь в ту комнату в башне, где прятались двенадцать ученых, и сделаю все возможное, чтобы помешать им осуществить ужасный план Дэйна. Если же я не смогу этого сделать, то, по крайней мере, убью как можно больше из них, решил я, чтобы хотя бы помешать их работе продолжаться.

ТЕПЕРЬ МНЕ КАЖЕТСЯ, что прошла целая вечность с тех пор, как я сидел в темноте, дожидаясь восхода солнца. С первым проблеском серого света появился Дэйн, вновь спокойно меня поприветствовавший, и, зная теперь, что скрывается за маской его радушия, я изо всех сил напрягал свои способности к обману, чтобы скрыть от него ужас, который он вселял в меня. Я не знаю, почувствовал ли он что-нибудь, но сам испытал большое облегчение, когда после завтрака он, как и накануне, отправился в лабораторию.

Однако теперь я знал, какая ужасная работа велась в этих лабораториях и в башне, какое страшное оружие готовилось там, чтобы утвердить тиранию Дэйна и его сообщников во всем мире. И это знание укрепило мою целеустремленность и успокоило мои напряженные нервы, так что в течение всего дня, когда я с кажущейся ленивой беспечностью гулял и читал книги, я был твердо уверен в том, что сделаю этой ночью. Дэйн, как я заметил, почти весь день занимался какими-то приготовлениями в башенной комнате, хотя голосов остальных я, как и накануне, не слышал.

Наконец, наступила ночь, которую я никогда не забуду. Мы с Дэйном были необычно молчаливы в тот вечер во время ужина и после него. Я знал, что он был занят грандиозными злодейскими планами, которые осуществлял вместе с сообщниками, в то время как сам я был полон решимости, которая все сильнее укреплялась во мне. Наконец, после недолгой бессвязной беседы, продолжение которой было для меня пыткой, Дэйн встал и потянулся.

— Что ж, завтра я открою вам великую тайну, Дарли, — сообщил он мне. — Я заканчиваю работу, которая привела меня сюда, и покажу вам все это утром.

Я кивнул.

— Как вам будет угодно. Я, конечно, буду рад узнать, чем вы здесь занимаетесь.

— Тогда до завтра, — сказал Дэйн. — Думаю, Дарли, я смогу показать вам кое-что, чего вы никогда раньше не видели.

На этом мы расстались у дверей наших спален. Этой ночью я, однако, не снял с себя ничего из одежды, только двигался так, как будто бы раздевался, а потом затаился в тишине, притворяясь спящим. С пистолетом в руке я ждал в темной комнате, прислушиваясь. Наконец, после многочасового, как мне показалось, бдения, я услышал, как Дэйн тихо вышел из спальни, остановился и прислушался, а затем тихо двинулся по коридору.

Как и прошлой ночью, услышав щелчок запирающейся двери башенной комнаты, я прокрался в коридор и пошел по нему. Одному Богу известно, какие сомнения и страхи были у меня в голове в ту ночь, когда я двигался по следам Дэйна к тому, что взорвало бы мой мозг, узнай я об этом тогда. Осторожно и бесшумно я в третий раз подошел к двери цилиндрической комнаты, и услышал доносящийся изнутри, как я и ожидал, голос Дэйна.

— …знайте, что каждый из вас должен сделать, и знайте, что это должно быть сделано, — говорил он холодным, гневным, зловещим голосом. — Митчелл, Йоргенсон, я больше не хочу от вас таких разговоров! Вы, Йоргенсон, разработали радиоуправляемую систему разгрузки самолетов?

— Это будет нетрудно, Дэйн, — раздался приглушенный голос Йоргенсона. — Однако для этого потребуется другая частота управляющей волны, отличная от той, что используется для управления полетом самолетов.

— А как насчет проектора для N-лучей, Митчелл? — спросил Дэйн. — Вы уже изобрели какой-нибудь надежный прибор? С усовершенствованными самолетами, газами, взрывчатыми веществами и ядами, а также с присоединением Дарли к бактериологической или чумной части нашего плана, нам остается только излучать на большие расстояния испепеляющие N-лучи, чтобы защитить саму гору от нападения. У вас есть какие-нибудь идеи на этот счет?

На мгновение воцарилась тишина. Я так и сидел на корточках с колотящимся сердцем и, наконец, услышал быструю речь Митчелла:

— Нет, Дэйн! Я не буду придумывать для вас никаких планов — я больше не буду принимать участия в этом ужасе, который вы планируете устроить на Земле! Ужас, ужас — вы, конечно, создали уже достаточно ужасов здесь, чтобы распространять их по всему миру. Но я больше не буду придумывать для вас оружие, несмотря на вашу власть надо мной! А вы, коллеги — Браумер, Барруа! Неужели вы дадите этому дьяволу еще больше власти, чтобы превратить Землю в ад? Вы думаете, что держите нас в руках, Дэйн, но я говорю вам, что больше не буду подчиняться!

И как только гневный голос Митчелла оборвался, раздалась быстрая и страстная речь остальных:

— Хватит, Дэйн, мы больше не будем вам помогать!

— Вы забыли о моей власти над вами?! — холодный угрожающий голос Дэйна перекрыл их крики. — Неужели вы все забыли, какой кнут боли я над вами держу?

После этих его слов внутри воцарилась тишина — жуткая, полная невысказанного ужаса, который проник через дверь и охватил мое сердце, сковывая меня таким страхом, что я уже почти не мог сдерживать рвущийся наружу дикий крик.

Затем послышался быстрый щелчок выключателя, и в следующее мгновение из башни раздался хор хриплых воплей, полных невыносимой боли. Это кричали Митчелл, Браумер и еще десять человек, находившихся внутри, их вопли нарастали в душераздирающем крещендо, превращались в крики абсолютной агонии!

Рыдающие, ужасные вопли страшным хором разносились по всему зданию на вершине спящей горы, и когда я услышал их, внутри у меня, казалось, что-то оборвалось. Я вскочил на ноги, отступил назад, и как раз в тот момент, когда в башне снова щелкнул выключатель и крики прекратились, бросился в безумном порыве вперед, на дверь. Я почувствовал, как она сорвалась с петель от моего удара, и с пистолетом в руке ворвался внутрь! А потом, оказавшись в большой круглой комнате, освещенной белым светом, я окаменел, словно прикованный к месту.

Потому что Дэйн был в этой комнате один!

Он отвернулся от панели управления на стене, повернулся ко мне, и его лицо превратилось в белую маску ярости. В первый момент я смутно разглядел, что в огромной комнате совсем нет окон и что в центре ее на полу находится длинная, похожая на гроб ниша, облицованная странным блестящим металлом, в котором по бокам и снизу было множество маленьких отверстий. А потом я увидел, что вдоль стен круглой комнаты располагались двенадцать металлических шкафов высотой почти с меня, каждый из которых был заполнен маленькими жужжащими механизмами. И на каждом шкафу — о, Боже! — на каждом из них торчала живая человеческая голова!

Эти головы — они смотрели на меня широко раскрытыми глазами и что-то хрипло кричали мне — эти головы без тел, торчащие из шкафов с безжизненными механизмами! Они кричали, а я переводил взгляд с одной из них на другую, и безмолвные удары ужаса сотрясали мой разум, когда я узнавал их лица! Митчелл, Браумер, Морсон — все двенадцать ученых, голоса которых я слышал через дверь! Только их головы, живые, все осознающие, видящие, кричащие, но лишенные тела головы! Был там еще тринадцатый шкаф, из которого выступала не голова, а три металлические трубки и два или три гибких зажима. Но я увидел его лишь мельком, я смотрел только на двенадцать голов… двенадцать…

— Дарли! Дарли! — их странные хриплые голоса разносились по комнате. — Дарли!.. Все это дело рук Дэйна!..

— Это работа Дэйна, да! — воскликнул Дэйн, подскакивая ко мне и хватая меня за руку.

Прикованный к месту, я стоял неподвижно, и мой мозг отказывался соображать под тяжестью ужаса. Прежде чем я успел пошевелиться, Дэйн выхватил пистолет из моих онемевших пальцев, привязал мои руки к телу толстой проволокой и снова закричал в безумном торжестве на меня и на остальных пленников:

— Работа Дэйна — да! Я, Дэйн, повелитель величайших умов Земли, а скоро, с их помощью, стану хозяином самой Земли! Двенадцать величайших ученых мира находятся здесь, в этой комнате — их тела уничтожены, их головы, их мозги и разумы продолжают жить с механизмами, расположенными под каждым из них, которые поддерживают в них жизнь, прокачивают им кровь вместо сердца, помогают им говорить вместо легких! Двенадцать величайших ученых Земли живут сейчас только в своих головах — двенадцать лучших умов собрались здесь, и я их повелитель!

— Вы знали, Дарли, что я работал в Фонде и искусственно сохранял головы животных живыми после мгновенного уничтожения их тел растворяющими газами, — заговорил он затем более спокойно. — Вы слышали, какой шум поднялся там, когда я захотел пойти дальше и сделать то, чего не осмеливались сделать другие биологи — заставить жить отдельно от тела человеческие головы. Но вы не догадывались, что когда я пришел сюда, то сделал это для того, чтобы показать этим дуракам, что я могу это сделать, и после этого стать повелителем их и всего мира! Я собрал их здесь одного за другим, двенадцать величайших умов. Сначала Митчелла и Браумера — я взволнованно рассказал им о моем удивительном открытии и предупредил, чтобы они никому не рассказывали, когда увидят его. И когда они появились, их так легко было накачать наркотиками и поместить каждого в это углубление на полу перед вами! Затем поворот этой ручки на панели управления, и в углубление из отверстий по бокам и снизу хлынули газы, которые мгновенно растворили тела. Головы, выступавшие наружу из углублений наверху, не подвергались воздействию растворяющих газов, и поскольку тела ниже шеи, таким образом, мгновенно распались, головы можно было поднять и немедленно, прежде чем смерть достигла мозга, поместить в подготовленный для этого шкаф, механический корпус. Кровеносные сосуды, горло и нервные окончания соединяются там с механизмами почти автоматически. И головы смогли жить так же, как жили, в этих шкафах, с механизмами, которые прокачивают через них кровь, постоянно очищаемую и питаемую химическими средствами!

— Митчелл, Браумер, Барруа, Мендана — одного за другим я заманивал их сюда и присоединил их головы, их разум к группе, хозяином которой я являюсь, — продолжал Дэйн. — Они могли видеть и мыслить так же хорошо, как и раньше, могли слышать и говорить со мной, когда я включал их голоса, и они знали, что я их хозяин! Потому что мне достаточно было только уменьшить силу потока крови, который циркулировал по их головам, чтобы сжечь их мозг агонией. Держа над ними этот хлыст боли, я заставил их спланировать и изобрести для меня, используя их высочайшие научные знания, оружие, которое дало бы мне власть над миром! Каждый из них был вынужден разработать для меня один из необходимых мне видов оружия, физическое, химическое, электрическое или авиационное, и мне оставалось только реализовывать их изобретения на практике. И уже сейчас под этим зданием находятся мои накапливающиеся силы, огромные резервуары с бромистыми газами, которые растворяют сталь, камень, плоть и почти все другие вещества, разобранные самолеты-беспилотники и запасы взрывчатки и ядов. Среди этого оружия не хватает только массы смертоносных микробов чумы, и вы, Дарли, сделаете так, чтобы у меня было и это оружие. Потому что ваши бактериологические познания сделали вас тринадцатым и последним разумом, которым я должен овладеть, тринадцатой головой, которую уже ждет оставшийся шкаф!

Дэйн рассмеялся от безумной гордости, и когда я покачнулся, рухнув на пол, охваченный ужасом, он схватил меня и быстро потащил к углублению, похожему на металлический гроб. Я слышал, словно издалека, дикие крики двенадцати голов, которые безумно звали меня на помощь, чувствовал, как мое скрюченное тело впихнули в нишу, оставив голову и шею торчать снаружи. Я знал, что металлическая облицовка этой ниши была одним из редких материалов, способных противостоять растворяющим газам и что когда они хлынут в углубление, мое тело мгновенно растворится, а голова останется лежать невредимой над ним.

Вся сцена — круглая комната, залитая белым светом, двенадцать шкафов вокруг, двенадцать голов с расширенными от ужаса глазами, кричащие хриплыми голосами, фигура Дэйна, приводящего в действие механизмы — все это закружилось передо мной в страшном калейдоскопе. А затем Дэйн оказался у пульта управления и положил руку на рычаг…

— Настал ваш час, Дарли! — воскликнул он, взявшись за рычаг. — Пришло ваше время отдать этому пустому пока шкафу мою тринадцатую голову, мой тринадцатый разум!

— Дэйн! Дэйн! — неистово завопили все двенадцать его жертв. — Только не Дарли, Дэйн! Только не Дарли в этом аду, где нет ни жизни, ни смерти, в который ты нас вверг! Ради всего святого, Дэйн, только не Дарли!

— Еще мгновение, Дарли, и ваше тело больше не будет вас беспокоить! — воскликнул Дэйн, отвернувшись от меня и крепче сжимая рычаг.

Еще мгновение — и мое тело растворилось бы, а голова с живым мозгом и органами чувств была бы поднята и помещена на шкаф с поддерживающим жизнь механизмом! Еще мгновение, и я был бы брошен в это безжизненное существование, по сравнению с которым смерть была желанным исходом, и мой разум и знания принадлежали бы Дэйну, помогли бы ему сеять ужас по всей Земле! При этой мысли внезапная дикая ярость пронзила мое оцепеневшее от ужаса тело, и я гигантским судорожным усилием разорвал удерживавший меня провод и выпрыгнул из обитой металлом ниши навстречу Дэйну — как раз в тот момент, когда он отвернулся от панели управления ко мне!

Мы столкнулись, сцепились друг в друга и, охваченные безумной яростью, закружились по залитому белым светом помещению! Нанося друг дугу удары, сопротивляясь, борясь с безумной силой, стремясь подчинить друг друга, мы кружились в центре комнаты, а вокруг нас со всех сторон раздавались дикие крики двенадцати живых голов, в отчаянии требовавших, чтобы я победил Дэйна, пытал его, убил его! Это была безумная битва из ночного кошмара, и двенадцать ужасных голов кричали мне: «Давай!»

Очередной сильный удар — и Дэйн упал. Но он успел сразу же вскочить и отпрыгнуть в сторону, когда я снова бросился на него, и опять вцепился в меня мертвой хваткой. Мы с ним снова закружились по комнате в крепких объятиях, но мои новые удары не смогли ослабить его хватку. Его правая рука сжимала мне горло в смертельном захвате, и когда мы, пошатываясь, отодвинулись от стены, я вложил всю силу в дикий толчок, который отбросил его от меня к центру помещения. Дэйн пошатнулся и упал в отделанную металлом нишу, где и остался лежать, как я лежал всего несколько мгновений назад, высунув голову наружу! Однако прежде чем я успел подскочить к нему, он молниеносным движением выхватил из кармана пистолет и направил его мне прямо в сердце!

Но в тот же миг, почти помимо моей воли, моя рука метнулась к панели управления, рядом с которой я находился, и дернула рычаг!

Бесчисленные струйки серого пара мгновенно вырвались из отверстий по бокам и на дне обитой металлом ниши, в которой лежал Дэйн. И когда это произошло, я увидел, как его глаза широко распахнулись, а тело и поднятая рука застыли неподвижно, словно окаменев под струящимся потоком заполнившего нишу газа. А затем его тело растворилось в этом сером газе, распавшись на части и превратившись в дым в одно мгновение. Спустя секунду тело исчезло, и на краю заполненной газом ниши осталась лежать невредимая голова с развороченной нижней частью шеи и с застывшим на ней изумленным взглядом широко раскрытых глаз.

Я ОБНАРУЖИЛ, ЧТО ШАТАЮСЬ и громко всхлипываю, в то время как со всех концов комнаты, от всех двенадцати голов, которые видели нашу битву и ее окончание, раздавались еще более дикие и жуткие крики.

— Дарли! Дарли! — их вопли бушевали вокруг меня в безумном столпотворении звуков. — Дарли, устрой Дэйну все то, что он устроил нам! Тринадцатый шкаф ждет, Дарли, ждет тринадцатую голову!

Словно загипнотизированный этими безумными криками, едва понимая, что я делаю, и вообще едва осознавая что-либо, кроме непреодолимого ужаса от этих диких криков вокруг меня, я, шатаясь, шагнул вперед, поднял с края ниши лишенную тела голову Дэйна и, как автомат, заковылял с ней к тринадцатому шкафу с жужжащими механизмами.

Крики двенадцати голов заменили мою собственную волю своими яростными призывами. Я поместил голову в ожидающую меня нишу на крышке шкафа, и речевая трубка тут же скользнула в отверстие трахеи. Затем, подчиняясь яростным, ликующим инструкциям двенадцати ученых, я подсоединил кровеносные трубки к перерезанным артериям, а зажимы к серым нервным окончаниям — и ошеломленными механическими движениями включил механизм подачи крови. Крики все так же звучали вокруг меня — а мой собственный мозг не работал. Потом я отшатнулся, задыхаясь — а мышцы лица Дэйна задергались и задвигались, глаза открылись, уставились в одну точку, и с кривящихся губ его лишенной тела головы, лежащей на шкафу, сорвались звуки — хриплые, искаженные звуки, как будто он снова учился говорить…

— Проклятье! Дэйн! Дэйн! — двенадцать голов истошно вопили вокруг меня. — Дэйн — теперь ты сам один из нас! Тринадцатый разум, который ты хотел заполучить, тринадцатая голова, Дэйн — твоя собственная!

— Дарли! — хриплый, надтреснутый голос Дэйна был невыносим. — Дарли! Даруй мне смерть — даруй смерть всем нам! Вон то латунное колесико на панели управления выпускает газы, находящиеся внизу — прошу смерти, Дарли, ради всего святого, смерти!

И от всех остальных раздался такой же безумный крик:

— Дай смерть нам всем, Дарли, ради Бога! Смерти, смерти, смерти, смерти!!!

Шатаясь из стороны в сторону, потеряв способность быстро передвигаться, я вслепую нащупал на стене выключатель, а потом медное колесико на нем, и повернул его до упора — до того момента, когда, перекрывая безумный хор воплей тринадцати окружавших меня голов, послышалось громкое шипение внезапно вырвавшихся в воздух газов. Услышав это шипение, я, собрав последние остатки сил и рассудка, бросился вон из этой наполненной ужасом комнаты, помчался по коридору к выходу из здания и выскочил в темноту ночи в тот самый миг, когда позади раздался громкий треск и грохот.

Бездумно шагая, куда глаза глядят, я прошел по залитой звездным светом поляне, а затем, опустившись на землю на ее краю, обернулся и увидел, как длинное белое здание в ее центре рушится, распадается на части, растворяется, как сахар в воде — внутри и вокруг него поднялось огромное облако клубящегося серого газа. Почти через мгновение от дома осталась только большая выемка в земле, в которой поблескивало несколько кусков устойчивого к растворяющему газу металла. Ветер, с силой обдувавший меня и всю поляну, унес в ночь серый туман — все, что осталось от угроз нашему миру, собранных там. Серый газ стал желанной смертью для разумов, которыми владел хозяин лабораторий, пока созданная им тюрьма ужаса не превратилась в настоящий ад, ставший и его собственным адом.