Санитарный день

Глава 14 Завеса начинает исчезать

— То есть на самом деле это не болезнь, так? — спросила Дана.

— Нет. Это намного хуже. Потому что большую часть болезней можно вылечить, или вывести в длительную ремиссию, — ответил Ит. — Здесь… это кое-что иное. Сейчас попытаюсь объяснить правильно, но не уверен, что у меня получится.

Они сидели за кухонным столом — Ит и Скрипач напротив друг друга, Дана — в торцевой части, ближе к двери. Скрипач курил уже, кажется, четвертую сигарету подряд, и останавливаться не собирался. От его обычной веселости не осталось и следа, глаза лихорадочно блестели, а ещё — Ит это заметил почти сразу — Скрипач время от времени смотрел на вешалку, что рядом с раковиной. Там висело полотенце, обычное кухонное полотенце, а Ит слишком хорошо помнил, что было со Скрипачом на Терре-ноль после гибели Кира, и сколько полотенец в результате превратились в лохмотья. Потому что Скрипач их рвал. Брал, и разрывал на кусочки, машинально. Да, такая форма невроза. Боже, сколько же лет назад это было… Было, и прекратилось только после того, как он, Ит, раздобыл для Скрипача пропаянную цепочку, которую можно было дергать, пытаясь разорвать, хоть сколько, пайка держалась крепко.

— Лучше, наверное, начать издали, — Ит сел поудобнее, и тоже вытащил из пачки сигарету. — Дана, скажи, ты видела животных в зоопарке?

— Да, разумеется, — кивнула та. — Кто же их не видел.

— Каждому животному требуются свои, особенные условия содержания. И это не только температурный режим, не только определенная влажность, не только степень освещения или наличие укрытий, не только размер клетки. Существуют виды, особи которых без контакта с себе подобными очень быстро хиреют и чахнут, даже если все вышеперечисленные условия для них созданы. К высшим животным это, разумеется, тоже относится. Hominidae, разумеется, высшая, то есть человек, тоже является существом социализированным, групповым, недаром одним из самых страшных наказаний для преступников является содержание в камере-одиночке. И не надо думать, что контакт с представителями своей группы сводится только к коммуникации, нет. Мы считываем, находясь в среде себе подобных, множество маркеров, которые, на первый взгляд, могут быть вроде бы незначимыми и незаметными. Звуки. Запахи. Реакции. Визуальные ряды. Всё это имеет значение, и всё это является одним из условий выживания особи. Так вот, к рауф это тоже относится.

Дана нахмурилась — она уже начала что-то понимать, но, кажется, ещё не совсем — сейчас она пыталась примерить на себя то, что сказал Ит.

— Слушай, но ведь существуют же интроверты, которые контактов стараются избегать, и лучше всего им в одиночестве, — возразила она.

— Это им только кажется, — Ит вздохнул. — На самом деле они точно такие же участники жизни группы, просто общаются немного меньше. Отправь такого интроверта на тот самый пресловутый необитаемый остров, и он будет счастлив месяц, ну два, а потом… потом ему станет очень нехорошо. Может и с ума сойти, причем от того самого одиночества, к которому так стремился.

— Ясно, — кивнул Дана. — Но ты ведь не совсем об этом говорил?

— Верно, — согласился Ит. — Не совсем. Так вот, всё мною уже сказанное точно так же относится и к рауф тоже. И даже, пожалуй, в большей степени, потому что у любой под-расы рауф эволюционный путь всегда примерно в полтора раза длиннее тех путей, которые проходят люди. Каждый раз при возникновении подобной модели природе приходится основательно потрудиться. Потому что одноактная передача генетического материала устроена проще, чем двухактная. Однако при этом в данной модели есть свои, и весьма существенные плюсы, например — в разы меньше наследственных заболеваний, за счет бо́льших размеров групп, и, следственно, минимальное количество близкородственных скрещиваний, высокий иммунитет, высокая выживаемость стареющих представителей вида, а это передача опыта и знаний в течение более длительного времени. В развитых цивилизациях — огромное количество перекрестных социальных связей, за счет семей большого размера, объединяющие монотеистические религии, меньшее количество войн, хотя без них не обходится, конечно…

— Заканчивай тут рекламировать рауф, и переходи к сути вопроса, — приказал Скрипач, вытаскивая из пачки очередную сигарету. — Дана уже всё поняла. Да?

— В основном да, поняла, — кивнула Дана. — Рауф, как и люди, существа социальные, и нуждаются в коммуникации с представителями своего вида. Верно?

— Почти, — кивнул Ит. — Но не совсем. Рауф являются феромонозависимым видом. То есть передача информации происходит еще и по этому уровню. Который у людей, между прочим, тоже существует, но не настолько выражен.

— Подожди, — попросила Дана. — То есть вот эта проблема, про которую мы говорим, она… из-за этого? Но вы же сами рассказывали, что рауф прекрасным образом жили годами среди людей, и всё было нормально.

— Верно, ты совершенно права, — кивнул Ит. — И рауф жили, и люди среди рауф тоже жили, и никто от этого не умер. Та же Лийга, например. Да, она испытывает определенный дискомфорт, находясь здесь, но болеть или умирать не собирается. Проблема в том, что мы с рыжим, во-первых, не совсем рауф, а, во-вторых, в том, что с нами что-то сделали, и только сейчас мы начинаем понимать, что именно.

— И что же? — с тревогой спросила Дана. — Ит, подожди. Ты же вырос среди людей. Ты жил в человеческой семье до тридцати трех лет…

— В откорректированном виде. И рыжий тоже, — ответил Ит.

— Ты суть самой проблемы не объяснил, — напомнил Скрипач. — Если хочешь, это могу сделать я. Понимаешь ли, мы сейчас молодые. То есть нас такими сделали, проведя через какое-то ну очень большое количество геронто, и выполнив ряд операций. Когда мы оперировали травмы, кое-что мы успели посмотреть, но, к сожалению, в тот момент не было возможности изучить всё детально, так, как нам бы хотелось. Некоторые моменты вызывали сомнения, но, опять же, проверить всё досконально тогда мы не сумели. Да и не диагностируются некоторые вещи заранее, причем без предпосылок.

— Какие именно? И что это вообще за болезнь такая? — спросила Дана.

— Это не болезнь, это состояние, — ответил Ит. — Можно назвать поздним пубертатным периодом, именно в это время молодые рауф начинают, скажем так, реагировать друг на друга. Обычно сбои у молодежи дальше появления той разновидности дерматита, о которой идет речь, не заходят, но бывали случаи гораздо более серьезные.

— В изолированных группах, — добавил Скрипач. — Как это ни странно, такого рода гормональные сбои обычно бывают в среде очень и очень богатых рауф, там, где родители стараются изолировать детей и подростков от плебса. На ранних стадиях это купируется просто сменой обстановки, и общением со сверстниками всех полов, а не только своего. Но вот на поздних…

— Погоди-погоди, — подняла руки Дана. — То есть это у всех вообще бывает, и у мальчиков, и у девочек, и у средних?

— Совершенно верно, — кивнул Ит. — Кстати, про ихтиоз — это человеческие врачи придумали. Причем на основе работы именно с девочками. Это называется «стеклянная рыбка», если случай сильно запущен, кожные изменения могут стать такими, что лечиться потом даже по пятерке придется очень долго. Кожа меняет структуру, становится полупрозрачной и блестящей. И очень тонкой, её легко повредить. Насколько нам известно, на лечение обычно уходит несколько лет. У мальчиков и средних это состояние протекает легче, хотя тоже ничего хорошего. Понимаешь, механизм довольно сложный, долго объяснять. Но если попытаться упростить… сперва начинается дисбаланс в гормональной сфере, потом он нарастает, начинается изменение работы внутренних органов, изменения по крови, в последнюю очередь начинается нарушение метаболизма костной ткани, кости становятся хрупкими, превращаются в губку, это такой вариант остеопороза.

— И это всё из-за того, что нет нужных феромонов? — с ужасом спросила Дана.

— Да, — кивнул Ит. — Точнее, потому что у организма нет возможности дать ответ на нужные феромоновые ряды, и выстроить адекватный гормональный фон. Дана, пойми, рауф и люди — это всё-таки разные расы. Очень разные. А мы еще и не совсем люди, и не совсем рауф.

— Но раньше же вы как-то жили?..

— Ох, — Скрипач полез за сигаретой в пачку, и обнаружил, что сигареты кончились. — Мы находились почти постоянно в нужной среде, кроме того, нас ещё и корректировали на начальном этапе. Вот смотри. Первые годы мы жили с изменениями в сторону человека, по той схеме, которую заложил Пятый, когда редактировал геном. Дальше — геном после попыток взаимодействовать с Сетью пришел к исходной точке, но мы тут же оказались именно что в среде, рауф в нашем круге общения было примерно столько же, сколько и людей. И, разумеется, все механизмы работали так, как положено. К тому же мы были развязаны к тому моменту, а это значит, что подростковые болячки нам грозить уже ну никак не могли. У взрослых гормональный фон стабилизируется самостоятельно. И на эту тему мы даже не думали, зачем бы? Далее. Происходит что-то… знать бы ещё, что именно, и мы оказываемся на той планете, но — в обществе Рифата и Лийги, которые, просто присутствуя рядом, давали правильную феромоновую картину, которая наши организмы, видимо, вполне устраивала. Потом мы оказываемся здесь, и пять лет ничего не происходит, потому что — что?

— И что же? — не поняла Дана.

— Потому что все эти пять лет тушки отходили от того, что с ними сотворил кто-то, и восстанавливались. И, будь они неладны, восстановились. А нужного ряда-то и нет, то есть в пределах видимости имеется одна Лийга, которая своим присутствием, вероятно, что-то всё-таки притормаживала, но Лийга — женщина, а это только половина ряда.

— То есть вам нужно пообщаться с мужчиной рауф, так, выходит дело? — спросила Дана.

— Думаю, уже нет, — покачал головой Ит. — Общением тут дело бы не обошлось. Нужна нормальная корректировка по гормонам, нужны анализы, чтобы понять, что произошло, и, боюсь, нужно какое-то лечение. Какое — сейчас сказать нереально, потому что нет данных. И взять их неоткуда.

— Посчитаем, — предложил Скрипач.

— Посчитаем, куда мы денемся, — кивнул Ит. — Другого нам ничего не остается.

— То есть вы оба можете свалиться в любой момент, что ли? — с ужасом спросила Дана.

— Ну, не в любой, конечно, — хмыкнул Скрипач. — Стадия начальная, до сваливания есть какое-то время… надеюсь. Но вообще, если серьезно, нам надо отсюда бежать, и побыстрее. Вот только как?

— Лийга сказала, что он нас не выпустит, — напомнила Дана.

— В том-то и дело, — Ит отвернулся. — В том-то и дело, что не выпустит. И, спорим на что угодно, он предполагал нечто подобное.

— С чего ты это взял? — спросил Скрипач.

— Больше чем уверен, что он в курсе про операции, которые мы делали Лину и Пятому, в курсе о всех корректировках, и помнит всё то, что было в считках, потому что это — его собственная память, — Ит встал, вышел в прихожую. Вернулся он через полминуты с новой пачкой сигарет. — Рыжий, согласись, мы попали. И, кажется, всё намного хуже, чем мы думали.

За Лийгой рыжий поехал в понедельник — ничего, всего на три дня, уверял он, кое-что посчитаем и сделаем, а потом ты обратно вернешься. Но дождь же пойдет, возражала Лийга, чего мне там делать в дождь? Ничего, будешь у печки сидеть, и травки перебирать, говорил в ответ Скрипач, просто сейчас ты нам очень нужна, ну просто очень и очень. Поэтому давай, садись в машину, и вперед. Лийга, конечно, поняла, что Скрипач чем-то встревожен, но до возвращения домой вопросы задавать не стала. Дома, когда её ввели в курс дела, Лийга сперва ничего не ответила, просидела несколько минут, о чём-то размышляя, а потом сказала:

— Вы уже поняли механизм происходящего?

— В общих чертах, — ответил Ит. — Нам надо будет поработать несколько дней, чтобы просчитать хотя бы десяток возможных сценариев.

— Дело во взаимодействии, видимо, — Лийга не спрашивала, она утверждала. — Потому что раса не одна. И работать это всё может непредсказуемо.

— Именно так, — согласился Ит. — Самое скверное…

— Что лечиться нечем, — закончила за него Лийга. — И негде.

— И ты снова права, — Ит, сидевший за столом, опустил голову на руки. — Ничего нет. Теоретически, подчеркну, именно теоретически в здешних условиях можно было бы синтезировать некоторые реагенты для анализов, но для этого требуется лаборатория, и это может занять не один месяц, потому что нужны исследования. Мы всё-таки медики, Лий, причем военные, и это не совсем наша область, как ты понимаешь. Мы бы справились, но…

— Можешь не продолжать, — Лийга откинулась на стуле и прикрыла глаза. — А ещё это смертельно. Так?

— Да, — ответил Скрипач. — Так. Я не хотел тебе говорить по дороге…

— Это я уже поняла, — Лийга всё еще сидела, прикрыв глаза, и размышляя. — Что вы предлагаете?

— Пока что — симптоматическое лечение, — сказал Ит, поднимая голову. — Если вылезает какая-то проблема, лечим её. Доступными средствами. Дальше… не знаю. Как ты догадываешься, нам нужно максимально долго сохранять работоспособность. Потому что, как я сейчас предполагаю, наш билет на выход с планеты — та разработка, которую мы начали.

— Каким образом это может превратиться в билет? — спросила Лийга.

— Не знаю, — покачал головой Ит. — Любым. Подкуп, шантаж, убийство. Что угодно. Ты же понимаешь, что другого выхода нет.

— Убийство? — странным голосом повторила Лийга. — Ну-ну. Это будет любопытно.

— Нам приходилось убивать раньше, как ты догадываешься, — сказал Скрипач, не глядя на Лийгу. — И сейчас…

— Кого ты собрался убивать, Скрипач? — голос Лийги потяжелел, в нём явственно зазвучал металл. — Эрсай? Каким, интересно, образом? Или кого-то из организации, о возможностях которых мы толком представления не имеем? Или Ари с его подругой? Ты уверен, что у тебя из этого что-то получится? Серьезно? Правда? Если в твои планы входило сейчас кого-то насмешить…

— Нет, не входило, — ответил Скрипач тихо. — У тебя есть, что предложить? Тогда говори. Мы — не знаем. Понимаешь? Просто не знаем уже, что делать. Но руки мы не опустим, и бороться не перестанем. Кажется, об этом ты уже могла догадаться.

Лийга сидела, неподвижно глядя на него, затем снова прикрыла глаза, и негромко произнесла:

— Значит, так. Моё предложение. Действуем следующим образом. Вы втроем продолжаете делать то, что вы делаете. Так, как решили, и как рассказали мне сейчас. Я — еду пока что на дачу, потому что мне надо подготовиться, и подготовку эту лучше никому не видеть, и никому про неё не знать.

— Ты говоришь про полный сетевой режим? — с ужасом в голосе спросил Ит. — Лий, нет. Во-первых, ты одна. Ты Сэфес, и ты одна. Во-вторых, у тебя блокировка. Да, да, да, ты её снимала частично тогда, на берегу, когда это всё случилось, но снимала на тысячную долю секунды, и не полностью. Сейчас…

— Сейчас я — ваше единственное оружие, — тихо произнесла Лийга. — В неисправности которого он стопроцентно уверен, потому что я говорила с ним, и многое объяснила ему. Тогда, когда мы еще жили все вместе. Он спрашивал, я отвечала. Правду. Я не лгала, и это сейчас может нас спасти. К тому же он, на наше счастье, не имеет представления о здешних методах работы, и о том, что, например, мы можем входить в псевдосмерть без сопровождения. У вас этого делать не могут, насколько мне известно.

— Да, не могут, — подтвердил Ит. — Но тебе не приходило в голову, что ему могли рассказать о методиках, принятых здесь?

— Приходило, — пожала плечами Лийга. — Возможно, и рассказали. Но это не имеет значения.

— Почему? — не понял Ит.

— Потому что я сделаю сейчас всё демонстративно. И демонстративно же потерплю неудачу. Про которую вы ему доложите при первой же возможности. Хотя, думаю, он и сам узнает про неё. А вот что я сделаю на самом деле — он не поймет.

— А что ты сделаешь на самом деле? — с интересом спросил Скрипач.

— Не скажу, — Лийга коротко глянула на него. — Да, не скажу, потому что вы можете это выдать ему. Про то, что я сделаю, буду знать только я, и никто другой. С этим ясно?

— Ясно, — вздохнул Ит. — Что ж, согласен. Пусть будет по-твоему.

— Видишь ли, Ит, он меня изучал, — Лийга нехорошо усмехнулась. — Вот только он не учел, что я его тоже, в некотором смысле, изучала.

— Про изучение, кстати, стоит подумать отдельно, — сказал Ит. — Потому что, сдается мне, он изучил за эти годы гораздо больше, чем мы думали.

— Ещё больше? — удивилась Лийга.

— Ну да. Он изучал нас. И знает о нас на данный момент больше, чем мы сами, — с горечью сказал Ит.

— Понимаешь ли, все эти годы у него перед глазами была наша семья, — Ит с тоской посмотрел на Лийгу. — И он общался со всеми. Годами. Боюсь, он знает о нас всё, потому что в базе, которая была нам оставлена, есть множество записей Берты, Фэба, Кира, в которых они говорят о нём. Причем говорят так, чтобы он не догадался, о чём идет речь. Теперь понятно, что каждое сообщение в базе является предупреждением, для нас. Думаю, они понимали, что он собой представляет, и пытались… пытались как-то об этом сказать нам. У меня, кстати, именно такое ощущение и было, — признался он. — Но я очень старался гнать от себя эти мысли.

— Почему? — спросила Лийга. Дана тоже вопросительно посмотрела на Ита.

— Да потому что хотелось верить в лучшее, — признался Ит. — Очень хотелось, особенно после того, что произошло.

— Лий, его же Ри держал, как мы считали, чуть ли не в заложниках, — Скрипач тоже посмотрел на Лийгу, и взгляд его в тот момент был виноватым. — Помнишь, мы рассказывали тебе про Альтею? Ну, про тот эксперимент с локациями, в которые мы заходили. И он там был, причем в локации он выглядел, как глубокий старик, который пытался нас о чем-то предупредить. Мы думали, и не только мы, что Ри вернул его, и удерживает на Тингле едва ли не силой. Что ему не дают нормально полноценно жить, что он от того, что происходило в тот период, мог сойти с ума… много версий было, более чем много, но, как сейчас выясняется, ни одна из них не оказалась верной. Никаким заложником или пленником он не был. Он… он просто ждал. Учился, собирал информацию, и ждал. И дождался.

— Он говорил, что не хочет причинять вам вред, — напомнила Дана.

— Разумеется, не хочет, — хмыкнул Скрипач. — Зачем ему причинять нам вред, когда наши организмы это сделают прекрасным образом самостоятельно? Он не причинит нам вред, Дана. Он просто не даст причинить нам пользу, если ты понимаешь, о чём я.

— Он хочет вас… убить? — удивилась Дана.

— Не думаю, — покачал головой Ит. — Убить — нет. Подчинить — да. Ри это так и не удалось, как ты понимаешь. А вот он, кажется, нашел способ.

— Но зачем?..

— Я не знаю, — пожал плечами Ит.

— У этого всего должна быть какая-то цель, её просто не может не быть, — с ожесточением сказала Дана. — Надо как-то иначе рассуждать, наверное, или как-то иначе думать, чтобы догадаться. Разве нет?

— Вопрос только — как именно, — Ит вздохнул. — Фэб, между прочим, писал об этом. Вот, читайте сами, фрагмент небольшой.

«Его слова о подходе и методах тогда очень сильно меня задели, и я долго думал, что есть для него подход и метод в сложившейся ситуации. Кажется, он видит не только намного больше, чем видим мы, он это делает совершенно иначе. Я бы рискнул назвать его позицию фанатичным рационализмом, как бы абсурдно это ни звучало, и мне страшно даже представить, какой метод он может избрать для доказательства своей теории».

— Я вижу четыре ключа, — произнесла Лийга задумчиво. — А именно — «подход», «метод», «фанатичность», «рационализм». Ещё присутствует некая инаковость, но про это мы уже и так поняли.

— Знаете, у меня такое ощущение, что мы пытаемся заглянуть в какую-то инфернальную тьму, которая у него в голове, — тихо сказал Скрипач. — Мы смотрим сейчас в эту огромную тьму, мы знаем, что там прячутся какие-то демоны, но мы ничего не видим! Может быть, из-за того, что тьма слишком велика, а мы просто не осознаем её масштаб?

— Вселенная, — едва слышно сказала вдруг Лийга. — Септиллионы звезд, септиллионы обитаемых планет. Сфера. Уровни. Контроль. Транспорт. Круг. Время. Пространство. Аномалии. Порталы и связки. Неисчислимое количество рас, видов, подвидов. И вот над этим всем стоит незримо Слепой Стрелок. Вам не кажется, что тьма действительно слишком велика? Вы не думаете, что вы несколько преуменьшили масштабы того, что сумели увидеть? Вы не осознали, какое количество преобразований заложено в эту прогрессию, а вот он… он, кажется, догадался. Нет, не о точном их количестве, о приблизительном, но он сумел осознать порядок. Вы нет. Он да. И действует он сейчас, исходя из того, что осознал.

— А септиллион — это сколько? — спросила Дана.

— Единица и двадцать четыре нуля, десять в двадцать четвертой степени, — ответил Ит. — Предположительное чисто звезд во вселенной. Точное количество не знает никто на самом деле. Даже Контроль. Да, Лийга?

— Верно, — кивнула та. — Звучит странно, но действительно не знает. И транспортники не знают, хотя, думаю, они осведомлены лучше других.

— Это очень много, наверное, — Дана вздохнула. — Я не могу осознать это число. У меня не получается.

— У меня тоже, — Лийга улыбнулась. — Но ты права, это действительно очень-очень много.

— Лий, ты считаешь, что он придумал что-то… как бы сказать-то… — Скрипач поморщился, он пытался подобрать слова, но получалось неважно, нужные слова никак не находились. — Он придумал нечто, способное включить в себя всё сущее, что ли?

— Преобразовать, — поправила Лийга. — Я не знаю, как. Не понимаю, как Дана не понимает число. Но я уверена, что то, что он делает, напрямую с этим связано.

— И то, что происходит с нами — тоже? — спросил Скрипач. Лийга кивнул. — Но… чёрт. Как?

— Я не знаю, — Лийга посмотрела на него с сожалением. — Я надеялась, что он окажется как-то проще и меньше, но жизнь показывает, что он сложнее и больше. Ладно, это надо обдумать. Давайте лучше попробуем решить, что вам делать дальше, пока я буду на даче заниматься тем, что надо сделать мне. Хорошо?

Ит посмотрел на неё с благодарностью, Лийга улыбнулась.

— Давайте, — сказал Ит. — Вернемся от макро-задач к микро-задачам. И первая из них — надо придумать что-то, чтобы рыжий не чесал ногу. Как по мне, задача в самый раз, нам по силам.

Следующие двое суток занимались расчетами, пытаясь определить возможные сценарии того, что могло происходить — и расчеты эти получились неутешительными. Три месяца, мрачно сказал Скрипач, максимум три месяца до уверенной горизонтали, и это при всех сценариях. Да, даже если мы будем пытаться каким-то образом затормозить этот процесс — а пытаться мы, конечно, будем. Кожа? Кожа — это ерунда, коже мы сегодня отсыплем глюкокортикоидов, и участки с дерматитом больше не побеспокоят. Не про кожу надо думать, а про надпочечники, в первую очередь, сказал тогда Ит, и Скрипач с ним согласился. Да, надпочечники будут первыми, и понять бы еще, по какой схеме пойдет сбой. Пока он не начнется, угадать не получится.

Этот разговор на кухне происходил вечером третьего дня после начала расчетов, кроме того, пришлось параллельно заниматься разработкой проверки шамана в перьях, потому что если он действительно Эрсай — это тоже вариант что-то изменить, или хотя бы узнать планы Ари. Который, кстати, снова куда-то улетел в компании Веты, и на связь не выходил.

— Интересно, где его носит, — ворчал Скрипач. — Блин, как же хочется взять его за грудки, хорошенько встряхнуть, и спросить — что, блин, происходит, что ты делаешь, зачем, и что будет в итоге?

— Ага, встряхнул один такой, — говорила в ответ Лийга. — Как же, дожидайся, скажет он тебе что-то. Но, если серьезно, встретиться с ним надо. Обязательно. В моем присутствии.

— Зачем? — нахмурился Скрипач.

— Хочу кое-что посмотреть, — ушла от прямого ответа Лийга. — У меня есть несколько предположений, и мне нужно их подтвердить, либо опровергнуть. Вообще, как мне кажется, у него должны быть какие-то слабые места, нужно их поискать.

— А смысл? — спросил Скрипач.

— Нужно хвататься за любую возможность, — объяснила Лийга. — Что угодно.

— Если честно, я даже не знаю, зачем мы это всё делаем, — признался Ит. — Потому что у нас на самом деле даже нет конкретной задачи. Цели нет, понимаете? Это не борьба добра со злом, потому что мы не добро, а он не зло, согласитесь. В сигнатуре Стрелка добра и зла вообще не существует, разве что эпизодически, не более того. Он не злой и не добрый, Стрелок. Он — как двигатель в машине. Сел в машину, а дальше уже по обстоятельствам. Можно ехать за город, нюхать цветочки, а можно сбивать бродячих собак, для развлечения.

— Что ты говоришь такое, — возмутилась Дана.

— Правду, — пожал плечами Ит. — Просто все мы так устроены, что поневоле пытаемся искать добро и зло там, где их не может быть.

— Мне кажется, что он ведет себя, как зло, — сказала Дана решительно.

— Он себя ведет не как зло, а как трамвайное хамло, — поморщился Скрипач. — Да, просто хам и наглец, берегов не зрящий, но хамство и лицемерие не есть зло в чистом виде.

— Но то, что он хочет с вами сделать… — начала Дана, но Скрипач перебил её:

— Дана, опомнись, он ничего с нами не делает! Он пальцем нас не трогал, и не тронет, поверь!

— А создать кому-то невыносимые условия — это не равно троганью пальцем? — с возмущением спросила Дана. — Это как замучить кого-нибудь до полусмерти, потом подождать, чтобы он умер, и сказать — он умер сам, я тут ни при чем.

— Спасибо за краткое описание религии и действий шрика, — мрачно сказала Лийга. — Именно так они и поступали. Но вообще-то ты права, Дана, так это и выглядит.

— Господи… ты это видела? — с ужасом спросила Дана. Лийга кивнула.

— Да, и не один раз. Так что тут я полностью с тобой солидарна. Если кто-то и есть зло в этой ситуации, так это Ари. Я пока что не проверяла свои предположения, так что не скажу точно, но… сперва надо посмотреть, что тут есть поблизости. Если я права, а я уверена, что права, то он действительно зло.

— Это какой-то особый талант, говорить загадками, — заметил Ит. — Можешь конкретнее?

— Я уже про это говорила, — сердито ответила ему Лийга. — Поблизости должен быть Контроль. Какой — точно не знаю, делаю ставку на Бардов.

— И ты думаешь, они будут ему содействовать? — спросил Скрипач.

— Да, именно так я и думаю. Судя по всему, у него прекрасный дар убеждения, — Лийга отпила чаю, и поставила чашку на стол. — Вообще, я, конечно, понимаю, что это чистой воды фантазия, но мне кажется, что он моделировал подобную ситуацию. Может быть, с какими-то ремарками или вариантами, но моделировал. Именно поэтому он действует столь уверенно, и даже порой нагло.

— Возможно, что-то моделировал Адонай, — предположил Скрипач. — Один из возможных сценариев. Хотя черт его знает на самом деле. Но… ммм… откуда ему было знать, что мы тут окажемся в молодом виде, к примеру? Или какие-то другие подробности?

— Рыжий, ты не думаешь, что он, находясь там, вышел на Метатрона, и сумел что-то узнать? — спросил вдруг Ит. Спросил, и удивился — почему они не догадались об этом раньше? — Помнишь похождения с командой Гарика? Это ведь тоже был Метатрон, как сейчас становится понятно, правда, полноценного контакта с ним тогда не получилось, но увидели мы немало. И то, что он сделал с планетой, сунув её в темпоральную капсулу, и воздействие, примененное к огромному количеству людей, и совершенно безумное моделирование как настоящей, так и фальшивой реальности. От одной только хрени, перепахивающей огород, можно было поседеть. А горы? А девица под чьим-то воздействием? А летающая кофемолка, или чего там летало?

— Ты о чем вообще? — не поняла Дана.

— Будет время, расскажем подробнее, но — это было весело, в некотором смысле, — ответил Скрипач. — Да, Ит, верно. Но там… как бы сказать… знаешь, у тех, кто связан с Метатроном, весьма своеобразное чувство юмора, как я понимаю. Однако последующие пересечения никаким юмором уже не пахли даже близко.

— Или Метатрон себя не обнаруживал, — пожал плечами Ит. — Как это было с Идущими к Луне. Метатрон там появлялся только в записках Ады, и лишь как нечто интуитивно ощутимое. То самое Море Травы, о котором она писала. Возможно, за ними тогда следили отнюдь не только агенты Ри, если судить по запискам, следил ещё кто-то, но Ада не осознавала, кто это был. И выйти на них он действительно мог. Был ведь еще один эпизод.

— Фламма, — сказал Скрипач. — Ты о самолетиках?

— Нет, — покачал головой Ит. — Гибель Амрита. Помнишь заключение о его смерти, которое мы делали? Как ты думаешь, кто тогда убил мальчишку? А ведь Ари об этом знал. У него была вся информация, рыжий, вообще вся, за все эти годы. И у него был Адонай. И возможность выстроить схемы, и сделать выводы. Мы бегали туда-сюда, занимаясь всем подряд, а он сидел, и годами работал над анализом того, что уже было в доступе, и того, что поступало на Тингл. Плюс группы Ри, с которыми он тоже находился в контакте. Плюс осведомленность о том, что Ри делал. И еще много всего, о чём, думаю, мы даже догадаться не сумеем.

— Но какая у него может быть цель? — спросила Дана. — Зачем всё это? Для чего?

— Только предположения, — Ит тяжело вздохнул. — Первый вариант — остановка работы сигнатуры. Второй — сценарий Ри, перезапуск.

— И тебе не нравятся оба варианта, — уверенно сказала Лийга.

— Да, — кивнул Ит. — Потому что должен существовать третий путь.