Глава 30

Глава 30 Работа в штрафной колонне


Дошли по назначению мои письма Шванвичу.

Сработали…

Вот и хорошо, вот и здорово.

Хоть какой-то от меня толк здесь уже есть… Хоть какой-то? Не просто хоть какой-то, а очень даже немаленький!

Народу, стране и армии. Меньше потерь будет в живой силе и технике, а на войне это — много-много значит.

Ищут уже меня, тут гадать не надо. Письма я из Кирова отправлял, там в первую очередь меня и будут пытаться выявить. Были они от руки написаны. Не имелось у меня доступа к печатной машинке. Да, они и все на учете. Быстро определят, на какой машинке буквы были набиты, а это сразу круг поиска уменьшит.

А я — от руки. Так меня труднее найти…

Хотя, образцы написания печатных и букв прописью каждого грамотного гражданина СССР имеются. Все хоть раз, но какую-то казенную бумагу заполняли, заявление писали, в ведомости свой автограф оставляли…

Но, тут ещё попробуй все бумаги просмотри! Замучаешься это делать.

Да и нет меня уже в Кирове.

Впрочем, на выпускника фельдшерско-акушерской школы вряд ли в этих поисках подумают. Не того полета он птица…

Между тем, всё меньше и меньше времени оставалось до моей отправки в штрафную колонну.

Что это такое?

Ничего хорошего.

В штрафную колонну собирают всех в чем-то провинившихся заключенных и ужесточают им режим пребывания в лагере. Как мне объяснил Иван Михайлович, моя работа в штрафной колонне будет заключаться в осуществлении допуска заключенных к работе.

Нет, лечить-то я тоже буду, но это уже в функциональных обязанностях фельдшера штрафной колонны не главное.

Труд в штрафной колонне делится на тяжелый, средней тяжести и легкий. Мне и надо будет определять, кто какой труд выполнять может. Осматривать штрафников и выдавать экспертное заключение.

А как это делать? С подобным я ранее не сталкивался.

Вот и наставлял сейчас меня Иван Михайлович. Знакомил с критериями этой экспертизы. Причем, что он говорил, велел мне слово в слово записывать.

— Собачья работа, это, Саша. Как бы между двух огней оказываешься. Штрафнику, ему бы работу полегче, или — освобождение от труда на сегодня. Вот что ему хочется. Администрации — наоборот…

Я это хорошо понимал, поэтому каждое слово доктора ловил и запоминал крепко-накрепко.

Мил тут всё равно никому не будешь, так хоть себя надо прикрыть при случае…

Неделя пролетела, как её и не было, и поехал я в штрафную колонну.

Да уж…

Попал, так попал…

Спасибо тебе и поклон до земли, товарищ прокурор. Явно, из-за тебя я здесь.

Подъем, что заключенному, что фельдшеру штрафной колонны — в четыре часа утра. В четыре!!!

Ничуть я не вру, так оно и было.

Затем — общее построение и развод к местам работы.

После построения и начинался цирк с конями. Часть заключенных, причем — немалая, ни в какую не хотели или не могли выходить на работу, всячески от неё уклонялись.

Одни, просто не мудрствуя лукаво оставались в бараке на нарах. Другие — баррикадировались где могли. Третьи — укрывались в туалете, втискивались в любую имеющуюся щелочку…

Надо сказать, особо и прятаться тут некуда. Всё у охраны было на виду, но штрафники надеялись — вдруг не заметят… В какое-то чудо верили горемычные.

Охрана с нежелающими работать не цацкалась, на раз-два применяла силу, кого и волоком тащила из ухороночек.

Я при разводе обязан был присутствовать. Должен определять, кто на самом деле болен. Таких, неохотно, но освобождали от работы и я приступал к их лечению.

Симулянты выводились на работу, а злостные отказники отправлялись в карцер, где их сажали на хлеб и воду.

Чего я только за это время в отношении себя не наслушался, как только на меня не смотрели! Сначала — умоляюще, с надеждой, а когда я её не оправдывал — зло, с ненавистью. Грозили мне даже всеми карами земными, обещали лишить здоровья и жизни…

Многие на меня зло затаивали, словно я во всех их бедах был кругом виноват. Короче — ничего хорошего в работе фельдшера штрафной колонны не было.

Возвращались с работ штрафники в лучшем случае в семнадцать часов, а то и позже. С этого времени и до двадцати трёх я вел прием. Народу на нем всегда было очень много. Работа в штрафной колонне здоровья лагерникам не прибавляла.

Я очень сильно уставал и иногда пытался даже оставаться ночевать в зоне, в здании здравпункта. Охрана лагеря, обнаружив мое отсутствие в отведенном для меня месте вне зоны, а это была койка в казарме для военизированной охраны, разыскивала меня и под конвоем водворяла на место. Порядок был очень строгий. Делалось это для того, чтобы не допустить покушения на меня со стороны заключенных, так как такие случаи уже неоднократно были. Мстили штрафники ненавистным им медицинским работникам.

День работы в штрафной колонне надо за два, а то и за три считать… Кроме того, никаких выходных здесь для меня не было.

Сколько раз уже я клял себя за тот разговор с прокурором. Надо было мне язычок-то свой прикусить, а я…

Эх, все крепки мы задним умом…

Сколько здесь я ещё буду?

Об этом меня никто в известность ставить не собирался. Работаешь, и работай. В отказ пойдёшь, сам можешь за проволокой оказаться. Время военное, железная дорога государству очень нужна.

Я похудел, осунулся. Постоянно хотелось спать.

Нет, так надолго меня не хватит.

Силы Саньки-умника были на исходе. Хоть иди и признавайся, что это я Шванвичу письма писал.

Загрузка...