Санитарный день

Глава 5 Второе появление Даны Ким

Первую половину майских отдыхали и отсыпались, но потом Лийга заявила, что ей осточертел город, что она хочет на природу, а еще больше она хочет «к большой воде», поэтому… поэтому вы как хотите, а я пошла. Скрипач, конечно, никуда ей одной пойти не дал, предложил смотаться в какое-нибудь красивое место, подальше от города, и в результате через день они вдвоем уехали в снятый Скрипачом домик, стоявший на территории какого-то пансионата, расположенного неподалеку от Истринского водохранилища. Домик стоил просто безобразно дорого, но за меньшие деньги ничего найти не удалось, потому что сложно найти что-то недорогое во время майских праздников.

Ит не поехал. Тревога, которая посетила его во время наблюдения за покупкой машины, всё никак не проходила, к тому же он решил, что пару лишних дней посветит работе с только что открытыми кластерами — не самое веселое занятие, но вроде бы веселья никто и не обещал. Сложно. Очень сложно, к тому же во время работы остро ощущалось одиночество, к которому практически невозможно было привыкнуть. Ит тосковал по семье, очень тосковал, но уже давно запретил себе проявлять эту тоску внешне — каким бы то ни было образом. Нельзя. Запрещено. Точка. Ради рыжего нельзя, который и сам тоже тоскует, ради Лийги нельзя, потому что ни приведи мироздание кому-то пережить то, что она пережила, даже ради Ари, и то нельзя. Хотя какой он, к чёрту, Ари, этот хитрый старый лис, гость из осеннего леса, созданного в локации Альтеи? Он даже уже не Ариан, тот, из считок — с истрепанной, истерзанной душой, умевший тосковать и сочувствовать. Он теперь что-то совсем иное, и самое скверное, что он не спешит признаваться — ни в чём. Ни почему он сжег в каком-то неведомом костре того, прежнего Ариана, ни откуда он взял образ мальчика Ари, ни о том, кто такой Ари нынешний, старательно прикидывающийся молодым, беспечным, отвязным, и увлекающимся. Какие-то бесконечные маски и недомолвки. И ложь. Иту, который ложь не выносил органически, это обстоятельство не нравилось категорически. Снова и снова, ложь и недомолвки, недомолвки и ложь.

Открывая очередной кластер, Ит всегда первым делом искал хоть что-то сверх того, что относится к работе — и практически всегда находил. Обычно это было голосовое сообщение от кого-то из семьи, часто невнятное, сделанное наскоро, наспех, небрежно; зачастую эти сообщения были словно не в фокусе, размытые, ни о чём. Но он всё равно их ждал. Находил, слушал, а потом долго сидел, пытаясь разобраться в своих чувствах, потому что едва ли ни впервые в жизни он не мог понять, что именно ощущает, слыша родные голоса, и зная, что слышать можно, а поучить ответ — увы. Тоска? Ну да, разумеется, но появилось рядом какое-то абсолютно новое, ранее незнакомое ему чувство. Словно он перешел некий неведомый водораздел, и всё то, что было им, прежним, осталось там, на другом берегу, а на этом — возникло то, что он сумел увидеть, а вот идентифицировать пока не смог. Возможно, это была настоящая обреченность, истинная, тогда как все прежние ощущения обреченности из его прошлой жизни оказались мнимыми. Потому что тогда была надежда. Всегда надежда. И всегда — приходили. И помогали. Здесь и сейчас прийти и помочь было вообще некому. Совсем. Словно мы умерли, думал порой Ит, мы ведь действительно, по сути дела, умерли, и по какому-то досадному недоразумению попали на тот свет в компании этого… даже непонятно, как его называть. Это не Берег, потому что для таких, как они, Берег всё-таки не являлся последней чертой, как для прочих, но это… перед гранью, за грань, и туда, где ты не был, думал Ит, да, тут я не был, и лучше бы я тут не был никогда. Впрочем, подобные мысли и настроения он старательно от себя гнал, потому что давно уже понял: это путь в никуда. Если постоянно занимать себя такими мыслями, можно с легкостью себя уничтожить. А нельзя. Пока нельзя. Нужно продолжать. Нужно разобраться. По крайней мере, приложить все усилия, чтобы это сделать.

Два дня он просидел дома безвылазно, работая с новым кластером, а на третий обнаружил, что еда, оставленная Лийгой, закончилась, а из запасов дома — оставшийся после Нового года зеленый горошек в стеклянной банке, засохший батон, и кусок замороженного мяса. Да, в холодильнике стояли какие-то Лийгины баночки, но трогать эти баночки Ит не рискнул бы под дулом пистолета: баночки были экспериментальные, с какими-то мудреными специями, и лучше к ним не прикасаться, Лийга в гневе на многое способна.

Ит переоделся, собрал волосы в хвост, взял свой рюкзак, деньги, и вышел во двор. Может, пройтись? Конечно, если сегодня и дальше работать, надо просто купить какой-то заморозки в ближайшем магазине, и этим ограничиться, но почему-то не очень хочется продолжать, к тому же погода хорошая. Прогуляюсь, решил он. Вечер теплый, народу в городе мало, почему бы и нет. Да и торопиться на самом деле некуда. И как-то слишком ловко к этому «некуда» порой пытается пристроиться страшное слово «уже». «Уже некуда». Нет, об этом лучше не думать.

У последнего подъезда, на выходе из двора, сидела на лавочке какая-то девушка — Ит обратил на неё внимание, потому что на ней была малиновая ветровка, излишне, кричаще-яркая, и ветровка эта привлекала внимание даже издали, она просвечивала через молодую листву куста сирени, под которым стояла лавочка. Когда Ит подошел поближе, он с удивлением понял, что девушка эта — никто иная, как Дана Ким. Девушка сидела спиной, но не узнать её было невозможно. Та же фигурка, те же темные, тяжелые, почти без блеска, волосы. И запах. Ит поймал себя на том, что узнал запах — у неё были какие-то странные, совершенно не подходящие молодой девушке духи. Тяжелый, горький, древесный, сложный аромат, что-то дорогое и люксовое, созданное явно не для молодых; этот запах больше подошел бы женщине в годах, и уж точно не весной. Ит, как и все рауф, имел гораздо более тонкое обоняние, чем люди, поэтому запах, разумеется, запомнил ещё там, на Балаклавке, в лесу, рядом с порталом. Что она здесь делает? Интересно. Он подошел поближе. Девушка продолжала сидеть так же, как сидела, кажется, она что-то читала с телефона, понял Ит.

— Привет, — сказал он. — Эй, привет, Дана Ким.

Она обернулась — в тёмных глазах тревога и растерянность, которые, впрочем, быстро сменило узнавание. Ит увидел, что девушка в секунду перестала волноваться.

— О, привет, — сказала она. — А что вы здесь делаете?

— Мы тут живем, — ответил Ит. — А как вы здесь оказались? Ищите Джени?

— Да нет, в этот раз не ищу, — призналась девушка после секундной заминки. — Просто гуляю. Я люблю гулять. То тут, то там. Почти как кошка, — добавила она, улыбнувшись. — Сегодня я гуляю здесь.

— А я за продуктами вышел, — невесть зачем сказал Ит. — Брат и его жена уехали, а я остался. И всё доел. Обнаружил, что мне есть нечего, ну и вот…

— Вы все вместе живете? — спросила она. — Почему так?

— Мы с братом вместе работаем, — ответил Ит. — Живем… ну, так квартиру снимать дешевле, на троих. Если две квартиры, получится дороже.

— Ну да, это верно, — покивала Дана. — А как вас зовут? Я в тот раз не успела спросить…

— Меня Игорь, брата Сережа, его жену Лида. Но меня все называют Ит, — сказал Ит. В этот момент ему почему-то отчаянно захотелось, чтобы в этом мире, в этой реальности кто-то ещё называл его не придуманным, а настоящим именем — так же, как назвала его Дана в том странном сне. — С детства так называли, уже не помню, почему.

— Хорошее имя, — Дана улыбнулась. — Оно какое-то… необычное, но правильное. Ит, а вы не хотите прогуляться? — спросила она вдруг. — Вы не очень заняты?

— Нет, я не занят, — Ит тоже улыбнулся. — Давайте прогуляемся, заодно можно где-нибудь перекусить. С утра ничего не ел, заработался немного.

— Я тоже с утра не ела, — призналась девушка. — Как уехала из дома, так и забыла про это.

— Непорядок, — покачал головой Ит. — Ладно, давайте попробуем это как-то исправить.

Сперва они почти час бездумно бродили по улицам, высматривая там и сям кошек, потом зашли в небольшое кафе, и съели по порции спагетти с невнятным соусом, обозначенном в меню как болоньезе, и не имеющим с настоящим болоньезе ничего общего, кроме названия. Расплатились, и снова пошли бродить, прихватив в кафе по бутылке газировки; бутылки эти, разумеется, перекочевали в рюкзак к Иту.

— Слушайте, Ит, я вам покажусь очень нахальной, если предложу перейти на «ты»? — спросила Дана. — Или вы называйте меня на «ты». Можно?

— Можно, — пожал плечами Ит. — Ничего не имею против. Но почему? Настолько не нравится «вы»?

— Терпеть не могу все эти «вы», официоз, и прочую бутафорию, — сказала Дана.

— Бутафорию? — не понял Ит.

— Ну да. Оно же всё ненастоящее. К тому же во многих языках этого самого «вы» вообще не существует, — сказала Дана. — Ну, в смысле, обращения на «вы». Ты и ты. И всё нормально. В китайском, например, звучит одинаково, «ни».

— А вот и нет, — покачал головой Ит. — «Ты» и «вы» там два разных слова. «Нин» и «ни». Первое — вы, второе — ты.

— Странно, — Дана нахмурилась. — А папа вроде бы говорил, что только «ни»…

— Папа знает китайский язык? — с интересом спросил Ит.

— Знал. Он был китайцем, по мне заметно, — Дана вздохнула. — Но он давно умер. Так что, может быть, я просто запомнила неправильно. Или он неправильно говорил.

— Извини, — Ит нахмурился. — Я не хотел сделать тебе больно.

— Больно? — удивилась Дана. — Мне шесть лет было, когда он… неважно. Я его и не помню почти. Это мама его помнит до сих пор, а я — что был он, что не было. К тому же он не жил с нами. Так, в гости ходил. У него вроде бы вторая жена была, китайская. Настоящая. В Китае. А мы с мамой так, приблуды, — он горько усмехнулась. — Что были, что не были. Он здесь работал, потом уехал, а потом…

— То есть ты сейчас живешь с мамой? — спросил Ит.

— Нет, ну что ты. Давно не живу. Она считает меня чокнутой, хотя деньги у меня почему-то берет, — Дана засмеялась. — Забыла предупредить. Я же чокнутая, а ещё я ведьма. Остерегайся… Ит.

— В смысле? — Иту стало интересно. — Это как понимать?

— Я занимаюсь всякой фигней, — объяснила Дана. — Делаю амулеты, обереги, и продаю, есть несколько сайтов, которые забирают у меня эти штуки. Лучше всего продаются глазастые амулеты, — Дана вдруг засмеялась. — Считается, что они оберегают от сглаза. Забавно, что в это кто-то верит, правда?

— А сама ты не веришь? — спросил Ит.

— Я? — она округлила глаза. — Я, может, и сумасшедшая, но я не дура. Конечно, нет. В эти — точно нет. А вот те, которые действительно могут кого-то от чего-то защитить, ни в какие магазины я никогда не отдам. Самой пригодятся.

— Разумно, — кивнул Ит. Кивнул, и подумал, что девушка действительно, кажется, слегка, как бы так сказать, с приветом. Ну и ладно, не такое видели. Даже забавно, пожалуй. Главное — не обидеть случайно, поэтому придется контролировать разговор. — Дана, я хотел спросить на счет кошки. Как так вышло, что ты потеряла кошку, и не помнишь, где?

Дана вздохнула, и, кажется, смутилась. Как тогда, на Балаклавском.

— Слушай, я… тогда слегка слукавила, — призналась она. — С кошкой… как бы сказать… с кошкой у меня странно. Это с детства, про кошку. Ну, как-то так получилось.

— То есть это как — с детства? — спросил Ит.

В этот момент его кольнуло какое-то смутное пока что предчувствие, и следующие слова Даны это предчувствие только усилили.

— Понимаешь, я на самом деле ищу эту кошку с детства. Лет с четырех, кажется, — она опустила взгляд. — Это как-то странно вышло. Я отлично помню, что у меня была кошка, или у нас была кошка, а мама утверждает, что никакой кошки никогда не было, и я её выдумала. Но я так хорошо её помню! Серая, пушистая, но не очень сильно, с голубыми глазами, и в красном ошейнике. Помню, как мы идем с ней по улице, вниз, к морю, она постоянно пытается забежать под чужие калитки, а я ей кричу — Джини, Джини, негодница, нельзя, вернись немедленно! Понимаешь, как бы сказать… это такое яркое и четкое воспоминание, что оно не может быть ложным, просто права не имеет. Оно настоящее, я это точно знаю.

— Ты идешь к морю? — переспросил Ит.

— Ну да, — кивнула девушка. — Такой небольшой южный городок, низкие заборчики, зелени много. Его я тоже помню, а ведь мы с мамой на море так ни разу и не были. И я сама тоже не была…

Иту пришлось сделать над собой усилие, чтобы ничем не выдать своих эмоций — и это ему удалось.

— Интересно, — снова сказал он. — Слушай, а что ты делала там, в лесу? Правда искала кошку, или что-то другое?

— На самом деле кое-то другое, но, боюсь, ты не поймешь. Или поймешь неправильно. Хотя… — Дана задумалась. — Вы же тоже там были. И ты немного похож на одного человека… чёрт. Трудно объяснить то, что объяснить невозможно.

— А ты всё же попробуй, — предложил Ит. — Вдруг получится?

— В детстве я любила лошадей. Ну, мне казалось, что я любила лошадей, но любила я их почему-то только в одном месте в городе. Ни на ипподроме, ни в конюшне в Сокольниках я их не любила. А вот там, в комплексе, на Балаклавке — любила, и очень. По словам мамы, я туда повадилась шляться, — Дана усмехнулась. — И шлялась. Несколько лет. И только лет в двадцать поняла, что я люблю не лошадей вовсе.

— А что ты любишь? — спросил Ит.

— Место, — она пожала плечами. — То место, где мы встретились. Ну, примерно. Оно больше. Я туда приезжаю думать. И немножко что-то видеть. Но я не могу понять, что я вижу.

— А на что это похоже? — спросил Ит.

Это уже была не догадка, это было то самое, от и до. Оно. Ит на какую-то долю секунды вдруг увидел странную картину — старая и пыльная гипсовая маска, лицо, с плотно закрытыми глазами, вот только где-то в районе правой брови от маски откололся кусочек, и там, под гипсом, проглядывала кожа, потому что лицо под неподвижной маской было живым. Это Стрелок, понял вдруг Ит, это Стрелок там, под маской, и он не просто жив, нет, он слышит и видит в этот момент — всё. От начала и до конца.

— Там как озеро без дна, — Дана усмехнулась. — Бездна без дна. Я там хожу. Как кошка. Туда и сюда. Иногда мне кажется, что я могу туда провалиться, но почему-то никогда не проваливаюсь. Оставляю там всякие… всякие штучки. Иногда. Когда мне кажется, что это для чего-то нужно. Только на самом деле это не нужно. Это как такая игра. Ит, я же сумасшедшая, правда?

— Я так не думаю, — покачал головой Ит. — Мне кажется, что ты абсолютно нормальная.

— Если тебе кажется, что я нормальная, то ты тоже сумасшедший, — Дана засмеялась. — Пойдем, ещё погуляем. Я знаю этот район, в нем есть пара забавных мест.

— Пойдем, — согласился Ит. — Забавные места — это порой действительно бывает забавно.

Дома, вернувшись, он первым делом включил люстру, висевшую под потолком на толстой бронзовой цепи, люстру, которую они обычно никогда не включали, потому что она была, по словам Лийги, неприлично яркая; включил, кинул на диван рюкзак, прошел на кухню, и принялся пить воду из-под крана, не замечая, что вода льется ему на майку. Голова гудела, словно в ней находился улей, полный рассерженных потревоженных пчел, мысли путались.

Да, логично. Логично, а как иначе? Если появилась «принцесса», то почему бы не возникнуть и «наблюдателю»? И, главное, как лихо! Кто там был, в локациях Альтеи? Китаянка и русская? Расстояние? Разные страны? Боже, какие пустяки. Вот вам русская китаянка, получите и распишитесь. Свежая красивая русская китаянка, прямиком с Берега, даже фамильяра помнит. Мало того, что помнит — ищет. И тусуется в портале, потому что где же еще тусоваться молодой, красивой, обладающей высокой эмпатией и чувствительностью девице, еще в детстве ощутившей резонанс с порталом, и пытающейся с ним взаимодействовать?

Инициация не завершена, вспомнил Ит слова троих представителей (как ещё назвать? непонятно) неведомого пока что Метатрона. А если инициация не завершена, следует сделать что? Правильно. Стрелок её продолжает. Эта фаза должна быть закрыта. Те наблюдатели погибли? Ну уж нет, перестраиваем и разворачиваем схему, возвращаем всё на круги своя (или уже не своя?), и включаем заново.

До результата.

Стрелок, разумеется, не спал все эти годы. Может быть, им казалось, что он спал. Или они хотели так думать. Но нет, ничего подобного. Ари уже ездит где-то в компании певицы Веты Штерц, а им двоим, пять лет старательно делавшим вид, что жить с завязанными глазами проще, предложена замечательная Дана Ким — берите и пользуйтесь.

— Твою мать, — сказал Ит. — Ну твою же мать…

Он выключил воду, и прошел в комнату. Скинул майку, обнаружил, что она мокрая, отнес в ванную, повесил на сушилку. Переоделся в домашнюю одежду, вытащил из рюкзака свою бутылку с газировкой, поставил на подоконник, и сел за рабочий стол. Визуал, система, которая у них есть с собой? Блок? Нет, не надо. Никакой системе сейчас ничего доверять не надо. Поэтому — бумага. Бумага стерпит. И уничтожить её потом можно так, что никто не восстановит. На то она и бумага. Итак, приступим…

'…предположение Лийги о временных петлях, и предположение Берты о фазовом сдвиге и о возможных разных агрегатных состояниях Архэ, как объекта исследования. Скрипач ржал, говорил, что пощупал себя, и газообразности либо текучести не обнаружил. Очень смешно, конечно, но если отбросить эти хиханьки, теория Берты получается осмысленной и рабочей. Для Архэ в определенном состоянии подходит далеко не каждый наблюдатель. Рассуждения Берты о принцессах в башнях, и о том, какая из принцесс превращается в интеграцию Стрелка, обретают сейчас новый смысл.

Стрелок выстраивает пары, ориентируясь на подобия. Какие? Можно порассуждать. Хотя бы попробовать. Джессика номер один и Ри Торк. На момент встречи они являются невообразимо, до боли одинокими, и великолепно встраиваются друг в друга, возникает высочайшая степень понимания и доверия. Мы и Берта — ровно то же самое, нас в первые годы сплотило отчаяние и решимость противостоять тому, чему противостоять было, на первый взгляд, невозможно. Пятый и Лин в первом периоде, и Лена — растерянность, уже знакомая отчаянная решимость, и полное непонимание как ситуации, так и своего места в ней. Пятый и Лин во втором периоде, и Эри — и она, и они двое находились на тот момент в стадии переосмысления себя и мира, в котором находились. Джессика номер два, и Ри Торк — тоже переосмысление, причем Джессике удалось проникнуться величием задачи настолько, что она сумела для себя оправдать цель — средствами. Нам такой подход кажется чудовищным, на самом же деле он полностью оправдан и даже воспет в этике второго уровня. Это вам не Окист, на котором за убийство не посадят, а оштрафуют и вышлют. Правда, вышлют туда, где уже точно посадят, но это частности. Впрочем, я отвлекаюсь.

Итак, что получается. Что это может означать для всех нас в данный момент, и к чему, соответственно, следует хотя бы попробовать подготовиться. Сейчас по пунктам, впоследствии так будет проще ориентироваться. Пока что смешаю всё в кучу, и выводы, и догадки, позже начну делить на что-то более внятное. Поехали.

1. Вывод, один. Стрелок не спал, он просто разворачивал ситуацию и перестраивал её. Попытка инициации там, на Альтее, была неполной, и вот почему.

2. Вывод, два. На Альтее были частично инициированы мы со Скрипачом, третий компонент Архэ, Бард, в системе отсутствовал. Система стала выстраивать очередную модель с нашим участием, но затормозила процесс из-за того, что в ней не было Барда.

3. Вывод, три. Как только система решила, что компоненты сформированы, она стартовала инициацию снова, и сейчас ввела в неё те элементы, которые необходимы, а именно «наблюдателя» и «принцессу», но уже в новом качестве. И в новых воплощениях. Для этого компонента типа «Бард» Вета Штерц будет являться «принцессой» № 1, потому что здесь он раньше с «принцессами» не контактировал.

4. Догадка. Предопределенность судьбы — работает. Интересно, понимает ли сейчас Ариан, что является истиной причиной того результата, который мы наблюдаем в данный момент? Есть сильное подозрение, что нет. Позиционировать себя он может так, как ему угодно, но появление рядом с ним «принцессы» — это серьезный, и даже грозный признак, потому что здесь у нас получается сказка наоборот, не принцы на самом деле будят спящих принцесс, нет, это принцессы будят принцев, даже не подозревая о том, что делают.

5. Ситуацию на данном этапе мы не остановим. Даже если удастся каким-то образом отделаться от Даны (не удастся), и убедить Ариана в том, что Штерц для него смертельно опасна, равно как и он для неё (снова не удастся), мы всё равно сейчас уже находимся в стадии старта полной инициации. Хотим мы того, или нет.

6. Есть версия, которую уже неоднократно рассматривали, в которой говорится о том, что инициация предполагает разного рода страдания, которые призваны к тому, чтобы Архэ прошли через некую фазу очищения. Спасибо большое, не хочется. Года на костылях и хромоты сейчас мне хватает с излишком, я морально не готов ввязываться во что-то, что сумеет сделать со мной… не хочу об этом писать. Не хочу, и не буду. И думать не буду. Скажу только, что в данный момент я не вижу никаких внешних предпосылок для чего-то подобного. Причем ни для нас с рыжим, ни для Ари.

7. Версия. Нужно каким-то образом всё-таки попытаться наладить контакт с Ари. Любой ценой. Его отстраненность, скрытность, и молчание сейчас совершенно неуместны, и даже опасны. Он заигрался, с этим надо заканчивать. Боюсь, что для этого придется бросить работу, потому что мы с рыжим из-за своих попыток жить честно, и по общим правилам, тотально заняты, а это может привести к более чем серьезным последствиям. Так дальше нельзя. Надо думать.

8. Вывод, четыре. И певица, и Дана сейчас находятся в относительной безопасности, но долго это не продлится. Нужно хотя бы попробовать принять меры, чтобы обеспечить им защиту. Судя по нашим наблюдениям, у Даны есть шансы остаться в живых, а вот Штерц, боюсь, суждено погибнуть — «принцессы» Барда погибали всегда, вне зависимости от предпринимаемых им попыток их уберечь.

9. Я не хочу, чтобы это происходило. И Скрипач не хочет. Не потому что это, по сути, вот такая дорога к смерти, нет. Просто — мы этого не хотим. Я даже себе не могу ответить, почему.

10. Версия. Потерянные двести с лишним лет. Мы по сей день не знаем, что с нами происходило, где мы были, с кем мы были. В памяти чёрная дыра, открыть которую нам так и не удалось. По сей день не удалось. К тому же велик риск того, что для нас двоих попытки что-то сделать могут являться угрозой. С этой ситуацией надо что-то делать, но я понятия не имею, что.

11. Версия. Статус Лийги, пока что неопределенный, может измениться в самое ближайшее время. На что? Учитель? Не знаю. Единственное, чего бы мне не хотелось в этих обстоятельствах — это чтобы она пострадала. Она уже и так пострадала, причем именно из-за нас. Она старательно делает вид, что всё нормально, что всё идёт, как нужно, но я не слепой, и вижу, какую огромную боль она спрятала сейчас на самое дно своей души, и не показывает никому. Но в то же время… Женщина, рауф, которая добровольно согласилась сделать коррекцию, чтобы жить рядом с нами в человеческом мире — это за гранью на самом деле. Кажется, я так до конца и не понял её мотивации.

12. Когда они вернутся, нужно будет хотя бы попробовать составить план дальнейших действий, и решить вопрос с работой и деньгами. Точнее, нужно достать легально достаточно большое количество денег, для свободы и мобильности, и при этом не нарушить местные законы. Азартные игры и ставки тут запрещены, идти на подлог, как мы это сделали во время входа в мир, больше не хочется, выходить за рамки закона — тем более. Будем думать".

Ит отложил ручку, утомленно потер глаза, и глянул на часы, стоящие на столе — третий час ночи. Часы, они же метеостанция, сейчас показывали, что на улице начался дождь, и Ит подумал, что дождь — это, наверное, хорошо, пусть промоет получше дороги, и освежит молодые листья, которые только-только появились на кустах и деревьях. Утром будет чистый, умытый город. Светлый, чистый, уютный город, в котором так хорошо было бы спокойно пожить подольше.

Он вздохнул, встал, задернул штору, и пошел спать.

— То есть это как? Ты уверен? — с тревогой спросил Скрипач.

— Да, уверен, — Ит прижал телефон к уху плечом, и потянулся за следующей покрышкой. Первая уже стояла у балконной двери. — Дана Ким действительно является наблюдателем, она мне это вчера уже один раз доказала. Думаю, и сегодня ещё раз докажет. Мы с ней договорились…

— О чём?

— О том, что сегодня съездим в портал, и она мне кое-что объяснит, — Ит почувствовал, что телефон снова собирается выскользнуть, поставил покрышку, и взял трубку нормально. — Так, вот чего. Вы там спокойно отдыхайте дальше, а я тут пока что как-нибудь сам.

— И вот после таких откровений ты говоришь, чтобы мы спокойно отдыхали дальше? — с упреком спросил Скрипач.

— Да, говорю. Потому что если вы приедете, вы просто потеряете деньги за домик, и всё. Ничего ваш приезд не изменит. Для начала — этот даже трубку не берет, и пять дней еще не появится. Поэтому сидите там, гуляйте, и нюхайте цветочки, — посоветовал Ит.

— С тобой понюхаешь цветочки, — проворчал Скрипач.

— Как раз без меня, — парировал Ит. — Слушай, шестнадцать тысяч за резину — это нормально, как думаешь?

— Ты чего, решил старую продать? — удивился Скрипач.

— Ну да, — ответил Ит. — Валяется тут, половину балкона занимает. Прошелся по гаражам, договорился, за ней сейчас приедут.

— Маловато конечно, но ладно, — Скрипач на секунду задумался. — Отдавай. Доложим ещё двадцатку, и возьмем новую.

— Нам не резину надо новую, а машину, — Ит вздохнул. — Вы там пока сидите, подумайте о быстром заработке. Рыжий, пока мы работаем так, как работаем, мы ничего не делаем толком, и тратим время. И ничего не видим вокруг себя. Сам понимаешь, чем это может кончиться.

— Кстати, а чем? — спросил ехидно Скрипач.

— Не знаю, — ответил Ит. — Но маловероятно, что чем-то позитивным. Подумайте, в общем, и будем решать.

— Ладно, — сдался Скрипач. — Черт с тобой. Только поосторожнее там, хорошо? И не говори ей пока что ничего.

— Ещё не хватало, — хмыкнул Ит. — Кстати, эти штуковины в портале оставляла именно она, я уже понял. У неё на рюкзаке привязаны ленточки. Причем привязаны точно такими же узлами, как на пуговице, помнишь? Очень характерный плоский узел. А ещё она помнит Берег, представляешь? Помнишь про кошку? Она её не здесь потеряла, а на Берегу. Это фамильяр, как мне кажется, который остался там, когда она по какой-то причине вернулась.

— Попробуй разузнать, помнит ли она Чёрных, которые там народ стращали, — посоветовал Скрипач. — И вообще, расспроси её на эту тему.

— Постараюсь, — Ит вытащил следующее колесо. — Самому интересно, как ты понимаешь. Слушай, я тут кучу вопросов себе выписал, пока что исключительно в теории, конечно, как вернетесь, обсудим. И один из вопросов был о статусе Лийги в этом всём. Очень тебя прошу, купи хорошего вина, накорми её ферментом, и попытайся разговорить. Мы до сих пор не поняли, как она видит эту ситуацию, и что хочет делать дальше.

— Вечерком попробую, — в голосе Скрипача, правда, большой уверенности не появилось. — Сам знаешь, какая она.

— Знаю. В том-то и дело, что знаю, — Ит вздохнул. — По простоте от неё ни слова не добьешься. Но ты попытайся всё-таки. Где она сейчас, кстати?

— Травки собирает, — хмыкнул Скрипач. — Шляется с телефоном по полянке, и смотрит, что и как растет. И сразу же фотографирует, ищет, и читает, что это, откуда, и для чего. Говорит, что это её успокаивает.

— Успокаивает? — переспросил Ит. — Рыжий, ты не поинтересовался, какие у неё сейчас причины волноваться, а?

— Думаю, причина возникла после появления на горизонте Веты Штерц, — предположил Скрипач. — Мне показалось, что Лийга про эту девицу поняла что-то совсем своё. Мы тогда толком не поговорили об этом…

— Так возьми, и поговори, — попросил Ит. — Так, всё, мне по второй линии звонят, видимо, за резиной приехали. Давай, до связи.

— До связи, — откликнулся Скрипач.

Ит ответил на звонок — покупатель обещал быть у дома минут через двадцать — вынес с балкона последнюю покрышку, закрыл дверь, а потом подошел к шкафу с одеждой, и открыл его. Десяток белых халатов, рабочие ярко-синие рубашки, рабочие тапочки, которые они тоже, разумеется, едва ли каждый день стирали — сказывалась привычка к максимально возможной чистоте… Этим вещам в шкафу скоро будет уже не место, понял вдруг Ит. Либо мы их продадим, либо, что более вероятно, они окажутся в пакетах, на балконе. Спокойной жизни приходит конец, следует признать очевидное. Жаль, потому что эти годы, если быть честным с самим собой, были отнюдь не самыми худшими. Непростыми, да. Но не худшими.

Он взял телефон, разблокировал, и ткнул пальцем в дисплей. Дана ответила практически сразу, словно ждала звонка.

— Привет, — сказал Ит. — Во сколько встретимся, и где тебе будет удобно? В три? Чертановская? Отлично, я подъеду, буду ждать тебя у метро, там, где остановка автобуса. Да, на Балаклавке.