Самозванка (часть 2)

Глава 8

Глава восьмая

— Все разбежались, все! Ни одного не осталось! Один в Африке, другой — в Европе. Доминик уже месяц как пропал. Ни единой весточки. Собственный секретарь и тот в бега подался. Что за мужики пошли — бросили несчастную девушку на произвол судьбы и шляются неизвестно где!.. Ну, а ты что молчишь, горе мое луковое?

Улках виновато взглянул на разгневанную принцессу. Хоть и не он съел ее любимые туфли, но часть ответственности лежала и на нем — мастифы находились под его попечением.

— Моя не грызть! — уже беззлобно передразнила его Златка.

Глава службы охраны расплылся в счастливой улыбке — раз ее высочество начало подтрунивать над его речью, значит, буря миновала. Может быть, он и изменит своему правилу говорить о себе в третьем лице. Отчего бы и не доставить ей такое удовольствие?

— Но почему молчит де Брюэ? Уже все разумные сроки прошли. Что могло с ним приключиться?

Улках, пожав плечами, невозмутимо ответил:

— Он только что подъехал к дворцу. Вместе с каким-то инглизом.

— Где? — порывисто бросившись к окну, девушка через секунду обернулась, гневно сузив глаза: — Почему я узнаю об этом в последнюю очередь?

Индеец даже не нашелся, что ответить. Узнала же. Какие проблемы?

— Прикажи, чтобы ожидали! Я сама их вызову!

Дождавшись, когда телохранитель своей бесшумной походкой покинет малый кабинет, она бросилась к зеркалу. Врага надо встречать во всеоружии. Каким образом пара мазков тенями и легкий штрих помады усиливают поражающее воздействие, спрашивать надо у женщин. Для мужчин эти тайны недоступны. Если не принимать во внимание некоторую их часть. В этой эпохе, к счастью, таковые практически не наблюдались.

— Лейтенант-колонель # # 1 Самуэль Хейз! — браво отрапортовал высокий, сухопарый подполковник с орлиным носом и тусклыми, слегка навыкате глазами. Красный, расшитый золотым галуном камзол мешковато топорщился, добавляя нескладности сутулой фигуре.

# # 1 Лейтенант-колонель, т.е. подполковник, заместитель полковника.

— Ваше высочество! — де Брюэ прикоснулся губами к милостиво поданной ручке. Торжественность тона не могла скрыть радостных ноток.

— Чем обязана столь неожиданному визиту? — с поистине царским величием опустившись в кресло, холодно спросила Златка.

— Генерал Пейдж предлагает вашим войскам добровольно оставить позиции и подписать акт о передаче золотых приисков ее истинному владельцу — короне Британской империи, — выпятив грудь колесом, напыщенно изрек подполковник. В руках появился украшенный сургучными печатями пергамент.

— А ключи от квартиры, где деньги лежат, ему не нужны? — не удержалось язвительное высочество, игнорируя протягиваемый свиток.

Де Брюэ чуть заметно усмехнулся.

— Нет… — растерянно замотал головой вояка. — По этому поводу никаких приказов я не получал.

Наступило молчание. Златка с интересом разглядывала парламентера, машинально теребя за холку пожирателя туфель. Его сообщница виновато выглядывала из-за спинки дивана.

— Так что мне передать его превосходительству? — осмелился напомнить о себе лейтенант-колонель.

— Передайте ему пламенный привет!

Крылатая фраза из исторической комедии прыгнула на язык помимо воли. Де Брюэ укоризненно покачал головой — протокол есть протокол. Тем более, когда речь идет о войне. Потому и поспешил вмешаться:

— Ее высочество благодарит господина генерала за проявление доброй воли, но, к ее глубочайшему сожалению, вынуждена отказаться от предложенных условий мирного договора. Прииски Лысой горы находятся под защитой Заморья согласно договору концессии с народом оджубеев. Притязания Британии на эту территорию она считает необоснованными. Более того, с точки зрения ее высочества, они противоречат всем нормам международной практики касательно освоения новых земель.

Златка благодарно кивнула головой своему премьер-министру — именно это она и сказала. Только другими словами.

— Этот вопрос вне пределов моих полномочий. — Ответ прозвучал в лучших традициях бюрократии. — Мне приказано передать ультиматум. Нотами протеста занимается министерство иностранных дел… — Победно усмехнувшись, лейтенант-колонель сделал шаг вперед и вновь протянул свиток.

Раздался сдвоенный рык: Улках и Ирга (так звали суку мастиффа) синхронно приподняли губы в угрожающем оскале. Карри (кобель), едва дернувшись, обиженно затих под вцепившимися в холку коготками.

— Сидеть! — грозный окрик усадил двоих. Ирга, плотоядно облизываясь, спряталась за софу, оставив в пределах видимости лишь горящие глаза да черную пуговку носа; подполковник испуганно опустился на ближайший стул.

— Это я не вам, — раздраженно махнула рукой Златка. Незадачливый парламентер суетливо вскочил, смущенно оправляя камзол. Отбарабанив по столу замысловатую дробь, она мило улыбнулась: — Не в русских традициях вести беседы, не накормив дорогого гостя. Приглашаю вас, господин лейтенант-колонель, составить мне компанию за обедом… — и, не вслушиваясь в изъявления благодарности, тихо прошептала: — Улках, подготовь спецназ.

Обед прошел в светской болтовне. Ни слова о делах. На полигон отправились в разных каретах — Златке не терпелось получить доклад от своего премьер-министра. Де Брюэ уложился в несколько фраз:

— Колонель Хэнкок — командир королевской пехоты — редкостный болван. Как и его протеже, едущий за нами следом. Но, что хуже всего, ни тот, ни другой не входят в партию ваших поклонников, мадемуазель Утренний Цветок.

Наедине он иногда позволял себе называть ее полюбившимся прозвищем. В устах элегантного француза это звучало как изысканный комплимент.

— Значит, комендант гарнизона здесь нас переиграл. — Златка не спрашивала, размышляла вслух, отдавая дань генералу Пейджу. — А что губернатор?

— Под ним самим кресло шатается… И есть еще одно неприятное известие — арестован королевский сборщик налогов.

Это был удар ниже пояса. Метрополия, высасывая из колоний последние соки, облагала драконовской пошлиной любые товары, приходящие в портовый Бостон. Обходные пути не отличались особыми изысками: либо контрабанда, либо подкуп королевского сборщика.

— Ну что ж… — с угрозой протянула девушка. — Они сами не оставили нам выбора. Денис Иванович оказался прав — чем раньше начнется война за независимость, тем лучше.

Де Брюэ молча кивнул в ответ — слов не требовалось. Приглашения на заседание Континентального конгресса были отправлены. От некоторых влиятельных плантаторов и членов законодательных собраний уже получены согласия. И не просто согласия — благожелательные отзывы и уверения в поддержке. Единственное, в чем ошибся гость из иной эпохи, так это в предполагаемой роли Джорджа Вашингтона. Сказался стереотип мышления. Будущий президент США сегодня был лишь одним из многих.

Предпринимались и другие шаги. Воззвания, листовки и статьи в газетах. Набор бездельников, готовых драть глотки на митингах за пару медяков в день. Ядовитые памфлеты, в коих правда и вымысел переплетались с иезуитской изощренностью. Прямой подкуп, льстивые обещания и завуалированные угрозы. В ход шло все. Изобретенный рекламщиками от политики «белый шум» стоял во главе угла. Против технологий грязного пиара будущего у нынешних обитателей иммунитета не было. Знаменитое Бостонское чаепитие, с которого и началась война за независимость, на фоне готовящихся акций выглядело невинной забавой.

Словом, основной источник будущего могущества Британской империи можно было считать отрезанным ломтем. В той истории, получив формальную независимость от метрополии, Америка продолжала платить колониальный налог через финансовые схемы. Правду сказать, продолжалось это недолго — вскоре ученик превзошел учителя, обложив данью весь мир.

— А где ваши войска? — едва покинув коляску, нетерпеливо спросил Самуэль Хейз. Быстро окинув заинтересованным взором учебный полигон, он не удержался от восторженного восклицания: — Очень любопытно задумано!

Зеленое поле, поросшее редким кустарником, было расцвечено ярко-красными пятнами. Деревянные мишени в цветах британской армии стройными колоннами ожидали начала учений. Несколько выкрашенных в черный цвет бревен, как фигуры в «городках» изображали артиллерию. Каждое «орудие» было укомплектовано «расчетами».

— Начали! — Ее высочество резко взмахнула рукой и, спустя мгновенье, пронзительно свистнула. Как обычно — через два пальца. Наткнувшись на укоризненный взгляд де Брюэ, тихонько хихикнула — без тени смущения, даже не пытаясь принять виноватый вид.

Но парламентер не обратил на детскую выходку никакого внимания — он зачаровано следил за происходящим. Впрочем, следить особо было не за чем. Дружный залп невидимых стрелков уничтожил всю «британскую» пехоту и орудийные расчеты. Небольшие глиняные горшки, заменяющие головы, брызнули в стороны сотнями осколков. Дальняя сторона поля потонула в пороховом дыму. Метров триста — если навскидку.

— Отличная стрельба! — в скупой похвальбе лейтенант-колонель тщетно пытался укрыть завистливые нотки. — На уровне наших лучших снайперов.

Он лукавил — такая дистанция была за пределами возможностей любой из армий мира. За исключением полков Заморья.

— Снайперов? — удивленно переспросила Златка. Ей всегда казалось, что термин появился значительно позже.

— Ну, да… — с не меньшим удивлением выкатил глаза подполковник. — Охотники на бекасов. В эту верткую птицу чрезвычайно трудно попасть. — Бросив взгляд на полигон, он недоуменно спросил: — А почему я до сих пор не вижу ваших солдат?

— Вы их и не увидите. В искусстве маскировки им нет равных.

— То есть, если правильно понял вас, ваше высочество… — Самуэль Хейз нахмурил брови. Видно было, что он тщательно подбирает слова. — Вы собираетесь воевать с нами из засад и укрытий?

— А что вас удивляет? — искренне поразилась Златка и обернулась за помощью к де Брюэ. Француз с отсутствующим видом мрачно смотрел куда-то в сторону, явно избегая встречаться взглядом со своей повелительницей.

— Это неблагородно, — безапелляционно заявил парламентер.

Породистая бледность лошадиной физиономии расцвела пунцовыми пятнами.

— Скажите еще — не эстетично, — язвительно предложила девушка, скрывая неловкость.

Ей вспомнилось ворчание француза на первых учениях спецназа. Дворяне разных стран той эпохи придерживались негласных правил ведения боя. Стрелять по противнику из засады считалось недостойным занятием. Большинство офицеров даже запрещали своим солдатам выцеливать командиров вражеской армии. Случайно убивать разрешалось, специально отстреливать — возбранялось категорически.

Лейтенант-колонель согласно кивнул — не эстетично.

— Зато дешево, надежно и практично.

Де Брюэ осуждающе кашлянул. Златка сердито посмотрела на него — и без тебя тошно. На этот раз лавры первопроходца давили тяжким грузом.

Не говоря ни слова, подполковник резко бросил руку к виску, отдавая честь, круто развернулся на каблуках и, печатая шаг, двинулся к карете.

Спустя две недели полк королевской пехоты под командованием полковника Хэнкока поднялся в самоубийственную атаку на позиции казаков, усиленных сербским батальоном под командованием секунд-майора Алексича. Живыми в Бостон вернулось меньше полуроты. Лейтенант-колонель Самуэль Хейз в их числе не значился.

Среди защитников Лысой горы погибших не было. Ни одного.

***

— У батюшки, говоришь? — Шереметев прищурился. — На дальних заимках последний холоп имел свою лампу?

Голова закружилась. Внезапный озноб пронзил тело с головы до пят. Юлька, тихонько ойкнув, покачнулась и ухватилась за спинку стула.

— Да ты горишь вся! — молодой граф приложил прохладную ладонь ко лбу. — Никак в дороге застудилась? Да под ливень еще угодила. И я не подумал тебя в сухое переодеть… — Он выругался сквозь зубы.

Девушка слабо улыбнулась в ответ. Зябко поежившись, она обхватила себя руками за плечи. Влажное платье, еще минуту назад не доставлявшее ни малейшего неудобства, неожиданно превратилось в орудие пытки — морозные щупальца иглами впились в позвоночник. Пламя свечей завертелось, замелькало перед глазами в странном хороводе.

— Пойдем-ка, милая моя, — откуда-то издалека донесся заботливый голос. Приятная тяжесть пледа опустилась на плечи. — Семен, доктора срочно разыщи… — яростный шепот был едва слышен. — Угробите девку, обоих взашей прогоню…

Жар отступил, исчез, оставив вместо себя мокрую от пота подушку. День, два, три или неделю? Сколько она пролежала, то свернувшись в клубок под пуховым одеялом, то разметавшись в бреду, сухими горячими губами шепча далекое, любимое имя? Сколько?

Она не помнила.

Яркими вспышками возникают видения. Вот Агашка с круглыми от испуга глазами ложечкой вливает ей в рот горький травяной настой. Молодой граф с озабоченным лицом осторожно гладит ее по голове, что-то говорит… непонятно, слов не разобрать. В глазах туман, уши забиты ватой. А этого господина она не знает. Доброжелательный взгляд за блеском пенсне, мягкие, но сильные пальцы, порошки и пилюли, от которых рот заполняется тягучей слюной. Хочется сплюнуть, но непослушен язык и саднит охрипшее горло.

— Очнулась? — черномазая физиономия скалилась в радостной улыбке. — Побегу барину доложусь, он седня уже трижды справлялся.

Юлька, откинув одеяло, села на кровати. Заметив на маленьком столике — у изголовья — небольшую крынку, жадно приложилась к ней; тоненькая струйка теплого парного молока ласковой змейкой скользнула по груди. Желудок предательски заурчал.

— Изголодалась? — дверь, скрипнув, открылась без стука. На пороге стоял молодой Шереметев. — Сейчас покормят тебя.

Из-за его спины вынырнула Агашка с деревянным подносом в руках. Юлька бросила голодный взгляд — не удержалась. Тарелка куриного бульона, пышный ломоть свежеиспеченного хлеба… блаженство!

— Ладно, ты поешь спокойно, не буду мешать, — граф мягко улыбнулся. Уже уходя, обернулся: — Сил набирайся… А вот после и поговорим!

Юлька поперхнулась. Не забыл, значит. Придется изворачиваться. Что б ему такого наплести?

Плести ничего не пришлось — после полудня в имение прискакал Федор Козловский, личный курьер императрицы. Заядлый театрал, поэт и ее напарник по висту. Примчался, доставив волнующую весть: государыня милостью своей почтит присутствием очередной прием, устраиваемый старым графом Шереметевым.

Кусково погрузилось в хаос.

Дворовой люд носился очертя голову, из кладовых на свет извлекались окорока, соленья, беспрестанно хлопали двери винных погребов, молодой граф сорвал голос, отдавая приказания. К концу недели обитатели усадьбы напоминали загнанных лошадей. Даже Юльке досталось. Правда, толку от нее было мало, больше путалась под ногами. Но нет худа без добра: и силы восстановились, и Шереметеву было не до нее.

Когда кавалькада из десятка карет въехала в имение, сумасшествие возобновилось с новой силой. Екатерина II вышла из шестиместного экипажа в дорожном костюме славянского покроя, сверкая бриллиантами голубой Андреевской ленты. Хоровод дворовых девок в нарядных сарафанах и кокошниках закружился вокруг, вздымая пыль каблучками. Арапчонок, лихо выскочив из толпы встречающих, устремился к государыне, держа на вытянутых руках расшитое полотенце с пышным караваем.

Далее следовал торжественный обед. Юлька суетилась вместе со всеми, носила блюда с кухни, убирала грязную посуду, переливала в хрустальные графины вино из дубовых бочек… Словом, познавала светскую жизнь с изнанки. Пару раз поймала на себе оценивающий взгляд фаворита. Когда он подмигнул ей, не удержалась — показала язык. Его светлость расхохотался.

По окончании пиршества императрица в окружении свиты направилась в театр. Юльке тоже нашлось место — за кулисами. Вместе со всеми хлопала в ладоши, зачарованно наблюдая за постановкой. Итальянская опера-балет. Не даром театр Шереметева считался лучшим на Руси — на миг ей показалось, что она сидит в ложе Большого театра.

— Юлия, — отвлекла ее от сцены запыхавшаяся Агашка. — Идем со мной, поможешь. Барин шампанского требуют.

Бегом на кухню, шагом в зрительный зал. Тонкие фужеры звенят чуть слышно, запотевшее от льда серебряное ведерко с матово-зеленоватой бутылью оттягивает руки.

— Браво, Николя, — императрица, лениво обмахиваясь веером, благосклонно взирает на молодого Шереметева. — Божественный спектакль! Постарались на славу. Передайте актерам мое удовольствие.

На двух девушек с тяжелыми золочеными подносами ноль внимания.

— Всенепременно, ваше величество. Я счастлив, что смог служить вам.

— Но почему я не вижу наших русских комедий? Ни в столице, ни у вас, мой юный друг. Сплошь и рядом французы, итальянцы, англичане. Пора создавать свой театр. Не забывайте — идет война. Мой народ должен жить в исконно русском духе. Задумайтесь об этом.

— Непременно, матушка-государыня.

Граф клятвенно прижал руку к сердцу. Заметив Юльку с Агашкой, украдкой поманил их пальцем.

— Вот девки у тебя красавицы. Настоящие русские красавицы. — Императрица, пригубив шампанское, внимательно посмотрела на подружек.

Юлька в ее нынешнем теле хоть и была красавицей, но эллинского — не русского типа. Но спорить она не стала. Не по чину. Лишь задумалась слегка, пытаясь представить себя со стороны. Потому и вздрогнула, когда государыня обратилась к ней с вопросом.

— Как звать?

— Юлия.

— Хорошее имя. Знаешь, что оно означает?

Она знала. Но головой покачала отрицательно.

— Пушистая. — Екатерина чуть заметно улыбнулась. — А петь ты умеешь? Знаешь какую-нибудь песню… — чуть задумавшись, продолжила: — О русском воине, что на чужбине проливает кровь во славу Отечества. Или о тех… — Голос зазвенел высокой нотой, заставляя умолкнуть разговоры. — Об иных бойцах, кто в заморских странах утверждает могущество своей государыни, годами не видя родную землю… Знаешь?

Вопрос прозвучал резко, словно выстрел.

Юлька молча кивнула — умеет. И знает.

— Вот и хорошо, — поставив фужер на стол, государыня оживилась. Но смотрела с недоверием. — Спой, а мы послушаем.

Беспомощно оглянувшись на графа, девушка под заинтересованными взглядами гостей направилась к фортепиано. Эту песню когда-то, очень давно ей пел Денис. Простая, с незамысловатым мотивчиком, но чем-то цепляющая за душу. Откинув крышку, она выдержала паузу, дожидаясь тишины, и негромко запела:

Я в весеннем лесу пил березовый сок

С ненаглядной певуньей в стогу ночевал,

Что любил — потерял, что имел — не сберег,

Был я смел и удачлив, но счастья не знал…

И носило меня как осенний листок.

Я менял города, я менял имена,

Надышался я пылью заморских дорог,

Где не пахли цветы, не блестела Луна... # # 1

# # 1 Фрагмент из песни барда Е.Д. Аграновича (1919—2010).

В наступившей тишине не было слышно ни вздоха. Лишь невесомый шелест платьев, да чей-то судорожный всхлип. Поднявшись из кресла, императрица широким шагом пересекла сцену, прижала девушку к груди и троекратно расцеловала.

— Держи — заслужила! — В ладошку упал перстень с крупным бриллиантом. Глаза государыни подозрительно блестели. Повернувшись к графу, она укоризненно покачала головой: — И такие таланты ты, Николя, прячешь от меня… — Тихонько шмыгнув носом, гордо вздернула вверх подбородок: — Идемте играть в шахматы. А дев… Юлия будет у меня черной королевой!

Тяжела оказалась корона, высочайшей милостью увенчавшая прелестную головку. Шахматная доска размерами мало уступала теннисному корту. Зал для приемов был забит до отказа: свита, гости из ближайших имений, хозяева — с трудом, но уместились все. В центре, на черно-белых мраморных плитках выстроилось шахматное войско. В роли фигур выступали слуги.

Играли пара на пару. В соперниках у государыни были Григорий Орлов и ее личный курьер. В напарниках — молодой граф Шереметев. Уже на третьем ходу Екатерина нахмурилась — позиция ей явно не нравилась. Цокая каблучками по «доске», она с задумчивым видом прошлась среди «фигур».

— Лошадью ходите, ваше величество, — неведомый черт опять дернул Юльку за язык. Кто-то далекий в голове, хихикнув, прошептал: «Век воли не видать». — На с6.

— Думаешь? — также тихо вопросила императрица, с сомнением косясь на ожившую «королеву».

— Контргамбит Альбина, — еще тише пояснила Юлька. — У них не будет ни единого шанса.

Ферзевый гамбит был известен давно, и в этой эпохе он был самым популярным дебютом. Остроатакующее противоядие румынского гроссмейстера по вполне естественным причинам широкого распространения еще не получило.

Через десять минут Екатерина подошла со следующим вопросом:

— А теперь куда?

— Начинаем атаку по флангу, — Юлька поправила съехавшую набок корону. — Двигайте пешку с угрозой на коня. Следом офицера на f5… И партия в кармане.

Спустя четверть часа все было кончено — белый король позорно бежал с «доски» под восторженные аплодисменты зрителей.

— Дозволь отыграться, матушка? — к принимающей поздравления императрице подошел хмурый фаворит.

— Если только в вист, — довольная Екатерина весело подмигнула Юльке. — А моей напарницей будет она. — Высочайший перст указал в сторону девушки.

Не везло сегодня светлейшему. И не в умении провинциальной актрисы было дело — в карты она играла не ахти. Но против фортуны не попрешь. И если она обратила на кого-то свой благосклонный взор, то противник обречен заранее, каким бы искусным игроком он не был.

Кучка золотых монет перед государыней росла беспрестанно. Фаворит хмурился, кусал губы, с яростью бросая карты на столик, но результат был неизменен — он проигрывал. И проигрывал с позором. Уже не в первый раз, пытаясь уловкой отвлечь внимание Екатерины от игры, он вставил реплику:

— Вяземский отписывал, что народ неохотно использует ассигнации. Просит соизволения на размещение вкладов, полагает, что это увеличит интерес. Да и ученые мужи наши поддерживают его в этом прожекте. Как думаешь, матушка, стоящая затея?

На этот раз подействовало. Государыня оторвалась от карт, задумчиво взирая на свою напарницу отсутствующим взглядом. Юлька, в этот момент лихорадочно подсчитывавшая расклад, почувствовала взгляд и подняла глаза. И машинально, вместо императрицы, ответила:

— Нельзя давать эмиссионным банкам полномочия депозитных. Ни в коем случае. Беды потом не оберешься.

Когда-то ей это вдалбливал Денис. Почему этого делать нельзя она не помнила, но сам постулат твердо врезался в память.

Орлов изумленно приподнял правую бровь. Юлька, уже привычно за последнее время ойкнув, также привычно прикрыла рот ладошкой. Екатерина посмотрела на нее долгим, внимательным взглядом. Поманив пальчиком Шереметева, она негромко сказала:

— Можешь обижаться на меня, граф, но дев… но Юлию я у тебя заберу.

Молодой Шереметев стоял с обиженным видом. Так смотрит маленький мальчик, у которого только что отняли любимую игрушку, с которой он не успел еще наиграться.